Текст книги "Зрительное восприятие в русской культуре. Книга 1"

Глава 2
Визуальная риторика в античной традиции

Две с половиной тысячи лет назад досократовские философы задали себе много вопросов. Но только один из них – «Что есть бытие сущего?» определил дальнейшее развитие европейской мысли[13]13
  Хайдеггер М. Что значит мыслить? // Хайдеггер М. Разговор на просёлочной дороге: сборник. / Пер. с нем.; под ред. А. Л. Доброхотова. М.: Высшая школа. 1991. С. 143.


[Закрыть]. Именно здесь производным из бытия сущего обнаруживается мышление. Но из слов Парменида явствует, что мышление осуществляется через восприятие. Иначе говоря, сущность мышления – это восприятие бытия сущего.

 
Ведь то же самое есть восприятие и то,
ради чего оно (восприятие) есть.
Ибо без бытия сущего, в котором
сказалось оно (т. е. восприятие),
восприятие тебе не найти.
 

(Парменид. Фрагм. VIII, 34/36).

Эта мысль долгое время была не замеченной. И вот, развивая её, Хайдеггер ставит вопрос: «Что значит мыслить?». И поясняет. «Главная черта мышления, существовавшая до сих пор, – это восприятие. Способность к этому называется разумом»[14]14
  Хайдеггер М. Что значит мыслить? С. 142.


[Закрыть]. В греческом языке слово восприятие означало присутствие чего-либо, поставленное перед собой, наличествующее. Присутствующее в его реальном присутствии – представлено, репрезентировано. Иными словами, восприятие бытия и есть явленность, наличность, присутствие, несокрытость. Это то, что себя проявило. Поэтому, его можно созерцать, постигая сущность.

История нашего философского дискурса началась в Древней Греции, где исключительное место в познании принадлежало созерцанию. «Фундаментальная значимость для европейской культуры гегемонии зрения и визуальной метафоры стала осознаваться достаточно давно. Ещё со времён Платона и Аристотеля греки понимали познание как род видения, созерцания, и отношение к сущему они проясняли себе через зрение»[15]15
  Микешина М. А. Философия науки. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 52.


[Закрыть]. Но, на самом деле, если быть в этом отношении беспристрастным, обнаруживается, что созерцание, как феномен познания не имеет определённого временнóго начала. Родственное, очень близкое, мировосприятие часто встречается в архаике. Например, в самых ранних структурных элементах древнеегипетской предфилософии мы обнаруживаем тексты космологического содержания, в которых созерцанию отводится первостепенная роль в познании. Начиная с 2500 года до н. э. и заканчивая рубежом эллинистической эпохи (около IV века до н. э.), «космологические концепции были первыми попытками <…> осмысления древним человеком фундаментальных вопросов онтологической проблематики»[16]16
  Жданов В. В. Онтология и этика в дофилософских культурах древности: древнеегипетская теокосмология // Философский дискурс в традиции духовных культур Запада и Востока: монография. М.: РУДН, 2009. С. 8.


[Закрыть]. Поэтому не удивительно, что зарождение философии в жизни Древней Греции было связано с появлением новой космологической концепции. Философское осмысление мира родилось из критико-рефлексивной оценки мифа и религиозных культов как интеллектуальное стремление к созданию единой рациональной космологии. В этом смысле представляет интерес следующее. Во время раскопок в начале XX века были обнаружены таблички с неалфавитным письмом, названным впоследствии нелинейным письмом А и Б. Оно представляет собой графическую систему знаков, достаточно чётко и ясно выражающую некоторые образы, понятийные идеограммы, цифровые и метрические значения. Это даёт нам право считать, что греческая цивилизация возникла не в VIII веке до н. э., а в конце XV века до н. э. или ещё раньше с появлением дешифрованных ныне текстов. Предшествующее крито-микенское мировоззрение отличалось целостностью системы сакрального сознания, в котором культ – это природа в миниатюре. В этой культуре осязаемый человеком мир носил сакральный смысл, а зрительно-образное восприятие обожествлялось с его познанием. Культура мыслила пространственными категориями. Восприятие и осмысление мира выражались в особом отношении к форме и «идее» красоты. «В наиболее чистом и непосредственном виде античная пластическая эстетика»[17]17
  Лосев А. Ф. Эстетика доклассическая. Гомер // История эстетической мысли: в 6 т. М.: Искусство, 1982. Т. 1. С. 152.


