Текст книги "Шторм войны"

2. Эванжелина

Ее было бы так легко убить.

На шее Анабель Леролан черные и оранжевые драгоценные камни, перевитые нитями розового золота. Одно движение – и я могла бы перерезать старухе сонную артерию. Положить конец Анабель и ее замыслам. Разорвать проклятую помолвку на глазах у всех присутствующих в зале. Матери, отца, Кэла, не говоря уж о Красных бандитах и иностранных выродках, с которыми мы оказались связаны. Впрочем, Бэрроу нет. Она еще не вернулась. Возможно, продолжает скулить о своем потерянном принце.

Конечно, смерть Анабель положит начало новой войне, расколов и без того непрочный союз. Способна ли я на это – променять преданность на личное счастье? Стыдно задавать себе этот вопрос, даже мысленно.

Старуха, очевидно, чувствует мой взгляд. Ее глаза на мгновение обращаются ко мне, а на губах играет усмешка, когда она поудобней устраивается в кресле.

На ней роскошное красно-черное-оранжевое одеяние. Это цвета Калоров, не только Лероланов. Анабель недвусмысленно дает понять, кому верна.

Вздрогнув, я опускаю взгляд и разглядываю собственные руки. Один ноготь уродливо сломан, я повредила его в бою. Немедленно превратив одно из своих титановых колец в накладной коготь, я надеваю его на палец и постукиваю им по подлокотнику трона, хотя бы для того, чтобы позлить маму. Она искоса смотрит на меня – это единственное свидетельство ее раздражения.

Я мечтаю об убийстве Анабель и в результате перестаю слушать – а остальные продолжают строить планы. Наше количество сократилось, в зале совета остались только лидеры торопливо сколоченных фракций. Генералы, лорды, капитаны, члены королевских фамилий. Вновь выступает премьер-министр Монфора, затем отец, потом Анабель, и всё начинается сначала. Фальшивые голоса, наигранные улыбки, пустые обещания.

Жаль, что здесь нет Элейн. Надо было привести ее. Она просилась прийти. Более того, умоляла. Элейн всегда хотела быть поближе ко мне, даже перед лицом смертельной опасности. Я стараюсь не вспоминать последнюю минуту нашего свидания, когда она покоилась в моих объятиях. Элейн тоньше меня, но мягче. Птолемус караулил за дверью, чтобы нас не побеспокоили.

– Возьми меня с собой, – шепнула Элейн – в десятый раз, в сотый.

Но наши отцы это воспретили.

«Хватит, Эванжелина».

Теперь я проклинаю себя. В этом хаосе они бы ничего не заметили. Элейн – тень, в конце концов; невидимку можно провести куда угодно. Толли помог бы. Он не запретил бы своей жене пойти с нами, если бы я его попросила. Но я не рискнула. Сначала нужно было выиграть битву – и я не знала наверняка, кто одержит победу. И не хотела рисковать жизнью Элейн. Она талантлива, но воин из нее плохой. В гуще битвы она бы лишь отвлекала меня и заставляла волноваться. Ни того, ни другого я не могла себе позволить. Но сейчас…

«Перестань».

Я обхватываю пальцами подлокотник трона, мечтая превратить железо в рваные обломки. Многочисленные металлические галереи нашего родного поместья буквально созданы для терапии. Там я могла спокойно уничтожать все подряд. Изливать гнев, создавая непрерывно меняющиеся статуи и не беспокоясь о том, что подумают окружающие. Интересно, можно ли уединиться здесь, в Корвиуме, чтобы проделать то же самое. Мечта о возможности выплеснуть гнев позволяет мне сохранять здравость рассудка. Я царапаю когтем по трону, металлом по металлу. Тихонько, так что слышит только мама. Прямо сейчас, в присутствии нашего пестрого совета, она не станет меня бранить. Если уж я должна выставлять себя напоказ, то могу, по крайней мере, насладиться немногочисленными плюсами своего положения.

Наконец я перестаю думать об уязвимой шее старой королевы и об отсутствии Элейн. Если я хочу обрести свободу, нужно, по крайней мере, сосредоточиться.

