Текст книги "Самоубийство"

Вот пример того, как сталинские решения выполнялись. 19 ноября 1942 года. Сталинградская стратегическая наступательная операция. После сокрушительной артиллерийской подготовки пехота с танками поддержки взломала первую линию обороны и продвинулась на 4–5 километров. По теории, немедленно в момент взлома обороны в «чистый» прорыв надо вводить мощные танковые соединения, которым надлежит вырваться на оперативный простор.

Но тут – суровая действительность. Помимо огня противника, минных полей и проволочных заграждений, наступающей пехоте мешает снег. Пехота в нем утопает. Оборона противника прорвана частично. Проще говоря: лед проломан глубоко, но до воды пока не добрались, и не ясно, сколько его еще надо долбить. В данном случае «чистый» прорыв обеспечить не удалось – слишком медленно продвигается в снегу первый наступающий эшелон.

В этой обстановке командующий Юго-Западным фронтом генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин принимает решение вводить в сражение эшелон развития успеха – 1-й, 4-й и 26-й танковые корпуса – хотя успеха еще нет.

Решение командующего фронтом означает, что танковые корпуса вводятся в сражение ДО того, как для такого хода созданы условия. Решение означает, что танковые корпуса будут делать работу, для которой они не предназначены. Решение означает, что танковые корпуса понесут тяжелые потери еще до того, как начнут выполнять свою собственную задачу.

Генерал-лейтенант Ватутин отдает приказ, но три командира танковых корпусов не сговариваясь его не выполняют. Нет, конечно, они его сейчас начнут выполнять, но пока что-то не ладится.

Если не хочешь выполнять приказ, то всегда можно найти причину. Командиры корпусов по-своему правы. В ходе предыдущих операций, начиная с 22 июня 1941 года, вот уже больше года такой маневр завершался гибелью танковых и механизированных корпусов даже в ситуации, когда был обеспечен «чистый» прорыв. Но и Ватутина можно понять: у него приказ – взломать фронт любой ценой.

Идти в «чистый» прорыв – это смертельный номер. Представить его можно вот как: нарядимся в тулуп и валенки, возьмем автомат, патроны, гранаты, сухой паек и нырнем в прорубь. Проплывем подо льдом метров триста и в другой проруби вынырнем. Этот маневр танковые командиры ненавидят и просто по-человечески его боятся: в этой войне он пока никому не приносил ничего, кроме позора и смерти.

Кроме того, в данном случае корпуса вводятся в сражение в особо неблагоприятной ситуации для выполнения чуждой им задачи: прорубь для них не расчищена. Ее предстоит сначала пробить головой, а уж после этого выполнять основную программу. Потому танковые командиры медлят и выискивают предлоги для того, чтобы еще хоть немного оттянуть момент ввода в сражение: пусть, мол, пехота с танками непосредственной поддержки еще немного вперед продвинутся.

Но и командующий фронтом прав. Он понимает, что промедление смерти подобно – в самом прямом смысле. Он знает, что гонит танковые корпуса почти на верную гибель, но если промедлить, то противник, зная теперь, где находится участок прорыва, подбросит сюда танки, самоходки, артиллерию, включая противотанковую, саперов с минами, штрафников, поставит на прямую наводку даже гаубицы[8]8
  Гаубица – тип артиллерийского орудия, предназначенного преимущественно для навесной стрельбы с закрытых огневых позиций вне прямой видимости цели. – Примеч. ред.


[Закрыть], бросит на борьбу с танками зенитную артиллерию и прорыв ликвидирует. И тогда сорвется вся операция.

Командующий фронтом генерал-лейтенант Ватутин Николай Федорович был человеком деликатным, но при случае мог командиру корпуса, такому же генерал-майору или генерал-лейтенанту, врезать палкой между ушей. А мог Ватутин и пристрелить, о чем командирам корпусов было давно и точно известно.

В это время Сталин в Кремле следит за обстановкой: пошли в прорыв? Ватутин докладывает: корпуса с места не сдвинуть, если не расстрелять командиров.

