Текст книги "Человек изначальный. Из пены морской"

Глава III. К чему способно человеческое тело

С чего все началось?

Ирина сорок дней ничего не ела. Она невероятно похудела, но при этом – о чудо! – волосы ее стали гораздо пышнее, чем раньше, и приобрели блеск, уже было потерянный к сорока годам. Это при том, что она за ними вообще не ухаживала все 40 дней «великого поста»! Навестив ее с букетом морковки (выходя из голодовки, Ирина употребляла в качестве еды морковный сок), я впервые задумался о противоестественности человеческих волос и о том, что это явление никак не вписывается в известную как дважды два концепцию происхождения человека от обезьяны.

Откуда у человека такой уникальный тип роста волос скальпа, которые растут непрерывно и могут достигать невероятной длины? От кого они нам достались – от обезьян? В таком случае почему в своих иллюстрированных талмудах антропологи изображают всех наших предков в шерсти и без волос, а потом вдруг исчезает шерсть, появляются длинные волосы? В чем заключается эволюционная необходимость длинных волос для сухопутных существ, какими являлись антропоиды и гоминины? Почему наш организм так запрограммирован, что в условиях катастрофического дефицита питания жертвует всем, но спасает волосы, которые даже не защищают нас от холода? Внешние покровы зверей и птиц жизненно необходимы своим владельцам, но при этом голодовка сказывается прежде всего на них. Переходя на режим экономии, организм животного перестает тратить питательные вещества на шерсть и перо, которые блекнут и редеют. В случае с человеком картина прямо противоположная: чем меньше он ест, тем крепче его волосы. Из этого можно сделать лишь один вывод: в период антропогенеза волосы для наших предков были жизненно важны. Из этого вывода следует второй: преображение животных в человека имело место быть не в лесу и не в саванне, а там, где волосы не мешали, а были, наоборот, важным фактором выживания.

Начал вспоминать, что говорили о волосах на лекциях по палеоантропологии в университете и что мог прочесть в книгах и статьях антропологов. Ничего не говорили, не писали о волосах. А вопросы продолжали возникать.

Спускаясь сверху вниз, мы натыкаемся на нос. Этот наш придаток разительно отличается от обезьяньего, превосходя по длине, а также тем, что ноздри направлены вниз, а не вперед и вверх. Если исходить из того, что человек эволюционировал в лесу или саванне, то подобный орган обоняния представляет собой, несомненно, порок развития. Наши предки были животными, которым нос был необходим, чтобы нюхать воздух, ловя ароматы возможной добычи и запахи хищников. Все обезьяны непрерывно делают это, просто поворачивая головы. Обезьяна, которой понадобилось бы для этого задирать голову, теряя обзор и подставляя для нападения беззащитную шею, никогда б не выжила в дикой природе.

Недостаток – это когда чего-то не хватает. В данном случае речь идет об анатомических пороках. Разве длинные волосы не являются таким же пороком? Долговласая обезьяна погибла бы, запутавшись в сучьях. Речь идет об антиадаптивных признаках. Возникают смутные сомнения в самой теории эволюции.

Физиологический порок: наш способ издавать звуки. В целях маскировки (потому что во рту гниют остатки пищи) все без исключения наземные животные используют вдыхаемую струю. Один только Homo sapiens (о безумец!) издает звуки на выдохе, и если даже у современных людей, пользующихся средствами гигиены, дыхание зачастую нечисто, то что можно сказать о диких наших предках? Волк и леопард могли почуять эти ароматы издалека, даже не слыша звуков.

Губы – эти круто вывернутые наружу внутренние ткани – какова их роль в эволюции? Это еще один наш эксклюзив, о котором никто из знатоков теории антропогенеза ничего не может сказать правдоподобного. Уязвимость губ определяется тем, что это внутренняя ткань, слизистая, которая непонятно зачем выперлась наружу. Зачем человеку этот геморрой, это выпадение переднего прохода? Цивилизация приспособила губы для поцелуев и губной помады, но первобытные люди поцелуя не знают. Большая часть человечества не знала поцелуя до XVIII в.

Жвачные животные тоже имеют губы, но это совсем другое: трудовые мозоли, более плотные по структуре, чем даже кожа. Один только человек имеет мягкие губы, цитологически определяемые как внутренняя ткань. Потрогайте языком: между слизистой рта и губами нет никакой границы. А вот у коровы есть.