– Их армия отступает. Дать королю Мэйвену время опомниться было бы ошибкой, – холодно говорит отец.

В окно у него за спиной видно, как солнце садится в тучи на горизонте. Израненная земля еще дымится.

– Он зализывает раны.

– Мальчишка уже в Чоке, – быстро отвечает Анабель.

«Мальчишка». Она говорит о Мэйвене так, как будто он ей не внук. Очевидно, теперь она не признает родства. Особенно после того как он поспособствовал убийству ее сына, короля Тиберия. Мэйвен – отпрыск Элары, и более никого.

Анабель подается вперед, сомкнув сморщенные руки. Старое обручальное кольцо, потертое, но еще красивое, поблескивает на пальце. Когда она ошарашила нас в Разломах, объявив о своем намерении поддержать Кэла, на ней не было металла – она обезопасила себя от магнетронов. Теперь она носит его открыто, словно подзадоривая нас превратить ее корону и украшения в оружие. Все в ней точно рассчитано. И сама Анабель не безоружна. Она была воином, прежде чем стать королевой, и лично сражалась с Озерными. Она – истребитель, и ее прикосновение смертельно. Оно способно в мгновение ока уничтожить, взорвать что угодно – и кого угодно.

Если бы я не возмущалась интригой, в которую она меня втягивает, я бы восхитилась ее преданностью.

– К настоящему моменту большинство сил Мэйвена уже пересекло границу, – продолжает она. – Они в Озерном крае.

– Озерная армия тоже понесла урон. Враг уязвим. Мы должны нанести удар, пока можно, хотя бы для того, чтобы переловить отставших, – отец переводит взгляд с Анабель на одного из наших Серебряных лордов. – Воздушный флот Ларисов будет готов в пределах часа?

Лорд-генерал Ларис подтягивается под взглядом отца. Его фляжка уже опустела, осталась только пьяная дымка триумфа. Он откашливается, и я чувствую запах алкоголя через весь зал.

– Так точно, ваше величество. Только отдайте приказ.

Чей-то низкий голос перебивает его:

– Я возражаю.

Это первые слова Кэла с тех пор, как он вернулся после размолвки с Мэрой Бэрроу, и они достигают цели. Как и Анабель, он переоделся в черное с алой отделкой, сбросив чужой мундир, который носил в бою. Кэл ерзает в своем кресле рядом с Анабель – он сидит там как ее протеже и как король. Его дядя, Джулиан из Дома Джейкоса, устроился слева, старая королева – справа. Поддерживаемый двумя благородными Серебряными, обладателями могущественных способностей, Кэл буквально воплощение единого фронта. Король, достойный нашей поддержки.

И я ненавижу его за это.

Кэл мог бы положить конец моим несчастьям, расторгнуть помолвку, отказаться от моей руки. Но ради короны он отверг Мэру. Ради короны он загнал меня в ловушку.

– Что?

Это единственное, что говорит отец. Он немногословен, а вопросов обычно задает еще меньше. Слышать, как он о чем-то спрашивает, само по себе тревожно, и я невольно напрягаюсь.

Кэл расправляет плечи и выпячивает широкую грудь. Опершись подбородком на руки, он задумчиво сдвигает брови. Он кажется крупнее, старше, умнее. Кэл играет на одном поле с королем Разломов.

– Я сказал, что буду возражать против отсылки воздушного флота, а также любого другого рассредоточения сил коалиции с целью преследовать противника на вражеской территории, – спокойно произносит Кэл.

Надо признать, даже без короны он выглядит королем. Неудивительно, поскольку этому его учили, а Кэл – до мозга костей послушный ученик. Старая королева раздвигает губы в едва заметной, но искренней улыбке. Она гордится им.

– Чок по-прежнему – в буквальном смысле минное поле, и у нас слишком мало разведданных о том, что находится по ту сторону водопадов. Это может быть ловушкой. Я не стану рисковать солдатами.

– На этой войне каждый шаг – риск, – говорит Птолемус, сидя по другую руку отца.