И вот в самый драматический момент, когда вся Сталинградская стратегическая наступательная операция могла захлебнуться, Сталин не грозит, не упрекает, не повелевает идти вперед и не приказывает расстрелять дрогнувших командиров. Он даже не обращается к командирам корпусов. Он тихо говорит как бы сам себе: «Пусть им будет стыдно». И кладет трубку.

Сталинское пожелание командирам корпусов передали, и тут же взревели сотни танковых двигателей и три танковых корпуса сквозь боевые порядки первых эшелонов, обгоняя пехоту, пошли вперед, завершили прорыв обороны, вырвались на оперативный простор, захватили мост через Дон и через три дня встретились далеко во вражеском тылу с войсками Сталинградского фронта, замкнув кольцо окружения.

Интересно, что Сталин никогда потом не упрекнул ни одного из командиров. Наоборот, именно командиры танковых корпусов, как только кольцо окружения сомкнулось, первыми получили повышение в званиях и награды; танковые корпуса, а также соединения и части в их составе, были преобразованы в гвардейские, они получили ордена на знамена и почетные наименования Донских и Сталинградских.

Ни мордобой, ни реальная угроза расстрела не сдвинула танковые корпуса с места. Хватило одной фразы Сталина, которая даже не была приказом.

7

А вот как выглядело исполнение приказов Гитлера.

Германские частные фирмы очень быстро нашли способ прикармливать местную власть. Крупная фирма вводила рейхсляйтера или гауляйтера в совет директоров и вполне легально отстегивала ему длинные тысячи за здорово живешь. Рейхсляйтерам, гауляйтерам и другим партийным вождям германского рабочего класса такая практика ужасно нравилась.

В ситуации, когда вставал вопрос о том, чьи интересы дороже, государственные или частные, рейхсляйтеры, гауляйтеры и прочие партийные товарищи почему-то дружно вставали на сторону интересов частных фирм.

Гитлер узнал об этом и категорически запретил подобную практику. Вся партийная бюрократия, начиная с рейхсляйтеров, гитлеровское запрещение дружно игнорировала. Заместитель Гитлера по партии Мартин Борман, который над всеми ляйтерами был вождем, проявил со своими подчиненными полную солидарность:

Местная администрация в лице гауляйтеров знала, что Борман никогда не даст ее в обиду, и своими действиями всемерно ослабляла верховную власть (Шпеер А. Воспоминания. С. 426).

Нет, Борман не отменил гитлеровский запрет. Как можно! Ведь фюрер всегда прав! Борман просто к гитлеровскому запрету ввел уточнение: вот кончится победоносная война, тогда все мы дружно гитлеровский приказ и выполним. А пока идет война, пока страдания и лишения, бедному гауляйтеру на одну получку никак не выжить. Мол, в партийных же интересах гауляйтерам на стороне кормиться. Так и порешили. Все осталось как было: и гауляйтеры сыты, и фюрер всегда прав.

А контроль за выполнением своих приказов Гитлер осуществлял не сам, а возложил… на Бормана и партийную иерархию: ляйтеры всех мастей и рангов и их покровитель Борман были сами себе ревизорами, сами с собою борцами.

Но вот совершенно случайно Гитлер узнает, что его ценнейшие указания и строжайшие запрещения открыто и нагло игнорируются. Если бы на месте Гитлера оказался товарищ Сталин, то тут же Борман был бы сражен пулей подлого убийцы в коридоре Рейхстага, а затем ляйтеров стреляли бы целыми табунами за то, что они, гады, Бормана не уберегли.

Так действовал бы Сталин. И проблема тут не в коррупции и не в предпочтении частных интересов государственным, а в подчинении вожаку. Это принципиальный вопрос. Любая слабина в этом вопросе ведет вожака к гибели: ему перестанут подчиняться.

А вот реакция Гитлера. Он вызывает Бормана, и ставит вопрос ребром: выполняются приказы фюрера или нет?