[Закрыть], как пишет А. Ф. Лосев, сформировалась в архаический период, в уже упомянутую нами крито-микенскую эпоху. Немногочисленные и малоизученные, к сожалению, памятники этого времени поражают своим совершенством формы и удивительной точностью изображения. Искусство IX–VIII веков до н. э., в котором заметно преобладал геометрический стиль, «в большинстве случаев есть не что иное, как символическое или идеациональное искусство»[18]18
  Сорокин П. Социальная и культурная динамика. М., 2000. С. 131.


[Закрыть], – и, по признанию специалистов, даже являет собой вершину мировой пространственной образности.

Древнейшая европейская культура микенцев с «огромным и тончайшим развитием мастерства <…> и в архитектуре, и в керамике, и в живописи, <…> украшениях и туалетах»[19]19
  Лосев А. Ф. Эстетика доклассическая. Гомер. С. 152.


[Закрыть] была почти полностью разрушена в результате многочисленных атак со стороны «народов моря». В результате этой миграции также было разрушено Хеттское царство, а египтяне оставили азиатские владения. С IX века начала формироваться новая цивилизация; при этом, как свидетельствует археология, здесь очевиден не разрыв, а преемственность цивилизаций[20]20
  О Микенской цивилизации см.: Шаму Ф. Цивилизация Древней Греции. М.: АСТ, 2009. С. 14–28.


[Закрыть].

Именно с этим событием связано формирование новой культуры, в которой греки впервые поставили устную речь на первое место. Это выразительно воплотилось в лице Гомера, слепого греческого поэта. В его творчестве, хотя и выраженном в словесной форме, всё ещё сохранялась архаичная модель мировосприятия, отождествлённая в тезисе: форма – отражение сущности. Красота в поэзии Гомера есть отражение божества. Это делает его творчество чрезвычайно онтологичным. Он не отделяет сущность от её явленности, утверждая в словесных образах этот «принцип абсолютного тождества»[21]21
  Лосев А. Ф. Эстетика доклассическая. Гомер. С. 155.


[Закрыть]. Греческий поэт не стремится отделить идею от формы, противопоставив внутреннее содержание внешнему. Красота для него – это ещё в определённой степени «то самое, что она есть». И всё же, греческое общество получило при этом новый творческий принцип: слово стало обретать публичность, а письменная культура – бóльшую доступность. Сакральность пространственно-образной символики, сохранявшая до этого древнейшую преемственность, теперь публично оспаривается мудрецами, лишающими её своей прежней таинственности и магической значимости.

Культоцентрическое мировоззрение, преобладавшее в архаический период, постепенно теряет свою целостную значимость. Изначальный постулат «культ – природа в миниатюре» теряет своё значение. Культ перестал быть центром Вселенной. Представление о космосе становится понятием философско-физическим. Секуляризация культуры и усиление значимости слова, в конце концов, послужили предпосылкой для создания философских систем и способствовали развитию наук и литературной традиции. При этом важно заметить, что предшествующее преобладание пространственной образности как структурообразующей категории феномена архаической культуры воплотилось в новой космологической концепции.

В VI веке до н. э. милетцы создали зрительно-образную модель миропорядка. Архаическое мировосприятие, не отделявшее форму от сущности, отразилось и в философии. Анаксемандр, ученик «первого философа» Фалеса, предложил «увидеть» Вселенную. Слово «теория» приобрело совсем иное значение и содержание. Теория (theoria) космоса Анаксемандра происходила от theorio, что значит «созерцать», «смотреть», «наблюдать». Новизна его теории состояла в том, что теперь предлагалось материализовать мифологическое понятие в пространстве так, чтобы оно стало доступно формам логического мышления в специальных системах объяснения. Понятия «верх» и «низ», имевшие в мифологии смысл противоположных духовных сущностей, превратились в геометрические отношения, устранявшие иерархию миропорядка. «Негеометр не войдёт!» – велел начертать над входом в Академию Платон. «Ты не замечаешь, как много значит и меж богов, и меж людьми равенство – я имею в виду геометрическое равенство <…> Это оттого, что ты пренебрегаешь геометрией»[22]22
  Платон. Сочинения: в 4 т. СПб., 2006. Т. 1. С. 508, а.