Он поигрывает мускулами, как и Кэл, и выпрямляется, сидя в полный рост. Заходящее солнце придает волосам Толли красноватый оттенок, заставляя блестящие серебряные кудри сиять под венцом. Тот же самый свет окрашивает Кэла в цвета Дома, играя алым в глазах, в то время как за его спиной тянется черная тень. Кэл и Толли смотрят друг другу в глаза, как водится у мужчин. «Сплошные состязания», – с усмешкой думаю я.

– Какая прозорливость, принц Птолемус, – сухо замечает Анабель. – Но его величество, король Норты, прекрасно осведомлен о том, что такое война. И я согласна с его суждением.

«Она уже называет его королем». И я не единственная, кто обращает на это внимание.

Кэл в смятении опускает глаза. Однако он быстро приходит в себя и решительно выпячивает подбородок. Выбор сделан. «Обратной дороги нет, Калор».

Премьер-министр Монфора, Дэвидсон, кивает. В отсутствие командира Алой гвардии и Мэры Бэрроу его нетрудно не заметить. Я уже абсолютно о нем забыла.

– Согласен, – говорит он.

Даже голос Дэвидсона звучит тускло, без особых интонаций, без акцента.

– Нашим войскам тоже надо оправиться, а коалиции нужно время, чтобы… – он замолкает и задумывается. Я по-прежнему не могу разгадать выражение его лица, и меня это бесконечно раздражает. Сомневаюсь, что даже шепот способен пробить его ментальную защиту. – …Чтобы обрести равновесие.

У мамы меньше выдержки, чем у отца, и она устремляет на лидера новокровок испепеляющий взгляд черных глаз. Змея повторяет ее движение и, моргая, смотрит на премьера.

– Значит, у вас нет никакой разведки, никаких шпионов по ту сторону границы? Простите меня, сэр, но я искренне полагала, что у Алой гвардии, – она буквально выплевывает эти слова, – есть разветвленная шпионская сеть как в Норте, так и в Озерном крае. Она может быть нам полезна, если только Красные не переоценивают свои силы, – ее слова полны отвращения и яда.

– Наши агенты продолжают действовать, ваше величество.

Генерал Алой гвардии, светловолосая женщина с неизменной злобной усмешкой, возвращается в зал, а за ней идет Мэра. Обе садятся рядом с Дэвидсоном. Они движутся быстро и тихо, словно желая избежать внимания окружающих.

Усевшись, Мэра устремляет взгляд на меня. К своему удивлению, я замечаю в ее глазах нечто странное. «Стыд? Нет, невозможно». Но, тем не менее, щеки у меня начинают гореть. Надеюсь, что не выдаю ни гнева, ни смущения. Во мне пылает то и другое, и недаром. Я отворачиваюсь и смотрю на Кэла, хотя бы для того, чтобы отвлечься зрелищем человека, который уязвлен гораздо сильнее.

Он пытается делать вид, что равнодушен к присутствию Мэры, но Кэл – не Мэйвен. В отличие от брата, Кэл плохо умеет скрывать свои чувства. Серебряный румянец расцветает под кожей, окрашивая щеки, шею и даже кончики ушей. Температура в комнате слегка повышается, колеблясь от эмоций, с которыми он борется. «Вот дурак, – мысленно усмехаюсь я. – Ты сделал выбор, Калор. Приговорил нас обоих. По крайней мере, хоть сделай вид, что у тебя все под контролем. Если кто-нибудь здесь и вправе сойти с ума от душевной муки, то это я».

Я почти ожидаю, что он сейчас начнет мяукать, как потерявшийся котенок. Но вместо этого Кэл быстро моргает и отводит взгляд от девочки-молнии. Одной рукой он стискивает подлокотник кресла, и огненный браслет на запястье вспыхивает алым в лучах заходящего солнца. Кэл сдерживается. Огня не будет.

Мэра – просто камень по сравнению с ним. Суровая, неумолимая, бесчувственная. Ни искорки. Она продолжает смотреть на меня. Это неприятно, но вызова в ее взгляде я не вижу. Глаза Мэры непривычно лишены гнева. Разумеется, доброты в них тоже нет, но нет и отвращения. Похоже, у девочки-молнии сейчас нет причин меня ненавидеть. Моя грудь сжимается. Она знает, что я не хотела этого брака? «Наверняка».