Борман заявил в ответ, что выполнение этого приказа отложено до конца войны… Фюрер, который никак не хотел поверить в то, что это его распоряжение до сих пор не выполнено, заявил: ни один государственный служащий не имеет права… – ну и так далее в таком же духе

(Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. 27 июня 1942 г.).

Гитлер никак не хотел поверить, что его приказы не выполняются. А потом поверил.

На том и успокоился.

И вот всем недобитым гитлеровцам, которые утверждают, что Гитлер превосходил Сталина умом и характером, заявляю: посмотрите хотя бы на один этот случай. Где вы увидели у Гитлера ум? В каком месте? И где характер?

Глава 11
Кто в доме хозяин

Насилие как инструмент управления формирует вокруг диктаторов неспорящую, трусливую, нерешительную, несамостоятельную, ловящую каждое слово Хозяина среду. И в результате этого дефицита самостоятельности управленческие нити начинают постепенно сходиться вверх. Диктатору приходится во все вникать самому и решать кучу самых мелких вопросов.

Александр Никонов. Бей первым. С. 156

1

Сохранилось неисчислимое множество свидетельств того, что Сталин вникал в тысячи мелочей. Он определял репертуар Большого театра и количество зенитных орудий на строящихся линкорах, заработную плату летчикам-испытателям и рацион караульных собак, дату внезапной денежной реформы и массу фундамента нового здания Московского университета.

Сталин лично следил за ходом строительства Байкало-Амурской магистрали и вводом в строй второй очереди Магнитки, за добычей золота на Колыме и проходкой тоннелей под Амуром и Днепром, за творчеством академика Тарле и тайными похождениями Генерального комиссара Государственной безопасности товарища Ягоды, за выпуском учебников на армянском языке и сочинением Конституции.

Сталин толково беседовал, вникая в детали, с исполнителем главной роли в фильме «Чапаев» и командиром огнеметного взвода с Халхин-Гола, с геологами и дипломатами, с цензорами и куплетистами, капитанами дальнего плавания и ветеринарами. Сталин лично инструктировал карикатуристов и следователей НКВД, композиторов и конструкторов танка СМК, архитекторов, проектировавших станцию метро «Маяковская», и главного конструктора электротрактора.

Сталин отличался нечеловеческой, дьявольской работоспособностью. И никто никогда не сказал о Сталине иного.

А Гитлер в этом плане был прямой противоположностью Сталину. Но кто-то же должен был за Гитлера тьму вопросов решать. Потому этот кто-то неизбежно сосредотачивал в своих руках необъятную власть. Потому власть ускользала из рук «великого сына германского народа».

2

Уже в 1942 году Гитлер был номинальным фюрером. Борман подгребал власть под себя.

Воспользовавшись инертностью Гитлера, Борман сам определял, кто из правительственных чиновников может получить аудиенцию у фюрера – вернее, кого из них не следует допускать к нему. Почти никто из министров, рейхс– и гауляйтеров не имел прямого доступа к Гитлеру; всем им приходилось просить Бормана изложить ему их проблемы. Борман действовал очень быстро, и уже через несколько дней высокопоставленный руководитель получал письменный ответ…

Монотонно и подчеркнуто деловито Борман в нескольких предложениях излагал суть присланных ему меморандумов, а затем предлагал свой вариант решения. В большинстве случаев Гитлер кивал головой и говорил: «Согласен». Одного этого слова оказывалось достаточным для того, чтобы побудить Бормана приступить к составлению пространных директив, хотя зачастую Гитлер лишь для проформы выражал свое согласие. Таким образом, в течение часа иногда принималось десять и более важных решений: фактически именно Борман проводил внутреннюю политику рейха. Через несколько месяцев он сумел добиться подписи Гитлера под, казалось бы, ничего не значащим документом и стал «секретарем фюрера». Если до этого момента он был формально уполномочен заниматься только внутрипартийными делами, то новая должность уже официально позволяла ему вмешиваться в любую сферу деятельности (Шпеер А. Воспоминания. С. 349–350).

