Текст книги "Зрительное восприятие в русской культуре. Книга 1"

Уникальная особенность первой славянской азбуки – явление в культуре не случайное. Оно стало следствием преобладания зрительного мышления у славянских народов. К IX веку славянская общность обладала высоким уровнем декоративного искусства, во многом опережающим западноевропейские аналоги. В своих исследованиях на это указывали Б. Рыбаков, Г. Вагнер, арабские источники и т. д. Зрительно-образное восприятие в ней доминировало. Поэтому для успешной проповеди, имевшей отношение к словесной традиции, понадобилась специальная азбука, сочетавшая в себе две традиции. Когда в Западной Европе в VII–IX веках ещё господствовали «варварство и дикость», византийское любомудрие «создаёт трактаты Синайского исихазма”, где зрело и цельно представлено новое видение человека и открываются многие закономерности работы сознания, сферы эмоций, процессов интеллектуального созерцания…»[41]41
  Хоружий С. С. Исихазм // Аннотированная библиография. М., 2004. С. 554.


[Закрыть]. Созерцание «неизрекаемых сущностей» в православных концепциях превосходило по значимости чтение философских трактатов на Западе.

Световая эстетика, как «теория созерцания», выражала высшую ступень познания. Впоследствии она была дополнена в трудах Симеона Нового Богослова и Григория Паламы. Симеон обнаружил высшую степень познания в слиянии световой сущности объекта с субъектом познания. В его трудах, поднявших византийскую мысль на новый уровень, переживания от эстетического созерцания непостижимы умом, они несут в себе великую радость и даруют человеку высшее знание. При этом внешняя, страстная красота – это красота греховная. Созерцание истинной красоты (Aesthetica interior) для Симеона – это духовный путь и совершенствование личности. Процесс зрительного восприятия этого феномена наполняет человека «неизглаголанной радостью, миром, превосходящим всякий ум, наслаждением и удовольствием и веселием в ненасытной сытости»[42]42
  Симеон Новый Богослов. Слова преподобного. М., 1890–1892. Вып. 1–2. С. 203.


[Закрыть]. Наиболее полно эта теория раскрылась в теории исихазма великого восточноевропейского мыслителя Григория Паламы. Эпоха Возрождения, наступившая на Западе, мировоззренчески противостояла процессам, происходящим в Византии. Это ярко проявилось в спорах Варлаама Калабрийца и Григория Паламы о природе «нетварного», т е. трансцендентного, света. Номиналист Варлаам стремился доказать, что «нетварный свет» есть продукт сознания. С помощью аристотелевой диалектики он пытался опровергнуть способ познания «нетварного света» посредством духовного зрения. Победа Григория Паламы в этом споре в очередной раз стала торжеством восточноевропейского типа зрительно-образного восприятия над западноевропейским формально-логическим типом мышления. Узрение невещественного света было главной целью монахов-исихастов, практика исихии возобладала во всех монастырях Византии, а её мировоззренческую модель полностью восприняла московская духовная культура XIV–XV веков. Световую эстетическую традицию как единственно истинную христианскую, по мнению Павла Флоренского, опытно и теоретически развили подвижники русского православного исихазма (Нил Сорский, Серафим Саровский) и продолжили современные богословы (о. Софроний Сахаров, С. С. Хоружий и др.).

В итоге можно сказать, что были заложены две основные научные стратегии осмысления восприятия. Европейская философия развивала логико-вербальные структуры мысли. В это же время восточноевропейская социокультурная парадигма характеризовалась нераздельным сосуществованием двух форм познания: созерцательного и формально-логического. Её существенное отличие от западной традиции состояло в том, что методы рационального опыта и философского наследия использовались как вспомогательные. Например, в византийской патристике философию провозглашали служанкой богословия, а зрительно-образное восприятие в культуре обрело первостепенную мировоззренческую значимость. В православной культуре визуальная и вербальная традиции присутствовали в гармоничном соотношении. Вместе с тем наметившийся в эпоху Возрождения поворот в сторону вербальной традиции, способствовал секуляризации восточноевропейской культуры и развитию научных знаний.

