Текст книги "Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу"

Крепость

От зданий, стоявших на северной вершине Капитолия, не осталось никаких следов. По крайней мере, во время строительства Алтаря Отечества («пишущей машинки») ничего существенного найдено не было. Возможно, какие-то остатки древних строений сохранились под церковью Санта-Марияин-Арачели. Эти два здания – церковь и Алтарь Отечества – покрывают практически всю территорию капитолийской крепости.

Крепость – в первую очередь оборонительное сооружение. Она сохраняла военное значение по крайней мере до i века н. э., но самая известная стычка произошла там в 387 году до н. э. В тот год, по преданию, у цизальпинских (т. е. «живущих по нашу сторону Альп») галлов, населявших нынешнюю Северную Италию, возник конфликт с римскими эмиссарами. Не умея или не желая решить дело дипломатическими способами, галлы бросились в поход на Рим. Это было так неожиданно, что среди римлян началась страшная паника. Бросая пожитки, дома, престарелых родственников, римляне толпой хлынули из Города в окрестные деревни и этрусские поселения. Мужчин осталось так мало, что Рим было решено сдать без боя, окопавшись на Капитолии.

Знатные старики добровольно остались в незащищенном городе, обрекая себя на мученическую смерть, чтобы не ухудшать боеспособность защитников отечества. Галлы вошли в Город, но действовали осторожно, подозревая подвох, и на штурм не решались. В одну из ночей галльские лазутчики смогли пробраться к Крепости так тихо, что их не услышали ни сторожа, ни даже собаки, испокон веков охранявшие весь Капитолийский холм. К счастью для римлян, врагов почуяли гуси. Эти птицы были посвящены богине Юноне, и только потому оголодавшие солдаты их до сих пор не съели. Разбуженные гусиным гоготом римляне бросились в контратаку и, находясь в стратегически выгодном положении, быстро сбросили галльский авангард с холма. Во главе римского гарнизона оказался бывший консул Марк Манлий Капитолин.

Предводителя галлов звали Бренн. Он вошел во все словари крылатых слов благодаря фразе «Горе побежденным» (Vae victis). Ее он якобы произнес, положив тяжелый меч на чашу весов, которую римляне в качестве дани должны были уравновесить золотом. Кельтское слово брен или бран означает «ворон»; распространенная ирландская фамилия Бреннан восходит к тому же корню.

«Горе побежденным!» Французская гравюра конца xix века (художник Поль Леюгер).

У Манлия в Крепости был фамильный дом (поэтому его и звали «Капитолин»). Но прошло несколько лет, и место, где он жил и где снискал славу, стало местом его гибели. Вот как это произошло.

После изгнания галлов Манлий стал подозревать, что в римском государстве что-то прогнило. Вроде бы от внешнего врага избавились, собрали богатую военную добычу, а простым людям (то есть плебеям – в ту историческую эпоху это было почти одно и то же) жить легче не стало. Некоторых за долги даже продавали в рабство. Тогда Манлий, пользуясь своей репутацией спасителя отечества, стал все громче возвышать голос в поддержку плебеев и намекать, что сенаторы втихую разделили (как сейчас сказали бы, «распилили») между собой трофейные богатства. Патрициям это страшно не понравилось. Через некоторое время Манлия обвинили в том, в чем чаще всего обвиняют слишком рьяных борцов с государством: в измене (и, конечно, в том, что он и сам приворовывал). Судить его сначала принялись на Марсовом поле. Оттуда был прекрасно виден Капитолий, и Манлий в ответ на каждую реплику обвинителя выразительно простирал руку в ту сторону: мол, смотрите, сограждане, что я своей кровью спас для вашего блага. Пришлось назначить суд за городской чертой, у Флументанских ворот, откуда Капитолий не был виден. Там наконец обвинение настояло на своем, и Манлия приговорили к смерти. А чтобы взбунтовавшиеся плебеи не устроили погром, отдельным указом патрициям запретили селиться на Капитолийском холме, а дом Манлия снесли от греха подальше. Позже на этом месте был построен храм Юноны Монеты.

