Текст книги "История родной женщины"

…

1962 год

Есть выражение, которое гласит о том, что с терпеливыми людьми нужно быть осторожнее, ведь они сжигают порты, а не корабли. С этим высказыванием можно соглашаться или нет, но наша героиня Маша – это как раз яркий пример человека, который может терпеть и простить многое, но стоит чаше терпения наполниться, как жидкость негодования и злобы польется через край со смертоносной силой. Мария легко обрубает все канаты, сжигает мосты и порты, чтобы больше никогда не возвращаться. Именно поэтому, после того, как Маша неожиданно прервала общение со своим парнем, Вовой, она умчалась в Киров – в гости к брату своего отца, дяде Васе. В семье Кобловых, была традиция – называть детей в честь старших родственников, даже если они ничем выдающимся не отличились. Поэтому в нашем повествовании несколько Маш, несколько Васильев и Николаев.

В субботу в три часа дня Маша вышла с поезда на вокзал, похожий на сырую тюремную камеру, и вздрогнула. А когда вышла в серый маленький город, подумала, что он напоминает место заключения. Даже дядя Вася, который раньше жил в Ивановке и которого в детстве она помнила всегда добрым и веселым, здесь, в серой форме и квадратных очках, показался ей необычайно серьезным и строгим, даже суровым. И только то, что мужчина был похож на ее отца и деда, наполнило раненое сердце Маши домашним уютом. Надо сказать, что в роду нашей главной героини почти все как на подбор, были похожи друг на друга, особенно круглыми головами и лицами, короткой шеей, маленьким приплюснутым носом и наливными, как яблоки, щеками. У всего семейства карие глаза. Только у мужчин в основном оттенка сырой плодородной земли, а у женщин молочного шоколада с медовым отливом. Волосы у семейства темные и густые, волнистые, вот только все мужчины рано становились лысыми, а женщины седыми.

Василий заботливо усадил гостью в белую «Волгу», которая в то время была недоступна простым смертным, включил в машине радио и повез в поселок, до которого домчались всего минут за пятнадцать. Но даже за это время в овальное окно, удобно расположившись на мягких кожаных сиденьях, Маша успела разглядеть все «живописные» пейзажи этого места: мрачный, пустой, холодный еловый лес, огромную серую многоэтажную зону, которую охраняли сердитые овчарки, издали похожие и по размеру, и по цвету на бурых медведей. А наверху этого здания, наводящего страх и тоску, стояли люди с автоматами. Охранники следили за особо опасными преступниками, у которых и так не было шансов выбраться из-за высокой колючей проволоки под током.

Напротив зоны такой же серый, огромный и мрачный был мебельный завод, на котором тоже работали заключенные. Они пилили местный лес, а потом производили из него табуретки и столы. Зону и завод разделяла длинная и узкая, мощеная досками дорожка, которая соединяла тюремный поселок с цивилизацией: городом, в котором были магазины, напрочь отсутствующие в поселке. А около этой дорожки сидели люди в серой полосатой форме, которые, когда машина Василия проехала мимо них, вскочили и вытянулись по стойке смирно, как солдаты в армии перед генералом. Только это были не солдаты, а Василий не генерал, а начальник тюрьмы. Маша это знала, но когда в ее сторону обернулись десятки опасных глаз, ее затрясло и не отпускало до самой квартиры родственников, где она сразу забыла обо всем: и о зеках, и даже, на время, о разбитом сердце.

Там их радушно встретила жена Василия, Анна, симпатичная, маленькая и хрупкая женщина в изящных очках, по которой сроду не подумаешь, что она тоже работает в тюрьме, да еще и заведующей по вопросам заключенных. И дочка Рая, с которой Маша дружила в детстве, пока семья не переехала в Киров. Василий и его жена были честными и справедливыми, и все заключенные их уважали. По приходу домой глава семейства сразу переоделся в клетчатую рубашку и спортивные старые штаны и снова стал тем добрым дядей, которого Маша знала с самого детства. Потом все вместе уселись за стол кушать и пить чай, а потом болтать с гостьей о дороге, родителях и просто о ее жизни, интересах. Ведь они ее видели последний раз почти семь лет назад и общались только через письма.