Далее нас начинает мучить щитовидная железа. Среди людей, живущих на континенте, эндемический зоб – чрезвычайно распространенная вещь. Полтора миллиарда имеют предзобное состояние, 200 миллионов страдают этим заболеванием, которое часто переходит в рак. Нам всем не хватает йода. На Земле 5 млн идиотов, рожденных таковыми вследствие йододефицита. Йодное голодание – еще один наш физиологический эксклюзив, ни одно животное не знает такой проблемы. Кто кормил йодом наших предков, чтобы они смогли обрести разум?

Впрочем, все это мелочи. Забудьте, хотя каждой из них в отдельности было бы достаточно для запуска эволюцией программы выбраковки.

Далеко не мелочью является наша уникальная среди животных потливость. Мы привыкли считать себя самыми чистыми существами на Земле, а это не так. Абсолютно все животные, включая фольклорную свинью, гораздо чище нас. На планете нет другого существа, к которому столь охотно липла бы грязь и болезнетворные микроорганизмы. Даже в состоянии полного температурного комфорта нормальный человек выделяет пот. Наделив наших предков такой системой терморегуляции, природа как бы выкрасила их светящейся краской и выставила среди диких зверей, не дав для обороны ни клыков, ни когтей. Свою собаку, боксера, я не мою месяцами – и она ничем не воняет. Позволить себе не мыться хотя бы неделю я не могу. Липкий пот приклеивает к телу молекулы грязи и источает резкий запах.

Было бы терпимо, если б мы платили такой монетой за благо пользоваться надежной и удобной системой терморегуляции. Отнюдь! О качестве такой системы терморегуляции, как потоотделение, говорят следующие факты. От холода она нас не защищает вообще. Когда нам жарко, уже через полчаса нас начинает изводить не столько жара, сколько наш собственный пот. Спрашивается: зачем эволюция удалила с обезьян шерсть, делая человека, если даже в тропиках холодно по ночам? Возникает вопрос: а имели ли предки человека когда-либо шерсть? Если не имели, то это были не обезьяны, потому что видов голых обезьян в природе нет.

Однако и такой порок, как безудержная потливость, ничто в сравнении с недостаточностью нашей костной основы, той подвески, к которой крепятся внутренние органы. Подсчитано, что дефицит ее прочности в условиях земной тяжести составляет примерно 40 %. Большинство неспецифических заболеваний, начиная со среднего возраста, провоцируются хондрозами, включая сердечные заболевания. Достаточно сравнить скелет человека и скелет любого наземного животного, имеющего примерно такую же массу (большой волк, небольшой медведь, шимпанзе, крупный козел, орангутан и др.), чтобы убедиться в том, что мы устроены гораздо субтильней. Особенно это касается устройства позвонков, которые очень хрупки из-за невероятно большого (для земных животных) калибра внутреннего отверстия. Этот 40 %-ый дефицит прочности является основным аргументом сторонников гипотезы о внеземной природе человека. Думаю, что прежде чем вперять свои взоры в сторону Сириуса или туманности Андромеды, следует поискать на собственной планете среду, в которой могло появиться существо с неземным костяком. Например, воду.

Проблема природы человека

Проблема происхождения человека неразрешима без четкого представления о том, кого мы, собственно, ищем. Приступать к решению данного вопроса следует, сводя объем понятия к чистой биологии, к натуре, как непосредственно явленной природе, временно оставляя культуру и разум за скобками. Необходимо абстрагироваться от спекулятивных, выходящих за пределы природы определений типа «человек – это социальное животное». Тут сразу вползает идеология: марксистская концепция «биосоциальной природы человека». Советские философы использовали ее, чтобы отделить человека от животных, у которых якобы чисто биологическая природа, а у человека, мол, есть социум.