По обычаю, государственных преступников (в число которых попал злосчастный Манлий) казнили, сбрасывая их с Тарпейской скалы. Про этот топоним у римлян, конечно, тоже была древняя легенда. Когда сабиняне, у которых римляне похитили дочерей, пошли на Рим войной, весталка Тарпея предательски открыла им городские ворота. Сабинские воины носили на левом запястье золотые браслеты; Тарпея опрометчиво попросила в награду за помощь «то, что у вас на левой руке». Она не подумала о том, что предателей никто не любит (да и что за доблесть – войти в город через ворота, открытые женщиной) и что у каждого сабинянина в левой руке – тяжелый щит. Воины забросали Тарпею своими щитами. Предательница была похоронена на скале, получившей ее имя, и с тех пор римляне сбрасывали оттуда изменников государства и прочих особо опасных преступников. Казнь на Тарпейской скале была хуже смерти, потому что влекла за собой вечный позор. Именно так поспешили поступить со злополучным Манлием Капитолином его враги-патриции.

В капитолийском храме Юноны некоторое время находилось государственное предприятие по чеканке денег, отчего слово «монета» стало во многих языках означать чеканные деньги или даже просто «деньги» (англ. money). Гораздо сложнее объяснить, что, собственно, значило по-латыни Moneta. Сами римляне возводили это слово к глаголу moneo, «предупреждать»: якобы после одного землетрясения в Крепости раздался голос, велевший принести искупительную жертву, а именно свинью. Жертву принесли, а Юноне-предупредительнице поставили на этом месте храм. При строительстве «пишущей машинки» никаких следов такой постройки обнаружено не было.

Скала до наших дней не сохранилась, но где она была – предположить можно. Все древние источники сходятся в том, что смотреть на казнь изменников собирался весь народ, и собирался, конечно, на Форуме. Так что Тарпейская скала находилась где-то в южной части Капитолия – примерно там, где сейчас извивается короткая улица Виа ди Монте Тарпео. Если бы казни продолжались по сей день, то, возможно, смотреть на них было бы удобнее не с Форума, а с соседней площади – Пьяцца делла Консолационе.

На территории капитолийской Крепости проводилось еще одно важное государственное дело, а именно ауспиции, или птицегадания. В просвещенные времена Цицерон (сам служивший некоторое время авгуром) писал: удивительно, что когда один гадатель встречает другого, они не смеются. Но гадание в Риме всегда считалось делом государственной важности, и на Капитолии под него была выделена специальная площадка – Auguraculum. В словаре Брокгауза этот термин переводится как «наблюдательный шатер», но, скорее всего, речь шла об открытом со всех сторон пространстве; освященное место считалось храмом (templum), даже если на нем не стояло никакого здания.

Сабиняне сокрушают Тарпею щитами. Гравюра xviii века (художник Аугустын Мирыс).

Печень из Пьяченцы.

Вообще-то Цицерон писал не про авгуров, гадающих по полету и поведению птиц, а про еще более эзотерическую секту гаруспиков, которые гадали по внутренностям жертвенных животных, особенно по печени баранов и кур. Но почему-то потомству запомнились смеющиеся авгуры. А методика гадания по печени досталась римлянам в наследство от этрусков. Между прочим, один из самых обширных текстов на этрусском языке, дошедших до наших дней, – это так называемая «печень из Пьяченцы», бронзовая модель овечьей печени с надписанными на ней именами богов. Она хранится в герцогском дворце семейства Фарнезе в Пьяченце, где ныне расположен муниципальный музей.

Площадка авгуров находилась, вероятнее всего, в северо-восточном квадрате Крепости, нависая над Форумом – где-то недалеко от нынешней апсиды Санта-Мария-ин-Арачели.

Церковь, жилой дом и архив

Сегодня подняться на Капитолий проще всего с западной стороны. От Виа дель Театро Марчелло туда ведут две лестницы – микеланджеловская Кордоната и крутая, в 122 ступени, лестница к Санта-Мария-ин-Арачели (если церковь открыта, то через нее можно пройти и выйти с другой стороны, на центральную капитолийскую площадь). В церкви по обеим сторонам центрального нефа стоят 22 античные колонны. На третьей слева есть любопытная надпись: a cubiculo Augustorum, «из императорской спальни». Согласно средневековой легенде, в день Рождества Христова императору Августу было видение Девы Марии с младенцем. Впечатлившись, император посвятил им алтарь непосредственно в своей опочивальне. Местом опочивальни было решено считать капеллу Св. Елены в этой же церкви (хотя хорошо известно, что Август жил на Палатине, а не на Капитолии). Таким образом, по этой легенде (конечно, совершенно неправдоподобной), Санта-Мария-ин-Арачели является старейшей христианской церковью мира, и над алтарем капеллы об этом сообщают латинские стихи:

 
Вы, поднимаясь сегодня в церковь Матери Света,
В мире которая всех старше известных церквей,
Знайте, что Октавиан Цезарь алтарь сей построил
В день, когда Чада небес было виденье ему.
 

