Текст книги "Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат"

Такое ответственное назначение 24-летнего офицера было связано с рядом факторов – его блестящими способностями, отличной учебой в академии, энергией и находчивостью, проявленными во время службы в Прибалтике, наконец, семейными связями и благосклонностью нового императора к своему крестнику. Игнатьев обладал и другими качествами, необходимыми для работы за границей: он был настойчив, ловок, хитер, быстро сходился с людьми, знал языки, наконец, он был неплохим аналитиком, о чем свидетельствуют его рапорты военному министру из Лондона.

Англия, бывшая во время Крымской войны противником России, имела самое передовое в тот период вооружение и хорошо организованную армию. Русская армия, обладавшая устарелым гладкоствольным оружием и недостаточной артиллерией, нуждалась в перевооружении нарезным оружием, казеннозарядными пушками, а также в улучшении управления войсками и их боевой подготовки.

Инструкция военного министра Н. О. Сухозанета, данная Игнатьеву 7 июля 1856 г., определяла его задачи: «Приобретение наивозможно точных и положительных сведений о нижеследующих предметах» – далее в 12 пунктах перечислялись интересующие Военное министерство сведения о количестве, составе, устройстве и дислокации сухопутных и морских военных сил Англии, о передвижении войск, состоянии их вооружения, об испытании нового оружия, о порядке пополнения армии, о лагерных сборах и т. д. Особо интересовали министра вопросы военного управления, устройство Генерального штаба, дух войск, образ мыслей и познания офицеров, состояние военно-учебных заведений, наконец, новейшие военные сочинения, карты и планы. «Все эти сведения, – говорилось в инструкции, – собирать с самою строгою осторожностью и осмотрительностью и тщательно избегать всего, что бы могло навлечь на вас малейшее подозрение местного правительства»[23]23
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 236. Л. 3.


[Закрыть].

Инструкция определяла подчиненность Игнатьева российскому послу в Лондоне и предписывала без его разрешения ничего не предпринимать, а также находиться в постоянных сношениях с военным агентом в Париже Альбединским.

Как видим, Военное министерство интересовали главным образом сведения сугубо военного характера. Однако задача Игнатьева этим не ограничивалась. Он получил также задание от нового министра иностранных дел А. М. Горчакова сообщать о действиях английских войск в Персии и Индии.

Действия Англии в Центральной Азии очень интересовали Петербург, обеспокоенный английской экспансией вблизи российских владений. Россия опасалась военного и политического проникновения Англии в этот регион. Накануне Крымской войны русские войска уже начали наступление к Коканду.

Осенью 1856 г. Персия, воспользовавшись тем, что Англия была занята европейскими делами, захватила афганский город Герат, важный стратегический пункт на северо-западных подступах к Индии. Англия, сама претендовавшая на афганские территории, объявила войну шаху, высадила десант на берегах Персидского залива и заняла ряд городов, в том числе порт Бушир. Сопротивление персидской армии, действия партизанских отрядов и, главное, начавшееся в Индии восстание сипаев заставили Англию в марте 1857 г. подписать мирный договор с Персией и вывести войска. Персия освободила Герат. Однако напряженность в англо-персидских отношениях существовала, что Россия рассчитывала использовать; ослабление влияния Англии на мировую политику стало одной из важных внешнеполитических задач России.

В годы Крымской войны и после нее в русской прессе появились статьи, указывавшие на опасность английского продвижения в Азии и необходимость активизации российской политики в этом регионе. Некоторые авторы (генералы С. А. Хрулев, И. Ф. Бларамберг и др.) прямо говорили о неизбежности войны с Англией в Азии. Наиболее воинственные требовали похода в Индию с целью устрашения Лондона. С этой точки зрения донесения Игнатьева из Лондона имели важное значение для ориентации правительства в происходящих в Азии процессах.

Дневник, который вел Игнатьев в Лондоне[24]24
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 121.


