Текст книги "Самоубийство"

Глава 8
Почему товарищ Сталин не удавил гитлеризм в политическом младенчестве

Сталин, как я полагаю, ожидал, что развернутся затяжные сражения английских и французских войск против немецких. Они истощат Гитлера.

Н. С. Хрущёв. Время, люди, власть. (Воспоминания)

1

Прикинем, что должен делать Вождь Мировой революции товарищ Сталин, узнав, что в среде германских социалистов наметился уклон, что бывший красноармеец вышел из подчинения Москвы и гнет свою линию? Казалось бы: истребить такого революционера, да и только.

Любой уклон в среде социалистов Сталин давил беспощадно. Но почему он не предпринял ничего для подавления гитлеровского уклона в германском рабочем движении?

Гитлеризм можно было удавить в зародыше. Долго ли послать в Мюнхен идейного борца с ледорубом… Никто и внимания не обратил бы: один социалист другому череп проломил. Дело привычное.

Для всех нас бандиты и есть бандиты. Но бандиты бывают разные, они грызутся между собой и нередко друг друга убивают.

Так и среди социалистов. Это для всех нас социалисты – одна масть. А они между собой по каким-то совершенно неприметным нюансам друг друга различают: этот – марксист, этот – гитлеровец, этот троцкист, этот – ленинец. И ломают друг другу черепа.

Сколько они сами своих поубивали да искалечили! Сколько один Сталин уклонистов извел! Но почему Гитлера не тронул? А ведь можно было Гитлеру свернуть шею и весь гитлеровский кабак спалить вместе со всеми его обитателями.

Но Сталин поступил иначе.

2

А еще мог бы Сталин на Гитлера просто внимания не обращать, и тогда, без сталинской помощи, гитлеризм распустился бы пустоцветиком. Не дав кровавых плодов.

Но Сталин выбрал третий путь: открытую и всестороннюю помощь Гитлеру. Сталин прорубил Гитлеру дорогу к власти.

В свое время я без особого труда набрал тугую папку доказательств простой мысли Троцкого о том, что без Сталина не было бы Гитлера. И были это не совершенно секретные досье, а всем доступные, на поверхности лежащие факты. Было их так много, и вопили они так пронзительно, что писать книгу не составляло труда: рассортировать вырезки, разбросать по темам, темы пронумеровать, назвав главами, кое-где свое мнение отразить.

В «Ледоколе» я обещал читателям такую книгу написать. Оказалось, что этого делать не надо. Такая книга уже есть. Написал ее германский историк Томас Вайнгартнер и называется она «Сталин и возвышение Гитлера. Политика Советского Союза и Коммунистического Интернационала по отношению к Германии».

Пока я собирался, Т. Вайнгартнер использовал тот же самый метод: не мудрствуя лукаво, не дожидаясь, когда откроют секретные кремлевские архивы, не надеясь на какие-то сенсационные откровения, он взял всем известные резолюции конгрессов Коминтерна, этого «штаба Мировой революции», протоколы его Исполкома, статьи из «Правды» и «Роте Фане»[5]5
  «Роте Фане» («Die Rote Fahne» – нем. «Красное знамя»), немецкая ежедневная газета, выходившая с 1918 по 1939 года, основана К. Либкнехтом и Р. Люксембург как орган Союза Спартака; с 31 декабря 1918 года – центральный орган Компартии Германии. Была запрещена в 1933 году, до 1935 издавалась в подполье, затем издание было перенесено сначала в Прагу (1935 г.), а затем в Брюссель. Выходила до осени 1939 года. – Примеч. ред.


[Закрыть], напомнил читателям те самые факты, которые коммунистам так хотелось бы забыть. И получилась книга простая и понятная. И возразить высоколобым нечего. Всех желающих отправляю к этой замечательной книге и настоятельно ее рекомендую.

К тому, что уже говорил в свое время Троцкий, что в наши дни опубликовал Вайнгартнер, мне нечего добавить, и повторять известные факты я не буду. Без меня доказано, что гитлеровские грезы о землях на Востоке так и остались бы фантазиями мюнхенского мечтателя, если бы не исполинская сталинская помощь.

