Текст книги "История родной женщины"

…

Казахстан, 1963 год

Что такое любовь? Чувство? Или постоянный труд? Вначале у пары период влюбленности. Она для него идеальна, он для нее тоже. Все стараются показать все самое лучшее в себе, привязав свои монстры-недостатки на поводке. Стараются, трудятся, друг друга удивляют. А потом постепенно привыкают, и все становится обыденным. Расслабляешься, мол, все равно он или она никуда не денется. И тут-то все гадости вылезают наружу. Сразу хочется изменить партнера, чтобы он был хорошим. Но ведь все его недостатки для того, чтобы ты искоренил свои. Чтобы вы друг о друга «точились» и постепенно оба приходили к совершенству. Но это понимаешь только спустя долгие годы совместной жизни или если прислушиваешься к мудрым людям… А иначе все ссоры, можно сказать, были зря.

Так и у нашей героини с мужем произошла первая ссора, которая повлекла за собой остальные. Это случилось всего через пару месяцев после «да» в загсе.

– Маша, прежде чем я тебя познакомлю со своей мамой, я хотел тебя попросить… – нервничая, заложив руки в карманы брюк и раскачиваясь с носка на пятку, Виктор неуверенно продолжил: – В общем… Она очень любит девушек с короткими кудрявыми волосами, – извиняюще посмотрел он на пораженную новоиспеченную жену с длинными до середины спины прямыми волосами.

– И что? – резко от волнения спросила Маша.

– Я тебя ни в коем случае не заставляю… Если тебе было бы несложно… Сделать стрижку? – побледнев, он посмотрел своими темно-карими в светло-карие жены. Ее светло-карие расширились.

– Но я никогда не ходила с короткой стрижкой… Тебе что, не нравятся мои волосы? – расстроенно и даже сердито спросила она.

– Нет-нет, ты что, очень нравятся! – быстро промямлил он. – Просто я подумал, что ты хочешь точно ей понравиться… Но ты ей и так очень понравишься! Я просто очень переживаю… И хочу, чтобы вы с ней подружились, понравились друг другу…

– А зачем тогда для этого делать из себя кого-то другого? – фыркнула жена.

– Ладно, как знаешь… Я тебя правда не заставляю… – извиняясь, произнес Витя и ушел в комнату.

Маша осталась одна на кухне.

– Подстричься! Вот это номер! Да я их всю жизнь отращивала, лелеяла, ухаживала… Да ни за что! – возмущенно разговаривала она сама с собой. Тут на кухню вошла соседка и, застав Машу за таким занятием, звонко и добродушно засмеялась:

– Здравствуй… Ты, должно быть, Мария?

– Да, а вы? – все еще занятая своими размышления, немного сердито спросила она.

– Я соседка, Нина Тосуниди… Недавно заселились. Теперь живем с мужем и детьми через стенку от вас. Рада, что познакомились!

– Да, мне тоже очень приятно… – растерянно пробормотала она. – Просто я тут думала…

– Я заметила! – еще раз заливисто засмеялась женщина лет тридцати пяти. Но если раньше это бы разозлило Машу (смеются, видите ли, над ней!), то сейчас это ее, как ни странно, рассмешило саму, и она ответила таким же звонким смехом.

– Меня тут муж везет знакомить со своими родителями… И видите ли, его маме нравится, когда у женщин короткие кудрявые волосы! – по-детски сердито надула она губы и посмотрела на новую знакомую, словно ждала от нее помощи.

Та задумчиво села за стол напротив Маши и, расстроенно подперев щеку кулаком, посмотрела на шикарные волосы соседки:

– Да ты что! Это же прям кощунство стричь такую красоту… У нас, наоборот, считается, чем у женщины волосы длиннее, тем она красивее… А откуда его родители?

– Из Украины.

– О, это вам далеко лететь! А ты откуда сама родом?

– Вообще с Подмосковья, но всю жизнь прожила в Тамбовской губернии.

– Ого, как же вы умудрились то познакомиться, вот дивно-то?! – искренне удивилась женщина, встав и поставив греться чайник.

– Да… Это длинная история… – усмехнулась Маша.

– Что, хочешь все-таки порадовать своего мужа? – мягко спросила она.