Но прежде чем подниматься к церкви, посмотрите налево. Там, за деревьями, скрывается уникальный памятник – в Риме больше нет ничего подобного. Это многоквартирный и многоэтажный дом, которому примерно 1900 лет. Римляне называли такие дома insula («остров»), потому что они были изолированы (слово «изолировать» того же происхождения) от остальной городской среды. Некоторые примеры такой застройки есть в Помпеях и в Остии, но в Риме капитолийская инсула – единственная.

Построена она по плану, типичному для многоквартирных римских домов и не утратившему актуальность до наших дней: снизу магазины, сверху – жилые помещения, причем чем выше – тем хуже становились жилищные условия и тем больше народу, как правило, приходилось на единицу площади. На нижних этажах иногда бывали некоторые санитарные удобства, такие как водопровод и канализация, но в капитолийской инсуле никаких следов подобной роскоши обнаружить не удалось. Еду жители готовили, скорее всего, прямо в комнатах, на переносных горелках. Кварталы, застроенные инсулами, по праву считались самыми пожароопасными в городе, и эпидемии там тоже распространялись быстро и с устрашающими последствиями. Между тем владельцы построек собирали с жильцов арендную плату, и ее вполне хватало на то, чтобы жить на роскошной вилле где-нибудь возле Неаполитанского залива. Иногда семейство хозяев обитало на первом, самом престижном этаже инсулы.

Инсулы часто строились вокруг внутреннего дворика, как американский мотель. Первый этаж капитолийской инсулы находился примерно на девять метров ниже современной мостовой. Как во многих других случаях, постройка сохранилась случайно: она была погребена под несколькими церквушками, сменявшими друг друга на этом месте. Самая ранняя из них, примерно xi века, была встроена прямо в античное здание; небольшая колокольня и фреска, изображающая положение Христа во гроб, сохранились до сих пор. Самую позднюю из них, xvii века, посвященную святой Рите из Каши (не манной или гречневой, а из города Каша в Умбрии), в ходе масштабных муссолиниевских перестроек разобрали на кусочки и перенесли на другое место неподалеку – на Виа Монтанара. Тогда-то и обнаружился под нею древний многоквартирный дом.

Капелла Св. Елены не прижимается к стене, как большинство капелл в римских церквях, а стоит почти посреди церкви, ближе к алтарю. Чтобы прочитать стихи и разглядеть картинки, в том числе очень смешного Августа в анахронистической короне, к ней нужно подойти вплотную и посмотреть вниз.

Санта-Мария-ин-Арачели на старинном рисунке. Инсула скрыта под средневековым кварталом.

Это – с западной стороны. А с восточной, там, где холм обрывается в сторону Форума, находился когда-то Табуларий (Tabularium), хранилище «таблиц» (tabula), то есть государственный архив. В литературных источниках о таком здании нет ни слова; единственная информация, доступная историкам и археологам, – две высеченные в камне надписи. Из них следует, что консул Квинт Лутаций Катул в 78 г. до н. э. «по указанию Сената построил подземелье и Табуларий». Одну из этих надписей нашли и переписали в средние века, но до наших дней она не дошла, а другая видна и сейчас на северном фланге Палаццо Сенаторио, возле Виа ди Сан-Пьетро-ин-Карчере.

Табуларий эффектно закрывал Форум с запада, так же, как противопожарная стена ограничивала некоторые из императорских форумов. К сожалению, элегантная простота была размыта, когда на этом краю площади появился храм Веспасиана и Тита и был расширен Портик Богов Согласия. На рубеже xiii – xiv веков папа Бонифаций VIII (между прочим, злейший враг Данте) надстроил над Табуларием башню; позже Микеланджело снесет всю верхнюю и западную часть этой надстройки и добавит еще один уровень в виде нынешнего Палаццо Сенаторио.

Нижняя часть Табулария, сохранившаяся до наших дней, демонстрирует мощную кладку лучшего республиканского образца, так называемый opus quadratum, когда один на другой кладут прямоугольные каменные блоки. Внутренняя часть Табулария – это тот проход, который теперь соединяет два крыла Капитолийских музеев (Палаццо Нуово и Палаццо деи Консерватори). Разглядеть там можно немного: главным образом бетонные своды, сильно изъеденные временем (довольно долго в этих подземельях хранили соль). К Табуларию примыкает храм Вейовиса, о котором мы говорили немного раньше.