– Хорошо, что вы вернулись, мисс Бэрроу, – говорю я – вполне искренне.

Если кто-то и способен с гарантией отвлечь обоих Калоров, то именно она.

Мэра не отвечает, лишь складывает руки на груди.

Ее спутница, генерал Гвардии, не склонна молчать. К сожалению. Она злобно глядит на мою мать, искушая судьбу.

– Наши агенты посменно следуют за отступающей армией короля Мэйвена. Нам стало известно, что вражеское войско быстрым маршем движется в Детраон. Сам Мэйвен и некоторые его генералы сели на корабли на озере Эрис. Очевидно, они тоже направляются в Детраон. Сообщают также о погребении Озерного короля. А еще у Озерных гораздо больше целителей, чем у нас. Те, кто пережил битву, оправятся быстро.

Анабель хмурится и бросает гневный взгляд на отца.

– Да, Дом Сконоса по-прежнему расколот, и большинство поддерживает законного правителя, а не узурпатора.

Как будто это наша вина. Мы сделали, что могли. Убедили, кого могли.

– Не говоря уж о том, что у Озерных есть свои целители.

Напряженно улыбнувшись, Дэвидсон слегка склоняет голову. В углах глаз у него появляются морщинки – свидетельство прожитых лет. Ему, наверное, за сорок, хотя трудно сказать наверняка.

Он подносит пальцы ко лбу – то ли странный салют, то ли клятва.

– Монфор предоставит целителей. Я обращусь с просьбой равно к Серебряным и к Непримиримым.

– С просьбой? – насмешливо повторяет отец.

Другие Серебряные также удивлены, и я слегка наклоняюсь, чтобы посмотреть на Толли. Он хмурится. Брат не понимает, что имеет в виду Дэвидсон. В животе у меня что-то слегка вздрагивает, и я прикусываю губу, чтобы справиться с этим ощущением. В норме мы компенсируем друг другу то, чего нам недостает. Но сейчас… мы оба в открытом море. И отец тоже. Хоть я и обижена на него, мне страшно. Отец не способен защитить нас от того, чего сам не понимает.

И Мэра тоже в растерянности – она недоуменно морщит нос. «Ох уж эти люди», – сердито говорю я себе. Сомневаюсь, что даже ее хмурая, покрытая шрамами соседка понимает Дэвидсона.

Премьер тихонько посмеивается. «Старику, похоже, все это нравится». Он опускает глаза, так что темные ресницы касаются щек. Если бы Дэвидсон захотел, он бы мог быть красив. Но, похоже, в его планы это не входит.

– Я не король, как вам известно, – он поднимает глаза и устремляет взгляд на моего отца, затем на Кэла и Анабель. – Я занимаю свой пост по воле народа. Мой народ выбирает политических деятелей, чтобы те представляли интересы нации. Люди должны дать согласие. Я вернусь в Монфор и попрошу подкрепления…

– Вернетесь? – перебивает Кэл, и Дэвидсон замолкает. – И когда же вы собирались нам об этом сказать?

Дэвидсон жмет плечами.

– Сейчас.

Мэра кривит губы. То ли скалится, то ли усмехается – не могу понять. Скорее всего, последнее.

И я не единственная, кто это замечает. Взгляд Кэла, полный подозрения, перебегает с нее на Дэвидсона.

– А что мы будем делать в ваше отсутствие, премьер? – спрашивает он. – Ждать? Или сражаться, оставшись без одной руки?

– Ваше величество, я польщен вашим мнением о Монфоре, – ухмыляясь, отвечает Дэвидсон. – Приношу вам свои извинения, но законы моей страны незыблемы, даже в военное время. Я не предам принципы Монфора, ведь я борюсь за права своих людей. В конце концов, они, в числе прочих, помогают вам воевать.

Предостережение, звучащее в этих словах, столь же очевидно, как добродушная улыбка, которая по-прежнему не сходит с лица премьера.

Отец умеет притворяться лучше Кэла. Он тоже цепляет добродушную улыбку.

– Мы бы ни за что не стали обращать правителя против собственного народа, сэр.