– Порадовать? – немного резко спросила Маша. – Гм-м… порадовать…

– Ну, так говорят, когда кто-то хочет сделать что-то приятное для другого человека. Возможно, даже то, что самому не очень бы хотелось. Но ведь это любимый человек…

– Любовь приходит и уходит, а волосы я всю жизнь растила! – наполовину шутя, наполовину серьезно ответила молодая женщина.

– Настоящая любовь не уходит! – мягко возразила соседка, заваривая две чашки ароматного чая, который достала из железной коробочки.

– Ага, так-то потом все и разводятся… – проворчала Маша, наблюдая за плавными движениями собеседницы.

– Любовь – это не чувство, как многие ошибочно думают. Она приходит намного, намного позднее знакомства, влюбленности, романтики… После долгих лет труда, заботы, притирок… Я бы назвала это уважением и невероятным родством. Словно вы одно целое.

– Гм, согласна…

– И вот ради такой любви, ради родства иногда приходится чем-то жертвовать. Да, как бы это страшно и грустно ни звучало, жертвовать. Тебе – ради него, ему – ради тебя. А вот эгоисты-то и разбегаются…

Маша задумчиво принялась пить свой чай. А на следующий день после разговора пришла с каре и упругими кудрями, модной на ту пору химзавивкой… От сильного казахстанского ветра ее волосы растрепались, косая челка немного завилась и разделилась на две стороны – в общем, женщина выглядела очаровательно. Вот только она сама сердилась на свои волосы, потому что привыкла, чтобы они были идеально уложены и ничего не мешалось. А теперь на ее голове поселился неуправляемый ураган.

– Маша, ты, ты… – вытаращив глаза и вскочив с дивана, отбросив кроссворды, промямлил муж. – Я даже не надеялся, что ты это сделаешь…

– Хм, – встряхнув кудрями, Маша расстегнула пальто и сняла сапоги, оставшись в немного помятом зеленом платье. – Мне что, не идет? – хитро улыбнувшись, спросила она.

– Да ты что, тебе очень идет… Ты… ты прям… похожа на француженку! – выпалил Витя.

Маша усмехнулась:

– А что, мы хуже этих француженок, что ли?

– Н-е-е-ет, ты красивее всех их вместе взятых!..

– Ну это другое дело, – засмеялась Маша и подошла к овальному зеркалу, взяла с деревянной ажурной полочки гребешок и начала приводить свою прическу в порядок.

– А тебе самой как?.. – виновато спросил муж.

– Мне? – девушка на секунду задумалась. – Ну мне вроде идет… Но так непривычно! Волосы разлетаются во все стороны на ветру, везде лезут, в глаза, в рот… – проворчала она.

– Может… Есть какое-нибудь средство, чтобы они не мешались?

– Ну, наверное…

Через пару дней Маша стала пользоваться специальной сеточкой для волос.

Знакомство с родителями прошло успешно. Его родители оказались хоть и строгими, но в то же время добрыми и простыми деревенскими людьми, очень гостеприимными и радушными. А сколько у него оказалось родственников… В жизни не запомнишь! Но для себя Маша решила одно: больше ни под кого не подстраиваться. Пусть принимают ее такой, какая она есть. Худой, толстой, с длинными волосами или короткими.

Через полгода после свадьбы Машу начали терзать простые женские сомнения: «А не поспешила ли я? А это действительно тот, с кем я должна провести всю свою жизнь?» Но она отбрасывала эту мысль, понимая, что, собственно, она уже сказала «да». И старалась не думать о прошлом. Не вспоминать. Не тревожить сердце. Не сравнивать. Быть верной, несмотря ни на что. Но иногда ее донимали сны из прошлого.

Вот она в родной деревне идет из школы, а ее провожает Вася. Он несет ее кожаный коричневый портфель, который ей подарили на день рождения родители. Вася почти касается ее своим теплым плечом и о чем-то эмоционально рассказывает. О том, как его мама достала давать ему всякие поручения. Маша поддакивает – они на одной волне.

