Текст книги "Спецназ"

Первый день операции (вернее, первая ночь) – со 2 на 3 августа 1943 года. В эту ночь на огромных пространствах чуть ли не в миллион квадратных километров было подорвано 42 тысячи рельсов. Операция продолжалась до 15 сентября 1943 года. Всего в ходе операции «Рельсовая война» было пущено под откос 836 вражеских эшелонов, подорвано 215 тысяч рельсов, 184 железнодорожных и 556 автомобильных мостов, уничтожено значительное количество вражеского вооружения и боевой техники. Противник был вынужден отвлекать значительные силы на охрану железных дорог, на борьбу с партизанами и подрывниками.

Продолжением операции «Рельсовая война» стала операция «Концерт», которая началась 19 сентября 1943 года и продолжалась до конца октября. В этой операции принимали участие 195 партизанских бригад и отдельных отрядов общей численностью свыше 120 тысяч партизан и диверсантов. Пространственный размах: 900 километров по фронту и 400 в глубину.

Однако…

Однако после столь блестящих успехов большинство частей гвардейских минеров начали в спешном порядке переформировывать из диверсионных в обыкновенные гвардейские саперные батальоны, полки и бригады. В этом виде их использовали до самого конца войны.

А почему?

Глава 5
Создание частей и соединений СпН

1

Если бы операции наподобие «Рельсовой войны» или «Концерта» были проведены в июле и августе 1941 года, то ход войны был бы совсем иным. В этом случае германский блицкриг был бы остановлен не у стен Ленинграда и Москвы, а на рубеже Смоленска, Киева, Днепропетровска и Запорожья.

Но весной 1941 года вся диверсионная мощь Красной Армии и НКВД была ориентирована вовсе не на противодействие вражескому нашествию, а на решение совсем других задач. Наши родные диверсанты вместе со всем советским народом дружно пели:

И на вражьей земле мы врага разгромим Малой кровью, могучим ударом!

На вражьей земле, малой кровью, могучим ударом – эти семь слов переводятся на немецкий язык одним словом: блицкриг.

Оттого, что война готовилась на вражьей земле, для действий на своей земле ничего не было подготовлено. Вернее, было подготовлено, но затем за ненадобностью отвергнуто.

Операции наподобие «Рельсовой войны» или «Концерта» могли бы очень помочь Красной Армии не только летом 1941 года, но и летом 1942 года, когда после провала стратегической наступательной операции Красной Армии в районе Харькова немцы перехватили инициативу и ударили на Сталинград и Северный Кавказ.

Но летом и осенью 1943 года такие операции незачем было проводить. Вернее, их следовало проводить, но совсем не так. Объясняю.

Допустим вас, мои дорогие читатели, вооружили, одели в маскировочные халаты, навесили парашюты и выбросили в партизанские леса. Задача – взрывать железнодорожные пути. Чем больше – тем лучше!

И вот вы – вернее, мы; куда же вы без меня? – в партизанском лагере с командиром отряда и его заместителем по диверсиям обсуждаем план предстоящих действий. Есть два варианта.

Первый вариант. Рядом проходит железная дорога, которую немцы почти не охраняют или совсем не охраняют, риска никакого. И за ночь – двадцать взрывов. Или тридцать! А днем – спи-отдыхай. Но можно и днем взрывать.

Второй вариант. Взрывать предстоит железнодорожный путь, который хорошо охраняется. Риск нарваться на засаду карателей – огромный. Группа диверсантов пойдет очень далеко – день туда, ночь для работы, на следующий день, уходя от погони, путая следы, группа возвращается. Вероятность вернуться без потерь – ничтожная. Результат: взорвали один рельс. Ну, два или три. Поредевшая группа сможет повторно выйти на задание через три дня. (Оно и понятно – раненых на себе тащили, сутками не спали, ноги истерты, все бойцы измотаны).

В первом случае победный доклад в Центр: двадцать рельсов за ночь! А можем и тридцать! Да хоть пятьдесят!

Во втором случае – один рельс. Или два. Ну пять. А повторно на задание пока не выходим, ибо зализываем раны.

Попытаемся с трех раз отгадать, какой вариант выберут командир партизанского отряда, его зам по диверсиям и гастролеры из бригады гвардейских минеров.