Единственное возможное упоминание Табулария в римской литературе – это две строчки из земледельческой поэмы Вергилия «Георгики». Там есть пассаж, в котором говорится о том, как хорошо жить в деревне, вдали от ритма и бед большого города (мысль, любезная сердцу любого дауншифтера, от императора Диоклетиана до наших дней). Земледелец, говорит Вергилий, «чужд законов железных; безумный Форум ему незнаком, он архивов народных не видит»[27]27
  Пер. С. В. Шервинского.


[Закрыть] (Георгики, 2.501–502). По-латыни в этом месте – слово tabularia, множественное число от tabularium, и соседство с Форумом позволяет предположить, что речь именно о нашем здании.

Тюрьма и лестница

Жилой дом, государственный архив – все это вещи мирные. А вот если спуститься с Капитолийского холма к Форуму по Виа Сан-Пьетро-ин-Карчере, то попадешь к местам менее приятным: государственной тюрьме и лестнице, которая была хуже тюрьмы.

Тюрьма называлась Туллиан – как считали римляне, в честь царя Сервия Туллия. Более дотошные книжники возводили это слово к старинному латинскому tullius, что значит «источник». Небольшой родник там действительно был – и есть до сих пор.

Римляне не признавали тюрьму в качестве наказания. Изгнание, конфискация имущества, лишение гражданских прав, наконец, продажа в рабство и смертная казнь – вот чего мог ожидать пойманный преступник. Тюрьмы содержать невыгодно, социальная польза от них сомнительна; практичные римляне не позволяли себе такую роскошь. Поэтому Туллиан испокон веков служил местом кратковременного содержания особо опасных врагов государства – иными словами, камерой смертников. В современной Америке заключенные могут ожидать смертной казни годами и даже десятилетиями; в Туллиане никто не задерживался дольше чем на несколько дней.

Чаще всего в тюрьму попадали иностранные военачальники, проигравшие римлянам военную кампанию. Так произошло с африканским царем Югуртой, которого бросили в камеру смертников, предварительно раздев и вырвав у него серьги из ушей. Югурта сохранил присутствие духа и даже пошутил: «О Геракл, какая холодная у вас баня!» Обращение к Гераклу не следует принимать буквально – это просто междометие, вроде нашего «Господи». Спустя шесть дней Югурта умер от голода.

Противоречивая страница в истории тюрьмы связана с заговором Катилины. Поймав заговорщиков, тогдашний консул Марк Туллий Цицерон бросил их в тюрьму, приказал казнить, а потом, выйдя к народу, произнес свое знаменитое “vixerunt”. Впоследствии враги Цицерона использовали этот его поступок как предлог для расправы с ним самим: казнь римских граждан без суда и следствия была серьезным нарушением обычаев и законов.

Рассказывая про заговор Катилины, историк Саллюстий приводит самое подробное из дошедших до нас описаний Туллиана. «В тюрьме, – пишет он, – если немного подняться влево, есть подземелье, называемое Туллиевым и приблизительно на двенадцать футов уходящее в землю. Оно имеет сплошные стены и каменный сводчатый потолок; его запущенность, потемки, зловоние производят отвратительное и ужасное впечатление»[28]28
  Пер. В. О. Горенштейна.


[Закрыть].

Помимо Югурты и катилинариев, в тюрьме закончили свои дни галльский вождь Верцингеторикс (обезглавлен), амбициозный сановник времен императора Тиберия Сеян (обезглавлен), ряд сторонников братьев Гракхов (удушены), гадатель Геренний Сикул (упал, ударился головой и умер, не дождавшись казни). Но самый известный ее узник – это, конечно, святой Петр.

Впрочем, иногда в тюрьму все-таки сажали для острастки. Старинный поэт Гней Невий славился вздорным нравом; когда нелюбезных ему братьев Метеллов избрали консулами, он пустил в народ двусмысленный стих «Рок дает Метеллов Риму в консулы» (подразумевая, что рок – злой). Метеллы ответили недвусмысленным стихом: «Будет взбучка поэту Невию от Метеллов». То ли за эту эскападу, то ли за что-нибудь подобное Невий угодил в тюрьму, но, как сообщил любитель древностей Авл Геллий, вскоре был выпущен, а в заточении даже успел написать две пьесы.

Пленный Югурта перед Суллой. Гравюра xviii века (художник Хоакин Ибарра).