– Ну конечно, – сухо добавляет женщина со шрамом.

Отец не обращает внимания на ее неуважительную реплику, но исключительно ради блага коалиции. Если бы не это, скорее всего, он убил бы нахалку, чтобы преподать другим урок пристойного поведения.

Кэл слегка успокаивается. И что есть силы старается не терять голову.

– Как долго вас не будет, премьер?

– Это зависит от моего правительства, но я сомневаюсь, что дебаты будут долгими, – отвечает Дэвидсон.

Королева Анабель в изумлении всплескивает руками. Она смеется, и морщины на ее лице становятся заметнее.

– Как интересно, сэр. И какой же срок ваше правительство считает долгим?

В этот момент у меня возникает ощущение, что я смотрю пьесу, разыгрываемую посредственными актерами. Ни один из участников – отец, Анабель, Дэвидсон – ни на грош не доверяет другим.

– Годы, – со вздохом отвечает Дэвидсон, в тон старой лицемерке. – Демократия – забавная штука. Вы еще с этим не знакомы.

Шпилька рассчитана на то, чтобы причинить боль, и она попадает в цель. Улыбка Анабель каменеет. Она похлопывает рукой по столу. Еще одно предупреждение. Старой королеве ничего не стоит уничтожить премьера. Как и остальным. Все смертельно опасны, у всех свои мотивы.

Не знаю, долго ли еще выдержу.

– Мне не терпится увидеть это своими глазами.

Температура повышается прежде, чем эти слова успевают сорваться с губ Мэры. Она – единственная, кто не смотрит на Кэла. Он глядит на нее пылающими глазами, кусая губы. Лицо у Мэры по-прежнему восхитительно бесстрастное. Похоже, она следует примеру Дэвидсона.

Я живо подношу ладонь к губам, подавляя удивленный смешок. Мэра Бэрроу столь извращенно одарена – она умеет выбивать почву из-под ног у любого Калора. И тут я задумываюсь, не нарочно ли это. Возможно, она лежит ночью без сна и размышляет, как лучше озадачить Мэйвена или отвлечь Кэла.

«Да? Она на это способна?»

Я инстинктивно пытаюсь подавить искру надежды, которая вспыхивает в моей душе. А затем позволяю ей разгореться.

«Она поступила так с Мэйвеном. Отвлекла его. Лишила равновесия. Не дала приблизиться ко мне. Почему бы ей не сделать то же самое и с Кэлом?»

– Значит, ты станешь хорошим посланцем от Норты.

Я стараюсь говорить скучающим, равнодушным тоном. Без особого энтузиазма. Чтобы никто не понял, что я бросаю кость щенку. Пусть бежит за ней. Мэра взглядывает на меня, слегка приподняв брови. «Ну же». Я рада, что никто здесь не способен прочесть мои мысли.

– Нет, Эванжелина, – быстро говорит Кэл сквозь зубы. – Не сочтите это неуважением, премьер, но мы мало что знаем про вашу страну…

Я смотрю на своего нареченного, склонив голову набок. Серебряные пряди волос скользят по чешуйкам брони на груди. Сила, которой я обладаю в этот момент – хоть она и невелика, – воспламеняет мои нервы.

– Вот отличный повод познакомиться с ней получше. Бэрроу хорошо примут там. Как героиню. Монфор – страна новокровок. Ее присутствие поможет нашему делу. Ведь так, премьер?

Дэвидсон устремляет на меня свои пустые глаза. Словно пытается пронизать взглядом насквозь. «Смотри сколько хочешь, Красный».

– Несомненно.

– И вы поручитесь, что по возвращении она расскажет нам правду? Без прикрас, ничего не утаив? – недоверчиво фыркает Анабель. – Не ошибитесь, принцесса Эванжелина. Эта девушка не клялась в верности никому, в ком течет серебряная кровь.

Я жму плечами.

– Тогда пошлите с ней Серебряного. Например, лорда Джейкоса.

Пожилой мужчина, худой, в желтом одеянии, как будто пугается звука собственного имени. Он весь какой-то потрепанный, как старая ткань.

– Если мне не изменяет память, вы, кажется, ученый?