Так вот, все они почему-то, уж не знаю почему, в подавляющем большинстве выбирали первый вариант. Они рвали рельсы на тех путях, которые немцы слабо охраняли или не охраняли вовсе.

А почему не охраняли?

Да потому, что те пути им были не нужны.

Те, которые были нужны, немцы берегли. По обеим сторонам от таких железнодорожных путей лес был вырублен, подходы к путям – заминированы, в районе тех путей у немцев разведка работала, на станциях – подвижные группы для отражения налетов и преследования диверсантов, возле каждого моста – опорный пункт с блиндажами, пулеметами и прожекторами, а по путям бронепоезда курсируют. Наши диверсанты туда и не лезли.

В ходе войны возникло такое понятие – партизанский край. Это огромная, чаще всего покрытая лесами и болотами территория, которую контролируют партизаны. Уже в первую военную зиму таких партизанских краев на оккупированной немцами советской территории насчитывалось до десяти. Каждый из них – сотни, а то и тысячи квадратных километров.

Если железная дорога проходила через такой партизанский край, немцы либо выбивали оттуда партизан, очищали район, укрепляли охрану и оборону на этом участке, либо, не имея возможности держать проходившие там железнодорожные пути под плотным контролем, отказывались от их использования.

Вот по этим-то путям, которые немцам были не нужны, и ударили гвардейские минеры. И полетели радостные рапорты в Центральный штаб партизанского движения: «Сорок две тысячи взрывов за первую ночь!»

И эти тысячи взорванных рельсов вошли во все учебники истории, во все героические сказания о войне.

А тем временем Красная Армия, остановив последнее германское стратегическое наступление на Курской дуге, поперла в решительное контрнаступление. Каждый партизанский край мог бы стать тем оазисом, где сохранилась железнодорожная сеть.

Но!

Те железнодорожные пути и узлы, которые были нужны немцам, оккупанты при отходе весьма профессионально портили: взрывали, ломали шпалы огромными крюками и гнули рельсы особыми приспособлениями, которые тащили за собой уходящие паровозы.

А те железнодорожные пути и узлы, которые немцам были не нужны, добросовестно исковеркали гвардейские минеры.

Осенью 1943 года Красная Армия, вырвавшись на оперативный простор, вполне могла выйти к границам Польши и Восточной Пруссии. Но победно прущие на запад дивизии и корпуса, армии и фронты надо было снабжать. А это десятки и сотни тысяч тонн боеприпасов, горючих материалов, запасных частей, инженерного имущества. К фронту из глубокого тыла надо подвозить стратегические резервы и вводить их в сражение. А это сотни тысяч солдат, тысячи танков и орудий. Без железных дорог такие переброски невозможны.

Осенью 1943 года вместо подвоза свежих дивизий, вместо доставки боеприпасов и горючих материалов эшелоны везли к фронту рельсы и шпалы. Тысячи солдат, место которым – в атакующих цепях, были брошены на восстановительные работы. А рвущиеся вперед танковые корпуса и армии остановились, истратив топливо.

В 1943 году успех летне-осеннего наступления Красной Армии был огромным. Но он мог быть куда более грандиозным. Красная Армия остановилась не из-за немецкого сопротивления, а из-за невозможности вовремя подать наступающим войскам боеприпасы, топливо и все остальное, без чего наступательный порыв выдыхается.

Немцы, получив передышку, зарылись в землю. А уж рыть окопы и траншеи они были великие мастера. Немецкая пехота рыла землю лопатами никак не хуже, чем пехота Красной Армии перед грандиозным сражением на Курской дуге.

На главном стратегическом направлении войны Москва – Смоленск – Минск – Брест – Варшава – Берлин фронт стабилизировался до следующего лета.

Уникальные возможности были упущены.

Причина стандартная: дураки и дороги.

Товарищ Сталин, сообразив, что произошло, сдержал гнев. Но гвардейских минеров больше на такие подвиги не посылал.

Сталину было ясно, что он и сам виноват. Если бы была поставлена задача взрывать не рельсы, а вражеские эшелоны, идущие к фронту, если бы результат работы учитывался не по взорванным рельсам, а по эшелонам, пущенным под откос, то диверсанты действовали бы совсем иначе.

