Текст книги "Бейкер-стрит, 221"

– Привет, Макс! – издалека крикнул Анти (или Мао?). – Я рад, что ты жив! А ничего у тебя девчонка, Саиду бы понравилась.

На пришельце оказался надет белый халат до колен – и больше ничего из одежды. И – никакой обуви. Но держался он легко и непринужденно, словно дело происходило на флоридском пляже. В руке Мао (буду называть его так) держал полупрозрачную пластиковую канистру – наполовину полную. Больше ничего у него не было.

Кеннеди сделал несколько глотательных движений и произнес:

– Здравствуй, Мао! Я тоже рад, что ты жив. Хотя не понимаю – как.

– Да я сам не понимаю… Иногда мне кажется, что я бессмертный. Если выпить нечего – какая только чушь в голову не лезет…

С этими словами он отвинтил крышечку с канистры и сделал два долгих-долгих глотка. В морозном воздухе резко запахло спиртом. Меня передернуло. Мао нагнулся, поднял комок снега, кинул в рот.

– Расскажи, что случилось после того, как рухнул вертолет… – попросил Кеннеди.

Рассказ Мао

(Примечание д-ра Блэкмор: К сожалению, я не сразу догадалась включить диктофон, а включив, не сразу догадалась спрятать его в меховую рукавицу, выставив наружу лишь микрофон. Поэтому начало рассказа Мао утратилось. Восстанавливать же его по памяти я не стала по причинам, которые укажу ниже.)

… догнал я эту мохнатую зверюгу, за хвост подергал. Она оборачивается, смотрит на меня. А глаза – прямо как у моего директора школы, и изо рта так же пахнет.

– Пойдем вместе, – говорю. – Мне тоже на юг, а вдвоем веселее. Не знаешь, где тут магазин ближайший?

Ничего не ответила. Вздохнула – меня аж паром обдало. А потом хоботом как обхватит! Всё, думаю, раздавит сейчас. Наверное сказал что-то для нее обидное. Кто же знает, как в Антарктиде к этим мохнатым обращаться принято?

Но нет, поднимает она меня к себе на спину, отпускает. И дальше потопала. Я в шерсть длинную зарылся и еду. Хорошо, тепло, жаль – выпить нечего.

Долго так шли. В смысле – она шла, а я ехал. Потом вижу – скатываться я со спины начал. Вперед, к голове. Словно зверюга моя с крутой горы шлепает. Странно, думаю, вроде ни в какую гору мы не поднимались. Вцепился в шерсть покрепче, смотрю, что дальше будет. Только зря смотрю – вокруг туман, ничего не видно. А потом вроде как в гору пошла – к хвосту я поехал. Ага, понял, яма была здоровенная. Но ошибся.

Короче, пришли мы. Слез я со зверюги, вижу: место какое-то непонятное. Снега, льда нет – растут под ногами деревья. Маленькие, человеку по колено будут. Но самые настоящие – елки, сосны, березы, пальмы… И другие были, но я их названия не знал. Да, баобаб еще рос, толстенький такой. Смешной, в общем, лес. Хотя на горизонте настоящие деревья росли, высоченные. Даже не на горизонте, а за горизонтом. Потому что место оказалось странное, чем дальше от меня, тем выше. Словно стою я на дне огромного тазика. Или не тазика, а как бы шара стеклянного елочного – и видно, что над головой, тоже внутри шара этого, – горы всякие, реки, леса… Наверное, и людей разглядеть можно было, да у меня с собой бинокля не случилось.

Солнце над головой тоже какое-то странное – маленькое, с двухкопеечную монетку. И тусклое такое, красное. Но ничего, греет. Тепло вокруг.

Пока я вверх пялился, нас зверюги обступили – точь-в-точь как та, на которой я приехал. Мне свою и не узнать уже. Одна хобот ко мне протягивает и трубит:

– УОЭУОООО! – громко так.

– А я – Мао, – говорю. – Не знаешь, где тут магазин ближайший? Очень выпить хочется.

Но они не знали. А может, не сказали из вредности.