Глава 4
Трагедия визуального образа в рациональной традиции

Приступая к интерпретации зрительно-образного восприятия в западноевропейской философской традиции, следует обратить внимание, что она всегда опиралась на разум и опыт как на абсолютное основание. В противовес восточной философии, где приоритетным направлением познания была традиция зрительно-образного восприятия, считавшаяся полномочной репрезентацией знания, западная (латинская) философия «встала на путь рационализации человеческого сознания, начавшейся задолго до появления не только науки, но и философии»[43]43
  Гайденко П. П. Христианство и наука: противостояние или союз? // Наука – философия – религия: в поисках общего знаменателя. М.: ИФ РАН, 2003. С. 13.


[Закрыть]. Однако здесь уместно будет заметить следующее. Всецело относить восточное христианство к иррациональной сфере, как справедливо указала П. П. Гайденко, было бы не только упрощением, но и глубоким невежеством. Рациональная сфера мышления являлась неотъемлемым компонентом и античной Греции, и византийской апологетики. В полемике с язычниками, а потом и «в тринитарных спорах Отцы Церкви опирались помимо Священного Писания на наиболее близкие христианству философские учения, <…> черпая искусство аргументации там, где философская мысль достигла высокой интеллектуальной культуры»[44]44
  Гайденко П. П. Христианство и наука: противостояние или союз? С. 14.


[Закрыть] – пишет российский философ.

Вся онтологическая эстетика, в особенности теория образа, была уникальным явлением интеллектуальной научной сферы, выраженной в письменной форме. Один из величайших мыслителей и теоретиков концепции зрительного созерцания св. Григорий Палама писал, что для трансляции опыта постижения истины «нужно ведь и слово, причём, конечно, произносимое, а также словесное искусство, если хотим не просто хранить знание, но и пользоваться им и передавать его; нужна затем разнообразная материя рассуждений, доказательные основания и сравнения на примере мирских вещей…»[45]45
  Св. Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. М., 1995. С. 105.


[Закрыть]. Значение книжности в формировании мировосприятия древних времён было велико. Вместе с этим, как заметил немецкий социолог Макс Вебер, «чем больше религия становилась книжным учением, тем больше она пробуждала рациональное светское мышление, свободное от духовного учения»[46]46
  Вебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994. С. 31.


[Закрыть]. Латинская философская школа продолжила развивать идею формально-логического пути познания истины, также «черпая искусство аргументации» из того же источника – из античной традиции. Начиная со времён Платона и Аристотеля, а потом через Августина и Фому Аквинского и позднее Декарта, Лейбница и Локка, и, пожалуй, вплоть до Канта и Гегеля, разум становится одним из ключевых понятий западноевропейской философской мысли. Учение о разуме при всех различиях в трактовке понятия стало достаточно влиятельным, определившим характер западноевропейской цивилизации на многие столетия.

Даже учитывая тот факт, что современная философия знает несколько типов рациональности и «сами представления о рациональности знания вообще, научного знания в частности и в особенности, тоже начинают пересматриваться»[47]47
  Лекторский В. А. Предисловие // Рациональность на распутье: в 2 кн. Кн. 1. М.: РОССПЭН, 1999. С. 4.


[Закрыть], рациональность сохраняет свою конститутивность для всей западной культуры в целом. Ещё в первые века христианской культуры, когда византийская патристика развивала принципы неизречённости сакральной сущности, под влиянием учений Аристотеля и неоплатоников латинское богословие пыталось всё объяснить умом (ratio), что «часто приводило его за те рубежи, на которых восточные отцы объявляли – это тайна, которую нельзя объяснить, здесь возможно только созерцание»[48]48
  Дворецкая М. Я. Интегральная антропология: учеб. пособие. СПб.: Институт практической психологии, 2003. С. 154.


[Закрыть].

Проблематика актуальной бесконечности, отрицавшаяся в античной философии, становится лейтмотивом христианской философии. Вместе с тем в целом следует сказать, что христианское учение утверждается постулатом, что Бог есть актуальная бесконечность, и в силу этого утверждения – непознаваем. Вследствие Своей запредельности, Бог, как причина умопостигаемого бытия, не является, писал Дионисий Ареопагит в книге «Мистическое богословие», ставшей настольной книгой средневековых богословов.