Но они добросовестно выполнили то, что им приказали.

2

Обратим внимание на достаточно интересный момент: главный диверсант Красной Армии Старинов Илья Григорьевич вступил в войну полковником.

И завершил ее полковником.

Он верно служил коммунистическому режиму, совершил множество полезных для режима дел, но умер, не получив ни генеральского звания, ни звания Героя Советского Союза, ни даже полководческого ордена.

Взорванные рельсы товарищ Сталин ему не простил.

Правда, и не расстрелял.

Партизан и диверсантов товарищ Сталин любил и жаловал. Вот пример: Ковпак Сидор Артемьевич вступил в войну гражданским человеком, создал и возглавил партизанский отряд, который превратил в мощное партизанское соединение. Сталин присвоил ему первичное воинское звание. И было это звание генерал-майора. Ковпак завершил войну дважды Героем Советского Союза, кавалером двух высших полководческих орденов – Суворова первой степени и Богдана Хмельницкого первой степени, не говоря о других государственных наградах.

А главный диверсант Красной Армии Старинов после грандиозных побед и свершений остался без геройского звания, без полководческих орденов, без полосатых генеральских штанов.

3

На заключительном этапе войны части гвардейских минеров были переформированы в обыкновенные инженерно-саперные батальоны и бригады. Только сравнительно небольшое число гвардейских минеров продолжали действовать в тылу врага на земле Чехословакии, Болгарии и Югославии.

В августе 1945 года Красная Армия нанесла внезапный удар по японской армии на Дальнем Востоке. Тут диверсанты могли бы сыграть решающую роль. Однако эту роль вместо расформированных частей гвардейских минеров играли обыкновенные стрелковые подразделения, усиленные саперами, доставленные самолетами на японские аэродромы и высаженные посадочным способом. Тем не менее, эти подразделения широко использовали тактику диверсионных частей и действовали с присущими матерым диверсантам куражом и нахальством.

Кстати, Маньчжурская стратегическая наступательная операция представляет огромный интерес для военного историка, потому что ярко показывает, что произошло бы с фашистской Германией, если бы она не напала на Советский Союз 22 июня 1941 года.

13 апреля 1941 года СССР и Япония подписали Пакт о нейтралитете. Каждая из сторон этого Пакта взяла на себя обязательство соблюдать нейтралитет, если вторая сторона будет вести войну с одним или несколькими другими государствами. Другое важное обязательство состояло в том, что в случае денонсации пакта одной из сторон она освобождалась от обязательства соблюдать нейтралитет лишь спустя год после денонсации.

Япония, как и Германия, вступила в войну с соседними государствами и растратила в этой войне свои ресурсы. Япония тоже оккупировала огромные территории, население которых жаждало освобождения и готово было поддержать любую страну, пришедшую к нему с освободительной миссией. Летом 1945 года Япония находилась именно в таком положении, в которое Сталин хотел поставить (и в значительной степени поставил) Германию: она была ослаблена войной с соседями, ее войска были рассеяны по огромным территориям, население которых ненавидело оккупантов.

Поэтому Сталин – разумеется, исключительно из гуманных соображений и ради мира во всем мире, – нанес внезапный сокрушительный удар по силам Японии в Маньчжурии и Китае, нарушив пакт, подписанный четыре года назад. Маньчжурская наступательная операция разворачивалась на огромной территории; по скорости проведения и темпам продвижения советских войск операция до сих пор не имеет аналогов в мировой истории. Советские войска действовали на фронте протяженностью свыше 5 тысяч километров, на глубину от 200 до 800 километров, на сложном театре военных действий с пустынно-[8]8
  Пакт был денонсирован Советским Союзом 5 апреля 1945 года, то есть Советский Союз обязан был соблюдать нейтралитет в отношении Японии до апреля 1946 года. – Прим. ред.


[Закрыть] тепной, горной, лесисто-болотистой, таежной местностью и крупными реками; на границе СССР и МНР противник имел 17 укрепленных районов общей протяженностью до 1 тысячи километров, в которых насчитывалось более 8 тысяч долговременных огневых сооружений (Советская военная энциклопедия. М: Воениздат, 1978. Т. 5. С. 128–130). В операции принимали участие 1,5 миллиона бойцов и командиров, более 5 тысяч танков и около 4 тысяч самолетов. В ходе молниеносного наступления 593 тысячи японских солдат и офицеров были взяты в плен; 84 тысячи были убиты. Красная Армия захватила в качестве трофеев огромное количество оружия, боеприпасов и военного снаряжения.