3

Каждый, кто знаком с «Майн Кампф» в объеме одной цитаты, упрекает Сталина в близорукости: ведь Гитлер сам написал, что ему нужны земли на Востоке! Однако Сталин, в отличие от Хрущёва, Некрича и тысяч других обвинителей, читал «Майн Кампф» полностью. До самой последней страницы. От корки до корки.

И вычитал товарищ Сталин, что главную задачу будущей Германии Гитлер видел не в землях на Востоке – об этом в книге одна фраза, – а в том, чтобы освободить Германию от оков Версальского договора.

Гитлер делил врагов Германии на внутренних и внешних. Враги внутренние – евреи. Враги внешние – французы и те же самые евреи. А сталинская тактика заключалась в том, чтобы все делать чужими руками, чтобы одних своих врагов уничтожать руками других.

«Сталин всегда находил обезьян, которые таскали ему каштаны из самого жаркого огня». Это сказал Роберт Конквест[6]6
  Британский историк, ставший известным писателем и исследователем Советского Союза после публикации в 1968 году книги «Большой террор» – исследования сталинских чисток 1930-х годов. – Примеч. ред.


[Закрыть].

«Как никто умел он сшибать лбами своих конкурентов, всегда оставаясь в стороне и – над ними». Это заметил А. Антонов-Овсеенко[7]7
  Антон Владимирович Антонов-Овсеенко. Портрет тирана. Нью-Йорк: Хроника, 1980. С. 61. Автор этой книги – сын Владимира Александровича Антонова-Овсеенко, выдающегося революционера и советского государственного и военного деятеля, участника Октябрьского восстания в Петрограде и Гражданской войны. – Примеч. ред.


[Закрыть].

К этому надо добавить, что Сталин был самым верным продолжателем дела Ленина, который учил «руками наших врагов создавать коммунистическое общество» (Восьмой съезд РКП(б). Протоколы. С. 20). Только уяснив, в чем заключались сталинские методы борьбы за власть, мы можем понять, чем же Сталину так понравился мюнхенский мечтатель и его творение «Майн Кампф».

4

Прочитав многое из того, что произносил и писал Сталин, я нашел гневные обвинения в адрес антисемитов, которые, как известно, являются злейшими врагами рабочего класса.

В своем ближайшем окружении Сталин держал группу «дрессированных евреев» в составе Мехлиса, Кагановича, Лозовского, Ярославского и других, демонстрируя полное отсутствие националистических и расовых предрассудков. И в то же время Сталин привел к власти в Германии самого главного антисемита всех времен и народов, который, дорвавшись, осуществлял в Европе «окончательное решение еврейского вопроса».

Сталин же оставался в стороне. И только после войны, когда Гитлер не оправдал возложенных на него надежд, осуществив «окончательное решение» лишь частично, Сталин был вынужден снять маску и лично заняться этим вопросом.

Вот тут и проступает связь между содержанием «Майн Кампф» и всесторонней сталинской поддержкой Гитлера. А заявление о землях на Востоке Сталина не особенно пугали. «Майн Кампф» – против Франции:

Мы должны до конца понять следующее: самым смертельным врагом германского народа является и будет являться Франция (Часть 2. Глава ХIII).

И там же:

Злобой дня является для нас не борьба за мировую гегемонию… Франция систематически рвет на части наш народ и планомерно душит нашу независимость… У нас исходят словами и протестами сразу против пяти или даже целого десятка государств и забывают при этом, что нам прежде всего надо сконцентрировать все свои физические и духовные силы, чтобы нанести удар в сердце нашему злейшему противнику… Франция неизбежно будет стремиться к тому, чтобы Германия представляла собой слабое и раздробленное государство… Единственным нашим противником в данное время является Франция – та держава, которая лишает нас даже права на существование.

И далее Гитлер распространялся в том же духе на много страниц и глав.

5

Земли на Востоке – не ближайшая задача, а перспектива на грядущие века. Этого мнения придерживался не один Гитлер, но все его ближайшее окружение:

Земли надо завоевывать не в Африке, а в Европе, прежде всего на Востоке. Это естественный путь германской внешней политики на столетия вперед (Rosenberg A. Der Zukunftweg einer deutschen Aussenpolitik. С. 20).