Проблема бесконечности – предмет исследования философии Блаженного Августина. В попытке преодолеть её парадоксальность, виднейший латинский богослов рассуждает о том, что есть разум. Так, при осмотре красоты истины с помощью разума (ratio), обнаружились зрительные образы и формы. «Он нашёл их далеко худшими, – нашёл, что всё, что не видят глаза, ни в каком отношении не может быть сравнимо с тем, что усматривает ум»[49]49
  Августин Блаженный. О порядке. Кн. 2, гл. XV // Творение Блаженного Августина. Ч. II. Киев, 1915. С. 292.


[Закрыть]. Анализируя видимый, внешний, мир, Августин привёл его в порядок, преобразовав эти знания в науку геометрию. Теоретически это напоминало геометрию Эвклида, – исчисляемое, логически выстроенное пространство, воспринимаемое с помощью разума и формально– логического мышления. Эту мысль потом разовьёт Декарт, следуя античной традиции, он скажет, что познание есть полагание границ и пределов в пространстве, не допуская понятие актуальной бесконечности в научный оборот.

Готфрид Вильгельм Лейбниц, возражая Декарту в активной полемике с картезианцами, проблему познания попытается решить по-своему. В письме к Мальбраншу он писал, что ваш ум, будучи конечным, не понимает бесконечного. Наш ум не совершенен, он не способен доказать того, чего мы сами не понимаем. В этой мысли немецкого философа явно прослеживается традиция античной рациональности, отрицавшей актуальную бесконечность. С античной точки зрения, в мире не может быть актуальной бесконечности, так как она противоразумна. Мир конечен, потому он рационален. Как видим, линия, берущая своё начало у платоновского Сократа, о которой уже говорилось выше, продолжилась. Платоновское «негеометр не войдёт!» стало лейтмотивом новой рациональности. Весьма смелые выводы по поводу высказываний Августина и наметившуюся за этим тенденцию разделения европейской цивилизации по признаку способов познания мира можно обнаружить в работе В. В. Савчука «Кровь и культура». Он обращает наше внимание на эту неожиданную для философии категоричность. Речь идёт о заявлении Сократа, давшее новый импульс европейской мысли. Оппоненты Сократа, как посланцы из будущего, были строго предупреждены философом. Автор намекает, что этими оппонентами были адепты восточной традиции зрительно-образного восприятия, поясняя, что им не место в строящемся «доме европейского рационализма». «Для демонстрации логической принудительности плоскости вопросов, плоскости определений и дефиниций;

соглашаясь и потакая Сократу, они выполняли функцию, подобную той, которую исполнял агитатор Освенцима, встречающий составы с соплеменниками-евреями»[50]50
  Савчук В. В. Кровь и культура. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. С. 172.


[Закрыть], – заключает современный философ.

Изначально рациональность и наука были лишь частью духовности и частью культуры. Но со временем «под натиском рассудочных ловушек они отвергают объёмность мудрости традиции и своим подталкиванием и любопытством увлекают других за «развратником юношества», который приводит их на порог дома европейского рационализма и тотальной власти письменного знака»[51]51
  Савчук В. В. Кровь и культура. С. 172.


[Закрыть]. В отношении к нынешней ситуации автор прав. Современные философы предлагают радикально отказаться и от рациональности, и от науки, называя это «постчеловеческой стадией» развития цивилизации. Современная цивилизация, возникшая в «доме европейского рационализма», – это цивилизация не целей, а средств. Наука настолько специализировалась, что стала частью технологий современной жизни.

Духовные ценности нельзя оценить рациональным началом, потому что рациональное мышление есть всего лишь одна из духовных ценностей. «Вместе c тем важно и то, что, конечно, духовные ценности к рациональному началу не сводятся. Рациональность – это всего лишь одна из духовных ценностей»[52]52
  Лекторский В. А. Судьбы рациональности в современной культуре. Философская панорама начала XXI века. М.: Изд-во РАГС, 2004. С. 23.