Беда гитлеровской Германии (и наша удача) состояла в том, что серый кардинал Борман правил Германией не в ее интересах, а в своих собственных.

От Бормана снова поступает громадное количество новых предписаний и распоряжений. Он сделал из партийной канцелярии бумажную. Ежедневно он рассылает целую гору писем и документов, которые нынешний воюющий гауляйтер фактически даже не может прочесть. Частично это совершенно бесполезные бумаги, которые невозможно использовать в борьбе. И в партии у нас нет четко разбирающегося во всем и тесно связанного с народом руководства (Геббельс Йозеф. Запись в дневнике от 4 апреля 1945 г.).

Геббельс заявил, что Гитлер фактически отстранился от проведения внутренней политики. Ею занимается Борман, умело создавая у Гитлера иллюзию, что тот по-прежнему держит все бразды правления в своих руках. Борманом движет только честолюбие, он доктринер и препятствует осуществлению мало-мальски разумных планов (Шпеер А. Воспоминания. С. 356).

3

Борман действительно препятствовал осуществлению мало-мальски разумных планов. У этого обстоятельства есть несколько объяснений. Среди них и такое: после войны шеф западногерманской разведки генерал Гелен считал и открыто заявлял, что Мартин Борман работал на Сталина. У Гелена были основания выражать свое мнение в крайне категорической форме.

К этому следует добавить, что в биографии Мартина Бормана было некое пятнышко, которое он старался не выпячивать. В 1919 году он воевал в Прибалтике против Красной Армии. И попал в плен, в спецлагерь в районе Осташкова. В то время лагерь-монастырь находился в подчинении Региструпра. Это учреждение, сменив несколько вывесок, в настоящее время известно под именем ГРУ. В начале 20-х годов главной задачей Региструпра и его начальника товарища Уншлихта была подготовка коммунистической революции в Германии. В Осташкове Региструпр держал пленных иностранцев. Там будущий заместитель Гитлера по партии мотал срок в 1920 и 1921 годах. Тот, кто с оружием в руках выступал против Красной Армии, подлежал уничтожению. Тем более, если они были иностранцами. Но молодого Бормана пожалели. Почему-то. А потом и вовсе отпустили. С миром. Иди в свою Германию, мы тебя прощаем…

Причина проявленного гуманизма мне не известна. Любые предположения в данном случае неуместны. Но я уверен в том, что человека с таким пятнышком в Советском Союзе к секретам государственной важности не подпустили бы. А уж если бы подпустили, то держали бы под контролем.

Бормана в Германии не контролировал никто. Это он контролировал Гитлера.

Вот такое у Гитлера было окружение, так он принимал решения и так они выполнялись.

Мы можем еще долго говорить о Сталине и Гитлере. Но всегда сравнение со Сталиным не в пользу Гитлера. Самым же главным остается сравнение результатов их деятельности. Посмотрим, как они завершили войну, и ответим сами себе на вопрос о том, у кого было больше ума и характера.

4

Еще интересно вот что: как Сталин и Гитлер оценивали друг друга. Свидетельство Риббентропа:

Гитлер говорил – в присущей ему манере – о Сталине с большим восхищением. Он сказал: на этом примере снова видно, какое значение может иметь один человек для целой нации. Любой другой народ после сокрушительных ударов, полученных в 1941–1942 гг., вне всякого сомнения, оказался бы сломленным. Если с Россией этого не случилось, то своей победой русский народ обязан только железной твердости этого человека, несгибаемая воля и героизм которого призвали и привели народ к продолжению сопротивления. Сталин – это именно тот крупный противник, которого он имеет как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Если тот когда-нибудь попадет в его руки, он окажет ему все свое уважение и представит самый прекрасный замок во всей Германии. Но на свободу, добавил Гитлер, он такого противника уже никогда не выпустит. Создание Красной Армии – грандиозное дело, а сам Сталин, без сомнения, – историческая личность совершенно огромного масштаба (Между Лондоном и Москвой. С. 198).