Квартира у родственников была обставлена для конца пятидесятых очень современно. Самое ценное и редкое – это телевизор, первый в СССР. Маша его увидела впервые: небольшой, как чемоданчик, с деревянным корпусом и тоже закругленными краями и маленьким экраном. Сзади была какая-то лампа, и там была специальная жидкость и линза… Короче, какое-то сложное и очень интересное изобретение, которое девушка очень долго разглядывала, боясь на него даже дышать!

Были в этой квартире и другие блага, которые даже не снились некоторым советским людям, особенно в деревне: ванная, туалет, стиральная машинка-полуавтомат «Волга».

Проболтав почти до ночи, выпив несколько больших чайников чая и съев почти все запасы сладостей и домашних пирожков с разными вкусами, все разошлись по комнатам готовиться ко сну. У Кобловых была просторная трехкомнатная казенная квартира: из кухни узкий коридор вел в просторный зал, из которого выходило три других двери: в огромную комнату родителей, в рабочий кабинет мужа (его переоборудовали из комнаты покойного сына Коли, и отец почти все время проводил там), а также в комнату дочери.

В комнате Раи для гостьи оборудовали раскладушку с кипенно-белой постелью и огромной белой подушкой, но в первую ночь Маша не оценила ее удобство по достоинству: почти до самого утра они проболтали с подругой детства. Рая выпытала у нее все про ссору с Васей, все поняла и искренне посочувствовала. А утром они, невыспавшиеся, немного опухшие, но необычайно довольные, отправились вместе со всей семьей на машине в город посмотреть достопримечательности и отдохнуть.

По приезду Киров показался Маше серым и угрюмым, и оказалось, она не сильно ошиблась, хоть вокзал был и с самого края. В воскресное солнечное утро город показал ей другую сторону, центральную: чистую, с красивыми, довольно ухоженными зданиями с лепниной и колоннами, которые, правда, портили плакаты Сталина. На площади революции расположился зеленый парк культуры и отдыха с памятником Ленину, с большим круглым фонтаном и колесом обозрения. С аттракциона, на котором они все вместе прокатились, Маша до конца сложила представление о городе: Киров оказался маленьким, только строящимся городом с облагороженным центром и с несколькими кинотеатрами, а вокруг центра множество простых деревенских домиков и несколько заводов. В городе не было ни одного купола храма, которые даже в СССР хоть и одиноко, в основном и без крестов, но скромно золотились на солнце. Единственной достопримечательностью оказалась широкая река Вятка с облагороженной длинной набережной и маленькой речной пристанью-вокзальчиком. С этой пристани, спустившись с колеса обозрения и прогулявшись возле шумной воды с мороженым, они сели на пароход и отправились в небольшое путешествие на кораблике. После этого они сходили в музей, в котором не было ничего интересного, а потом в кино, на фильм, который был не особо интересный. Но Маша не сильно расстроилась отсутствию развлечений: во-первых, любая смена обстановки действовала на нее положительно и отвлекала от печальных мыслей, а во-вторых, родственники так ей радовались и так около нее ворковали, что даже в пустыне с ними было бы не скучно.

На следующий день, и каждый следующий, кроме выходных, всех двух недель, что Маша гостила, Василий с Анной уезжали на работу, и Маша целыми днями возилась с Раей: то что-то шили, то смотрели телевизор, иногда выходя прогуляться в лесочке около дома. Но Маша выходила из дома без Василия с опаской, боясь встретиться с заключенными. И не зря.

Один раз, пока все были на работе, Рая уговорила сестру сходить в магазин, чтобы купить растительное масло для приготовления ужина. Заключенных обычно вели с завода в 4 часа, и девушки надеялись проскочить, но, когда уже шли обратно из магазина, к своему великому огорчению, увидели следующую картину: среди длинной дороги на бордюрчике со стороны тюрьмы сидело человек сто в полосатой форме, составляя из себя длинную синюю цепочку. Их по очереди проверяли на опасные предметы, прежде чем провести в тюрьму.