[Закрыть]. И не самая важная, заключает В. А. Лекторский. Византийская патристика мыслила другими категориями. Мир осознавался в его бесконечности и не познаваемости, при этом зрительно-образное восприятие не препятствовало этому, играя значительную роль в познании. Рациональное познание бесконечности бытия отвергалось.

Для Дионисия Ареопагита «Божество превыше любого слова и любого познания, и вообще пребывает по ту сторону бытия и мышления…»[53]53
  Дионисий Ареопагит. Божественные имена // Мистическое богословие. Киев: Путь к истине, 1991. С. 19.


[Закрыть]. Наш современник, академик В. А. Лекторский пишет: «В Новое время всё это [античное мышление] стало пониматься принципиально иначе потому, что возникло новое понимание рациональности. Актуальная бесконечность существует в мире, потому что сам Бог, создавший мир, актуально бесконечен»[54]54
  Лекторский В. А. Судьбы рациональности в современной культуре. Философская панорама начала XXI века. М.: Изд-во РАГС, 2004. С. 18.


[Закрыть]. В новоевропейском сознании, вставшем на путь рационализации знания, разделение мировоззрения на видимую и умопостигаемую реальность усилилось. Оно закрепило своё теоретическое обоснование авторитетом Августина Блаженного, полагавшего, что всё то, что не видят наши глаза, ни в каком отношении не может сравниться с тем, что усматривает наш ум. Таким образом, западная (латинская) философия провозгласила незыблемость доктрины о приоритете разума над всеми остальными путями познания.

В VIII–IX веках на Западе появляется схоластическая философия. В переводе с греческого языка «схоластика» означает «школьное» знание. Рациональные принципы философии Аристотеля, доведённые до отвлечённого логического единства и дополненные толкованиями арабских мусульман, заложили методологическую основу новой «школьной философии». Схоластика старалась всесторонне использовать творческие возможности человеческого разума.

В европейском общественном сознании начинается процесс нового осмысления восприятия реальности. Он развёртывался в рамках философско-антропологической проблематики на основе модели «научного разума», синтезирующей христианскую идею и рационализм Аристотеля. Наиболее содержательный вариант этого синтеза осуществил впоследствии Фома Аквинский (1221–1274). Платоновская концепция души, как независимой от тела субстанции, способной созерцать несотворённые истины (Идеи), заменяется аристотелевским понятием души как формы тела. Душа в соединении с телом лишена способности самостоятельного созерцания Божественных Идей, но она наделена способностью рационального познания, утверждал Фома. Познание рассматривается как результат совместной деятельности чувств и интеллекта. Но в процессе познания бытия главными принципами интеллекта и начала всякого знания, согласно Фоме, являются логические законы. В природе человека он обнаружил неведомое до этого философии «высшее рацио», способное познать мудрость и естественный порядок вещей бытия. Огромное значение для всей западной философии имели разработанные Аквинатом концепции о доказательстве бытия Бога с помощью разума и логического мышления.

В итоге в XIV веке в западной философии возникает новая проблематика, провозгласившая тезис о первичности воли по отношению к разуму, и, соответственно, веры по отношению к знанию. В связи с этим пересмотру подверглась вся философская традиция. Утверждался онтологический приоритет воли, как главной способности человека. Номиналистический подход наиболее решительно отразился в работах Уильяма Оккама (1280–1349), отделившего теологию от философии, так как теология опирается на откровение, а философия – на разум. Основание метафизики и гносеологии было всерьез подорвано, что открыло дорогу для эмпирического познания мира и человека. Начинался процесс формирования нового представления о восприятии, познании бытия и природе познающего ума. Акцент внимания сместился с сущности вещей, как всеобщей, на вещь единичную, как часть всеобщего. Разум стал отождествляться с воображением как некая «самостоятельная, субъективная деятельность, лишённая онтологических корней, лишённая связи с реальным бытием, а потому противостоящая ему. Умы более не рассматриваются как высшие в иерархии сотворённых сущих. Ум – это не бытие»[55]55
  Гайденко В. П., Смирнов Г. А. Мыслители средневековья: основные доктрины схоластической философии. Схоластическая философия // История философии: Запад – Россия – Восток (Кн. 1. Философия древности и средневековья). М.: Греко-латинский кабинет, 1995. С. 368.