В общем, стал я со зверюгами вместе жить – ничего, не гонят. У них дома дурные – ямы в земле здоровенные, сверху бревна лежат, из дальнего леса притащенные, а на них уже ветки и листья. Вроде как крыша. Скажу честно – бедно они жили, ничего у них почти не было. Ну, там горшки какие-то, еще кое-чего по мелочи, – ни холодильников, ни телевизоров. На огне в горшках корешки всякие варили, еще что-то. Огонь у них постоянно горел, а если погаснет – беда. Стучат двумя камнями, искры высекают. Хоботы-то у зверюг не простые, на концах по четыре отростка, вроде пальцев, – но неуклюжие. Хотел я им показать, как нормальные люди огонь добывают, да спички у меня кончились.

Еще там другие звери жили, в большом лесу. Вроде обезьян, только без хвостов. Те совсем дикие оказались – ни огня у них не было, ни горшков. Но прожорливые – страсть. Всё какую-нибудь из моих зверюг поймать и сожрать мечтали. Соберутся оравой – и за ночь яму руками выроют. Думают – может, свалится кто. А сами глупые – даже не прикроют сверху ничем… Но я к ихнему лесу не ходил в одиночку, а то живо бы слопали.

Вот… Живу я, значит, питаюсь бананами. С крохотной пальмы гроздь сорву – и в рот целиком. Ничего, сытно. Только выпить совсем нечего…

Надоела мне жизнь такая. Отозвал я приятеля своего, Уоэуоооо, в сторонку, и растолковываю: так мол и так, загостился я у вас, будь другом, подкинь куда-нибудь поближе к людям и магазинам.

Он не понимает. Я прутик взял, на земле рисую: дом нарисовал, буквы на нем МАГАЗИН; себя нарисовал – не очень похоже, но я тоже подписал: МАО. И стрелочку – от себя к магазину.

И понял ведь Уоэуоооо! Закивал башкой мохнатой!

Поехал я на его спине обратно. Долго ехал, наверное, магазин совсем уже близко был. Да только на этот раз все не так удачно вышло. Не повезло. Треснул под нами лед, провалились мы в воду. Смыла меня река подледная со спины у зверюги, в разные стороны нас разбросала. Я ухватился за обломок льда, не потонул. Вода ледяная, думал – замерзну сейчас. Но не замерз. Чувствую – нагревается водичка, все теплее мне и теплее. Хорошо так стало… Я и уснул невзначай.

Спал без сновидений, даже странно.

Открыл глаза, вижу: вроде как больница, только маленькая. Я на столе лежу, а вокруг никого. Э-э, думаю, знаем мы эти фокусы, проходили. Опять меня на опыты пустить решили. Не пойдет, надо ноги делать по-быстрому…

Слез со стола, халат натянул. Хотел спирт поискать, в больницах всегда спирт имеется, да побоялся, вдруг хватятся и опять на стол – резать. Прошел в коридор, смотрю – отвертка у дверей валяется. Я ее в карман положил, вещь полезная.

Иду дальше – глядь, мужик мне навстречу. А в руке у него канистра подозрительно так побулькивает.

– Привет, – говорю. – Меня Мао зовут. А у тебя в канистре не спирт случайно? А то страсть как выпить хочется!

Мужик остолбенел, челюсть отвесил, глазами моргает. Я у него канистру взял аккуратно, открыл – спирт! Повезло… Приложился к ней как следует, и так хорошо стало… Может, думаю, меня тут резать для науки не собираются? Может, просто подлечить хотят и домой отправить? Я вообще, когда выпью, о людях гораздо лучше думать начинаю.

Мужик так и стоит, оцепеневший. Я ему пару вопросов задал – без толку. Совсем тупой. Я в свою палату вернулся, думаю, с врачами потолковать надо. А если вредные окажутся – отвертка под рукой.

В палате еще остаканился – совсем мне похорошело, компании захотелось.

Тут дверь открылась, мужик входит давешний. Я и ему накапал от души в стакан какой-то с делениями. Он сначала отнекивался, но выпил. Раскашлялся – непривычный, видать. Потом вопросы начал задавать всякие.

Ну, я ему рассказал кое-что, и сам спрашиваю: что тут, дескать, со мной сделать задумали? Он и объяснил. Рассказал, что много лет я во льду замерзший пролежал, и меня в самом деле на опыты пустить решили. Даже на агрегат кивнул, которым мне голову пилить задумали. А потом встает и говорит: надо, мол, начальству доложить срочно, – и шмыг за дверь.