[Закрыть], – учил Платон.

Здесь всё ещё усматриваются характерные черты древнего созерцания бытия как такового, но в самосознании античной культуры – зрительно-образное восприятие уже другое. Можно сказать, что это бездеятельное всматривание в черты телесных и бестелесных эйдосов, но оно уже не то архаичное «глядение», а новое «созерцание», «умо-зрение» в буквальном смысле этого слова. «Такое содержание вещей, которое желает быть “бескорыстным” и потому безразлично к каузальности, но очень остро заинтересовано в формах вещей, в их эйдетике»[23]23
  Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Coda, 1997. С. 52.


[Закрыть]. Эйдическое содержание зрительно-образного восприятия осмысляется как наиболее почтенное и высокое делание ума. Результаты такой деятельности получают выражение в логических, математических и абстрактных мыслительных формах. Вместе с этим наметилась новая тенденция в направлении мыслетворчества. Умозрительный мир древнего грека становится исчисляем и превращается в конечную величину в пределах человеческого разума.

Приоритет в средствах познания, принадлежавший мыслительным зрительным формам, постепенно смещается в сторону форм логического, абстрактного мышления. На какой-то момент, а точнее в период эпохи классической культуры Древней Греции, ещё наблюдалось равенство двух этих принципов. В «Диалогах» Платона, например, мы можем найти и формально-логические, и визуальное формы познания. Но вместе с тем уже там раскрываются образцы перехода процесса осмысления реальности из формы вещи в форму его описания и дефиниций, и при этом становится заметно провозглашение нового приоритета в познании – словесного способа выражения мысли. Сократ всякий раз начинал беседу словами: «Заговори со мной, чтобы я тебя увидел».

Но даже на фоне таких изменений крито-микенская мировоззренческая наследственность в отношении к зрительному восприятию всё ещё сохраняла свою значимость в античной культуре. Это отчётливо выразилось в известном постулате о том, что «зрение вообще выше всяких других чувственных ощущений»[24]24
  Лосев А. Ф. История античной эстетики. М., 1974. Т. 3. С. 294.


[Закрыть]. Развивая древнюю традицию, Платон ввёл в философию понятие «око души», в котором этимология слова «око» – «круг», символ совершенства. Через «око» душа воспринимает мир, читает его. Видимый мир – пища для души, а глаз или «око» в этом смысле – рот, питающий и наполняющий душу и ум всем необходимым. «Благодаря всему этому (зрительному восприятию. – Авт.) мы обладаем некой философией – таким благом, лучше которого ничего ещё не было, да и никогда не будет ниспослано в дар роду смертных от богов»[25]25
  Лосев А. Ф. Эстетика доклассическая. Гомер // Лосев А. Ф. История эстетической мысли: в 6 т. Т. 1. Древний мир. Средние века в Европе. М.: Искусство, 1982. С. 598.


[Закрыть].

Древнегреческая гносеология изначально исходила из принципов зрительно-образного восприятия. Термины «эйдос» и «идея» этимологически восходят к глаголу «видеть». Самосознание античного социума, выразившееся в высокой осмысленной деятельности ума, раскрывалось не в живом интересе созерцания бытия как такового, а в созерцании формы вещей, их эйдетике. Эта сторона культуры оценивается как наиболее почтенная и достойная. «Слово “теория”, приобретшее для нас совсем иное содержание, означало для грека, собственно говоря, “созерцание”, почти “глядение”, бездеятельное и бескорыстное всматривание в черты телесных и бестелесных эйдосов, т. е. “умо-зрение” в самом буквальном смысле слова»[26]26
  Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 52.