А разгром Франции для Гитлера – ближайшая задача. Перед тем, как захватывать земли на Востоке, Гитлеру следовало обезопасить себя от смертельного врага. Вот вторая причина сталинской любви к «Майн Кампф» и ее автору.

Сталин знал, что Франция для Гитлера не просто главный враг, но враг смертельный. Сталин понимал, что если Гитлер попытается освободить Германию от французского экономического рабства, от Версальского договора, то немедленно в дело ввяжется Британия, так как Франция не одна навязала Германии Версальский договор, а в союзе с Британией. Но если Германия ввяжется в войну против Британии и Франции, то в орбиту войны будут втянуты и другие страны, что Сталину и требовалось.

Нам не позволяли читать «Майн Кампф» как раз потому, что из этой книги вовсе не следовало, что Германия пойдет на Восток. В «Майн Кампф» есть указание о землях на Востоке, но нет указания на то, когда Германия эти земли должна захватывать.

Гитлер писал о землях в 1924 году, но из этого вовсе не следует, что немцам надо немедленно идти на Восток. И про 1941 год там ничего не сказано. Гитлер всего лишь указывал направление. Но мыслил он столетиями, иногда – тысячелетиями. Именно так и писал:

Тут нужны столетия. В вопросах колонизации вообще решают не быстрота и натиск, а настойчивость и долгий период (Часть 1. Глава III).

И собирался Гитлер строить не просто рейх, а рейх тысячелетний. И даже в той знаменитой, повторенной миллионы раз цитате, речь о столетиях:

Мы хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше прежнее развитие 600 лет назад (там же).

Но чтобы к этому пункту вернуться, немцам следовало, как учил Гитлер в знаменитой цитате, «приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы». Вот этого-то Гитлеру и не удалось. Не удалось потому, что в «Майн Кампф» заложено непреодолимое противоречие:

• с одной стороны, для того, чтобы идти на Восток, надо остановить движение на Запад;

• с другой стороны, для того, что бы идти на Восток, надо обезопасить Германию от смертельного врага, каким является Франция, то есть надо сначала идти на Запад.

6

Не надо обладать способностями Сталина – тут любому человеку со средними способностями ясно: Гитлер запутался еще в 1924 году. Он сам себе построил мышеловку. Открыто объявив о своем намерении идти на Восток, он сделал врагами всех, кто восточнее.

Любое движение немцев «встреч солнцу» могло идти только через территорию Польши. Потому Польша автоматически становилась врагом Гитлера. И не только Польша. Земли на Востоке – понятие туманное. Это заявление могло относиться к кому угодно.

Если сосед бахвалится, что намерен вас ограбить, будете ли вы его любить? Одна фраза в книге превращала Гитлера в пугало для всех его восточных соседей. Это никак не свидетельствует в пользу выдающихся умственных способностей бывшего красноармейца. И если во время войны народы некоторых стран поначалу принимали гитлеровцев как освободителей, то в этом не заслуга Гитлера. Тут срабатывали другие причины.

Незачем раскрывать свои политические цели, если они откровенно грабительские. Вовсе нежелательно своих соседей объявлять врагами. Но Гитлер не только растрезвонил о стремлении идти на Восток, он и Францию объявил смертельным врагом. Добавив к этому списку еще и евреев, Гитлер взваливал на свой горб ту самую лишнюю соломинку, которая ломает хребет даже верблюду.

7

Сталин по достоинству оценил «Майн Кампф». Появление этой книги свидетельствовало, что появился тот, кто будет воевать против всего мира. Тот, кого все будут ненавидеть. Тот, против кого восстанут все народы. Тот, кому весь мир вынужден будет объявить войну. Вся ненависть мира будет сосредоточена на Гитлере и его последователях.

Из этой книги следовало: если Гитлер развяжет войну, то в первую очередь это будет война против кого угодно, но не против Советского Союза.

Если Гитлер развяжет войну, то логика борьбы потребует рассредоточения и распыления сил Германии по всему Европейскому континенту и за его пределы. И каждый, кто выступит против Гитлера, будет считаться освободителем и благодетелем.