Легенда о заточении святого Петра в Туллиане не подкреплена никакими источниками и фактами. Но на то и легенда, чтобы жить своей жизнью. Апостол, как утверждают, сотворил чудо: у подножия колонны, к которой он был прикован, забил источник. В водах этого источника он крестил своих раскаявшихся тюремщиков, Прокеса и Мартиниана, которые потом тоже приняли мученическую смерть.

Из самого верхнего яруса древнеримской тюрьмы уже давно сделали часовню, которая так и называется – Сан-Пьетро-ин-Карчере, «Святой Петр в тюрьме». В ней есть барельеф, изображающий крещение Прокеса и Мартиниана, источник, алтарь, а на алтаре – небольшой перевернутый крест в память о том, что святого Петра распяли вниз головой. Из этой часовни можно спуститься ниже, но ступеньки, дверь, кирпичный пол – все это следы перестройки xvii века, когда над часовней Петра построили церковь Сан-Джузеппе-ди-Фаленьями. В античные времена никаких лестниц между ярусами не было: заключенных в самом буквальном смысле слова бросали в темницу – через дырку в полу.

Vixerunt – это прошедшее время совершенного вида множественного числа от глагола vivere, «жить». По-латыни можно одним словом сказать что-то вроде «они свое отжили», то есть «они мертвы». Сравните эту римскую лапидарность с тавтологическим многословием боярина Масальского в финале пушкинского «Бориса Годунова», когда он хочет так же уклончиво донести до народа такую же информацию: отравили себя ядом… мертвые трупы…

Туллиан часто называют Мамертинской тюрьмой. Это слово такое же темное, как и «Туллиан», но с уверенностью можно сказать, что оно гораздо более позднее, средневековое.

Туллиан. Рисунок xix века.

Преподобный Эдвард Бертон, профессор богословия оксфордского колледжа Крайст-Черч, так охарактеризовал Туллиан в своей книге «Описание древностей и других примечательностей Рима на основании личных наблюдений и посещения Италии в 1818–1819 годах»: «Для заточения человека трудно придумать более ужасное место».

Одно из самых страшных и выразительных изображений казни святого Петра в мировом искусстве – это картина Караваджо «Распятие святого Петра» (1600 г.). А посмотреть на нее можно неподалеку, примерно в двух километрах к северу от Капитолия: эта картина украшает капеллу Черази в старинной церкви Санта-Мария-дель-Пополо на Пьяцца дель Пополо («народной площади»). В этой же капелле расположена парная к ней картина того же художника – «Обращение святого Павла на пути в Дамаск».

Как будто этого было недостаточно, где-то поблизости – возможно, повторяя направление улицы Сан-Пьетро-ин-Карчере – проходила еще одна из окружавших Капитолийский холм лестниц, по-русски обычно называемая Гемонской лестницей (scalae Gemoniae). Римляне связывали ее название с глаголом gemo («стонать»). Эта этимология почти наверняка ложная, но более чем уместная: на Гемонскую лестницу выбрасывали тела казненных. Для античного человека даже намек на то, что тело может остаться непогребенным, был кошмаром и позором; именно для устрашения и предназначались макабрические зрелища на ступенях. В старые добрые республиканские времена про такое не слышали – первые упоминания о Гемонской лестнице относятся к эпохе гражданских войн. Самое душераздирающее свидетельство оставил историк Тацит, и оно связано с бесславным концом императорского временщика Сеяна. Сначала, в предзнаменование будущих бед, его телохранители, спускавшиеся с Капитолия после совершенного Сеяном жертвоприношения, были оттеснены от своего хозяина и, поскользнувшись, попадали на Гемонской лестнице. Потом по единодушному решению Сената был казнен и выброшен на ступени сам Сеян. Месть грозному временщику на этом не прекатилась: «После этого было решено, – пишет Тацит, – разобраться с детьми Сеяна, хотя гнев народа остывал: большинство удовлетворилось прежними казнями. Итак, их доставили в тюрьму; сын понимал, что вот-вот произойдет, девочка настолько ничего не понимала, что спрашивала, за какой проступок и куда ее тащат, говорила, что больше так не будет, спрашивала, нельзя ли ее просто отшлепать. Тогдашние авторы передают, что поскольку предать девственницу триумвирскому наказанию [смертной казни] было делом неслыханным, палач изнасиловал ее прямо возле удавки; детские тела с раздавленными гортанями были потом выброшены на Гемонии».