[Закрыть]. Философская терминология была тесно связана с визуальным мышлением: «эйдос», «идея», «теория» этимологически восходили к словам «вид», «видеть» и «созерцать».

На заре европейской философской мысли древние греки зрительно-образному восприятию придавали приоритетное значение. Восприятие как вид знания мы впервые обнаруживаем в диалектике Платона. Он усматривал прямую связь между зрением и пониманием. В его фундаментальном труде «Государство» проводится эта аналогия, где зрение и познание отождествляются. Платон находит некий третий род, образующий связь между зрительным ощущением и зрительным восприятием, которым является свет. Так, источник света (у него это метафора и реальность) – Солнце. Оно есть не само зрение по сути своей, но является его причиной. Значит, и Солнце не есть зрение. Хотя оно причина зрения, но само зрение его видит, – делает вывод философ. Теория зрения более полно раскрывается Платоном в диалоге «Тимей». По его теории, внутри нас обитает «чистый огонь», который изливается из наших глаз. Процесс восприятия раскрывается в следующем. Внешний свет, воспринимаемый зрением, обволакивает этот исходящий из нас «чистый свет» по принципу «подобное притягивается к подобному». Они сливаются, образуя единое и однородное тело. Так, по Платону, рождается зрительный образ – как слияние внутреннего и внешнего огня. Потом эта мысль получит теоретическое продолжение в византийской философии, в световой эстетике. Советский физик академик С. И. Вавилов продолжил идеи Платона в работе «Глаз и Солнце». Лучи, исходящие из глаза, он сравнивает с щупальцами и пишет, что «лучи, создающие изображение, идут не от источника к глазу, а наоборот, и что глаз каким-то образом чувствует первоначальное направление вышедших из него зрительных лучей»[27]27
  Вавилов С. П. Глаз и Солнце. М.: АП СССР, 1961. С. 11–12.


[Закрыть].

Особенность зрительного восприятия была предметом внимания также в философии Эмпедокла, Анаксагора, Гераклита. В их трудах наметилось начало философского осмысления этого феномена, и впервые был поставлен вопрос об отношениях между восприятием и умом. При всей своей кажущейся наивности их наследие оказалось первой философской попыткой вывести проблему восприятия за рамки чувственных ощущений. Эмпедокл будто бы видел критерий истины не в ощущениях, подчеркивая, что чувственное восприятие во многих отношениях недостоверно. В качестве судьи над всем и судьи всего, главным критерием стал выступать разум, – но не разум вообще, а разум научный, проистекающий из знаний. «Отсюда крупнейший из физиков, Анаксагор, порицая чувственные восприятия как бессильные, утверждает: “Из-за их слабости мы не в состоянии судить об истинном”»[28]28
  Секст Эмпирик. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1975. Т. 1. С. 78.


[Закрыть]. Постижение истины в сущем подвластно только правильному разуму, – продолжал Секст Эмпирик.

В итоге в философии Древней Греции наметились два направления мысли. Первая рассматривала зрительно-образное восприятие как способ получения знания за пределами чувственного восприятия мира и логических построений, а вторая рассматривала способ получения знания рациональным, формально-логическим мышлением. Вторую линию развивал ученик Платона, критик его теории «идей» и основоположник науки логики Аристотель. «Аристотель пошёл путём онтологизации логико-вербальных структур <…> Тотальная “пропозициональная” парадигма сформировалась в условиях преимущественно речевой культуры и веры в особую магию слова»[29]29
  Опёнков М. Ю. Виртуальная реальность: онто-диалогогический подход: автореф. дис. … канд. филос. наук. М., 1997. С. 11.


[Закрыть], продолженную западной философией, – заметила П. П. Гайденко в статье «Волюнтативная метафизика и новоевропейская культура»[30]30
  Гайденко П. П. Волюнтативная метафизика и новоевропейская культура // Три подхода к изучению культуры. М.: Изд-во МГУ, 1997.


[Закрыть]. Две основные научные стратегии осмысления восприятия сохранились, но новоевропейская философия будет развивать преимущественно логико-вербальные, рациональные структуры мысли.