Это именно то, что требовалось Сталину. Сталин знал: если Гитлер ввяжется в войну против Франции и Британии, то вопрос о землях на Востоке отпадет сам собой.

Так и случилось.

Глава 9
О собаках в безвоздушном пространстве

Многие события в истории можно правильно понять только тогда, когда известны характеры лиц, принимавших в них участие.

Генерал-лейтенант Гюнтер Блюментрит. Роковые решения. С. 65

1

Не буду долго распространятся о роли личности в истории. Скажу только, что монголы с Чингисханом – одно, а без Чингисхана – совсем другое. Одно дело – французы с Робеспьером, другое – с Бонапартом.

Используя имя владыки и название страны, мы в двух словах описываем целую эпоху: рейгановская Америка, николаевская Россия, кайзеровская Германия.

Не будем спорить: без Гитлера Германия была бы совсем другим государством, как и Советский Союз – без Сталина. Потому, коль скоро речь зашла о том, кто лучше был готов к войне, есть смысл обратить наш взгляд на Сталина и Гитлера, ибо от этих двух людей так много зависело.

Прежде всего, оценим умение слушать, ибо умеющий слушать всегда сильнее не умеющего, и всегда его побеждает. Это даже не умение, а талант. Одна только способность выслушать собеседника – дар, если хотите, – выводит человека в разряд выдающихся личностей, так как среди двуногих обитателей планеты Земля это умение встречается крайне редко. Свидетельствует Маршал Советского Союза Д. Ф. Устинов:

Сталин обладал уникальной работоспособностью, огромной силой воли, большим организаторским талантом… Зная вес своего слова, Сталин старался до поры не обнаруживать своего отношения к обсуждаемой проблеме, чаще всего или сидел будто бы отрешенно, или прохаживался почти бесшумно по кабинету, так что казалось, что он весьма далек от предмета разговора, думает о чем-то своем. И вдруг раздавалась короткая реплика, порой поворачивающая разговор в новое и, как потом зачастую оказывалось, единственно верное русло (Устинов Д. Ф.

Во имя победы. С. 91).

Таких описаний я могу привести еще пару десятков: именно так рассказывали о Сталине Черчилль, посланец Рузвельта Гопкинс, гитлеровский министр иностранных дел Риббентроп, так описывают Сталина маршалы, генералы, министры.

Великий Макиавелли рекомендовал государям говорить как можно меньше. Сталин эту рекомендацию выполнял. Сталин внимательно слушал и молчал, как сфинкс в песках. А уж если говорил, то слов на ветер не бросал:

Свои мысли и решения Сталин формулировал ясно, четко, лаконично, с неумолимой логикой. Лишних слов не любил и не говорил их (там же. С. 92).

А о Гитлере рассказывают как раз противоположное. Гитлер не умел и не хотел слушать. Гитлер говорил.

Сталин пришел к власти как молчаливый конспиратор, Гитлер – как горластый оратор. Но болтливость диктатору противопоказана. Получив власть, Гитлер должен был подавить свое стремление произносить речи. Он должен был превратиться в молчаливого фюрера, который внимательно прислушивается к тому, что говорят вокруг. Этого не случилось.

Гитлер неистощим в речах. Говорение – стихия его существования (Otto Dietrich. 12 Jahre mit Hitler. С. 159–160).

Министр вооружений и боеприпасов А. Шпеер добавляет:

Он говорил без умолку, словно преступник, желающий выговориться и готовый, не страшась опасных для себя последствий, выдать даже прокурору свои самые сокровенные тайны (Шпеер А. Воспоминания. С. 418).

Свидетельствует генерал-полковник Курт Цейтцлер:

Как только я прибыл в ставку, Гитлер по своему обыкновению обратился ко мне с многочасовым монологом. Невозможно было перебить его речь (Роковые решения. С. 155).