Читатель может возразить, что эта операция оказалась столь успешной потому, что Япония уже стояла на грани поражения, ведя войну со странами антияпонской коалиции, прежде всего с США и Великобританией. Это верно. Но именно в этом и заключался замысел советского руководства – сохранять нейтралитет, пока противник истощает свои силы в войне с другими государствами, и в подходящий момент нанести сокрушительный удар. Именно такой замышлялась война с Германией, именно для этого в 1941 году в СССР были созданы 10 воздушно-десантных корпусов.

В ходе Маньчжурской наступательной операции советские войска высаживали воздушные и морские десанты, а также высылали передовые отряды, которые захватывали важные объекты противника, подготовленные к подрыву (например, железнодорожные туннели, станции и мосты, аэродромы) и удерживали их до подхода главных сил. Кроме того, был опробован и успешно применялся один весьма необычный и очень рискованный тактический прием. Советские транспортные самолеты с небольшой группой бойцов под командованием высокопоставленного офицера советской военной разведки, имевшего звание полковника или даже генерал-майора, под прикрытием истребителей внезапно совершали посадку на японском военном аэродроме, неподалеку от которого располагался штаб японской части или дислоцировался военный гарнизон. Неожиданное появление советского полковника или генерал-майора в глубоком тылу противника производило неизгладимое впечатление на японских солдат и их командиров, не говоря уже о местном населении. Советские транспортные самолеты оставались на японском аэродроме, но сопровождавшие их истребители должны были вернуться обратно, оставив высадившихся бойцов без какой-либо поддержки. Советский офицер настаивал на встрече с японским командованием и на этой встрече требовал капитуляции японской части или гарнизона. Советский передовой отряд не мог рассчитывать на поддержку, ибо главные силы Красной Армии находились в сотнях километров от нее, однако местные японские военачальники, как правило, не имели об этом точных сведений (к слову, такими сведениями не всегда располагали и советские офицеры, командовавшие передовыми отрядами), поэтому…

Поэтому, хотя кодекс чести самурая требовал сражаться до последней капли крови, в некоторых подобных случаях японские военачальники капитулировали без каких-либо консультаций с вышестоящим командованием и приказывали своим солдатам сложить оружие. Конечно, подобные операции поднимали боевой дух Красной Армии на недосягаемую высоту и значительно облегчали советскому командованию ведение наступательных действий.

4

6 августа 1945 года американский стратегический бомбардировщик Б-29 сбросил атомную бомбу на японский город Хиросима. Мощность взрыва составила, по разным данным, от 13 до 18 килотонн.

9 августа 1945 года другой американский бомбардировщик Б-29 сбросил атомную бомбу на город Нагасаки. Мощность взрыва – 21 килотонна.

Ядерные удары по Хиросиме и Нагасаки имели целью заставить Японию капитулировать, и эта цель была достигнута. Ядерные удары по японским городам, помимо своей основной цели вывести Японию из войны, имели еще и сопутствующую цель. Это было послание товарищу Сталину и другим товарищам: японцы рвались захватывать чужие земли, пришлось их приструнить. Ваши цели, товарищи коммунисты, громко объявлены на весь мир. Вы бы сбавили пыл, а то как бы чего не вышло…

Появление в США ядерного оружия и первое его применение кардинально изменили соотношение сил в мире. На пути коммунистической экспансии появилось непреодолимое препятствие. Надо было что-то предпринимать.

Сталин приказал резко ускорить работы по созданию ядерного оружия. Это во-первых.

Во-вторых, было принято решение развернуть специальные диверсионные подразделения для поиска и уничтожения ядерного оружия противника и средств доставки этого оружия. Если главной угрозой становилось ядерное оружие, нужно было иметь как можно больше средств противодействия его применению, и диверсионные части были одним из таких средств.