[Закрыть]. Из субстанции реальности он превратился в интенциональность. В этой связи более достоверным стало считаться субъективное восприятие и переживание. Разум в номинализме утратил свою «высшую форму бытия» и стал рассматриваться как субъективное начало и как субъект. «Общая атмосфера скептицизма, столь характерная для XIV–XV веков, связана с происходящим поворотом в мышлении, переходом от объективно-онтологического к субъективно-психологическому обоснованию познания»[56]56
  Дворецкая М. Я. Итегративная антропология: Учебное пособие. СПб.: Институт практической психологии, 2003. С. 170.


[Закрыть]. Начинается процесс обособления человека, точку опоры он теперь ищет в самом себе. Это находит своё отражение в осмыслении зрительно-образного восприятия.

В западноевропейском социуме формируется новая концепция восприятия мира, наглядно отразившаяся в изобразительном искусстве. Если предыдущее «средневековое искусство апеллировало к разуму, искусство Нового времени и Возрождения – к чувствам»[57]57
  Раушенбах Б. В. Некоторые психологические аспекты космонавтики и эстетики // Психологический журнал. 1986. Т. 7. № 1. С. 8.


[Закрыть]. Иконописец стремился выразить не чувственный образ, а обращаясь к разуму, воплощал идею – Первообраз. Выражая сущность, он не стремился добиться чувственного правдоподобия.

Изгнание номиналистами из философии умопостигаемых субстанций, дало свободу чувственному восприятию. Но всё же окончательное изгнание из философии категории субстанции произошло только в позитивизме. «Антисубстанциалистская» позиция в философии стала отстаиваться позитивизмом, который объявлял субстанцию мнимой и вредной для науки категорией. Если до этого понятие зрительного восприятия строилось на понятии умопостигаемой субстанции, как объективной реальности, и единстве форм её саморазвития, где каждый элемент обладал единичностью, целостностью и частью единого целого, то с появлением понятия «относительности», восприятие имеет дело только с чувственными данными, другими словами, акциденциями. Ведь не случайно субстанция понималась как единство многообразия форм саморазвития, включая и природу, и человека, и его сознание. Она, как отражение конкретного, постигалась умом при посредстве зрительного восприятия, а не чувствами. Художник, в отличие от иконописца, ориентируется на чувственное восприятие и стремится освободиться от субстанционного начала, власти ума и господства рациональных канонов.

Общественное бытие становиться чувственным, а наиболее надёжным способом познания считается эмпирическое (опытное). Это нашло отражение в онтологических представлениях, способствовавших изменению европейского мировоззрения. Принципы отношения к «другому» в познании обретают господствующее начало в философии, науке и искусстве. Особое значение получает метафора зеркала как предмета в чистом чувственном смысле. С помощью зеркала снимается господствующая в средневековой философии роль разума. Проблема зеркальности бытия получила закономерное продолжение в диалектике Гегеля. Как заметил Хайдеггер, нужно отметить её «спекулятивность», от слова speculum (зеркало). Диалектика Гегеля саморефлектирующаяся. При этом стоит обратить внимание, что зрительное восприятие или созерцание – рефлекторно, т. е. зеркально, и осуществляет постижение противоположного в единстве. В этой концепции метафора зеркала, как оптическая метафора, и теория познания имеют тесную связь. Соотнесение зрительного образа с реальностью, восприятие мира с помощью разума заменяются чувством. Проблема зеркала – это поворот сознания к субъективности и рефлексии.

Зеркальность бытия – это одна из форм рефлексии и саморефлексии, развивающаяся по мере углубления и развития индивидуализации новоевропейского сознания.