Глава 3
Роль зрительного образа в святоотеческой традиции

В первые века новой эры интеллектуальным и духовным центром мировой культуры становится Александрия, где сконцентрировалась вся мудрость Востока и Запада. Уникальное географическое положение в устье Нила, а также взаимопроникновение карфагенской, малоазийской и древневосточной культур способствовали синтезу культур древнего мира, что в свою очередь оказалось хорошей предпосылкой для формирования теории зрительного образа. В процессе переосмысления египетских, ассиро-вавилонских, семитских и античных идей и на основе христианской идеи боговоплощения шло формирование нового мировоззрения.

Теория образа (символа, знака), по сути синтезировавшая античную и ближневосточную зрительные культуры, состояла в следующем. Мировоззрение Древнего Востока (за исключением иудейской культуры) в традиционной своей основе характеризовалось «антивербальной» направленностью, что выразительно отразилось на примерах «эстетики молчания». Античная наука и философия, на что в своих трудах указывал А. Ф. Лосев, в своей древнейшей основе, также теснейшим образом была связана с преобладанием зрительного мышления в мировоззрении. Но, как нам известно, о полном преобладании зрительно-образного восприятия в культуре Древней Греции говорить не приходится. В платоновско-пифагорейской философской традиции наблюдалось разделение мира на мир видимый и мир умопостигаемый.

Характерная византийская оппозиционность к античному философскому наследию, парадоксальным образом наследовала её некоторые эстетические разработки в области пространственно-образного восприятия. Византийская философия создала антипод этим древним традициям на основании христианской доктрины. В концепции нового мировосприятия объединились основные сферы культуры – онтология, философия, гносеология, искусство и религия. Осуществление этого синтеза стало возможно в результате новой концепции – теории зрительного образа.

Предпосылкой для построения нового мировоззрения и зрительно-образной культуры была библейская мысль о том, что сам Бог творит весь мир и создаёт образы видимых вещей. Идея творения мира из ничего, и осознание сверхразумного опыта в качестве его более высокой формы и глобальный символизм, – стали основой мировоззрения. Уподобляясь Творцу, человек преобразует мир и создаёт зрительные образы, по Его «образу и подобию». Таким образом, рассуждал Экзарх Болгарский, сам Бог указал человеку быть «со-творцом» вещей видимых, что явилось примером для творчества художника.

Вторая предпосылка имела основанием веру в «воплощённый Логос», как величайшее из творений Божьих. На этом основании утверждается канон о «боговоплощении». Бог сам воплотился в теле человеческом, стал осязаем очами телесными, а значит, явил Себя в зрительном образе людям. Проявление сакральной сущности в видимом образе, в осязаемом глазом явлении Бога-человека, было главным доказательством в богословско-философских спорах о каноничности зрительного образа. Аргументом в защиту этой позиции приводились: предание о «Нерукотворном Спасе» и первые иконы, написанные апостолом Лукой и его учениками. Проблема образа и теория изображения оказалась центральной в европейской философской мысли на протяжении многих веков. Столь глубокая и всеобъемлющая разработка проблемы зрительного образа в истории мировой философской мысли, как считают многие исследователи, – явление уникальное и беспрецедентное. Первоидеей творчества был постулирован пример создания образа «по подражанию» оригиналу. В данном случае подразумевалось, что в качестве оригинала Бог использовал самого себя, и «по образу и подобию» создал «венец природы» – человека.

Образ (икона) в византийской культуре стал предметом философского анализа и важнейшей эстетической категорией православной цивилизации. Он пронизывает все формы творчества, выражаясь в иконописных образах, словесно-поэтически, философски, в богослужебных текстах, в cимволике сакральных действ, а также является в наглядно-образных знамениях, видениях и т. д. Христианская культура – несомненно культура образа в его онтологическом смысле. Византийская и древнерусская культуры – это в большей степени культуры зрительного образа, нежели культуры словесного образа в буквальном его смысле. «Так видимый образ занимает более значимое положение, а в восточной культуре даже главное»[31]31
  Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры. СПб., 1999. Т. 2. С. 497.