Американские ядерные бомбы в то время хранились в основном на территории США. Вскоре у американцев появился межконтинентальный бомбардировщик Б-36, который мог взлетать с территории США, бомбить Советский Союз и без дозаправки возвращаться домой. Неприятность заключалась в том, что достать эти ядерные заряды и средства их доставки было нечем.

А в 1950 году американцы разместили некоторое количество ядерных зарядов на территории Западной Европы. Эти заряды и средства их доставки советские диверсанты могли, если повезет, нейтрализовать. По крайней мере, могли попытаться сделать это.

24 октября 1950 года Военный министр СССР Маршал Советского Союза А. М. Василевский подписал директиву о создании 46 отдельных рот СпН.[9]9
  Так в 1950–1953 годах называлась должность министра обороны СССР. Василевский оказался единственным военачальником, занимавшим в СССР должность с таким названием. – Прим. ред.


[Закрыть]

Этот день стал днем рождения частей и соединений СпН Советской Армии.

Все, что было раньше, – только присказка, зачин, предыстория.

А с 24 октября 1950 года началась настоящая история этих частей и соединений. С этого момента во всех секретных и совершенно секретных документах их называли только тем именем, которое сохраняется и поныне.

5

Смысл появления современных частей и агентуры СпН заключался в следующем. Средства доставки тактического ядерного оружия довольно легко скрыть. Столь же легко выставить ложные цели – можно надувные ракеты в лесу за колючей проволокой и под надежной охраной разместить. Можно выставить и не резиновые, а гораздо более правдоподобные макеты. Называется такая штука габаритно-весовым эквивалентом. Выпускают ракеты на заводе, а технический контроль там просто зверский. Забраковали ракету, нельзя ее на вооружение принимать. И куда ее? Ее отдают в учебные подразделения. А еще могут использовать в качестве ложной цели.

Летит самолет-разведчик, снимает на пленку земную поверхность, а фотодешифровщики потом те снимки разглядывают, разбираются. И вроде бы настоящие ракеты усмотрели или еще что интересное. В самом конце 1950-х годов появились разведывательные спутники. Но и под камеру спутника можно подсунуть нечто правдоподобное.

Поэтому советскому высшему командованию потребовалось иметь такие средства разведки, которые смогли бы подобраться к интересующему объекту весьма близко, а по возможности и пощупать его, убедиться, что это не подделка.

Но и этого мало. Нашли, допустим, наши ребята те стартовые батареи, и теперь им нужно время, чтобы составить донесение, зашифровать его, отправить, кто-то это донесение должен получить, расшифровать, оценить, принять какие-то меры.

А тем временем обнаруженная ракета взревет и понесет ядерный заряд к цели.

Потому задача состояла не только в том, чтобы обнаружить цели первостепенной важности, опознать их, определить их координаты и доложить. Всего этого было мало. Нужно было иметь такие силы разведки, которые не только могли бы находить и опознавать цели, но и при необходимости немедленно их уничтожать.

Части СпН стали именно тем инструментом, с помощью которого можно было в ходе войны или непосредственно перед ее началом и находить, и опознавать, и немедленно уничтожать оружие массового поражения и средства его доставки.

Если задача поиска и уничтожения целей первой категории была решена, части СпН планировалось переключить на поиск и уничтожение целей второй категории, среди которых были:

• мозг государства и армии, то есть штабы и командные пункты;

• нервная система государства и армии, то есть узлы и линии связи;

• кровеносная система государства и армии, то есть газопроводы, электростанции, линии электропередач, нефтепроводы, хранилища нефти и газа;

• элементы инфраструктуры: аэродромы и аэропорты, мосты, тоннели, железные дороги.

Кроме того, важной задачей был общий террор во вражеских тылах, который создавал обстановку подозрительности, неуверенности и страха, сеял панику и дезорганизовывал вооруженные силы и население противника.

Однажды в Нью-Йорке по какой-то причине вдруг погас свет. Немедленно застряли лифты между этажами небоскребов, разморозились холодильники (не только бытовые, что стояли в кухнях добропорядочных граждан, но и промышленные, огромной мощности, в которых хранились тысячи тонн мяса), остановилось метро, погасли витрины и светофоры, город погрузился во мрак. Причина была чисто технической, но товарищи в руководстве ГРУ потирали руки: они воочию убедились в том, что может случиться с огромным городом или даже с целой страной, если нанести по ней точечный, но весьма точный удар.