Изменяются стиль мышления, система ценностей, европейское общество эстетизируется. Деформация становится особого рода формальным изыском и парадоксом искусства. Глубинная потребность в искажении всего естественного, интерес к искажённой перспективе, деформации в маньеризме, любовь к неологизмам, метафорам, фантазиям, двусмысленности создают призрачный мир иллюзий. На центральное место в культуре и науке выходит воображение. Эти модные концепции оптической иллюзорности стали для Декарта убедительным аргументом в пользу его тезиса о том, что чувственный мир ложен так же, как обманчиво и восприятие этого мира, что образам чувственности нельзя доверять, поэтому нужно искать другой способ получения знаний. По этой причине номиналистов принято считать родоначальниками нового типа мировосприятия.

Классическая или опытная картина мира

Когда в Античности появилось представление о научном знании, оно понималось как часть духовной культуры, и только рационализация познания привела её к полной самостоятельности[58]58
  См.: 1) Микешина Л. А., Опёнков М. И. Новые образы познания и реальности. М.: РОССПЭН, 1997; 2) Природа и дух: Современные представления о познании // Мир философских проблем / Под ред. В. Л. Обуховой. СПб.: СПбГАУ, 1995. Кн. 2.


[Закрыть]. Классическая философская традиция в рамках рационалистической парадигмы вырабатывает натуралистическую трактовку мира, где реальность рассматривается как вещность. Слово «реальность» происходит от латинского res – вещь и позднелатинского realis – вещественный, поэтому понимается как совокупность вещей и их отношений. Сознание, ещё не утерявшее связь с духовной культурой, выступает «оком духа» и находится перед натуралистическим миром.

В этом направлении философской мысли проблема восприятия мира и соотношения сознания к реальности были представлены в рамках дилеммы «эмпиризм – рационализм». Проблема познания и вопрос о способе получения знания стали основой рассуждений философской школы эмпиризма в XVII–XVIII столетиях. В переводе с греческого “empeiria” – опыт. Известное изречение философа-материалиста Джона Локка: «В сознании нет ничего, чего не было бы в чувствах» стало основой эмпиризма. Понятие опыта в локковском сенсуализме получает фундаментальное значение для чувственного восприятия. В историю философии эта школа вошла как направление в теории познания, признающее чувственный опыт единственным источником знаний.

Большинство мыслителей этой школы считали, что человек получает знание о мире посредством ощущений. Восприятие трактовалось как совокупность чувственных данных, потенциально присутствующих в сознании. На древнейший для человечества вопрос «как мы получаем знания?» они отвечали: «Посредством ощущений».

«Мысль, лежащая в основе рассуждений таких людей, как Гоббс, Локк, Беркли, Юм, Гартли и Милль, состояла в том, что знания не только приобретаются с помощью чувств, но что они приобретаются только с их помощью»[59]59
  Рок И. Введение в зрительное восприятие. Кн. 1. М.: Педагогика, 1980. С. 31.


[Закрыть]. Например, Томас Гоббс в 1651 году писал: «…нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально целиком или частично в органах ощущения»[60]60
  Гоббс Т. Избранные произведения: в 2 т. М.: Мысль, 1964. Т. 2. С. 50.


[Закрыть]. Из этого следует вывод о том, что всякое знание об окружающем нас видимом мире приобретается только предшествующим опытом. Эту философскую школу стали называть эмпиризмом. В философии Д. Юма, Д. Беркли и Д. Локка восприятие выстраивалось на основе ощущений по закону ассоциаций. Объектно-субъектные отношения (мир – человек) имеют однонаправленные причинно-следственные связи. В пределах оппозиции «субъект – объект», продолжает развиваться рационализированное сознание. Оно рассматривает только физические воздействия на сенсорные органы, фиксирующие получаемые ощущения.

Со времён Беркли в европейских философии и естествознании укореняется противопоставление чувственного и рационального знания. «В этом противопоставлении доходили даже до того, что чувственное, образное или художественное значение объявляли близким к животному типу знания. В соответствие этому восприятие рассматривалось как второстепенная познавательная функция. Так, например, Э. Кассирер писал, что всякое теоретическое познание «исходит из мира, уже созданного языком»[61]61
  Зинченко В. Предисловие // Зрительные образы: феноменология и эксперимент: Сборник переводов. Душанбе, 1971. Ч. 1. С. 6.


