Текст книги "Жесткая ротация"

Минеральная революция

Двадцать лет назад началась перестройка, и ровно месяц спустя – сразу же по завершении празднования сорокалетия Победы – антиалкогольная кампания. И ту и другую мы худо-бедно выстояли, перескочив через пропасть даже не в два прыжка, как стало модно выражаться в те годы, а каким-то чисто бэтменовским зигзагом – перекрестившись, зажмурившись и спиной вперед, стилем фосбюри, хотя ни рекордсменов, ни суперменов среди нас, увы, не было и быть не могло. Были, правда, самозваные пророки и прорабы (прорабы перестройки!) – но прорабы из них получились точно такие же, как пророки.

Антиалкогольная кампания не только совпала по времени с перестройкой, но и скомпрометировала ее буквально со старта. Генсок или минеральный секретарь ЦК КПСС, как тут же прозвали М. С. Горбачева, мог сколько угодно пугать молодостью, говорливостью и напором склеротических коллег по Политбюро и чаровать теми же уникальными для руководителя советской страны качествами Запад; люди здравомыслящие (а постоянное употребление алкоголя в умеренных дозах резко обостряет интеллект) понимали: начав с такой фундаментальной ошибки, как борьба с основной доходной статьей бюджета, она же – главная особенность национальной охоты и загадка русской души в одном флаконе (из-под «Настойки овса»), власть непременно наделает новых, столь же нелепых, чудовищных и в конечном счете самоубийственных.

Вспомним еще раз Гете: «Ежели краеугольную глупость заложишь в фундамент, сколько ни строй этажей, вылезет глупость наверх». Так что «минеральная революция» – по аналогии с нынешними цветочно-цитрусовыми в сопредельных государствах, ее во многом копирующими, – была изначально обречена на провал. В отличие от форсированной модернизации, которую, беспощадно расстреляв собственных говорунов, тогда же затеяли в Китае.

Перестройка и антиалкогольная кампания шли рука об руку долгие годы. Минеральная революция не заладилась хотя бы из-за отсутствия в стране соков и газировки. Хорошо помню оптимистические таблички, украсившие безнадежно запертые киоски и будки жарким летом 1985-го: «Квас заказан». Именно так! Не «Кваса нет», не «Ушла на базу», а «Квас заказан». Водки уже не было, сахар раскупили, не дожидаясь ягод, дрожжи шли на вес золота, и умельцы заменяли их отвратительной томатной пастой молдавского производства, – а заказанный квас все никак не могли подвезти.

Открылись кооперативные ресторанчики (первый в Питере – на углу Фонтанки и Гороховой), кормили в них плохо, дорого, а спиртного не подавали вовсе. Такси встали – торговать водкой стало выгодней, чем развозить пассажиров, до ближайшего «пьяного угла» каждый мог добраться пешком, – а кваса как не было, так и не было.

Навострившись обналичивать безнал, предприятия купили у будущих олигархов, которые тогда выдавали себя за комсомольских работников, допотопные компьютеры и примитивную множительную технику – и принялись печатать фальшивые талоны на водку. В судьбоносные августовские ночи 1991 года перепился ГКЧП, не ударили в грязь лицом и защитники Белого дома – и те и другие со страху. И в результате угодили мордой в салат – и те и другие.

Запомнился и такой эпизод минеральной революции: перед Съездом народных депутатов предстал тогдашний премьер-министр Н. И. Рыжков. Мне не удается свести бездефицитный бюджет, поведал собравшимся плачущий большевик, как его тогда называли. Необходимо поднять цены на табак и пиво. Депутаты, затопав ногами и засвистев, прогнали его с трибуны и в бездефицитном бюджете, разумеется, отказали. Его преемник Павлов тяжело пил и сам, о Ельцине замнем для ясности, а Егор Тимурович Гайдар называл себя со товарищи командой камикадзе. Может, в Японии камикадзе садятся за штурвал самолета трезвыми, только мы живем не в Японии.