– Да, – негромко отвечает он.

Мэра вскидывает голову. На щеках у нее горит румянец, но в остальном она вполне спокойна.

– Посылайте со мной кого хотите. Я отправляюсь в Монфор, и никакие короли не вправе мне мешать. Пусть попробуют.

«Превосходно». Калор напрягается. Старая королева придвигается ближе. По сравнению с ним она маленькая, но сходство бабушки и внука очевидно. Одинаковые бронзовые глаза, широкие плечи, прямой нос. Сердце солдата. И, в конце концов, одинаковые амбиции. Глядя на Кэла и настороженно ожидая ответа, Анабель говорит:

– То есть лорд Джейкос и Мэра Бэрроу будут вместе представлять законного короля Норты…

Его браслет вспыхивает, извергнув маленькое алое пламя. Оно медленно ползет по пальцам.

– Законный король сам представит себя, – говорит Кэл, глядя на огонь.

Мэра, в другом конце зала, стискивает зубы. Я заставляю себя сидеть молча, хотя в глубине души радуюсь и танцую. «Только и всего».

– Тиберий, – шипит Анабель.

Он не удостаивает ее ответом. А она не настаивает.

«Ты сама это сделала, старая дура. Ты назвала его королем. Теперь повинуйся».

– Признаюсь, я унаследовал природное любопытство дяди Джейкоса… и матери, – говорит Кэл.

Он смягчается при воспоминании о матери. Впрочем, мне мало что про нее известно. Кориана Джейкос – тема, которую королева Элара предпочитала не затрагивать.

– Я хочу посетить Свободную республику и выяснить, правда ли то, что о ней рассказывают.

Он понижает голос и внимательно смотрит на Мэру, словно просит взглянуть на него. Она не реагирует.

– Предпочитаю всё видеть собственными глазами.

Дэвидсон, у которого глаза тут же оживляются, кивает, и на мгновение маска равнодушия спадает.

– Мы будем рады принять вас, ваше величество.

– Хорошо, – Кэл смахивает пламя и постукивает костяшками по столу. – Значит, договорились.

Старая королева поджимает губы; вид у нее такой, словно она съела лимон.

– Договорились? – сердито спрашивает она. – Мы ни о чем не договорились. Ты должен поднять свое знамя в Дельфи и провозгласить его столицей. Должен отвоевать земли, ресурсы, людей, склонить на свою сторону оставшиеся Высокие Дома…

Кэл непоколебим.

– Мне действительно нужны ресурсы, бабушка. В первую очередь, солдаты. Они есть у республики Монфор.

– Вы абсолютно правы, – произносит отец низким рокочущим голосом, который пробуждает в моей душе давний страх.

«Он сердится на меня за то, что я это спровоцировала? Или он доволен?» Я уже давным-давно выяснила, что значит рассердить Воло Самоса. Ты становишься привидением. Тебя игнорируют, не желают замечать. Пока ты многочисленными успехами не вернешь себе отцовскую любовь.

Я искоса смотрю на отца. Король Разломов высится на своем троне, бледный и безупречный. Под тщательно ухоженной бородой я замечаю улыбку. И тихонько вздыхаю от облегчения.

– Я надеюсь, что просьба законного короля Норты удовлетворит правительство премьера, – продолжает отец. – И усилит наш альянс. Поэтому справедливо, что и я пошлю своего представителя, который будет выступать от имени Разломов.

«Только не Толли! Не надо!» – вопит мой внутренний голос. Мэра Бэрроу обещала не убивать его, но я не особенно доверяю ее словам, особенно при таких благоприятных обстоятельствах. Нетрудно это представить. Нелепый несчастный случай, который на деле окажется не такой уж случайностью. И Элейн тогда тоже придется поехать в качестве верной супруги наследника. «Если отец пошлет Толли, к нам вернется труп».

– С вами поедет Эванжелина.

И облегчение сменяется тошнотой.

Меня раздирают два противоположных желания – потребовать еще вина и заблевать весь пол вокруг трона. Внутренние голоса вопят в голове, и все они твердят одно и то же: «Ты сделала это своими руками, глупая девчонка!»