[Закрыть]. На сакрально-бытийственном, или онтологическом уровне, византийская, и в большей степени русская – это культуры зрительно-образного типа восприятия.

В сферах индивидуально-социальной организации бытия «слово» активно функционировало преимущественно в светской литературе и на бытовом уровне. На начальных ступенях познания Истины, то есть на путях постижения и передачи смыслов «тварного» мира, в богословии и философии, а также в сферах организации социальной, индивидуальной, политической жизни, была активно задействована (вербальная) словесная традиция. Но в целом «возникшее не на эллинской, а на восточной основе христианство сумело отказаться от основополагающих принципов античного мышления и античной культуры, пытаясь тем самым преодолеть и духовные тупики этой культуры»[32]32
  Бычков В. В. Александрийский эллинизм // История античной эстетики. 1984. Т. 1. С. 240.


[Закрыть]. В области познания структурным принципом новой философии постепенно становилась библейская концепция творения мира «из ничего». Такой внерациональный характер творения, прежде всего с неутилитарных позиций, изменял отношение к материальному миру. В результате это стало стержнем внерационального, и в особенности эстетического, подхода к миру. Материя осмыслялась носителем духовного начала, что нашло своё отражение в развитии концепции приоритета зрительного восприятия в сознании византийцев. С тех пор проблема выражения духовных сущностей в зримых материальных формах стала центральной в византийской философии.

Иррациональный тип мышления занимает особое место в сфере познания, с характерной для этого процесса «рационализацией иррационального» (В. А. Лекторский). В целом, византийская философия актуализировала признание внерационального, интуитивного, мистического как равноправных и достоверных способов познания бытия. Философско-богословское понятие «красоты» в этом направлении мысли обрело онтологическую бытийственность. «Высшая красота», недоступная формально-логическому мышлению, воплотилась в иконическом символе, став доступной зрительному мышлению. Лейтмотив новой творческой концепции актуализирует проблему этого типа мышления и зрительно-образного восприятия, способствуя теоретическому развитию этой концепции. Красота естественного мира и красота сотворённых человеком артефактов несут в себе духовную основу, а не просто утилитарную функцию. Такой идеал человеческого бытия привёл к переносу онтологической, аксиологической и гносиологической сферы в область зрительно-воспринимаемых явлений, артефактов и предметов общественной жизни.

Первым из философов, пытавшимся создать систематическое христианское учение, был Ориген, напомнивший александрийцам, что и апостолы, и библейские пророки обладали сакральными знаниями, недоступными формально-логическому мышлению. Таким образом, сын христианского мученика Ориген актуализировал древний вопрос трансляции истинных знаний «антивербальным» способом, в очередной раз подняв проблему зрительного восприятия. Идентифицируя себя как христианского философа, он напоминал, что апостол Павел «слышал слова, которые человеку нельзя пересказать» (Кор. 12.4). В вербальной по форме, но в наиболее мистичном по содержанию «Апокалипсисе» Иоанна Богослова говорится, что не всё позволено выражать и записывать словами, «я хотел было писать; но услышал голос с неба, говоривший мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего» (Откр. 10.4).

Рассуждая над этой проблемой, Маршалл Маклюэн пришёл к неожиданному выводу. Cсылаясь на труды Фомы Аквинского, наиболее цитируемые в современной философии, автор объясняет, что «будучи учителями, Сократ и Христос, не связывали свои учения с письменностью»[33]33
  Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: Становление человека печатающего. М.: Фонд «Мир», 2005. С. 182.


[Закрыть]. Род человеческий был создан созерцателем и его ум покоился, так как доступ к знанию сущего первоначально ему был открыт, утверждал Афанасий Александрийский. Бытийственность первого человека была в гармонии с миром, он жил совершенной жизнью, наслаждаясь созерцанием и любовью к Создателю, пишет Афанасий. Но человек увлёкся «любопытством» и возжелал всё рационально осмыслить, что привело к утрате единства и целостности его сознания и природы.