Вечером он зовет подругу в гости – в небольшой старенький домик, бедненький, но очень чистый и уютный. На ужин они кушают печеную картошку в горшочке из печи. Рассыпчатую и невероятно ароматную. В прикуску с хрустящей квашеной капустой. Такое простое блюдо, но невероятно вкусное. Родное. За которое в Казахстане она готова отдать целую зарплату. А потом они играют в театр теней – этому их научила мама Васи. Вот они показывают собаку, напрягая пальцы и растопырив их по паре в стороны, образуя рот. Из двух рук можно было сложить птицу, лося, корову, кролика – да все, главное, обладать фантазией и сообразительностью! А вот тетя Надя рассказывает интересные сказки, сопровождая теневыми зверюшками. Свет от керосинки убаюкивает, а зверюшки, прыгающие по немного потресканной белой печке, кажутся живыми. Маша смотрит то на друга, то на его добрую маму и улыбается. Но тут ее будит будильник, разрываясь на тысячи лязгов и стонов, и она возвращается в реальность.

Смотрит на мужа, который крепко спит и даже не слышит ужасного воя. Его лицо, чужое, немного заросшее щетиной, выглядит безмятежным и беззащитным. Интересно, а ему тоже снится его бывшая девушка Соня? Он рассказывал Маше, что та не дождалась его с армии. Она была очень красивой, белокурой, длинноволосой, голубоглазой – Мария видела ее фотографию у Виктора в одной из книг. Он ее хранит. На обратной стороне написано: «Дорогому Вите на добрую память» – она прислала ему в предпоследнем письме в армию. А в последнем извинилась и сообщила, что выходит замуж за другого.

Виктор заворочался, словно услышал мысли жены. Она посмотрела на его сосредоточенное лицо. Он открыл глаза, немного опухшие, с небольшими синяками. Правая щека его была с линиями от подушки, а кудрявые волосы примяты. Муж нежно посмотрел на жену, улыбнулся и тихо произнес: «Доброе утро». Потом он аккуратно обнял Машу за плечи, положив на нее свою тяжелую руку, прижался поближе, уткнулся носом ей под волосы. Он не знал, о чем она думает. И она его не станет тревожить. Нет. Она это переживет сама. Будет стараться быть любящей и хорошей женой.

Но это получалось не всегда. Ведь ее характер к двадцати четырем годам уже сформировался, и как-то его изменить было почти невозможно. От природы она не была терпеливой, нежной, молчаливой. Не умела все понимать и прощать. Зато отлично вспыхивала, как спичка, от любой неосторожно брошенной в нее искры. А еще была морально сильнее мужа и любила все контролировать, а он пытался ей противостоять. Витя был на четверть выше и шире ее, и, хотя он физическую силу никогда не применял и даже не собирался, все равно во время скандалов Маша его очень боялась. Она ему угрожала: «Только попробуй на меня руку поднять, я в тебя утюг горячий запущу или ночью подушкой задушу!» Виктор всегда крайне обижался ее изречением и негодовал еще больше: «Разве я давал тебе повод меня бояться? Я на женщину никогда в жизни руку не подниму!» Но ссоры продолжались. Изматывая нервы обоим.

– Тебя совсем не бывает дома! День и ночь на дежурстве! – Мария цеплялась, словно клещами, к любой возможности поссориться. – А может, тебе там интереснее, чем дома? Медсестрички молодые, красивые…

– Что ты такое несешь? – побледнел Виктор. – Какие медсестры, если у меня дома жена и скоро родится ребенок! И я, если ты не знала, работаю ради нас… Чтобы все было…

– Ты меня упрекаешь деньгами?! – на этот счет у нее был особый пунктик.

– Конечно, нет! Что ты вообще взвинтилась? Так хочется поругаться? Цепляешься к каждому слову!

– А, значит я истеричка… Видимо, сегодня нам лучше больше не видеться… Давай сегодня ты поспишь на диване…

Виктор хотел подойти к Маше и успокоить ее, обнять. Но она расценила это как угрозу. Женщина резко попятилась назад, споткнулась через порог и упала. В этот момент Мария была уже на пятом месяце беременности и во время падения приземлилась на край живота. Начались страшные боли, и до смерти испуганный муж тут же отвез ее в больницу. Врачи сделали все нужные уколы, поставили капельницу и положили Машу в больницу на сохранение, так как была угроза выкидыша. Виктор не находил себе места все это время, купил ей большой букет цветов, авоську фруктов и со слезами на глазах извинялся перед женой. Но та была холодна и жестока к нему. Он ей стал противен, и даже его ребенок стал ей ненавистен.