Существуют много других свидетельств гитлеровского восхищения Сталиным. Эти оценки Сталину звучат еще более звонко на фоне презрения к Черчиллю и Рузвельту.

Снова обратимся к «Застольным разговорам». Вот некоторые оценки Гитлером своих противников, зафиксированные на коротком отрезке времени.

Рузвельт – душевнобольной (23 марта 1942 г.).

Слабовольная скотина Черчилль, которая полдня пьянствует (27 марта 1942 г.).

Американские политики в окружении Рузвельта – сплошь дураки набитые (17 мая 1942 г.).

Сталина Гитлер считает гением и открыто восхищается им (29 мая 1942 г.).

Гениальный Сталин (21 июля 1942 г.).

К Сталину, безусловно, тоже нужно относиться с должным уважением. В своем роде он просто гениальный тип (22 июля 1942 г.).

Если Черчилль – шакал, то Сталин – тигр

(27 июля 1942 г.).

5

Гитлер напал на глупого и трусливого (как он сначала полагал) Сталина. По гитлеровским расчетам сталинская империя должна была рухнуть как карточный домик. Гитлер именно так и выражался. И вдруг Гитлер сообразил, что не на того нарвался. Осознание сталинской силы пришло к Гитлеру слишком поздно. Если Гитлер перед нападением не рассмотрел в своем противнике ум, волю и силу, значит грош цена гитлеровской гениальности.

Как же относился Сталин к Гитлеру, как его характеризовал? Нам об этом практически ничего не известно. Молчаливый Сталин унес свою оценку Гитлера в могилу. Не поделившись.

Сразу после подписания пакта Риббентропа и Молотова Сталин предложил тост за Гитлера. Из этого некоторые делают вывод о сталинской наивности и доверчивости, забывая при этом, что стоило очарованному Риббентропу ступить за порог, как Сталин (чего с ним никогда не бывало) пустился в пляс с криками: «Обманул! Обманул Гитлера!»

Так что пил Сталин за гитлеровское здоровье вовсе не от чистого сердца. Скорее всего, Сталин относился к Гитлеру так, как он относился к Народному комиссару внутренних дел СССР генеральному комиссару государственной безопасности Ежову Николаю Ивановичу. Пока Ежов громил сталинских врагов, Сталин пил за его здоровье, подносил Ежову подарки, награждал орденами, выдумывал для него звания и должности. Но вот Ежов свою функцию выполнил, и Сталин раздавил его ногтем как кровавого клопа, явно ничего кроме омерзения не испытывая.

Гитлер в Европе делал для Сталина ту же работу, что и Ежов внутри страны, – уничтожал врагов и расчищал дорогу для сталинского триумфа. По выполнении этой задачи Гитлера ждала участь Ежова (Ягоды, Бухарина, Зиновьева, Каменева, Кирова, Тухачевского, Троцкого и так далее) и соответствующее отношение.

Во всяком случае, Сталин Гитлера гением не считал.

* * *

Итак, во главе Германии стоял человек, который обладал выдающейся, непревзойденной болтливостью.

Он не умел хранить государственную и военную тайну.

Он не умел слушать других.

Он не знал и не понимал складывающейся обстановки, не умел и не хотел ее оценивать.

Он принимал решения, которые не соответствовали сложившейся ситуации.

Он не контролировал выполнение своих распоряжений и не имел никакого механизма контроля.

Этого достаточно, чтобы категорически заявить:

ГЕРМАНИЯ БЫЛА НЕ ГОТОВА К ВОЙНЕ.

С таким фюрером она победить не могла.

Глава 12
О бетонных паровозах

После каждой фразы Гитлера все присутствующие молча кивали головой в знак согласия с ним.