Зимой 1943 года Рундштедт попытался доложить Гитлеру о действительном положении, сложившемся тогда на Западе, но только потерял время. Беседа в Оберзальцберге, продолжавшаяся 3 часа, на две трети состояла из речи Гитлера, высказывавшего свои взгляды на положение на Восточном фронте, и на одну треть из чаепития, когда официальные разговоры запрещались. Легко представить, что Рундштедт едва усидел в кресле от поднимавшегося в нем бешенства (там же. С. 220).

Проходит несколько месяцев, и фельдмаршалы Роммель и Рундштедт настояли на встрече с Гитлером.

К фельдмаршалам отнеслись с заметным холодком и несколько часов заставили их ждать. Наконец, приняв их, Гитлер прочитал им длиннейший монолог относительно результатов, ожидаемых от нового «чудодейственного оружия» (там же. С. 236).

Болтливость Гитлера не знала границ и берегов. Каждую ночь он собирал окружавших его сотрудников – стенографисток, министров, машинисток, генералов, секретарш, гауляйтеров, водителей, адъютантов – рассаживал их вокруг стола, якобы на ужин, и начинал говорить. Он говорил и говорил. До трех часов ночи, до четырех. Он говорил обо всем: об истории и экономике, о климате и религии, о том, как сделать свою овчарку Блонди вегетарианкой, о том, что предками германцев были греки (в другой раз – викинги), о том, что думает женщина, чего ей хочется и чего ей не хватает, о производстве стали и бумаги, о качествах одеколона и еще – о себе, о себе, о себе.

Гитлер зачастую производил впечатление крайне неуравновешенного человека. Гости под утро уже чуть не засыпали, и только чувство вежливости и долга заставляло их приходить на эти чаепития. После долгих, утомительных заседаний монотонный голос Гитлера действовал на нас усыпляюще. У нас буквально слипались веки (там же. С. 408).

Эти насильственные проповеди или исповеди были тяжкой мукой для гитлеровского окружения. Машинистки, секретарши, стенографистки устанавливали между собой очередь, кому в какую ночь идти слушать гитлеровские речи. Отбывание этой повинности считалось чем-то вроде тяжелого ночного дежурства. Среди этих женщин иногда прямо в присутствии Гитлера возникали перебранки типа: я уже третью ночь тут высиживаю, а кто-то там вне очереди отсыпается.

2

Интересно посмотреть на Сталина и Гитлера в момент, когда они принимают гостей. Свидетельствует министр иностранных дел гитлеровской Германии фон Риббентроп:

Затем заговорил Сталин. Кратко, точно, без лишних слов. То, что он говорил, было ясно и недвусмысленно… Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление: человек необычайного масштаба. Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву. Ход моих переговоров и бесед со Сталиным дал мне ясное представление о силе и власти этого человека, одно мановение руки которого становилось приказом для самой отдаленной деревни, затерянной где-нибудь в необъятных просторах России, – человека, который сумел сплотить двухсотмиллионное население своей империи сильнее, чем какой-либо царь прежде (Риббентроп И. Между Лондоном и Москвой. С. 141–143).

Далее – о широте души, щедрости, радушии и гостеприимстве Сталина. Вернувшись в Берлин, очарованный Риббентроп рассказывал, что чувствовал себя в Кремле «как среди старых партийных товарищей».

А вот гостей принимает Гитлер. Был он вегетарианцем и всех, кто в рядах вегетарианцев не состоял, считал трупоедами, так их называл за своим столом и всячески старался испортить им аппетит. Впрочем, и те, кто не ел мяса, но ел рыбу, были Гитлеру омерзительны, и он этого не скрывал.

Когда приносили вареных раков, он принимался рассказывать о том, как в одной из деревень умерла старуха и родственники сбросили ее труп в ручей, чтобы таким образом наловить побольше раков. Если же он видел жареных угрей, то как бы между прочим замечал, что лучше всего эти рыбы клюют на дохлую кошку (Шпеер А. Воспоминания. С. 412).

Приятного аппетита, дорогие гости!

О личной жизни Сталина мы знаем мало. Но одна деталь делает его непохожим на Гитлера, Ежова, Ленина. У Сталина были два сына и дочь. Это свидетельство того, что в половом отношении он был нормальным человеком.