Падение привело к преждевременным родам. Мария рожала почти двадцать часов. Виктор все это время провел в коридоре. Не ел и не пил. Все это время за окном бушевали ветер и гроза. Мать боялась, что дитя родится уродом или с какими-то отклонениями. Девочка, по-максимуму помучив мать, родилась маленькой, так как была недоношенной, и ее правая сторона была немного более развита, в отличие от той, куда упала Маша. Но врачи успокоили роженицу, что позже должно все наладиться и ребенок никак не будет выделяться внешне или умственно.

Когда Марию выписывали из роддома, было необычно тепло и безветренно. Виктор встречал с огромным букетом и связкой разноцветных шариков. Это был самый счастливый отец на свете и самая несчастная мать. Она смотрела на своего родного ребенка, как на врага. Не нравилось квадратное смугленькое сморщенное личико дочки, так похожее на Виктора, ее темные глазки, широкий рот и коротенькие кривенькие пальчики. Если бы не родители и не муж, она, наверное, оставила бы дочку там, в роддоме.

Все, что Маша выполняла по отношению к ребенку, – это кормление грудью, да и то пока это было минимально необходимо. Муж менял пеленки, стирал их, укладывал спать дочку и даже чаще матери просыпался по ночам. От какашек Машу тошнило, и она чуть ли не падала в обморок, когда ей по необходимости приходилось этим заниматься.

Виктор приходил домой поздно вечером. Уставший, сразу бежал к ребенку.

– Я больше не хочу детей, – словно выстрелила в упор женщина. Она давно терпела и вынашивала эту фразу.

Муж даже не успел переодеться. Он замер в дверях, как статуя без головы. Внутри треснула какая-то ниточка, соединявшая сердце и душу. Виктор посерел и поседел.

– Маша, ты, наверное, просто очень устала. Потом будет легче, – после долгой паузы дрогнувшим голосом произнес он.

– Нет. Я вообще не хотела детей. Этот только потому, что надо. И я не шучу. Отныне будем предохраняться.

Внутри у Виктора стало так пусто и мрачно, что его затрясло.

– Я все понял, – ответил он сдавленно и, не снимая куртку, пошел в спальню, качаясь, словно пьяный.

Там он закрылся и беззвучно заплакал. Но жена не знала и даже не хотела знать, какие муки причинила человеку. Ей было жалко только себя.

Осень, когда родилась Алена, была особенно серой и унылой для женщины. А зима необычайно долгой и холодной. Но наступила весна, которая растопила своим ласковым солнцем снег на улице и лед на сердце у Маши. Она стала замечать чуткость, любовь и нежность, с которой обращался Виктор к ней и их дочери, и ее каменное сердце немного потеплело.

Как она могла быть так жестока и несправедлива к этому человеку? Ведь он не сделал ей зла, даже в гневе не сказал грубого слова. А то, что произошел этот несчастный случай, виновата в основном она.

Вечером, когда муж, утомленный и несчастный, вернулся с работы, его ждал вкусный ужин, а дочка, чистая, обласканная и довольная, мирно спала в своей колыбельке, посасывая маленький толстенький пальчик. Но семейной идиллии опять не суждено было начаться.

– Как прошел день? – встретила Маша его в дверях, неуверенно переминаясь на ногах и скрестив руки на груди.

– Сегодня было много вызовов, как никогда. Мы даже не успевали поесть нормально в перерывах, а фельдшер уже не спит вторые сутки…

– Ого, и с чем это связано? – искренне поинтересовалась женщина.

– Точно пока неизвестно, но, скорее всего, какой-то вирус. Так что будь осторожна, не подхвати, когда куда-нибудь пойдешь. И, главное, нам Алену не заразить, это может быть очень опасно…

– Ну так я почти никуда не хожу, а вот ты нас как раз можешь заразить! Ты же постоянно общаешься с врачом, а она с больными! – лицо Маши вытянулось, сердце сжалось. – Так что лучше не подходи пока к ней, чтобы не рисковать, – заключила она серьезно, хотя пять минут назад собиралась быть ласковой и примерной женой.

– Ну как же так! – расстроенно вздохнул Виктор. – Как же мне не чмокнуть доченьку, когда не видел ее целый день! Она ведь тогда совсем забудет, как выглядит ее папа! – горевал он.

Немного помявшись, он подошел к жене и хотел поцеловать ее, но та тоже отдалилась:

– Не-не, ты на карантине, – усмехнулась она, вывернулась у него из рук и побежала, как птичка, на кухню.