Генерал-полковник Гейнц Гудериан. Воспоминания солдата. С. 271

1

Если человека каждый день называть свиньей, известно, что из этого получится. Интересно, что если его каждый день называть величайшим гением, то результат будет тот же самый.

Лидер, которому никто не смеет возразить, которого все называют непогрешимым, которому все поддакивают, обречен.

Как только Робеспьер отрезал голову Дантону, последнему соратнику, который имел мужество открыто спорить и не соглашаться, рухнула вся дьявольская система, и самого гражданина Робеспьера, визжащего от страха, заломив ему руки за спину, поволокли вверх по тринадцати ступеням к ногам матушки-гильотины под свист и рев ликующей толпы.

Роль второго человека в любой иерархии ничуть не меньшая, чем роль первого. И если первый человек – тянущий локомотив и «пламенный мотор» общества, то второй – тормозная система. Первый – сила ведущая, второй – сдерживающая.

Политика, особенно во время войны, – это смертельная гонка по темным, узким, кривым ущельям, над бездонной пропастью: ревут, надрываясь, моторы и визжат тормоза. В этой ситуации тормоза не менее важны, чем мотор.

Любой тиран должен проявить достаточно ума, чтобы терпеть рядом с собой человека, способного возразить, способного осадить его порыв, ибо порыв может оказаться гибельным. Наличие второго возражающего человека – свидетельство мудрости первого.

Чтобы оценить первого, мы должны знать, кого он держит рядом. Вторым у Сталина был Вячеслав Молотов. У Гитлера – рейхсмаршал Герман Геринг. Вот о Молотове:

Человек сильный, принципиальный, далекий от каких-либо личных соображений, крайне упрямый, крайне жестокий… Сталин не раз в моем присутствии упрекал Молотова… Причем Молотов отнюдь не всегда молчал в ответ… Участвуя много раз в обсуждении ряда вопросов у Сталина в присутствии его ближайшего окружения, я имел возможность наблюдать споры и препирательства, видеть упорство, проявляемое в некоторых вопросах, в особенности Молотовым; порой дело доходило до того, что Сталин повышал голос и даже выходил из себя, а Молотов, улыбаясь, вставал из-за стола и оставался при своей точке зрения (Маршал Советского Союза Жуков Г. К. ВИЖ. 1987. № 9. C. 49).

А поведение второго человека гитлеровской Германии – это, по оценке Гудериана, «откровенное бесстыдство, с которым Геринг соглашался едва ли не с каждым словом Гитлера». Министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер в своих «Воспоминаниях» открыл простую механику, которая позволяла Герингу оставаться на втором месте:

Приехав в ставку, Геринг имел обыкновение на несколько минут уединяться в отведенном для него павильоне. Его представитель генерал Боденшатц тут же покидал комнату для оперативных совещаний и, как мы предполагали, извещал своего шефа по телефону о всех возникших спорных проблемах. Затем Геринг появлялся в комнате и, не дожидаясь приглашения, горячо отстаивал именно ту точку зрения, которую Гитлер непременно хотел навязать своим генералам. И тогда Гитлер, окинув торжествующим взглядом участников совещания, говорил: «Вот видите, рейхсмаршал полностью разделяет мое мнение» (Шпеер А. Воспоминания. С. 340).

2

Геринг – лизоблюд (приличия не позволяют выражаться точнее). Все, кто писал о нем, сходятся в этом мнении: «Всегда готовый к услугам Геринг» (Генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн. Утерянные победы. С. 358).

Описание подхалимской тактики Геринга – это не порицание ему лично, это приговор Гитлеру и всей системе его власти. Если вторым человеком Гитлер держал лижущего Геринга, если не видел откровенного холуйства и холопства, значит Гитлер был глуп, значит не должен был даже и мечтать о победе над Сталиным. А Шпеер продолжает рассказ о втором человеке Третьего рейха:

Я до сих пор помню, как меня тогда поразили его покрытые красным лаком ногти и напудренное лицо. К тому времени я уже привык, что на его халате из зеленой парчи всегда красуется огромная рубиновая брошь. Геринг спокойно выслушал наше предложение и мой рассказ и лишь иногда вынимал из кармана неоправленные драгоценные камни и с удовольствием перебирал их холеными пальцами (Шпеер А. Воспоминания. С. 358).