Филон Александрийский, родившийся на 15–25 лет раньше Иисуса Христа и умерший спустя 10–20 лет после его распятия, впервые включил «проблему образа» в философский контекст. Для описания видимого мира на вербальном уровне он стал использовать новые термины: «образ», «знак», «символ». Среди представителей этой школы следует отметить ещё Климента Александрийского, который «сделал учение об образе главным пунктом своей мировоззренческой системы. Образ начинает играть у него роль структурного принципа, гарантирующего целостность всей системы»[34]34
  Бычков В. В. Формирование основных принципов византийской эстетики // Культура Византии. 1984. Т. 1. С. 513.


[Закрыть]. Проблему восприятия и механизмы воздействия зрительных образов на сознание активно изучали Плотин и «великие каппадокийцы». Из чувственных органов самое ясное представление об окружаемом мире имеет зрение – так вслед за Платоном идею главенства зрительного восприятия развивал Василий Великий. Он утверждал, что образ, написанный живописцем, «затмевает» и «освящает» неясность словесного изображения. «В противовес западной традиции отцами восточной церкви подчеркивалась особая важность зрения как первоисточника знания, а изображение трактовалось как полномочная репрезентация истины»[35]35
  Савчук В. В. Кровь и культура. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. С. 121.


[Закрыть]. В христианском эллинизме (I–IV века н. э.) приоритет этих принципов восприятия нашёл своё развитие в катакомбном искусстве, разработавшем идеографическую систему проповеди, выражавшую истину в символической форме.

Изучая социальную и культурную динамику нашей цивилизации, П. Сорокин выделял катакомбное искусство как наиболее чисто символическое и трансцендентное по форме и содержанию. «И действительно, самое раннее христианское искусство – катакомбное – было практически чисто идеациональным – символическим и трансцендентным как по форме, так и по содержанию»[36]36
  Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика. СПб.: СПбГХГИ, 2000. С. 142.


[Закрыть]. Основанием символотворчества этой эпохи была «неотмирная» ментальность, постигавшаяся посредством зрительно-образного восприятия. К осознанию невозможности формально-логического познания первопричины пришла религиозная гносеология IV–VI веков и «перенесла завершение познания в (высший его этап) сферу неформализуемых феноменов и неописуемых мистических действий»[37]37
  Бычков В. В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. Т. 1. Раннее христианство. Византия. М.; СПб., 1999. С. 287.


[Закрыть]. Проблема непонятийного, невербального (образно-символического) выражения сакральных сущностей начинает играть ведущую роль в развитии европейской культуры. Христианская философия (византийская патристика), как идеалистическая форма отражения поздней античности, продолжила её накопленный опыт раскрытия смыслов в наглядных образах сакральных обрядов. В Восточном христианстве в противовес провозглашённому на Западе приоритету разума и формально-логического мышления был декларирован свой принцип познания бытия. Иррациональный способ постижения мира, мистический опыт и религиозная аскетика конституируются в культуре, получив философское осмысление и сформировав онтологическую эстетику.

В системе общественных отношений была задействована практически вся зрительно-образная сфера культуры. Гносеологическая и онтологическая составляющие византийской культуры во многом моделировались посредством зрительного мышления. Сформировавшаяся в лоне этой традиции концепция иконического символа (образа) на несколько веков стала магистральным направлением религиозно-философской мысли. Все виды искусства генерировались одной «сверхидеей», наилучшим образом реализовавшейся в литургическом действии. Для этого использовался весь предыдущий опыт эмоционально-эстетической традиции.

Зрительно воспринимаемые предметы культа и сакральные символы богослужения, представляют собой двойную природу. Они одновременно и трансцендентны, и имманентны для мира сущности. Для человека это материальные (видимые) и духовные («незримые телесными очами») сущности в одном лице. Образ имеет и материальную (временную, смертную), и духовную (вечную, сакральную) природу одновременно. Поэтому его сущность антиномична, она не просто обозначаемое, но реально присутствующее обозначаемое. Форма такого образа – есть носитель «духовной силы». Например, икона Божьей Матери – «сама её есть». Поэтому символ не нуждается в словесной интерпретации. Наглядный символ – вечен, он не преходящ, и никуда не исчезает. Он не есть результат человеческого творчества и продукт разума. А поэтому, как утверждал Кирилл Александрийский, «рассуждение о Высочайшей всех Сущности и Ея тайнах оказывается делом опасным и для многих не безвредным»[38]38
  Флоровский Г. В. Византийские Отцы V–VIII вв. Париж, 1933.С. 52.