[Закрыть], говорит о характере его деятельности в качестве военного агента. Он регулярно бывал в Вуличском арсенале, присутствовал на испытаниях нового оружия, беседовал с английскими офицерами. Игнатьев посетил также военные заводы в Бирмингеме, полевые лагеря. В Петербург шли донесения о новых видах оружия, о строительстве механизированных военных заводов по производству пушек, об испытаниях нового – нарезного оружия и разрывных снарядов. Давались описания снарядов, пуль, патронов, описывалась технология их производства. Игнатьев отмечал, что для изготовления патронов используется даже детский труд. Он сообщал о расходах на вооружение, о состоянии английской армии и др. По поручению Военного министерства Игнатьев высылал в Петербург образцы нового оружия, чертежи различных станков, производящих оружие, а также карты и специальную литературу. Военное министерство получило от своего агента полный список полков английской армии по всем родам войск и описание их вооружения. Военный министр был весьма доволен работой военного агента и неоднократно объявлял ему свою особую признательность. 20 сентября 1857 г. Н. О. Сухозанет, получив сведения о новом английском огнестрельном оружии и его образцы, писал Игнатьеву: «Признавая вообще доставленные вами сведения весьма полезными, Оружейный комитет находит, что особенного внимания заслуживает донесение вашего высокоблагородия о том, что английское правительство решилось, несмотря ни на какие расходы, вооружить всю армию оружием одного калибра и одной системы, то есть нарезным оружием уменьшенного калибра, так как, по мнению комитета, нет никакого сомнения, что все прочие государства непременно последуют этому примеру. В заключение Оружейный комитет замечает, что было бы весьма полезно получать и из прочих европейских государств такие же обстоятельные сведения, какие вы сообщаете нам о вооружении английских войск и опытах над ручным оружием»[25]25
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 238. Л. 5–6.


[Закрыть]. Последняя фраза свидетельствует о том, что остальные военные агенты были далеко не так хорошо информированы, как Игнатьев. Донесения последнего были содержательны, и нередко их читал сам Александр II. Так, особенно заинтересовал императора доклад Игнатьева о Вуличском арсенале, и он просил сообщить ему дополнительные сведения о некоторых видах оружия и снарядах[26]26
  Там же. Л. 12.


[Закрыть].

Сведения, доставленные Игнатьевым, использовались для перевооружения русской армии. Некоторые виды оружия закупались, были заказаны станки для штамповки пуль и др. Однако недостаток финансирования делал процесс перевооружения крайне медленным. К началу русско-турецкой войны 1877–1878 гг. армия имела мало нарезного оружия, а полевая артиллерия намного уступала английской.

С пребыванием Игнатьева в Лондоне связана легенда о том, что он при осмотре военного музея «нечаянно» положил в карман унитарный ружейный патрон, представлявший собой секретную военную новинку, после чего ему пришлось покинуть Лондон[27]27
  Игнатьев А. А. Указ. соч. С. 12.


[Закрыть]. Это утверждение А. А. Игнатьева повторил автор небольшой биографической повести о Н. П. Игнатьеве О. Игнатьев, а также комментатор книги внука Н. П. Игнатьева английского историка Майкла Игнатьева А. Вознесенский[28]28
  Игнатьев О. Сын России, заступник славян // Дмитриев С. Письма совести и веры. Игнатьев О. Сын России, заступник славян. М., 1991. С. 75; Игнатьев М. Указ. соч. С. 193.


[Закрыть]. Последний, правда, заметил, что данное утверждение сомнительно; на свидетельство А. А. Игнатьева и мы ссылались в нашей ранней статье о Н. П. Игнатьеве[29]29
  Хевролина В. М. Российский дипломат граф Н. П. Игнатьев // Новая и новейшая история. 1992. № 1. С. 138.