Берлинский психиатр доктор Артур Кронфельд имел возможность наблюдать Гитлера с предельно близкой дистанции:

Как многие резко выраженные психопатические личности, Гитлер ненормален в половом отношении. Можно считать установленным, что чувство любви к женщине ему недоступно. В прошлом он был в половой связи с Гейнесом и Эрнстом. Оба были убиты по приказу рейхсканцлера 30 июня 1934 года.

В окружении Гитлера (как и в окружении Ленина) – присутствуют педерасты. Причина уничтожения главы СА Эрнста Рема и его окружения не в том, что они были педерастами, а в том, что они из этого не делали секрета. Гитлер уничтожил их, чтобы никто не думал, что сам он – из того же круга.

3

Приступ гнева – лучший момент для изучения личности. В гневе характер раскрывается полностью. Ярость – это взрыв. Взрыв сопровождается пламенем, которое высвечивает самые темные закоулки души. Главное при изучении личности – установить частоту, глубину и продолжительность приступов гнева.

Гитлера не зря звали бесноватым. И не зря психиатры считали его ярко выраженным психопатом – уж слишком часто он впадал в состояние ярости. Приступы гнева перерастали в истерические припадки. Слово Шпееру:

От всего услышанного Гитлер разнервничался, настроение его явно испортилось. И хотя он еще не сказал ни слова, это было заметно по тому, как изменилось выражение его лица, как он судорожно сжимает и разжимает кулаки, грызет ногти. Чувствовалось, что в нем нарастает внутреннее напряжение… Гитлер больше не владел собой. Его лицо покрылось красными пятнами, он уставился невидящими глазами куда-то в пустоту и заорал во все горло: «Проведение каких-либо оперативных мероприятий является исключительно моей прерогативой! Вас это никак не касается! Ваше дело – производство вооружения, вот и занимайтесь им!» (…) Фюрер окончательно утратил самообладание, речь его была сбивчива, он буквально захлебывался в потоке слов (Шпеер А. Воспоминания. С. 543).

Я вдруг услышал нечленораздельный, почти звериный вопль (там же. С. 250).

Даже для совершенно несведущего в военном деле человека было ясно, что наше наступление выдохлось. И тут вдруг в ставку поступило сообщение о том, что подразделение германских горных стрелков взобралось на окруженную ледниками самую высокую гору Кавказа Эльбрус – его высота составляет 5 600 метров – и водрузило на ней имперский военный флаг. В сущности это была чистейшей воды авантюра, которая никак не могла отразиться на ходе военных действий. Мы все полагали, что вообще не стоит предавать безумной выходке альпинистов – фанатиков большое значение. Реакция Гитлера была совершенно иной. Мне не редко приходилось видеть, как Гитлер гневается, но никогда не думал, что он способен настолько потерять самообладание. Несколько часов он кричал и бился в истерике, словно этот эпизод поставил под угрозу весь стратегический план Восточной кампании. Даже через неделю он никак не мог успокоиться и проклинал «этих сумасшедших альпинистов, которых следовало бы отдать под трибунал». Он говорил, что этих идиотов обуяло честолюбие и они полезли на эту дурацкую вершину, хотя он недвусмысленно приказал бросить все силы на Сухуми (там же. С. 331).

Ярость обрушивалась в виде урагана слов. В такие моменты он отметал любые возражения простым усилением голоса. Подобные сцены могли быть вызваны как большими, так и совсем ничтожными событиями. Однажды в Оберзальцберге я наблюдал, как его собака Блонди отказалась повиноваться приказу. Кровь бросилась в лицо Гитлера, и несмотря на огромную толпу присутствующих, он начал бешено орать на одного из своих помощников, оказавшегося рядом с ним. Без всякого объяснения, не обращая внимания на удивление толпы, он обрушил на него поток гневных слов (Dietrich O. 12 Jahre mit Hitler. С. 213).