[Закрыть].

Логическую завершённость обретают многие философские концепции, эволюционированные многовековой визуальной традицией. Философские аспекты формы и сущности, поставленные античностью и не получившие завершённости в теориях Плотина, Филона, Оригена, Климента Александрийского и неоплатоников, нашли своё продолжение в византийской онтологической эстетике. Для «великих каппадокийцев» (Василия Великого, Григория Назианзина, Григория Нисского) «высшая красота» была неизрекаемая словом истина, а значит, и не постижимая формально-логическим мышлением. «Часто, что ум не схватывает с помощью выслушанных слов, зрение, воспринимая не ложно, растолковывает яснее», – писал восточный патриарх Никифор.

В европейском общественном сознании в конце V века категориальный аппарат венчают первостепенные понятия: «зрительный образ» и «символ». Вершиной изобразительного искусства в ракурсе проблемы выражения трансцендентных сущностей становится зрительный образ, икона. В этом деле искусству иконописи не было равных. Исследуя это творчество, российский академик Б. В. Раушенбах обратил внимание, что «по представлениям того времени, созерцание является в известном смысле высшей формой познания <…> имеет безусловное преимущество перед логическим мышлением»[39]39
  Раушенбах Б. В. Геометрия картины и зрительное восприятие. СПб., 2001. С. 271.


[Закрыть]. Византийская философия, обнаружив антиномию между Ratio и Логосом, противопоставила эти методы познания. Проблема выбора стратегических средств познания оказалась причиной длительных богословских и философских споров, именуемых иконоборчеством. Европейское общественное сознание в течение нескольких веков сотрясали иконоборческие споры. По сути, шла интеллектуальная борьба двух мировоззренческих традиций, двух типов мышления: зрительного и формально-логического. Догмат иконопочитания, утверждённый в 787 году на Седьмом Вселенском соборе, философски доказал и установил полномочность зрительно-образного восприятия как первоисточника знания. Западная, латинская церковь осталась на позициях отрицания истинности такого суждения, признав его иррациональным. В память об этом событии в Восточной церкви был учреждён праздник «Торжество Православия».

Социокультурная парадигма восточноевропейской культуры характеризовалась нераздельным сосуществованием двух форм познания: созерцательного и формально-логического. Существенное отличие от западной традиции состояло в том, что методы рационального опыта и философского наследия использовались как вспомогательные. В византийской патристике философию провозгласили служанкой богословия, а зрительно-образное восприятие порой обретало первостепенную мировоззренческую роль.

Православие не отрицало вербальные средства трансляции знания. Более того, как вспомогательное средство применялась азбука. В контексте нашей проблематики обращают на себя внимание следующие обстоятельства. В середине IX века в качестве инструмента для проповеди появляется славянская азбука – глаголица.

Она парадоксальным образом сочетала в себе две мировоззренческие традиции. Это был и фонетический, и зрительный алфавит одновременно. Модель христианского мироустройства отразилась в зрительно-образной системе глаголицы. Глаголические буквицы по своей трансцендентной сущности – это «элементарные символы – структурные парадигмы, изображающие модели символической реальности, универсальные, и пронизывающие собой (своими реализациями) все сферы и горизонты реальности»[40]40
  Хоружий С. С. Философский символизм Флоренского и его жизненные истоки // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1988. С. 183.


[Закрыть]. Каждая буквица – это графический символ неизрекаемой сакральной сущности и одновременно – фонема. Первая буква «азъ» в форме креста, обозначает «начало и конец», знак и символ Иисуса Христа, «моя онтологическая сущность», «я» и т. д. Вся глаголическая система концептуально состояла из трёх фигур: креста, треугольника и круга, как символических первоэлементов христианской иконологии.