Мильх уже давно призывал меня обратить внимание на зрачки рейхсмаршала. Во время Нюрнбергского процесса мой адвокат доктор Флекснер подтвердил, что Геринг еще с 1933 года стал морфинистом (там же. С. 366).

Это заявление Шпеера подтверждено множеством других источников, в том числе – официальной экспертизой Нюрнбергской тюрьмы: Геринг – наркоман с многолетним стажем.

Геринг занимал множество должностей, в том числе он фактически руководил всей германской экономикой. Вот образец его руководящей деятельности:

Совещание запомнилось лишь довольно странным поведением Геринга. Необычайно возбужденный, с заметно сузившимися зрачками, он прочитал не скрывающим своего удивления промышленникам лекцию о производстве металла. Он явно хвастался перед ними своим знанием устройства доменных печей и процесса плавки. Выступление Геринга отличалось также обилием общих слов и громких призывов: нужно увеличить выпуск продукции и как можно больше внедрять в производство новые разработки; промышленность слишком привержена традициям, она должна осваивать новые методы, уметь прыгнуть выше головы… и так далее. К концу двухчасовой речи поток слов стал постепенно иссякать, Геринг уже с трудом шевелил языком, а на его лице появилось отсутствующее выражение. Внезапно он положил голову на стол и спокойно заснул. Мы не стали будить решившего немного вздремнуть, как обычно, одетого в роскошный мундир рейхсмаршала Геринга, дабы не ставить его в неловкое положение, и продолжали обсуждать свои проблемы до тех пор, пока он не проснулся и не объявил сразу же об окончании совещания (там же. С. 366–367).

Когда Геринг узнал, что мы собираемся увеличить производство паровозов, он пригласил меня в «Кариенхалл» и с полной серьезностью предложил изготовлять их из бетона, так как мы, дескать, не располагаем достаточными запасами стали. По его словам, бетонные паровозы будут, правда, быстрее изнашиваться, поэтому требуется лишь изготовлять их как можно больше. Разумеется, Геринг не знал, как конкретно наладить их производство, но зато на протяжении нескольких месяцев с маниакальным упорством цеплялся за эту безумную идею, ради которой он вынудил меня бессмысленно потратить два часа на поездку к нему на автомобиле и еще два часа на ожидание в приемной (там же. С. 313).

К слову сказать, среди множества должностей, которые занимал Геринг, была и такая – председатель Имперского совета по научным исследованиям. Яркий сторонник идеи строительства бетонных паровозов возглавлял, направлял и координировал усилия германской науки. Известно, куда он ее направил.

3

Геринг действовал безо всякого стеснения, чтобы именно во время войны преумножить свою художественную коллекцию. В залах «Каринхалла» в три, а то и в четыре ряда весели теперь драгоценные полотна. Когда на стенах больше не осталось места, он пустил в дело потолок большого вестибюля, чтобы и там разместить серию картин. Даже на балдахине своей роскошной постели он велел прикрепить портрет обнаженной женщины в натуральную величину, изображающий Европу… Сам Гитлер неоднократно возмущался поведением «второго человека» при сборе ценных произведений искусства, не рискуя, однако, призвать Геринга к ответу (там же. С. 255).

К слову сказать, и у Сталина был свой «ценитель искусств» маршал Жуков, который ограбил музеи и банки «освобожденной» Европы и украсил свои дворцы не хуже Геринга. Жуков, как и Геринг, был большим любителем драгоценных камней, он собирал их с любовью и знанием… И все же Жуков – это не второй человек в государстве. Он только в военной стратегии второй.