[Закрыть]. Однако изученные нами архивные материалы не подтверждают этого факта. Ни в дневнике Игнатьева, ни в его рапортах, ни в письмах к родителям ничего подобного нет. Лондон же он покинул по иным причинам, о чем будет сказано ниже. Поверить в эту легенду трудно также и потому, что Игнатьев вел себя в Лондоне крайне осторожно, сознавая, что он находится в атмосфере недоброжелательства к России. Он писал родителям: «Положение русского военного агента в Англии всегда будет труднее, чем в другой стране, так как малейшая неосторожность, лишнее слово отдается в газетах, будет перетолковано невыгодным образом и может подать повод к неприятностям. При этом неприязненно относятся лица, сочувствующие демократическим началам. Но я в самые страшные времена плохих отношений не имел ни одной провинности и замечания ни от правительства нашего, ни от посла графа Хрептовича»[30]30
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 4484. Л. 65–66. Письмо от 2 (14) июля 1857 г. Висбаден.


[Закрыть]. В другом письме Игнатьев замечает, что ему случалось много раз раскаиваться в легковерии, ветрености, непредусмотрительности, «но в излишней осторожности никогда»[31]31
  Там же. Л. 20. Письмо от 12 (24) мая 1857 г. Лондон.


[Закрыть].

Весьма любопытны были донесения Игнатьева военно-политического характера. Они касались действий английских войск в Персии. Уже в первых своих рапортах Игнатьев подробно описывал состав и дислокацию английских войск, действующих в Персии, сообщал о направлении в Персидский залив английской эскадры из 45 судов для высадки экспедиционного корпуса. Он имел подробную информацию о составе и численности десанта (по полкам), его артиллерийском обеспечении, маршруте и т. д. В рапорте от 27 октября 1856 г. Игнатьев высказал свои соображения о целях войны, заключавшихся, по его мнению, не только в желании Англии утверждать свое присутствие в Персидском заливе, но и противостоять России на Каспии, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Англия, считал Игнатьев, опасалась неизбежного продвижения России в этих регионах, могущего «пагубно влиять на дела Ост-Индской компании»[32]32
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 241. Л. 1–8.


[Закрыть]. Так же подробно Игнатьев сообщал об английском экспедиционном корпусе, направленном в Китай по окончании войны с Персией.

Войны в Персии и Китае (вторая «опиумная» война началась в конце 1856 г.) заставили Англию усилить свою армию. Как сообщал Игнатьев, весной 1857 г. она составляла свыше 220 тыс. чел. Основная часть армии находилась в Индии, европейские войска были дислоцированы в Шотландии и Ирландии, районах национально-освободительного движения[33]33
  Там же. Д. 245. Л. 1–2. Рапорт от 19 марта 1857 г.


[Закрыть].

С весны 1857 г. в рапортах Игнатьева главное внимание уделяется восстанию сипаев в Индии. Игнатьев с первых же дней восстания видел в нем не локальное выступление некоторых сипайских полков против Ост-Индской компании, а «выражение стремления края освободиться от ненавистного ига иноземцев», вызванное растущей алчностью компании. Анализируя ход событий в Индии, Игнатьев полагал, что восстание не увенчается успехом. Хотя восставшие индийские войска действовали решительно, но они были разобщены, враждовали между собой, не имели энергичного лидера. Однако их сопротивление поддерживалось жестокостями англичан, повсеместно устраивавших казни (даже в мирных городах) и грабивших население.

Игнатьев сообщал о надеждах индийского населения северных провинций страны на помощь России. В Индии, писал он, распространились слухи о приходе русских войск, о союзе России с Персией и Афганистаном, направленном против Англии. Эти толки беспокоили англичан, которые предпринимали меры к привлечению персидского шаха на свою сторону и отправили к нему офицеров-инструкторов для реорганизации персидской армии, могущей, по их мнению, стать авангардом в будущей войне Англии с Россией[34]34
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 247. Л. 18–33. Рапорт от 26 июля 1857 г.


[Закрыть]. Игнатьев указывал также на опасность для России строительства англичанами Евфратской железной дороги, которая свяжет Персидский залив со Средиземным морем и по которой англичане могут быстро перебросить войска из Азии в Европу. Угроза Средней Азии со стороны англичан чрезвычайно беспокоила Игнатьева. Он считал, что «в Азии – вся будущность России – политическая, торговая и промышленная. В случае войны только в Азии мы можем вступить в борьбу с Англиею с некоторою вероятностью успеха и повредить существованию Турции. В мирное время затруднения, порождаемые Англией в Азии, и увеличение влияния нашего в странах, отделяющих нас от британских владений, послужат несравненно большими ручательствами сохранения мира, нежели содержание самой многочисленной армии в Европейской России и союз с европейскими государствами»[35]35
  Там же. Д. 241. Л. 29–30. Записка Н. П. Игнатьева; б/д.