Во второй половине ХХ в. начала развиваться новая наука о поведении животных – этология. Корневое родство слов «этика» и «этология» говорит о том, что это наука социоморалецентричная. Ее мейнстримом является изучение этических основ поведения животных. Этологи перевернули концепцию «биосоциальной природы человека» наоборот. Они ее использовали для доказательства, что человек ничем не отличается от животных. Они взяли именно моменты социального поведения и сказали: все, как у муравьев. Или как у волков. Или как у собак. Или как у львов. Все есть у животных: социум, иерархия, взаимопомощь, совместная охота, семья, стратегии и тактики обмана, политика, театр, заговоры, интриги, временные союзы и т. д. Получается, что одно и то же определение можно использовать как для отделения человека от животных, так и для доказательства тожественности. Это означает, что это пустышка, а не определение. В 80-е годы даже советские философы выбросили тезис «человек имеет биосоциальную природу», как лопнувший шарик. Подробно вся эта история излагается в моей книге «Археология человека» (Тен, 2011, с. 49–58).

Никак не ожидал встретить лопнувший шарик советской идеологии в книге прогрессивного антрополога наших дней, да еще в таком безграмотном виде! С. Дробышевский строит свою книгу концептуально на идее «биосоциальной сущности человека»!

Сущность в принципе не может быть дуальна, это противоречит понятию «сущность».

Слышавший звон Дробышевский, видимо, не знает, что неправ, даже если бы писал грамотно. Формула, ныне отвергнутая всеми мыслящими людьми, звучала так: «Природа человека биосоциальна, сущность социальна». Интересно, наш самый умный автор знает, что придуманная советскими философами концепция «биосоциальной природы» ими же похоронена уже к 80-м годам за «несостоятельный дуализм социального и биологического», признана логически нелепой и не имеющей практического применения?

Почему дуализм «биосоциальной природы» не применим практически, я объяснил выше: это понятие не дает оснований для отделения человека от животных. Куры, волки, бараны – тоже биосоциальные существа. Голое биосоциальное существо с противопоставлением большого пальца – это все тот же ощипанный петух Диогена.

Почему данное понятие несостоятельно логически, объясню на двух пальцах. Каждый человек является мужчиной или женщиной. Но мы не можем на этом основании говорить, что «человек – это мужеженщина», и ставить знак равенства между этими понятиями. «Биосоциальная природа», а тем более «биосоциальная сущность» – это дохлая философская химера, что давно понятно любому дураку даже с современным полудохлым высшим образованием. Никак не ожидал встретить такого, которому это до сих пор непонятно.

Не будем безграмотно философствовать, как Дробышевский. Начнем с чисто биологического, натуралистического подхода.

Честный подход – это простой вопрос, простой ответ, это возврат к самой натуре без всякой идеологии. Мы не будем примешивать социум к телу подобно тому, как нечестные пекари примешивают улучшитель к тесту. Вначале надо решить вопрос о природе человеческой телесности, как возник наш морфокомплекс, а потом уже все остальное.

В самом простом виде вопрос стоит так: к какому ландшафту изначально приспособлено тело человека, в каких природных условиях сформировался его морфокомплекс? В настоящее время человек обитает во всех ландшафтах, но что представлял собой наш первобытный вертеп?

Вопрос о природе человека стоял перед человечеством с того самого момента, как оно начало размышлять о мире и о себе, т. е. еще в те времена, когда понятия «наука» и «философия» означали одно и то же, сливаясь в натурфилософии.

Натурфилософских определений природы человека, исходящих из разных анатомо-физиологических особенностей, существует множество. Вспомним, например, определение Платона (человек – двуногое животное без перьев) и предметную критику Диогена Киника с использованием ощипанного петуха (вот человек Платона!). Христианство порвало с натурой, объявив, что человека от животных отличает наличие души (первобытное и языческое сознание признает наличие души не только в человеке), а ее происхождение божественно. Общественный гнет этого мнения надолго положил конец натурфилософии, но способствовал самопознанию человечества, которое окончательно разорвало духовную связь с Природой как матерью. Человечество впервые осознало себя не частью Природы, а чем-то отличным от нее и даже противоположным.

Новым витком философствования о природе человека стал спинозизм, в котором Бога было слишком много, чтобы он мог выжить. Нидерландский философ поставил знак равенства между Богом и Универсумом по объему понятий. Бог Спинозы везде и во всем, а это значит, что мышление может сделать его фигурой умолчания, ибо о том, что само собой разумеется, можно и не говорить. Бога можно забыть, как добрые господа забыли старого слугу Фирса и, уехав, закрыли в пустом доме, потому что Фирс всегда был при них. Не случайно материалисты XIX в. считали Спинозу своим предтечей. Духовным отцом атеистов стал неистовый пантеист Спиноза; безбожники взросли на всебожии. В самом общем виде умозаключение Спинозы о природе человека имеет следующий вид:

Бог есть Универсум; человек есть образ Божий; вывод о природе человека – она универсальна.