6

Каждая отдельная рота СпН образца 1950 года – это 120 солдат и офицеров: командование, взвод связи, один учебный и два боевых разведывательно-диверсионных взвода, автотранспортное отделение.

Однако во все времена нашу родную Советскую Армию сотрясали рывки и шараханья. Прошло совсем немного времени, и в 1953 году три четверти этих рот разогнали.

Тем не менее, несмотря на колебания линии партии и высшего руководства вооруженных сил, некоторые советские генералы продолжали последовательно отстаивать идею широкого использования диверсионных спецподразделений. Одним из них был Виктор Кондратьевич Харченко, которого в узких кругах совершенно заслуженно называли родоначальником советских частей СпН. Харченко был прекрасным спортсменом (в 1937–1940 годах он завоевал звание чемпиона РККА по прыжкам с трамплина, а в 1938 году стал серебряным призером чемпионата СССР) и экспертом в области взрывчатых веществ. В 1938 году он окончил Высшую военную электротехническую школу РККА, которая, кроме подготовки связистов, готовила также специалистов-подрывников, обучавшихся там «продвинутым» приемам минирования и подрыва крупных сооружений и других объектов. После нападения Германии на Советский Союз Харченко был назначен начальником штаба управления специальных работ Западного фронта и занимался минированием мостов и прочих важных объектов, которые оставляли отступавшие советские войска. В мае 1942 года он был назначен начальником штаба 16-й отдельной инженерной бригады специального назначения, а в июне – заместителем командира этой бригады. Главной задачей бригады было устройство минных заграждений в ходе оборонительных действий и разминирование местности при наступлении. В июле 1944 года его бригада получила гвардейское звание и стала называться отдельной гвардейской моторизованной инженерной бригадой специального назначения.

После войны Харченко некоторое время занимался разминированием различных объектов на территории Германии, а затем был переведен в штаб инженерных войск Красной Армии. Ветераны СпН утверждали, что именно Харченко первым предложил сформировать специальные разведывательно-диверсионные части из армейских спортсменов, которые в мирное время должны были участвовать в различных международных соревнованиях, попутно знакомясь с особенностями стран, на территории которых им предстояло действовать в будущей войне.

В 1948 году Харченко окончил Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова (с 1958 года – Военная академия Генерального штаба Вооруженных Сил СССР); с 1951 года он возглавлял Научно-исследовательский институт инженерных войск. Под его руководством разрабатывались новые виды взрывчатых веществ, боеприпасов и специального оборудования, в том числе для диверсионных подразделений, которые должны были действовать в тылу противника.

В первые же послевоенные годы Харченко стал активно добиваться воссоздания в Советской Армии диверсионных частей. В высшем командовании Вооруженных Сил годами шли непрекращающиеся дискуссии о целесообразности использования таких частей в будущей войне; многие военачальники считали, что после появления в Советском Союзе ядерного оружия армия не будет нуждаться в частях и соединениях СпН, а эффективность их боевого применения будет крайне низкой. Именно поэтому у Харченко было много противников.

В какой-то момент Харченко понял, что словами ничего не докажешь. Вместо этого он, получив разрешение руководства, в качестве эксперимента набрал группу спортсменов из числа слушателей Военно-инженерной академии имени Куйбышева, заинтересовавшихся его идеями, и лично подготовил их к выполнению сложных диверсионных задач. В 1954 году, во время Тоцких учений, в ходе которых по инициативе маршала Жукова отрабатывалась фронтовая операция по прорыву глубоко эшелонированной обороны потенциального противника с использованием ядерного оружия, для чего на полигон была сброшена атомная бомба РДС-2 мощностью 40 килотонн, Харченко на свой страх и риск решил продемонстрировать группу в действии.[10]10
  Для сравнения, мощность атомной бомбы, сброшенной в 1945 году на Нагасаки, составляла всего 21 килотонну в тротиловом эквиваленте. – Прим. ред.


[Закрыть]

Группа Харченко была включена в число частей и подразделений, принимавших участие в учениях, и должна была выполнять рутинные инженерные задачи на стороне «западных», которые по плану учений организовывали оборону и удерживали обороняемые позиции.