[Закрыть]. Игнатьев предлагал меры, которые необходимо предпринять для ограничения английского проникновения в Среднюю Азию и укрепления там позиций России:

1. Усилить Персию в военном отношении на случай новой англо-персидской войны. Заключить с ней письменный договор об ограждении ее со стороны Герата.

2. Стремиться сблизить Персию и Афганистан, «найти способ для удовлетворения алчности того и другого», в частности, поддержать намерение афганского эмира Дост-Мухаммеда овладеть Пешаваром.

3. Распускать в Афганистане, Персии и Индии вредные для Англии слухи.

4. Отсоветовать Турции строительство Евфратской железной дороги.

5. Немедленно приступить к собиранию сведений о странах, отделяющих Россию от британских владений, и к расширению сношений с ними.

6. Отправить в Герат, Кандагар и на Амударью ученую комиссию (2–3 ученых и несколько офицеров) для сбора географических, геологических, ботанических сведений и составления карт.

Несмотря на то что некоторые предложения Игнатьева вряд ли могли быть реализованы, общий их дух – использовать затруднения Англии в Азии и начать подготовку к усилению там собственного присутствия – встретил понимание в военных кругах России и у ряда правящих деятелей, тем более что такие мысли уже высказывались некоторыми генералами. Так, кавказский наместник и главнокомандующий Кавказской армией А. И. Барятинский в 1856 г. выдвинул проект постройки железной дороги от Каспия до Арала для быстрой переброски войск в Среднюю Азию. Проект был отвергнут как малообоснованный и отложен на неопределенное время[36]36
  Халфин И. А. Три русские миссии. Ташкент, 1956. С. 14.


[Закрыть]. В особенности А. М. Горчаков протестовал против активных действий на восточном берегу Каспия, опасаясь осложнений с Англией. В феврале 1857 г. тот же Барятинский, ссылаясь на рапорты Игнатьева из Лондона, послал Сухозанету письмо, где предлагал в случае продвижения англичан к Герату направить русские войска в Персию. Это предложение также было отвергнуто. В Военном министерстве и МИД посчитали, что Англия, как морская держава, не в состоянии вести сухопутную войну в отдалении от моря, Россия же для войны не имеет ни союзников, ни средств. Российская политика в Средней Азии должна быть не наступательной, а выжидательной.

В отличие от проектов Игнатьева, в которых прямо не говорилось о войне с Англией, Барятинский предусматривал военные меры, так как полагал, что иначе английскую экспансию в Центральной Азии не остановить. Характерно, что в последующем в беседах с Александром II Игнатьев также считал, что проблема должна быть решена силовыми методами. В рапортах он, видимо, опасался пугать осторожного Горчакова, бывшего противником войны. Лишь одна идея Игнатьева была одобрена и вскоре реализована – отправка экспедиций в Среднюю Азию с целью сбора разнообразных сведений об этом регионе.

При отъезде в Лондон Игнатьеву было также дано поручение выполнять при надобности задания посла в Париже П. Д. Киселева, который привлек его к определению новой границы России, устанавливаемой согласно решению Парижского договора 1856 г. о передаче части Южной Бессарабии (Измаильский уезд) княжеству Молдова. Комиссия по разграничению была создана из делегатов стран, подписавших Парижский договор, еще в августе 1856 г. Поскольку в Парижском договоре граница была установлена приблизительно, Россия стремилась к максимально выгодному для себя разграничению. Она была заинтересована в том, чтобы на российской территории оставались р. Ялпух, впадавшая в Нижний Дунай, и г. Болград, торговый и административный центр болгарских колоний, расположенных в Южной Бессарабии. Как писал Горчаков М. И. Хрептовичу в Лондон, Болград имел большое значение для Бессарабии как богатый торговый город и центр виноградарства. В нем были сосредоточены административные, общественные и учебные заведения, а население составляло 7–9 тыс. чел.[37]37
  АВПРИ. Ф. 161 (СПб. Главный архив). V – A₂. On. 729/1. Д. 11. Л. 38–39. Письмо от 8 декабря 1856 г.