Просто, как все гениальное. Впервые вывод об универсальной природе человека из учения Спинозы четко сформулировал Маркс. Надо отметить, кстати, что И. Кант тоже характеризовал человека как существо, имеющее «природные задатки» «для жизни во всех климатах и на любой почве» (Кант, 1964, с. 453).

Спиноза собрал все частные определения натурфилософов под одну понятийную крышу. При этом оно логически вытекает из понятия о Боге и не может быть подвергнуто критике самым строгим богословом. Научная и мировоззренческая ценность этого определения огромна. На мой взгляд, оно одно только и может стоять у истоков человековедения и теории эволюции человека. Умная теология и умная антропология сходятся в понимании природы человека. В трудах Спинозы существуют конкретные указания на то, что он целенаправленно осуществлял синтез переосмыслением натурфилософии, призывая при изучении человеческой природы прежде всего досконально разобраться, «к чему способно человеческое тело» (Спиноза, 1955, с. 114).

«Универсальный человек» Спинозы – вот истинно новое знание, представляющее собой диалектическое снятие всех предшествующих попыток познать природу человека. В нем гармонично слито все: знание натурфилософское и теолого-антропологическое. Не будучи изначально предназначено для практического применения, оно оказалось приложимо к самому элементарному и одновременно к самому высокому, что есть в человеке: от подьема стопы до полета мысли, что является практическим свидетельством его истинности. На мой взгляд, это и есть основополагающая научная аксиома, с которой следует начинать строительство научной теории происхождения человека.

Универсальность человеческой природы имеет эмпирические подтверждения. В данном случае теория прекрасно согласуется с эмпирией. Тело человека, о недостатках и пороках которого так много говорили, на самом деле прекрасно приспособлено к жизни на планете Земля именно в силу своей недостаточности. Читай: недостаточной специализации к жизни в определенной среде.

Мы не можем соперничать с морскими животными в скорости и дальности плавания, но ни одно из наземных животных не способно плавать и нырять, как человек. Мировой рекорд по нырянию в глубину – 157 метров, в скорости плавания – 8,64 км/час (Кавардин, 2002, с. 18). Даже лучшие пловцы из числа наземных животных (например, медведь) не способны продемонстрировать сравнимые результаты.

Нырять глубоко наземные животные вообще не способны, потому что вода проникает им в дыхала. Человек не имеет такого недостатка (это, конечно же, не случайно) и может соревноваться в способности нырять даже с теми, для кого ныряние – это образ жизни.

Мы не можем соревноваться в беге с большинством наземных животных одного размера с нами, но ни одно морское животное не может передвигаться по земле с такой скоростью, как человек.

Мы не можем прыгать по деревьям, как обезьяны, но мало какие наземные животные могут поспорить с нами в способности быстро забраться на дерево; о морских не приходится и говорить. Люди спасаются на деревьях даже от таких верхолазов, как леопарды и медведи.

Наши ноги с бесполезными на первый взгляд пальцами, короткими, но крепкими, ширококостными – прекрасный инструмент для лазанья по скалам. Здесь мы не можем соревноваться с пресмыкающимися, но с кем угодно другим – пожалуйста.

Мы не способны прыгнуть на земле так далеко, как кенгуру, но, вне всякого сомнения, сделаем это лучше обезьян и многих других видов.

Мы не способны рыть быстро, как норные животные, но в случае необходимости окопаемся с помощью одних только рук. При этом мы опередим не только всех морских животных, но и большинство наземных. Если мы используем минимальные приспособления, то опередим в этой работе даже многих норных животных.

Мы не можем переносить тяжести так долго и успешно, как муравьи, но, кроме них, нам нет равных в способности строить убежища из самых разных материалов.

Человек – он одновременно и амфибия, и ящерица, и обезьяна, и кенгуру, и крот, и волк, и муравей, и все-все-все. Другого столь универсального существа в природе не существует.

Ни одно другое животное не имеет таких универсальных конечностей, какие имеет человек; конечностей, которые удваивают нашу природную универсальность, позволяя использовать любые приспособления. Для простейшего использования таких приспособлений, как палка, камень, веревка, не требуется разума. При этом возможности освоения среды обитания возрастают кратно.