[Закрыть]. Но стоит заметить, что некоторые выводы Беркли оказали глубокое влияние не только на развитие классической теории восприятия, но и на современную психологию. В известной работе «Опыт новой теории зрения» автор утверждал, что зрительное восприятие само по себе не обеспечивает человеку полноту знаний о мире, но создаёт основу для дальнейшего его представления. Зрительные ощущения – это знаки и ассоциации, формирующие зрительные образы, хотя мы при этом и не осознаем, как это происходит, заметил Беркли[62]62
  Беркли Д. Сочинения. М.: Мысль, 1978. С. 54–137.


[Закрыть].

В рамках философской проблематики, ставящей вопрос о том, каким образом человек получает знание о мире, значительное место в истории изучения зрительного восприятия занимали рационалисты Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. Лейбниц и другие мыслители. Французский философ и математик Рене Декарт, один из основоположников европейской науки, в парадигму зрительного восприятия вошёл своим учением о познании. Он стал родоначальником рационализма, который сложился в результате одностороннего понимания логического характера математического знания. Дуализм его концепции восприятия выстраивался в модели двух миров: психического и материального, работы ума (res cogitans) и материи (res extenca). Получение знания у него всецело принадлежало рациональному мышлению. Cogito ergo sum – я мыслю, следовательно, я есть, я существую. «Без сомнения, все виды мыслительной деятельности (modi cogitandi), отмечаемые нами у себя, могут быть отнесены к двум основным: один из них состоит в восприятии разумом, другой – в определении волей. Итак, чувствовать, воображать, даже постигать чисто интеллектуальные вещи – всё это различные виды восприятия <…>»[63]63
  Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950. С. 440.


[Закрыть].

Лучшим способом получения достоверного знания он считал математический метод, сделав его философским методом. Механическая картина бытия наиболее соответствует истине, считал Декарт, так как она лишена чувственных заблуждений, основана не на опыте, а на дедукции. Математический закон лежит в основе мира. Главная идея, считал Декарт, – это идея Бога, «мне врождённа так же, как мне врождённа идея меня самого»[64]64
  Фоллмер Г. Эволюционная теория познания: врождённые структуры познания в контексте биологии, психологии, лингвистики, философии, теории науки. М.: Русский Двор, 1998. С. 256.


[Закрыть]. Поэтому наши знания о таких качествах как форма, размер и другие, происходят от врождённых идей. Знание определяется существованием этих идей, а также приобретённых и развитых самим собой или отдельным человеком.

Информация, полученная от внешнего ощущения, считалась несовершенной, представляющей для него «смутное знание» как пассивный результат сенсорных данных. Занимаясь проблемой получения информации, он главным инструментом, вложенным в человека Богом, считал разум. Врожденными он называл только четыре способности человеческой природы, а именно: разум, воображение, чувство и память. Материальный мир, а соответственно, тело человека и животного, можно объективно описать без отсылок к наблюдателю, полагал учёный, сидя у себя в кабинете. Значительную часть знаний о себе человек получает посредством разума, а зрительному восприятию в его философии места не нашлось. Последователи Декарта создают свою логику, названную формальной, основанную на прикладных математических дисциплинах. Рождённый на её основании метод, даёт возможность конструирования «миров-машин», новых реальностей существования, на основе тех простейших начал, которые были обнаружены Декартом в человеческом разуме.

Метафизика рационалиста Бенедикта Спинозы (1632–1677) субстанцию человеческой природы рассматривала как неотделимую часть единой, вечной и всепроникающей субстанции Бога. Но онтологическая взаимная независимость души и тела, как атрибутов человеческого естества, не освобождает мыслительную деятельность от телесных состояний. В духе материалистической тенденции Б. Спиноза рассматривает чувственное познание как первейший род знаний, часто ведущих к умственному заблуждению. Всякое чувственное познание и все виды восприятия он противопоставляет единственно источнику достоверных истин, интеллектуальному разумению (intellectus). Фундаментальной основой получаемого человеком истинного знания у Спинозы выступает интеллектуальная интуиция. В традиции мистических учений о «внутреннем свете», разработанных византийской патристикой, буддистской философией, античной мифологией и философией, он рассматривает достоверное знание как недискурсивный источник индивидуального общения с Богом, как «ясный и отчетливый ум».