Хорошо известно замечание Геринга: «Адольф – вегетарианец, но мы не знали, что кроме салата вегетарианцы пожирают ковры». Дело было в 1933 году, Гитлер поругался с Отто Штрассером и изливал свою ярость поросячьим визгом, воплями, оскорбляя всех, кто окружал его. Гитлер бегал по комнатам, ломал мебель, бил зеркала и стекла, швырял в окружающих тяжелые предметы, катался по полу и грыз ковер. А вот в ходе войны генерал Гудериан прибыл к Гитлеру на доклад:

Гитлер с покрасневшим от гнева лицом, с поднятыми кулаками, стоял передо мной, трясясь от ярости всем телом и совершенно утратив самообладание. После каждой вспышки гнева он начинал бегать взад и вперед, останавливался передо мной, почти вплотную лицом к лицу, и бросал мне очередной упрек. При этом он так кричал, что глаза его вылезали из орбит, вены на висках синели и вздувались (Гудериан Г. Воспоминания солдата. С. 572).

4

Та же ситуация, но не в Берлине, а в Москве. Случилось вот что. В мае 1942 года войска Крымского фронта готовились к наступлению. По приказу командующего фронтом генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова массы танков, артиллерии и пехоты были собраны на предельно узких участках фронта – по 800 метров на дивизию, то есть меньше километра на 10–12 тысяч человек с артиллерией, танками, полевыми складами, средствами усиления, госпиталями и прочим.

Немцы нанесли упреждающий удар, он был для советских войск сокрушительным и катастрофическим. Советских войск было собрано так много и стояли они так густо, что промахнуться было невозможно. Каждый немецкий снаряд, куда бы он ни упал, нес смерть и разрушение.

Оттого, что готовилось советское наступление, командные пункты фронта, армий, корпусов, дивизий, бригад и полков, многочисленные узлы связи были максимально приближены к переднему краю, поэтому они попали под удар и советские войска остались без управления. Запасы боеприпасов, топлива, запасных частей были выдвинуты вперед, все это оказалось под огнем и не могло быть использовано советскими войсками.

Оттого, что советские войска готовились к наступлению, минные поля и проволочные заграждения были сняты и противник шел вперед беспрепятственно. Одним словом, повторился 1941 год, но только в меньшем масштабе.

Сталин приказал отстранить от должности командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Козлова и вызвал его в Москву.

Итак, Москва, Кремль, сталинский кабинет. В кабинете на приеме у Сталина генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский. Он идет на повышение: был командующим 16-й армии, будет командующим Брянским фронтом.

Когда Рокоссовский уже собирался попрощаться, вошел Поскребышев и сказал, что прибыл и ждет приема Козлов. Сталин сначала было простился с Рокоссовским, а потом вдруг задержал его и сказал:

– Подождите немного, тут у меня будет один разговор, интересный, может быть, для вас. Побудьте.

И обращаясь к Поскребышеву, сказал, чтобы вызвали Козлова.

Козлов вошел. И хотя это было очень скоро после Керченской катастрофы, все это было очень свежо в памяти, Сталин встретил его совершенно спокойно, ничем не показал ни гнева, ни неприязни. Поздоровался за руку (Свидетельство Адмирала Флота Советского Союза И. С. Исакова. Знамя. 1988. № 3. С. 72).

Далее у Сталина – спокойный разговор с Козловым без криков и воплей, без выпученных глаз и посиневших вен. Сталин указал Козлову на ошибки и назначил – с понижением – командующим 24-й армией. Вот и все.

Через несколько месяцев Козлов поднимется до заместителя командующего фронтом, и даже – до представителя Ставки ВГК на Ленинградском фронте.

Так Сталин выражал свой гнев.

А вот как выглядел настоящий взрыв вулканической сталинской ярости в ситуации, когда ему публично нанесли персональное оскорбление.

Предыстория: начиная с 1939 года, готовится внезапный всесокрушающий удар по Германии. План прост: обеспечить себе господство в воздухе неожиданным ударом по вражеской авиации на земле, задавить германскую авиацию на спящих аэродромах. Для таких действий не нужен высший пилотаж, а нужно иметь много самолетов и внезапно высыпать побольше бомб на стоянки вражеских истребителей и бомбардировщиков, на склады топлива и боеприпасов, на узлы связи и командные пункты.