К этому всему следует добавить еще и универсальность питания, которая, кстати сказать, характерна для видов, сформировавшихся на границах природных сред. Не случайно самыми близкими человеку животными в плане строения и относительных размеров внутренних органов являются не человекообразные обезьяны, а довольно далекие от нас свиньи, которые сформировались как вид в пограничном заболоченном ландшафте.

Таким образом, природная специализация человека заключается в отсутствии специализации, в универсальности. Один этот факт доказывает, что обезьяны никак не могли быть нашими предками, потому что все виды обезьян являются узкоспециализированными, привязанными к одному какому-либо ландшафту. Морские животные как таковые тоже не могли быть нашими непосредственными предками. Разыскивая нашего предка среди животных, мы должны найти существо неспециализированное, возможно, это была некая переходная форма, некий вид, застигнутый эволюцией на стадии выхода на сушу, «многообещающий монстр». Природа человека не биосоциальна, это не определение, а пустоговорение. Природа человека универсальна.

Немного теории

Самое очевидное различие между религией и наукой в методах познания заключается в следующем: религия всегда начинает с начала, наука начинает с конца.

«В начале было Слово», – говорит религия, и далее следует цепь непроверяемых утверждений. В них можно верить, но проверить нельзя.

Наука начинает с конца, т. е. с очевидного, с актуального, и идет в глубь времен, разматывая клубок. Все настоящие науки начинают с конца. Физика началась с того, что Архимед опустил тщательно измеренный брусок металла в чашку с водой, а потом скрупулезно измерил количество вытесненной жидкости. Так появился первый физический закон – закон Архимеда. От этого тщательно измеренного твердого тела физика дошла до величин, которые в принципе неизмеримы. Но ведь сразу после Большого взрыва никаких твердых тел не существовало в природе. Все тяжелые элементы таблицы Менделеева являются результатом термоядерного синтеза, т. е. золой перегоревших звезд. Физика шла к истокам материи, начав с конца в буквальном смысле: с космической золы. С нее же начала и химия и дошла до открытия органических молекул, т. е. до истоков живого, которое в космической золе никак не присутствовало.

Геология как наука началась, когда Ч. Лайэль дал ей методологию – т. н. принцип актуализма, означающий: «настоящее есть ключ к прошедшему».

К. Маркс использовал тот же метод в построении теории политической экономии, которая доказала свою истинность в отличие от его же теории научного коммунизма. Он взял самую развитую форму товарного обращения, которая воплощена в капитализме, выделил из нее основные абстракции (знаменитая формула товар – деньги – товар), а потом проследил, как она работала при феодализме, как – при рабовладении, сделал вывод о первобытном коммунизме, где эта формула еще не работала. Он называл свой метод восхождением от абстрактного к конкретному, что означает: на базе самой развитой формы выделяются первичные абстракции, которые потом прикладываются как лекало к менее развитым объектам, и это лекало показывает, чего в них еще не хватает, а что есть, но по ходу исчезает. Теория обрастает исторической конкретикой. Для «чайников» Маркс объяснял свой метод, используя теорию эволюции: «Анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны». Обратите внимание: не наоборот! Не более простая форма является ключом к более сложной, а более сложная является ключом к простой. Он верил в происхождение человека от обезьян, поэтому так писал.

В теории эволюции человека принцип актуализма означает: надо выделить самую развитую форму и идти от нее в глубь времен. Иной путь ненаучен, это пустые фантазии. Например, вы нашли кости ископаемого существа размером с собаку, у которого были огромные, загнутые, как у ленивца, когти. Вы можете долго фантазировать, кто из современных животных является потомком этого существа. Но вряд ли вы додумаетесь до того, что перед вами предок коня. Но именно таким он и был. А если вы начнете исследование от современной лошади, вы восстановите процесс и найдете исходный вид. Палеонтолог Симпсон восстановил. У современных лошадей под копытами нашлись трехпалые отростки. Потом нашли переходную форму, которая мельче, а отростки длиннее, копыт нет. Потом – еще более мелкую, с когтями – и так далее в глубь времен. Предок коня оказался совершенно не похож на своего резвого копытного потомка ни размерами, ни фенотипом, ни образом жизни. Он оказался похож на ленивца.