Виктор удивленно посмотрел ей в след, о чем-то подумал, а потом пошел с ней следом.

– Так, иди как следует мой руки! – развернула его Маша, и он послушно, как маленький, пошел выполнять ее поручение.

В общей кухне возилась еще одна женщина, высокая и сутулая. Ее черные глаза всегда излучали столько энергии и жизни, что освещали ее бледное лицо и делали его таким красивым и свежим.

– Ты слышала, Нин, что сейчас какой-то вирус пошел? Опасный, говорят, – завела разговор Маша, потому что ее этот вопрос полностью поглотил.

– Нет, первый раз слышу, – помешивая плов, ответила та, не отрываясь от процесса.

Машу поразило ее спокойствие и безразличие, ведь у Нины было трое детей, причем младший мальчик был только на несколько месяцев постарше Алены.

– Будь аккуратна на улице, чтобы не заразиться. Виктор сказал, что детям это может быть очень опасно… – не унималась Маша.

– Да? Может, тогда детей и в школу не пускать, чтобы не заразились? – то ли серьезно, то ли с издевкой спросила Нина.

– Решать тут, конечно, тебе, но я бы не пустила!

– Ну что ж, надо посоветоваться с мужем, он скоро должен прийти с работы…

– Да ты же мать, что тут советоваться?

– А он отец. Он главный, да и поумнее меня. Что я могу решить-то одна? Как говорят, одна голова хорошо…

– Что ты можешь решить? – удивилась Маша, не дав договорить. – А голова-то тебе на что дана?

– Мы, Маш, ведь иначе устроены, чем у мужчин. Мы больше чувствами живем, интуицией, а они разумом…

– То есть ты хочешь сказать, что женщины глупые?! – вознегодовала та от всего сердца.

– Нет, я это совсем не имела в виду. Просто мы другие. И задачи у нас одни, а у них другие.

– То есть у них задача решать все за нас?

– Ну почему же уж все? Конечно, нет. Да и тем более так гораздо проще, когда о тебе заботится сильный, умный муж, – ласково ответила соседка.

– Жить на всем готовом, как кошка? Или как маленький ребенок, чтобы за тебя все устраивали. Нет уж, увольте! У меня есть своя голова на плечах, и я могу сама решать, что хорошо, а что нет! – в этот момент зашел Виктор и, неловко поеживаясь, сел за стол, приветствуя соседку.

– Что это вы тут ругаетесь? – добродушно спросил он, потому что действительно ничего не слышал.

– Мы не ругаемся, – мягко ответила Тосуниди. – Маша мне рассказывает, что пошел какой-то опасный вирус и нужно беречь детей…

– Да, это действительно так, – спокойно подтвердил Виктор. – Маша так взволновалась, что теперь ни к себе, ни к ребенку не разрешает приближаться! – усмехнулся он.

– Как жестоко, – усмехнулась Тося, так Нину называли друзья. Но глаза остались серьезными.

Она выключила газ, завернула казан с ужином в телогрейку, чтобы все не остыло, и, устало вздыхая, унесла к себе в комнату. Маша и Виктор остались наедине.

– Она такая смиренная, прям до ужаса! Надо посоветоваться с мужем о том, о сем, словно у самой у нее головы на плечах нет.

– И что здесь плохого? У меня тоже так мама всегда делает, – жуя, ответил Витя.

– Ну а если у меня своя голова на плечах есть? Зачем советоваться по каждой мелочи?

– Ну может, не по каждой… Но, наверное, чтобы мужу было приятно, что с его мнением считаются. Чтобы он чувствовал себя главным, нужным.

– А что, муж не может самоутверждаться как-нибудь еще? Например, что-нибудь сам додуматься сделать по хозяйству или зарплаты больше приносить?

Виктор промолчал, приняв оскорбление на свой счет. Но Маша этого не заметила, продолжая про что-то еще рассуждать.

– Спасибо, все очень вкусно, – поблагодарил Виктор, поставил тарелку в раковину и ушел, хмурый и задумчивый.

«Какой-то он сегодня странный», – подумала Маша и начала мыть посуду. Виктор был грустный и молчал весь вечер. Он сел читать книгу, чем он занимался почти каждый вечер, но не смог сосредоточиться и, пыхтя, перебрался за маленький столик в комнате разгадывать кроссворды. С Машей он почти не разговаривал и к Алене, даже когда она плакала и тянула свои ручки к папе, не подходил, что стоило ему больших душевных сил. Молчаливый и грустный, он лег спать, даже не пожелав Маше спокойной ночи и не дождавшись ее. Жена делала вид, что ничего не замечает, но внутри негодовала.