Антиалкогольная кампания закончилась именно тем, чем и должна была, – паленой водкой в немереных количествах, пивом, клеем и другими «синтетическими наркотиками». Кваса так и не завезли никуда, кроме деликатесных лавок и duty free, да и пить его как-то в лом. Перестройка, двадцатилетнюю годовщину которой мы нынче празднуем, закончилась точно так же.

2005

Наши новые меритократы

Строго говоря, Общественную палату на отечественный манер придумал еще М. С. Горбачев. Только он тогда не знал, что она так называется.

Произошло это при подготовке к Первому съезду народных депутатов СССР. Когда, наряду с прямым (и альтернативным) избранием делегатов, в дело пошли и «сотня» от КПСС, и «десятки» от крупных общественных организаций, и «единицы» от каких-нибудь филателистов с конькобежцами: целая Общественная палата в семьсот с лишним душ в рамках полуторатысячного съезда!

Горбачевская идея заключалась в том, чтобы, совместив демократию охлократического оттенка, возникающую в результате прямых выборов, если они разражаются как гром среди ясного неба, с меритократией (то есть, буквально, с властью достойных, с властью людей, обладающих известностью и неоспоримыми заслугами в той или иной области человеческой деятельности), создать работоспособную конструкцию, обладающую определенным потенциалом для дальнейшей демократизации общества: охлократия + меритократия = демократия. Хотел как лучше, а получилось известно как.

И все же Общественная палата по-горбачевски и впрямь обладала демократическим потенциалом – взять хотя бы наделавшую шуму историю включения-невключения А. Д. Сахарова в «академическую» квоту. К тому же «общественники», попав на съезд, становились полноправными его делегатами. Чего, увы, не скажешь про формируемую сейчас Общественную палату при президенте страны – реализуется идея сугубо монархическая (разумеется, квазимонархическая, по схеме президент = царь) как по замыслу, так и по исполнению.

Да ведь и впрямь цветущая сложность общественной жизни представлена в палате не то чтобы однобоко, но как-то, знаете ли, предвзято. Вглядитесь в список первой трети: кто в нем не состоит в «Единой России»? Нет, не спешите с частными опровержениями, позвольте переформулировать вопрос: «Кто из этих сорока с лишним человек отказался бы вступить в „Единую Россию“, будь ему оказана подобная честь?» – и вы убедитесь в справедливости вышесказанного. А что, вторую треть они сами наберут из Лимонова с Каспаровым и иже с теми? Как бы не так! А две трети общими усилиями наберут сплошных еретиков и раскольников в третью, последнюю, треть из регионов?

Вот и получим Общественную палату из того же, по слову Шекспира, вещества, что и Думу с Совфедом. И превратится она – тут наши новые «общественники» вспомнят о своих прямых обязанностях по основной профессии – в очередную лоббистскую структуру. Алина Кабаева попросит на гимнастику, Валерий Фадеев – на журналистику, доктор Рошаль – на педиатрию, и так далее. Люди всё достойные – меритократы – и просить будут не для себя, а на дело. Перед глазами – пример депутата Мосгордумы стихотворца Евгения Бунимовича, при котором в столице бурным ключом забила напрочь исчезнувшая было поэтическая жизнь.

Дурного в этом, естественно, нет. Хорошего – немного, но, обладая изрядным оптимизмом, его ростки разглядеть можно. Потому что у каждого из «общественников» будет иметься определенная обратная связь – пусть не с обществом, но с тем сегментом общества, который он – при всей заранее заданной благонадежности, чтобы не сказать верноподданности палаты, – представляет. Пусть и по щучьему велению президента, но представляет. Тогда как Дума – в особенности формируемая исключительно по партийным спискам – не представляет никого и обратную связь поддерживает исключительно со Старой площадью.

По сути дела, создание Общественной палаты – еще один шаг в сторону формирования корпоративного государства. И не исключено, что именно сюда из чисто бутафорской Думы постепенно перетечет главное, а именно – формирование социальной составляющей бюджета. Особенно если «общественники» в дальнейшем сумеют пролоббировать и телетрансляцию собственных заседаний.

Вы скажете, что так не бывает? Согласен. Но и по-другому у нас не бывает тоже.