Таким образом, процесс создания научной эволюционной теории – процесс восхождения от абстрактного к конкретному, основанный на принципе актуализма, включает в себя:

1. Определение предельной эволюционной формы объекта, сущей на момент исследования.

2. Выделение первичных аксиом на основе пристального изучения предельной формы «в-себе», вне эволюционной изменчивости. Абстрактно. Модель невозможно выстроить из изменяющегося, из транзитивов, здесь берутся данности, сущие в самом развитом виде в предельной форме, субстантивы. Что за кирпич, если он течет из рук?

3. Конкретизация первичных абстракций на основе логико-исторического следствия. Подключение процессуальности. Субстантивы пересматриваются как транзитивы в ходе ретроспекции. Восстанавливается весь ход эволюции и при этом появление наиболее развитой формы, о которой вначале было только абстрактное представление, здесь получает, в свою очередь, конкретное обоснование, т. е. конец совпадает с началом.

Внешность может быть обманчива, нельзя начинать с подобия. В эволюционной биологии фактор похожести не работает слишком часто, чтобы ему можно было верить. Тюлени похожи на тунцов, но это разные – даже не виды – классы животных. В Амазонии пасется капибара, которую раньше считали оленем из-за ее крупных размеров, а она оказалась грызуном, крупной крысой. В Африке живет маленький норный зверек доман, которого считали родственником суслика, а он оказался близким родственником слона.

Наука есть разматывание клубка, поэтому ошибается тот, кто пытается ухватить за придуманное им самим гипотетическое начало. Клубок разматывается с конца. И никаких аналогий с самого начала! И уж тем более нельзя с ходу переводить аналогию в генеалогию. Доман не происходит от суслика, хотя очень на него похож. Плохие сыщики хватают на улице и записывают в преступники того, кто похож на преступника внешне, даже не исследовав место преступления. Так антропологи записали в предки человека похожую на него обезьяну. На мой взгляд, обезьянью теорию надо отбросить, потому что ей уже даже факты мешают, и вернуться к фактам: обследовать для начала место, т. е. ландшафт, где мог появиться человек.

Симиальная теория не является наукой, это наукообразная религия. Она начала не с конца, а с начала, которое выбрала произвольно. Обезьяна была назначена Началом по внешней аналогии с человеком. Это случилось еще до Дарвина (Ламарк, Фогт). Но напрямую от разных лесных обезьян произвести человека не получилось. Тогда перешли к разным видам саванных обезьян. И здесь ждало разочарование. Кое-кто начал подсовывать водных… Опять ошибка. В конце концов обезьян оставили в покое. Обезьяна ушла в Облако.

Современные антропологи периодически назначают методом тыка разные ископаемые формы гоминин Началом эволюции человека и пытаются от него выстроить лесенку до человека. Среди таких начальных форм были: неандерталец (XIX в.), гейдельбергский человек (нач. XX в.), яванский питекантроп Дюбуа (до 60-х гг.), хабилис Лики (с 60-х гг.), афарский австралопитек Джохансона (с 80-х гг.), теперь все уперлись в ардипитека, который, кстати, совсем не похож на шимпанзе. Всех поочередно напрямую возводили к обезьянам, а с другой стороны, пытались дотащить до человека – и со всеми ошиблись. Что это за наука, работающая методом тыка?

Еще ни разу не угадали и с ардипитеком тоже ошиблись, хотя волна еще в самом начале, но я предсказываю. Предсказываю, опираясь на жалкий опыт антропологии, а также потому, что настоящая наука об эволюции человека, имеющая методологию, обладает прогностической способностью. Антропологи отстаивают «обезьяноподобного предка», не имея аргументов, как отстаивают религиозную догму. Большинство доводов современных антропологов отдают самым примитивным первобытным тотемизмом. Закон познания: метод, который ты применяешь, в конце концов неизбежно приведет тебя в ту сферу, которая адекватна этому методу. В данном случае – в религию, маскирующуюся под науку. Причем в религию невысокого пошиба, в тотемизм с обезьяной в качестве тотема. Вот почему даже тексты креационистов выглядят более умными в сравнении с текстами современных антропологов: это высокая теология, а не примитивный тотемизм.