В воскресенье с утра к ним в дверь кто-то постучал. Маша, открыв глаза, посмотрела на металлический будильник, стоявший на прикроватной тумбочке. Шесть двадцать утра. Что и кому нужно так рано? В дверь постучались громче и настойчивее. Дочка проснулась, заплакала. Маша встала, надела халат, взяла ребенка на руки и подошла к двери:

– Кто там?

– Это я, Нина Тосуниди, – послышался за дверью дрожащий шепот.

Маша удивленно открыла дверь. В слабоосвещенном узком коридоре стояла женщина, которую Маша узнала не сразу: лицо зеленоватое из-за освещения, волосы растрепаны, а под глазами огромные синяки.

– Что случилось? – ужаснулась Мария. Девочка, глядя на тетю, заплакала еще сильнее.

– Аида, она заболела… Всю ночь у нее была огромная температура, я ей какие только лекарства ни давала, ничего не помогает. Звонила в скорую, но они приедут не раньше двенадцати дня, очередь, говорят…. Ты говорила, что Виктор работает водителем скорой… Мне так неловко просить…

Маша тяжело вздохнула.

– Да что же ты всю ночь ждала! – резко остановила она соседку. – Нужно было сразу нас будить, и в больницу! – возмутилась она. Немного выпустив пар, добавила уже мягко: – Я сочувствую… Пойду разбужу Витю.

– Мне очень неловко, правда. Я понимаю, что это его единственный выходной, но мне так страшно… Муж ушел в ночную смену, я с ними одна… Я не знаю что делать! Ты была права, Маш, насчет вируса…

– Да брось ты! Это всего лишь простуда! Все скоро пройдет, не переживай! – но Алену она убрала в сторону. – Пойду позову, не переживай.

– Мы не останемся в долгу… Простите!

– А ну цыц! Ни слова про это! – уже из-за двери громко крикнула Маша.

Маша подошла к Вите и тихонько потрясла за плечо. Тот не обратил внимания. Она потрясла сильнее, он открыл глаза и испуганно посмотрел на нее и зареванную дочку:

– Заболела?!

– Да, – печально ответила Маша.

– Я ее не трогал, правда, – опустив брови и сморщив лицо, хрипло ответил муж.

– Да нет же, не Ле заболела, слава Богу! У Нины дочка, ничего не помогает, скорая не едет. А муж в ночной, еще не вернулся.

– А-а! – выдохнул Виктор. – Сейчас оденусь…

– Я тебе сейчас быстро завтрак приготовлю…

– Да какой тут завтрак! – взволнованно, но мягко сказал он.

Но Маша положила удивленную крошку в кроватку и побежала на кухню. Виктор оделся быстро, Нина уже была готова.

– Мне очень стыдно, но вынуждена тебя еще вот о чем попросить… – промямлила женщина Маше.

– Слушаю, – нарезая сало, спокойно спросила Мария.

– Покормишь, пожалуйста, сына с мужем, если я задержусь? Там в холодильнике есть плов и…

– Ну конечно, не переживай!

– Спасибо, – блестящими благодарными глазами ответила женщина.

– Вот, возьмите с собой, по пути покушаете хотя бы, – протянула Маша ей бутерброды, завернутые в крафтовую плотную бумагу.

– Спасибо! – и Нина ушла в свою комнату, Виктор вместе с ней. Через минуту он нес на руках, бережно, словно хрустальную вазу, десятилетнюю девочку с бело-синим лицом, укутанную в пуховый платок.

Вернулись они почти под вечер, бледные и изможденные. Девочки с ними не было. Глаза Нины были сырые и красные, а под ними фиолетово-желтые синяки почти до середины лица.

– Ее… Положили в больницу! – с голосом, полным боли и печали, оповестила женщина.

– Не переживай, ее там вылечат, и она приедет оттуда как новенькая!

– Как она там будет одна? Она такая домашняя…

– Все будет хорошо! Вы будете ее навещать часто!

– Ее положили в инфекционной, туда не будут пускать, – совсем поникнув, объяснила Нина.