2005

Не умеешь – не берись

Налицо парадоксальная политическая ситуация: власть, отдадим ей должное, раз за разом проваливает все, за что берется, тогда как оппозиция столь же последовательно и неуклонно проваливает любые попытки перманентными провалами властей в собственных интересах (не говоря уж об интересах страны) воспользоваться. Проваливает институционально – и это как раз понятно: оппозицию согнали с думской трибуны и запугали в субъектах федерации, – но проваливает и эмоционально, не умея поднять массы на протест даже в тех случаях, когда они и сами рвутся в бескровный бой.

Не зря же чуть ли не самыми серьезными оппозиционерами слывут сегодня нацболы – они хоть что-то делают. Но лимоновцев у нас (вместе с сочувствующими) пятнадцать тысяч, а, допустим, «яблочников» – восемьдесят тысяч плюс четыре миллиона голосов на выборах. Не говоря уж о коммунистах. Что делают они? Или, поставим вопрос жестче, как ухитряются они вести себя так, чтобы оставить многомиллионные массы безучастными? Не равнодушными – народ раздражен властью, лгущей внаглую, держа его не столько за дурака, сколько за лоха, – но именно безучастными, то есть не принимающими участия в акциях и не подхватывающими призывы? И не в призывах ли как раз дело? «Вали Путина!», «Даешь демократию!», «Свободу Ходорковскому!» – что еще? Ах да, отмена льгот – но протест против нее – и только против нее – оказался все же более или менее массовым. А как обстоит дело с остальными требованиями оппозиции?

Власть мы, так или иначе (всеми правдами и неправдами), выбрали. Может быть, в самый последний раз – и любые выборы, а не только губернаторские, скоро отменят, – но выбрали. Выбрали вслепую, не связав ни обязательствами, ни какого бы то ни было рода императивным мандатом. Мы предоставили ей карт-бланш. Мы развязали ей руки. Короткие руки, но тем не менее развязали. Поэтому любые претензии к тому, что́ она делает, представляются беспочвенными – и на демонстрации выходят горстки людей. Что хочет, то и делает. Мы выбрали не программу, а человека. И даже не человека, а телекартинку.

Но это не значит, что нам надо (и можно) почивать на развалинах. И ждать, пока за нами придут, хотя, скорее всего, разумеется, не придут никогда. Власти дан карт-бланш на действия – но никак не на бездействие, никак не на имитацию действий. И если провозгласила она, например, желание устранить выбранных губернаторов и вожаков чеченского сепаратизма в одной связке, то мы вправе спросить у нее: где голова Басаева? Где удары по базам в сопредельных государствах? Где упрощенное судопроизводство? Где, если уж на то пошло, взятые в заложники семьи террористов?

И кстати, – власть ведь за язык никто не тянул – где рост ВВП? Где обуздание инфляции? Где конвертируемость рубля? Где выгоды от подписания Киотского протокола? И от передачи Китаю стратегически важных клочков земли? И от мучительно пробиваемого вступления в ВТО? И от сумасшедшего роста цен на нефть?

Мы выбрали власть. И предоставили ей тем самым – в отечественной традиции – карт-бланш. Теперь она вольна делать что хочет. Но делать. И делать умеючи. А не умеешь – не берись. Похоже, главная беда нашей власти в том, что она взялась не умеючи. И поэтому скорее рано, чем поздно, будет просто-напросто сметена Историей. А вовсе не реликтовой демшизой и отогнанными от пиршественного стола либералами. Но не пора ли и самим so-called оппозиционерам взяться за ум? Не пора ли научиться требовать от управления качество – и, только убедившись в его фатальном отсутствии, взывать к переменам? Потому что лишь такие призывы и будут расслышаны теми, кто нынче безучастен, хотя и не равнодушен.

Протестовать надо не против курса, избранного властью якобы во спасение государства Российского, а против ее катастрофической неспособности выдержать собственный курс. Да, судя по всему, и любой другой. Надо протестовать, пока неумехи не довели дело до подлинной катастрофы.

Правда, и такой протест не выведет на площади хотя бы десятки тысяч – не то время. Но подхватят его – на свой до поры до времени безмолвный лад – десятки миллионов.