После кончины Триады инверсионная теория антропогенеза является на настоящий день единственной научной теорией эволюции человека. У нее одной есть научная методология: метод, с которого неосознанно начинал физику Архимед, теоретически обосновали Лайэль и Маркс. Инверсионная теория антропогенеза строится именно на этом – единственном для всех эволюционных теорий – методе.

Необходимо вначале разобраться, что есть человек в его биологической данности, а потом уже искать предков, ибо неоантроп, современный человек, и есть искомая предельная форма. В таком начале нет простора для произвола, для субъективизма, потому что речь идет об актуально сущей анатомии, которую даже потрогать можно при желании. Необходимо выделить то, что составляет физическую специфику человека, что эксклюзивно, что отличает Homo sapiens от других видов. Выделив анатомо-физиологические эксклюзивы, можно приступать к созданию модели с целью совмещения ее с ландшафтами. Определив подходящий нашей анатомии ландшафт, можно заняться определением предкового вида. Далее, идя уже от него, восстанавливать ход эволюции в ее ретроспективе, переосмысливая субстантивы как транзитивы. Это и станет превращением исходной абстракции в конкретно-научное знание, в ту срединную теорию между теориями биологической и социальной эволюций, которой до сих пор нет у человечества: теорию антропоэволюции. В 2005 г. я опубликовал всего полтора десятка эксклюзивов, к настоящему времени их выделено уже более сорока, и они продолжают выделяться.

Вот это настоящая работа, а не перетасовка африканских уродов, сопровождаемая переругиванием, у кого линия ошибочная, у кого нет. Но «неошибочных» линий вообще нет. И никогда не будет по одной простой причине: африканские костяки – это патологически измененные скелеты пресапиенсов, уходивших в очень обводненную в период антропогенеза Африку с побережья. Утратив безопасную и полезную морскую пищу, они, во-первых, поголовно заглистовывались; во-вторых, дефицит витамина D вызывал рахитичные явления (массивизация черепа, надбровные дуги, искривление конечностей и т. д.); в-третьих, дефицит йода вызывал слабоумие, микроцефалию, крушил эндокринную систему, что сказывалось и на костях. Хроническая заглистованность приводит к остеопорозам, а те – к непредсказуемым искривлениям костей… Ниже мы продолжим этот не лишенный приятности разговор. Анализ этих костяков вообще не является темой палеоантропологии, это тема патологоанатомии. Антропологи, кем бы они ни были по первичной специальности – биологами, историками, археологами, – не обладают компетенцией для анализа костяков гоминин, потому что патологоанатомов среди них нет.

Чарльз Лайэль, не поверивший в происхождение от обезьян, говорил, что наши предки должны были быть красивы. Это такой конструктивный подход. Конструкторы тоже говорят: если самолет некрасив, он не полетит. Если корабль некрасив, он утонет.

Другой великий ученый XIX в., основоположник клеточной теории патологоанатом Рудольф Вирхов, выдвинул возражения, основанные на анатомии. Он сказал: кости неандертальцев не принадлежат предкам человека. Они имеют диагноз. Вирхов говорил как специалист. Современные антропологи, рассуждающие о костяках африканских уродов, профаны в этих вопросах настолько, что даже не догадываются об этом. Но зато сколько гонору! «Стройные схемы» лепят из патологических костей, выбрасывая те, которые не подходят.

Внятную линию можно было бы выстроить, возможно, даже «методом тыка», если бы речь шла о развитии нормальной анатомии, но патологические анатомии невозможно выстроить в эволюционную линию, потому что в них нет логики. Факторов деградации было множество, каждый уродовал по-своему. С побережья за миллионы лет было множество волн новых пришельцев, которые, в свою очередь, тоже деградировали. Африка периода антропогенеза – это паноптикум несчастных уродов, которых нечестные люди выдают за предков человека, потому что там ничто не доказуемо, следовательно, ничто невозможно подвергнуть исчерпывающей критике, а это удобно: можно выстраивать любые линии, применяя любые критерии, и получать за это ученые степени, а полемика только в плюс, создает видимость бурной научной жизни. Современная палеоантропология – это поле манипуляций наперсточников, под каждым наперстком косточка, ими манипулируют, изображая из себя ученых. Манипуляции выгодны, но все равно… Самые умные люди в наперсточники ведь не идут, находят себе более приличные занятия.