Во время разбора учений всё высшее военное руководство Советского Союза согласилось с тем, что учения прошли успешно, и поставленная задача была выполнена, но генерал Харченко выступил с категорическим возражением. Он обратил внимание командования на то, что в реальной обстановке бомба не была бы сброшена, и операция по прорыву обороны провалилась бы, потому что группа Харченко в какой-то момент прекратила выполнять предусмотренные планом учений задачи, проникла на территорию условного противника, нашла объект, где хранились ядерные заряды, и готова была уничтожить автомобильную колонну, перевозившую атомную бомбу на аэродром. Более того, военачальники, руководившие учениями и отдававшие приказ пилоту самолета-носителя на сброс атомной бомбы, в реальной обстановке были бы убиты бойцами группы Харченко прежде, чем отдали бы такой приказ. В подтверждение этого Харченко продемонстрировал командованию фотоснимки, сделанные бойцами его группы и убедительно доказывающие, что бойцы в самом деле скрытно подобрались к своим целям и заняли такие позиции, которые позволяли гарантированно уничтожить и ядерный заряд, и руководителей учений. Харченко напомнил, что всего тринадцать лет назад грандиозный замысел недавней войны тоже казался руководству Советского Союза безупречным, но в реальности внезапное нападение Германии расстроило советскому командованию все планы. Он настаивал на том, что диверсионные подразделения доказали свою эффективность в современных условиях, и подготовке таких подразделений нужно уделять особое внимание.

Конечно, Харченко сильно рисковал: как известно, инициатива в Советской Армии (и не только там) была наказуемой, а за такую инициативу Харченко мог поплатиться карьерой, тем более что учениями руководил маршал Жуков, известный своим крутым нравом и чудовищной, даже по меркам военных, жестокостью. Однако Харченко все тщательно рассчитал, и его расчет оказался верен: важное сообщение, сделанное в присутствии большого количества высших офицеров и дополненное дельным предложением, в значительной степени обезопасило генерала от гнева высокого начальства, ибо тот военачальник, который решился бы наказать Харченко за его инициативу, выглядел бы в глазах остальных полным идиотом.

В тот раз действия диверсионной группы Харченко не произвели должного впечатления на командование, и тогда Харченко повторил то же самое на следующих больших учениях. В конце концов генерал Харченко и его единомышленники добились своего: уже в 1957 году, всего через четыре года после сокращения, пять из оставшихся девяти рот СпН превратили в батальоны СпН.

Харченко сделал блестящую карьеру. В 1961 году он стал заместителем начальника, а в 1965 году – начальником инженерных войск. В 1972 году ему было присвоено звание маршала инженерных войск. Достигнув таких высот, Харченко, тем не менее, никогда не забывал о своем детище и был частым гостем на полигоне под Кировоградом, где регулярно проходили большие учения частей и соединений СпН, собранных со всей европейской части Советского Союза. Когда в 1975 году Харченко погиб на очередных учениях, в его некрологе была использована самая почетная формулировка, в мирное время крайне редко встречавшаяся в некрологах советских военачальников: «Погиб при исполнении служебных обязанностей».

7

В августе 1961 года разразился очередной Берлинский кризис. Его удалось уладить. Но Хрущёв не успокоился. Советское руководство готовилось взять реванш.

5 февраля 1962 года в СССР было принято решение о создании десяти бригад СпН. Это были не роты, не батальоны и даже не полки. Это – бригады! И сразу десять! В дополнение к тем отдельным ротам и батальонам, которые уже существовали.

Развертывание сразу десяти бригад говорит о том, что кремлевские вожди затевали нечто серьезное.

10 июня 1962 года члены Президиума ЦК КПСС единогласно приняли решение о тайной переброске на Кубу советских стратегических ракет средней дальности и ядерных зарядов для них.

В октябре 1962 года американцы узнали о том, что на Кубе находятся советские стратегические ракеты с зарядами мегатонного класса. Разразился Карибский кризис. Мир оказался на грани ядерной войны.

Кризис удалось погасить, непосредственная угроза ядерной войны миновала, но бригады СпН, созданные по приказу Хрущёва для действий в глобальной ядерной войне, разгонять не стали.