2004

О государевой службе

Переходный период от социализма к феодализму (через межеумочный капитализм) сопровождается у нас множеством подстановок и подмен. Так, в частности, обстоит дело и с госслужбой. Государственная она или государева? Это ведь большая разница. И не суть, какая из них лучше, какая хуже; они разные – и функционируют тоже по-разному.

Государственного служащего контролирует гражданское общество. Как и государственную службу в целом. Он получает приличное вознаграждение, имеет определенные привилегии и обеспеченное будущее. Выполняет обязанности, опираясь на существующее законодательство, а если не справляется, его отправляют в отставку. В противоположном случае он медленно поспешая растет по служебной лестнице и уходит в предписанном возрасте на пенсию.

Государев человек живет куда веселее. Он вооружается большой ложкой и гребет под себя лопатой. На общество ему наплевать, на закон – тем более. Он помнит изречение римского императора: «Друзьям – всё, остальным – закон» – и стремится оставаться «другом» своему государю. Или как минимум преданность имитирует. Он ни за что не отвечает – вся ответственность лежит на верховном правителе страны. И если ему приходится уйти – он просто пересаживается из кресла в кресло, на заранее заготовленное теплое местечко. А если не заготовил такого впрок, ему подбирают. И все же государев человек сплошь и рядом оказывается эффективным работником. Почему?

Ответ не прост, а очень прост: потому что в случае провала его не отправляют в отставку (отправляют, бывает, по другим причинам) – ему рубят голову. Не обязательно, конечно, рубят, но могут и отрубить – и он не забывает об этом ни на мгновенье. Он вертится. Он прилагает сверхусилия. Он знает, что голова его принадлежит государю – и тот может отсечь ее когда вздумается. Отсечь, имея на то основания или нет. Поступая так, государь не обязан объяснять, за что и почему. У них негласный, но освященный тысячелетней традицией уговор: ты живешь весело, но голова твоя принадлежит мне, и я могу распорядиться ею (а заодно и головами твоих близких, а заодно и твоим имуществом) как мне заблагорассудится. Но, конечно, ты должен исходить из предположения, что проживешь дольше, если будешь работать лучше.

И государев человек работает. Барахтается лягушкой в молоке. Прилагает сверхусилия. Распространяет те же правила и принципы на собственных подчиненных, а те – на своих. И государственная машина худо-бедно (а то и не худо! а то и не бедно!) функционирует. Так было дело при Петре. Так – при Сталине. Так – при любом абсолютном властителе, заботящемся о стране и о подданных (а как он понимает свою «заботу» и их интересы – вопрос отдельный).

Не симпатично? А кто говорит, что симпатично? Важно понять, что функционирует госмашина так и только так. И в нарушении этого правила сбоит, а затем и разваливается (как произошло в СССР в результате «водяного перемирия», заключенного после смерти Сталина и казни Берия). Если это нам не нравится, надо создавать гражданское общество – только не на словах, а на деле. Хотя и не понятно как. А если мы по-другому не умеем, то с государевыми людьми надо обращаться так, как вели себя с ними настоящие (а не виртуальные) государи!

Сибаритствующая элита – это еще куда ни шло, хотя ничего хорошего нет и в ней. Но сибаритствующая власть, сибаритствующая бюрократия, сибаритствующая опричнина, которым всё как с гуся вода, – это национальная катастрофа. Государев человек служит государству (а значит, и государю), только пока осознает, что в любую секунду может потерять всё. Не пост, не деньги и уж подавно не августейшее доверие – а всё до последнего. В связи с недавней чередой трагедий заговорили о возможных отставках, а говорить надо – о трибуналах! Тем более что в стране война. А трибуналы непременно окажутся «басманными» и беспрекословно выполнят государеву волю. Была бы воля.

Нет, я не призываю к казням и расправам. Останемся гуманистами. Истолкуем все вышесказанное в переносном смысле. Но сложившаяся у нас система иначе работать не будет. И, кстати говоря, уже не работает.