У Маши сердце ушло в пятки. Был бы другой обход, она была готова пройти еще хоть десять километров, но другого пути не было, а ждать бы пришлось пару часов, а то и больше. «Да все нормально, охранники меня знают и не дадут нас в обиду!» – успокаивала сестра, за десять лет привыкнув к такой картине, как к обыденной. Охранники с автоматами разрешили им проходить, кивнув и улыбнувшись. Маша вздохнула и с мягкими и трясущимися ногами, обутыми в новые красные туфельки, подумала: «Будь что будет!», выпрямилась и пошла за Раей мимо этой опасной изгороди, чувствуя, как ее прожигают испепеляющие взгляды. Но все молчали. Но вот, когда девушки почти преодолели тревожный рубеж, один из заключённых произнёс:

– О, гусиные лапки пошли! – и Маша поняла, что он имеет в виду ее красные туфли.

Тут девушка споткнулась и упала пластом на грубую мощеную дорогу, сильно ударившись коленкой. Продукты из ее авоськи разлетелись в разные стороны, масло – прямо под ноги к мужчине, который ее напугал. Поверженная и опозоренная девушка ждала взрыва смеха и издевок, но в ответ получила понимающую тишину, словно все сто человек набрали в рот воды. Она встала, не взяв руки Раи, которая хотела ей помочь, отряхнулась, посетовала на разбитую коленку, собрала продукты и пошла дальше, дрожа всем телом.

Но это был не единственный случай, когда ей пришлось практически лицом к лицу столкнуться с опасностью… Для лишенных свободы, к слову, в этом месте были очень хорошие условия: при тюрьме была школа из десяти классов, техникум и дом культуры. Заключенные могли получить образование и заниматься творчеством: пели, разучивали танцы и ставили различные спектакли. Постоянными зрителями были работники тюрьмы и жители поселка. Дядя Вася уговорил Машу принять участие в концерте к какому-то празднику, конечно же, для заключенных. Он мастерски играл на баяне, а Маша хорошо пела.

Одевался дядя Вася постоянно чопорно и неказисто. А зимой и вовсе мог выйти на сцену в телогрейке и валенках. Только шапки-ушанки не хватает. А Маша ему говорит: «Не буду я с таким выступать, оденься прилично!»

Жена его уговорила надеть тот костюм, что покупали Коле на свадьбу. Дядя Вася дошел в нем до половины пути, а потом вернулся и опять оделся как обычно. Его жена заплакала от обиды, но костюм так и никуда не смогли деть. Хранили это воспоминание о сыне до самой смерти.

Мария пела песню:

 
Ромашки спрятались, поникли лютики.
Когда застыла я от горьких слов.
Зачем вы, девочки, красивых любите,
Непостоянная у них любовь.
Сняла решительно пиджак наброшенный,
Казаться гордою хватило сил.
Ему сказала я: «Всего хорошего!» —
А он прощения не попросил…
 

Этот концерт стал их дебютом: позже они часто выступали, но уже в Ивановке.

В целом первое выступление прошло удачно, несмотря на подкашивающиеся ноги и дрожащий голос. В зале на первом ряду, прямо перед ней, сидел заключенный «гусиные лапки» – вполне симпатичный парень лет двадцати пяти – и отрывался от наблюдения за Машей только для того, чтобы что-то сказать своему, видимо, товарищу. Они сидели с довольными лицами, вальяжно закинув ногу на ногу и сложив на груди руки.

Последней выступала заслуженная певица СССР – Лидия Русланова. Только оказалась она здесь не по доброй воле: отбывала наказание в местной колонии. Ее муж был известным лицом в стране, и их обвинили в измене родине и воровстве. У них конфисковали несколько заграничных машин, сто тридцать две картины и множество дорогих украшений, а супругов отправили в лагеря. Так Лидия и оказалась под Кировом, исполняя свои хиты: «Катюшу», «Валенки» и многие другие известные народные песни. Голос у нее был сильный и звучный, и весь зал был поражен выступлению этой грубой, но обаятельной женщины с тяжелой судьбой. Отсидела Лидия почти четыре года и была оправдана.

Также в этой тюрьме отбывал наказание двадцатилетний, известный на весь мир советский футболист Эдуард Стрельцов, якобы за изнасилование. В исправительно-трудовом лагере он играл с заключенными в футбол, но кто-то позавидовал его таланту и известности и жестоко избил. Из тюрьмы спустя семь лет мучений, с испорченными ногами, спиной и сломанной судьбой вышел полностью оправданный.