Нет, думаю, не пойдет так. Быстро спирт в какой-то шкафчик спрятал – и за мужиком. Догнал только в коридоре и отверткой стукнул. Нечего, говорю, начальство по пустякам беспокоить. А сам думаю: бежать отсюда надо, пока и в самом деле голову не распилили. Потом вспомнил, что спирт-то в больничке оставил, пошел за ним. А в палате меня что-то совсем разморило. Полежу, решил, минут десять, отдохну – а потом точно сбегу. Халат снял, кровью забрызганный, за какую-то штуку засунул, у стенки стоявшую. Поискал, чем накрыться, да ничего не нашел. Лег на тот же стол – и уснул.

Просыпаюсь от холода. Во рту сухо, выпить хочется… Слез со стола, за своей заначкой потянулся. Слышу – из угла какое-то бульканье. Гляжу – доктор на табуретке сидит. Небольшой такой, на лягушку немного похожий. Потом вскочил он, убегать из палаты собрался. А у меня с похмелья сил нет за ним гоняться. Кинул табуреткой вслед, попал в голову. Но не убил – лежит лягушачья душа, мычит чего-то.

Взял я спирт свой, выпил как следует, достал халат всё тот же, надел. В коридор выхожу – навстречу китаец. Заорал – и убегать. Я следом, он в какую-то комнату – а там народу человек пять или шесть, застыли все, на меня глядят, как на привидение. Нет, думаю, тут не отвертка, тут автомат нужен.

– Извините, – говорю, – ошибся дверью.

Юркнул я обратно в коридор, дверь припер скамейкой какой-то. И скорей на улицу – все двери за собой подпирая. Одежды теплой, правда, не нашел… Но подумал: теперь вроде и незачем, я теперь закаленный, вроде моржа или тюленя.

А тут и тебя, Макс, увидел. Хорошо, что ты удачно тогда катапультировался.

Мао в очередной раз отхлебнул спирта и сказал:

– Ну ладно, Макс, я пойду… Там у меня где-то Филипп сидит, совсем замерз наверное. Снесу ему спирта, пусть погреется.

Он развернулся и пошлепал вдоль трещины, оставляя на снегу следы босых ног.

Только тут я вышла из оцепенения, вызванного бредовым рассказом. Скинула меховую рукавицу, выхватила из кармана пистолет. Холодный металл защипал пальцы даже сквозь тонкую перчатку.

– Стоять!!! – крикнула я. – Именем закона я арестовываю вас по обвинению в преднамеренном убийстве Айгора Проньина! Вы имеете право хранить молчание, но всё сказанное вами может быть использовано против вас, вы имеете право на один телефонный звонок…

Мао обернулся и перебил предупреждение Миранды:

– Бедовая у тебя девчонка, Макс, Саиду бы точно понравилась. Только ты скажи ей, чтобы с оружием не баловала. Вдруг ранит кого-нибудь…

И он вступил на снеговой мост, соединявший берега ледяного каньона. Казалось, этот тонкий слой наста не может выдержать человека. Однако выдержал. Но преследовать Мао я бы не рискнула…

– Стой! – рявкнула я. – Первый выстрел в воздух, второй по ногам!

Мао не отреагировал. Я пальнула в небо. На морозе выстрел прозвучал как-то странно, но я не обратила внимания. Мао сделал еще шаг. И еще. Я тщательно прицелилась в мякоть бедра…

Пистолет взорвался у меня в руке!

Что за чертовщина! Так и без пальцев остаться недолго…

– Что ты стоишь, Макс?!!! Стреляй!!! – завопила я.

– Бесполезно… – уныло сказал Кеннеди. – Все равно будет или осечка, или промах. Или ледник снова треснет. Вспомни, как вы пытались трепанировать ему череп…

Я швырнула в снег изуродованный «Зиг-Зауэр». Со швейцарскими пистолетами таких казусов не случается, работают как часы, но впоследствии выяснилось – пуля первого патрона оказалась слегка деформирована (чего я не заметила, снаряжая обойму) – и застряла в стволе. Второй выстрел привел к взрыву… Редчайшая случайность.