Проблема восприятия у Готфрида Вильгельма Лейбница (1646–1716), стремившегося восстановить прерванную его эпохой «связь времён», отразилась в концепции монады как субстанциональной частицы универсума, отражавшей все его качества и свойства. Монада, как «сжатая Вселенная», – это единое и неделимое, её духовный атом, простая субстанция, она наделяет первичными восприятиями (перцепциями) всё живое, являясь «постоянным живым зеркалом универсума»[65]65
  Лейбниц Г. В. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. М.: Мысль, 1983. С. 422.


[Закрыть]. В отличие от Декарта и других его предшественников Лейбниц опирается на понятие актуальной бесконечности. Монада нематериальна, проста и не состоит из частей. Восприятие (representation) и стремление (appetitio) составляют её внутреннее содержание, простой, первичный элемент. Деятельность монады невозможно объяснить с помощью «механических» причин. Именно в простой субстанции, а не в сложной и не в машине, нужно искать восприятие. Так впервые была постулирована идея возможности «бессознательного восприятия». Феномены, составляющие большую часть сознания, Лейбниц назвал «малыми восприятиями». Эта теория дала ему возможность решить вопрос о восприятии у тех монад, которые не наделены разумной душой. «Итак, благодаря введению бессознательных восприятий Лейбниц избегает парадоксального вывода о том, что все субстанции в мире – это субстанциональные формы, или души, а значит, все они способны мыслить»[66]66
  Гайденко П. П. История новоевропейской философии в её связи с наукой: Учебное пособие для вузов. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. С. 289.


[Закрыть]. Высшим уровнем монад является отчётливое представление, развивающееся в процессе развития. Сила, покоящаяся в основе развития монады, – это сила представления, перцепция. В этом случае у Лейбница сознание не тождественно представлению и присуще только высшему существу, наделённому ещё и самосознанием, то есть человеку.

Идеалом классической рациональности, в значительной мере сформировавшимся в трудах Декарта, Спинозы, Лейбница, Ньютона, является мир, устроенный на основе логико-математических принципов и математического анализа. Общественные институты, поведение и деятельность людей выстраивались на разумных основаниях. Человек и даже космос предполагались управляемым сознанием с помощью разума и по его законам.

Для рационалистов восприятие в целом либо не отличалось от ощущений, либо относилось к «смутным знаниям», не лежащим в основе познания. Поэтому, восприятие реальности и связи с ней представлялись мнимыми, а полученные в результате его знания – недостоверными. Иную, во многом противоречащую рационализму позицию занимал Джон Локк (1632–1704). Он решительно отвергал учение Декарта о врождённых идеях. Познание представлялось ему не чем иным как восприятием (перцепцией) взаимосвязей, или столкновением между собой каких-либо, уже существующих в человеке идей. В 1704 году последовала резкая критика этого определения со стороны Лейбница, считавшего позицию рационалистов общепризнанной. Локк продолжал развивать эту идею, утверждая, что знания проистекают из внешнего (ощущения) и внутреннего (рефлексии) опыта и отрицал существование врождённых идей и принципов.

Вслед за Локком, идею возможности развития индивидуального чувственного восприятия продолжил Давид Юм (1711–1776). Процесс формирования личности он рассматривал как «связку или пучок <…> различных восприятий, следующих друг за другом»[67]67
  Юм Д. Собрание сочинений: в 2 т. Т. 1. М., 1965. С. 367.


[Закрыть]. Первичное восприятие, внешний опыт – это впечатления и ощущения. Вторичное восприятие – это внутренний опыт, страсти и желания. Чувственное восприятие, сенсорный опыт, или «впечатления» – это первая стадия развития сознания. Но восприятие, по Юму, отличается от ощущения наличием работы ума. Из восприятия рождаются «идеи», становящиеся основой наших «рассуждений». Таким образом, для последователей этой идеи, представителей английской эмпирической школы, восприятие понималось как фундаментальная основа человеческой системы познания в целом. При этом делались исключения, предполагающие, что восприятие может и ввести в заблуждение, и породить иллюзии рассудка.