Машиных «товарищей» с первого ряда вскоре после концерта выпустили на свободу. Они просидели несколько лет за сущую глупость: вечером гуляли по улице, увидели незапертую машину, немного покатались на ней и в целости поставили на место. За мелкое хулиганство они отсидели два года, испортив себе жизнь и репутацию. Один из них, Константин, устроился в поселке электриком, а другой, Алексей, грузчиком.

Они познакомились с Машей и Раей на танцах в клубе, где на баяне, балалайке и других музыкальных инструментах тоже аккомпанировали заключенные. Константин влюбился в Раю и бегал за ней как верный щенок. Девушка тоже положила на него глаз. Маша понравилась Алексею-«гусиные лапки» (так его прозвали сестры, смеясь между собой) и согласилась с ним потанцевать несколько раз. Но потом пришел какой-то важный молодой человек, одетый по последней моде, с уложенными по-щегольски волосами в дорогих незаграничных ботинках и пригласил Машу на следующий танец раньше ее «кавалера». Отказываться было неудобно, и Маша согласилась. После этого танца родственницы ушли домой, где их ждал серьезный разговор с Василием.

Поздно вечером он пришел серьезный и мрачный (впрочем, он приходил домой такой всегда), разделся, поздоровался с детьми и ушел в свой кабинет, не поужинав. Девушки сначала подумали, что пронесло, но через час он позвал каждую побеседовать с ним на пару минут. С Раей он беседовал о Константине, услышав слухи от коллег.

– Дочь начальника тюрьмы спуталась с бывшим заключенным! О чем ты думала своей ветреной глупой девичьей головой?! Надо мной смеется весь поселок! – бледнея, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, произнес он.

Потом, сев в свое кресло, закрыл руками лицо и на несколько минут замолчал, глубоко и медленно дыша. Рая сидела не шелохнувшись.

– Не бывать этому, ты поняла? – уже успокоившись, но очень серьезно заключил он с каменным лицом. Спорить было бесполезно.

– Завтра же ты едешь к своей сестре Гале в Казахстан, чтобы остыть и подумать над своим поведением.

– Поняла, отец, – вытирая крупные слезы с щек, ответила дрожащая дочь и пулей упорхнула из кабинета.

Зареванную Раю увидела Маша. Следующая очередь была ее, чему она была вдвойне не рада. Она, стараясь быть максимально спокойной, зашла в кабинет. Василий уже успокоился.

– Я узнал, что Рая и ты сегодня танцевали с этим двумя в клубе… И что вы с ними уже давно общаетесь… О чем вы думали? Разве это серьезно?

– Да, это было глупо и несерьезно, простите! – искренне ответила Маша, вздыхая.

– Рая-то еще ладно, она глупышка, но ты-то умная! – негодовал он.

– Я не собиралась дальше развивать с ним никаких отношений, – объяснила Маша. – Он мне не нравится. Просто я не хотела его обидеть…

– Это он «гусиные лапки»? – усмехнулся мужчина.

– Ага, – и они оба рассмеялись.

– Он парень, конечно, неплохой, но жизнь себе подпортил. Да и Костя тоже. Они вам, девочки мои, не лучшая кандидатура…

– А кто же хорошая? – скрывая улыбку, спросила девушка

– Ну вот, например, Игорь, с которым ты танцевала после… Это сын моего заместителя, хороший вариант. Ты ему, кстати, приглянулась. Было бы здорово, если бы мы с Андреем Павловичем породнились… – мечтательно потерев руки, произнес он.

– Ну уж нет! Он мне тоже не по душе! Да и я еще не собираюсь себя обременять пока замужеством… Еще погулять хочется! Раньше 24 лет не пойду замуж! – отрезала, хоть и мягко, Маша.

– Хорошо, хозяин – барин, – спокойно согласился дядя. – А я завтра Раю отправляю в Казахстан – погостить к Гале, старшей нашей дочери. Не хочешь с ней съездить, чтобы ей не так было тяжело ее «изгнание»? Но я тебя ни в коем случае не выгоняю, мы будет рады, если ты у нас погостишь еще, – сказал он это абсолютно искренне.

– Ну а что, можно… Тем более Галя уже давно меня звала… – немного подумав, бодро ответила девушка. А что, побывать в другой республике – отличная идея.

– Ну вот и отлично, – вставая из-за стола, заключил Василий.

Так они и поступили.