Предполагалось, что при таком раскладе воздушные бои будут попросту исключены. И прозвучал знаменитый лозунг генерал-лейтенанта авиации Павла Рычагова: «Не надо фигурять!» – то есть не будем учить молодых летчиков умению вести воздушный бой и высшему пилотажу, который для воздушного боя необходим. Будем готовить летчиков десятками тысяч по небывалой трехмесячной программе: «взлет – посадка». Разница с японскими смертниками в том, что последних надо было учить только взлетать и следовать по курсу, а посадку за них в учебных полетах совершал опытный инструктор. Кроме того, у них – добровольцы, а у нас летные училища по приказу Рычагова комплектовали принудительными наборами.

Подготовить летчика за три месяца нельзя. Тем более – насильно. Естественно, соколики бились в изрядных количествах. Ссылки на то, что самолеты были плохими – чепуха. Посадив сто тысяч силой загнанных в казармы юнцов любой национальности на самые лучшие самолеты и готовя их три месяца, на иные результаты нельзя было рассчитывать.

Тут дело не в самолетах. Рычагову следовало пенять не на плохие самолеты, а на свою дурь. Следовало сократить число будущих летчиков (а в одном только 1941 году планировалось выпустить 150 тысяч пилотов) и за счет такого сокращения числа обучаемых увеличить сроки подготовки хотя бы до шести месяцев. Но Рычагов упорно стоял на своем: моя линия правильная, а бьются они оттого, что самолеты плохие.

И вот совещание в Кремле – разбирают причины высокой аварийности в авиации. Свидетель тот же – Адмирал Флота Советского Союза И. С. Исаков.

Давались то те, то другие объяснения аварийности, пока не дошла очередь до командовавшего тогда Военно-воздушными силами Рычагова. Он был, кажется, генерал-лейтенантом, вообще был молод, а уж выглядел совершенным мальчишкой по внешности. И вот когда до него дошла очередь, он вдруг говорит:

– Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах.

Это было совершенно неожиданно, он покраснел, сорвался, наступила абсолютная гробовая тишина. Стоял только Рычагов, еще не отошедший после своего выкрика, багровый и взволнованный, и в нескольких шагах от него стоял Сталин. Вообще-то он ходил, но когда Рычагов сказал это, Сталин остановился.

Скажу свое мнение. Говорить это в такой форме на Военном совете не следовало. Сталин много усилий отдавал авиации, много ею занимался и разбирался в связанных с нею вопросах довольно основательно, во всяком случае, куда более основательно, чем большинство людей, возглавлявших в то время Наркомат обороны. Он гораздо лучше знал авиацию. Несомненно, это реплика Рычагова в такой форме прозвучала для него личным оскорблением, и это все понимали.

Сталин остановился и молчал. Все ждали, что будет.

Он постоял, потом пошел мимо стола, в том же направлении, в каком и шел. Дошел до конца, повернулся, прошел всю комнату назад в полной тишине, снова повернулся и, вынув трубку изо рта, сказал медленно и тихо, не повышая голоса:

– Вы не должны были так сказать!

И пошел опять. Опять дошел до конца, повернулся снова, прошел всю комнату, опять повернулся и остановился почти на том же самом месте, что и в первый раз, снова сказал тем же низким спокойным голосом:

– Вы не должны были так сказать, – и, сделав крошечную паузу, добавил: Заседание закрывается.

И первым вышел из комнаты.

Все стали собирать свои папки, портфели, ушли, ожидая, что будет дальше.

Ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня, ни через три ничего не было. А через неделю Рычагов был арестован и исчез навсегда.

Вот так это происходило. Вот так выглядела вспышка гнева у Сталина.

Когда я сказал, что видел Сталина во гневе только несколько раз, надо учесть, что он умел прятать свои чувства, и умел это очень хорошо. Для этого у него были давно выработанные навыки. Он ходил, отворачивался, смотрел в пол, курил трубку, возился с ней… Все это были средства для того, чтобы сдержать себя, не проявить своих чувств, не выдать их (Знамя. 1988. № 3. С. 73).

Казалось бы, горячий кавказский человек, ему бы бить зеркала, ковры грызть и метать в своих генералов чугунные головы Маркса и Ленина. Но нет – сдерживался.