2004

Оборонительный рубеж на болоте

Политическое безвременье, похоже, заканчивается. Судя по всему, нас ждет осеннее наступление Кремля. Наступать будут на партию-2008 (здесь подразумевается не почти одноименный комитет, успевший благополучно почить в бозе, а все, кто питает надежду на мало-мальски честные альтернативные выборы в установленный законом срок), причем наступать – ногами. И наступят в конце концов, как водится, на те же грабли. Но для начала – на нас с вами.

Когда одни наступают, противоположная сторона отступает, упирается или, чем черт не шутит, переходит в контратаку. С контратакой (цветной революцией) при нынешних ценах на нефть, не говоря уж обо всем прочем, явно ничего не получится. Отступать некуда – разве что в Общественную палату, но туда неконструктивную оппозицию (а конструктивен у нас единственно одобрямс) тоже не позовут. Остается упереться, использовав рельеф местности. Окопаться. А если рельеф представляет собой бескрайнюю русскую равнину, то отступить хотя бы до холмов (высот!) и строить оборонительные рубежи уже там. Но оппозиция окапывается на болоте, где рытье траншей и оборудование длительных огневых точек затруднены по определению.

Такова, например, попытка доизбрать в Думу Михаила Ходорковского. Имитация попытки. Потому что понятно: а) к выборам его не допустят; б) выборов он не выиграет; в) даже выиграв выборы, не будет утвержден мандатной комиссией Думы; г) даже получив мандат, будет тут же лишен депутатской неприкосновенности. Зато Кремль сумеет – и не раз – объяснить населению, что оппозиция и оппозиционная пресса руководствуются принципом: «кто меня ужинает, тот и танцует». Даже если угощающий ужином сам держит сухую голодовку.

Таков и исподволь формируемый блок «экологов» с «солдатскими матерями» и с НБП. Или, может быть, «матери», не пуская сыновей в армию, благословят их пойти в нацболы – а значит, почти неизбежно, и в камеру? Или «экологи», безусловно существующие на деньги Запада и жалующиеся на вечную нехватку средств, захотят поделиться ими с Лимоновым? Или сама НБП, обладающая серьезным массовым потенциалом, заменит в своем названии большевиков на «Беллуну»?

Таков и «поход эпигонов», то есть, прошу прощения, эпигонок – Марии Гайдар и Жанны Немцовой – во власть. Чушь собачья, конечно, пустое сотрясение воздуха – но для самой либеральной идеи явление убийственное. И эти-то люди (имею в виду отцов отечественной демократии) критикуют тенденцию к пожизненной власти и к квазимонархическому престолонаследованию! Рассуждая в кругу семьи: пусть эти идиоты играют в футбол, а мы будем играть на скрипочке. И Маша, надув фамильные щеки, заявит интервьюеру: «Я не Ксюша Собчак!» Да раз пошла такая пьянка, то пусть лучше будет Ксюша.

Естественный оборонительный рубеж оппозиции – предстоящая в новом году отмена льгот по ЖКХ. А если эту отмену отложат, провернув сначала какие-нибудь досрочные псевдовыборы, или «скомпенсируют» по январско-февральскому образцу-2005, то практически неизбежен в этом случае взлет инфляции до неприемлемого уровня. В очередную годовщину системного кризиса-1998 уместно вспомнить, что тогдашний дефолт был обусловлен не только бездарностью и/или нечистоплотностью Киндерсюрприза и тех, кто делил с ним власть, но, прежде всего, сумасшедшими расходами, прямыми и косвенными, на операцию по повторному избранию Ельцина в 1996-м.

Оппозиции нужно сейчас не победить (это невозможно), а выжить. А для этого, повторяю, – упереться. Добровольно отступить еще на несколько шагов – и упереться, используя рельеф местности. И упираться до тех пор, пока оппозицию – в ухудшившихся для властей (и, увы, для страны) обстоятельствах – не признают… нет, не победительницей, но договороспособной стороной. Пока не легализуют в качестве оппозиции, а не того, чем она кажется и что она, к сожалению, представляет собой сегодня. Но для этого ей прежде всего нужно выжить.

А окапываясь на болоте, как происходит сейчас, она не выживет. Тем более что Кремль – для перестраховки и в силу собственного неумения вести диалог иначе – будет наступать на нее ногами.

2005