Жуков не красил губы красной помадой и глаза не подводил. Жуков не настаивал на строительстве бетонных паровозов. Наконец, Сталин знал, что Жуков мародер и барахольщик, и готовил против него дело. Подельники Жукова, воры рангом поменьше, были арестованы и дали показания, достаточные для того, чтобы Жуков понес заслуженную кару. Жуков уцелел чудом, о чем и сам говорил близким ему людям.

А Гитлер, зная о проделках «второго человека», ничего не делал. Дошло до того, что немецкие школьники уже в 1942 году стали возмущаться поведением Геринга и выражали это возмущение в письменном виде в своих школьных сочинениях. Дошло до Гитлера, и он изрек:

Характерно, что при выражении недовольства, которое дети приводят в своих сочинениях, то и дело фигурирует рейхсмаршал Геринг (Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. 25 марта 1942 г.).

Что делать первому человеку, если поведением второго возмущены даже школьники, если над ним смеются дети? Вспомним еще раз бессмертную фразу Макиавелли о том, что о мудрости правителя прежде всего судят по тому, каких людей он к себе приближает. Если Гитлер приблизил к себе дурака, подхалима и вора, то тем самым он выставил напоказ всей Германии, Европе и миру свою собственную дурь, и она видна даже подросткам. Как же на это реагировал Гитлер?

Никак.

4

Но в какой же тумбочке Геринг брал деньги?

Прежде всего, он занимал множество должностей: председатель Рейхстага, имперский министр авиации, глава правительства Пруссии, главнокомандующий военно-воздушными силами, имперский уполномоченный по осуществлению четырехлетнего плана и прочая и прочая. Одним словом, стахановец-многостаночник. Уже с этих должностей можно было кормиться. Когда только он успевал всю работу делать?

Помимо этого, он владел концерном «Рейхсверке Герман Геринг». У концерна множество заводов по всей оккупированной Европе, рабсила – дармовая, из концлагерей.

Еще один источник доходов – прямой грабеж музеев и банков на захваченных территориях. Но не стеснялся Геринг работать и по мелочам: например, как сообщает Шпеер (Воспоминания. С. 441), люди Геринга торговали на черном рынке дамскими чулками. Понятно, не в розницу: из оккупированных стран эшелонами гнали в Германию продовольствие, вина, парфюмерию, одежду, белье, ковры и прочее. Реализация – через черный рынок. Доходы – главарям. Больше всех – Герингу. А еще – «подарки»:

Мы не обманули ожиданий Геринга и приехали к нему с дорогими подарками – коробками голландских сигар, вывезенными с Балкан слитками золота, ценными картинами и скульптурами (там же. С. 440).

Вот он, настоящий социализм. Гитлер призывает: «Нужно ликвидировать капиталистическое общество» (24 марта 1942 г.). Геббельс называет себя национал-большевиком и требует: «Следует мыслить по-революционному, и, прежде всего, действовать по-революционному. Пришел час, когда нужно сбросить последнюю буржуазную скорлупу» (28 марта 1945 г.).

Советские идеологи настаивали на том, что у нас был настоящий социализм, а у Гитлера – не совсем настоящий, с изъянами. Потому переводчики-коммунисты преднамеренно искажали перевод: называли гитлеровское государство не социалистическим, а социалистским.

Но хотел бы я знать, чем наш социализм лучше гитлеровского? Гитлер пришел к власти законным путем – он победил на открытых всеобщих выборах. А Ленина никто не выбирал, он захватил власть путем кровавого переворота, устроенного на немецкие деньги.

Чем же наш социализм лучше гитлеровского? Тем, что мы людей больше истребили? Тем, что страну больше загадили? Тем, что наши социалистические вожди больше наворовали? Тем, что наш рабочий жил в скотстве и мерзости?

Каждый, кто плачет о нашем утерянном социализме, должен еще раз прочитать книгу «Россия в концлагере» Ивана Солоневича. Особо рекомендую главу «Девочка со льдом»: «…И вот на костях этого маленького скелетика – миллионов таких скелетиков – будет строиться социалистический рай…»