Мао тем временем дошагал до середины моста, где наст был тоньше всего. Обернулся, помахал нам рукой.

И в этот миг мост рухнул!

Вернее, рухнула его ближняя к нам половина. Мао развернулся и продолжил свой путь. Мост продолжал разрушаться – глыбы спрессованного снега падали в пропасть, как только с них сходил маленький человечек…

– Уйдет ведь… – простонала я. – Кеннеди, сбегай за тем своим ружьем! Из него еще можно достать…

– Ты все-таки не поняла, – вздохнул Кеннеди. – Не поняла, с кем мы столкнулись… Убить его невозможно. Одно время я даже думал, что Мао – это воплощение души России. Такой вот маленький, лопоухий, наивно-жестокий, насквозь проспиртованный дух великой страны… А потом понял – никакой он не дух. Обыкновенный алкогольный мутант. Правда, на редкость живучий…

Прошло еще пять дней, наша антарктическая эпопея заканчивалась.

Ровное ледяное поле было найдено в полутора милях от станции, новая полоса размечена – и смена прибыла в срок.

Собравшиеся со всего мира специалисты в большинстве своем негодовали и обвиняли Монлезье во всех смертных грехах – начиная от злостной мистификации и заканчивая злоупотреблением галлюциногенами. Остальные участники приключения огульно были записаны в сообщники Бланша…

Следы босых ног Мао затерялись на просторах шестого континента. Поисковая партия на снегоходах, далеким объездом обогнувшая трещину, никого не обнаружила в указанном нами направлении. Впрочем, Кеннеди уверен, что нам еще доведется услышать о Мао.

Итак, большая часть прибывших, не обнаружив предмета изучения и излив праведный гнев на начальника станции, собиралась на следующий день вернуться вместе с нами, тем же самолетом, что и прибыли.

Меньшинство (энтузиасты, поверившие Монлезье) тут же приступило к активным поискам на дне расколовших ледник Гэллапа трещин, рассчитывая найти новых антарктов. Занятие рискованное – и, если принять рассказ Мао на веру, совершенно бесплодное.

Как раз о содержании этого рассказа мы с Кеннеди и заспорили – опять на улице, на станции любые возможности уединиться исчезли.

– Это не английский, – констатировала я, прокрутив еще раз запись. – Язык, очень похожий на французский, – я, по крайней мере, поняла каждое слово.

– Да нет же, Элис, это один из немецких диалектов! – горячился Кеннеди. – Или на худой конец, смесь хохдойча и идиша! На французском я не понял бы и половины…

Для проверки мы дали прослушать пару фраз проходившему мимо Пак Лу Вонгу. Его ответ шокировал: говорит кореец из северных провинций, долго живший в Китае и нахватавшийся тамошних жаргонизмов – но понять, в общем, можно…

Но и это было не всё!

С изумлением мы выяснили, что и мне, и Кеннеди сюжет рассказа слышится совершенно по-разному! По версии Кеннеди в подземном мире Мао примкнул к поросшим густой шерстью гуманоидам и успешно охотился с ними на мамонтов! И наверх, в Антарктиду попал, преследуя одного из клыкастых гигантов…

– Да какая разница, – махнул рукой Кеннеди, устав от бесплодных споров. – Наслушался я от него и не таких бредней в свое время. Его пропитанный алкоголем мозг постоянно подменяет реальность подобными иллюзиями… Не станешь же ты всерьез утверждать, что наша Земля полая, а в центре ее зависло внутреннее светило?

Дискуссию прервали громкие крики, донесшиеся от трещины. Так и знала – что-нибудь у них да стрясется…

– Что случилось? – остановила я пару минут спустя бегущего к станции Фрица. – Никто не пострадал?

– Вы не поверите, доктор Блэкмор! – запыхавшись, ответил он. – Только что изо льда показалась громадная туша! Смахивает на мамонта с переразвитой черепной коробкой и уникальным строением хобота!

Гастербауэр побежал дальше, а я задумчиво сказала Кеннеди:

– Может, задержимся? Судя по всему, проход внутрь полой Земли должен быть где-то неподалеку…

КОНЕЦ