[Закрыть] Однако Англия и Австрия возражали против оставления Болграда России. Английский премьер-министр лорд Пальмерстон лично на этом настаивал. Париж, Лондон и Турин договорились, что России будет предоставлена компенсация – территории к северу от Болграда. Тогда Россия потребовала созвать из представителей держав, подписавших Парижский договор, конференцию для решения спорных территориальных вопросов. Конференция состоялась в Париже 31 декабря 1856 г. – 6 января 1857 г. (н. с). От России в ней участвовал посланник в Берлине Ф. И. Бруннов. В процессе подготовки к конференции Игнатьев в сентябре – декабре 1856 г. неоднократно вызывался Киселевым в Париж в качестве эксперта. Он внимательно изучил топографию спорных территорий и после рассмотрения четырех вариантов границы, предложенных комиссией, рекомендовал Бруннову остановиться на третьем варианте, который устанавливал границу по р. Ялпух, далее по ее правому притоку р. Ялпужель, к р. Сарата и до р. Прут. Потеря Болграда вознаграждалась, таким образом, значительной территорией, где находились три болгарские колонии с городами Комрат, Кангаз, Леово, Дезгинже. Россия получала также и выход на Нижний Дунай по р. Ялпух[38]38
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 198. Л. 1–4. Записка Н. П. Игнатьева от 10 октября 1856 г.


[Закрыть].

Еще до начала конференции Киселев и Бруннов договорились с французским делегатом министром иностранных дел Франции А. Валевским о поддержке российских требований, основанных на третьем варианте, с некоторыми изменениями в пользу России. Французский топограф по приказу Валевского подготовил для конференции соответствующую карту. На заседаниях развернулись жаркие споры, английский и австрийский делегаты требовали уменьшить передаваемую России территорию.

В работе самой конференции Игнатьев не участвовал. Как свидетельствовал он позднее в своей «Автобиографической записке», он находился в соседней с залом заседаний комнате, куда французский дипломат Бенедетти тайно приносил ему записки с предложениями англичанина и австрийца. Игнатьев быстро писал свои ответы, которые Бенедетти передавал Бруннову. Когда австрийский делегат увидел Игнатьева и спросил, что он тут делает, Бенедетти находчиво ответил, что это всего лишь русский географ с картами[39]39
  Там же. Д. 119. Л. 2; Д. 124. Л. 2–3; Русская старина. 1890. № 1. С. 285.


[Закрыть]. В результате был принят наиболее выгодный для России вариант границы. В итоговой записке о новой границе, составленной 7 января 1856 г. (н. с), Игнатьев отмечал, что на отошедшей к России взамен Болграда территории в 448 кв. верст находятся три болгарские колонии, 3 деревни целиком и 3 частично, 7 церквей, население составляло 8046 чел. Новая граница, по его мнению, была более рациональна, с более прямой линией. К сожалению, в некоторых местах граница была установлена по дороге, разделявшей на две части некоторые деревни. Игнатьев считал, что в этих случаях российские комиссары, определявшие границу непосредственно на месте, должны добиться исправления ее в пользу России[40]40
  АВПРИ. Ф. 149 (Турецкий стол старый). Оп. 502а. Д. 4518/1. Л. 4–8; Ф. 161. V – A₂. On. 729/1. Д. 7. Л. 16–18. О проведении границы в Южной Бессарабии см. подробнее: Формирование границ России с Турцией и Ираном. XVIII – начало XX вв. Ч. 2. М., 1979.


[Закрыть].

Деятельность Игнатьева в деле разграничения в Южной Бессарабии была высоко оценена в Петербурге. Он был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени, а после конференции представлен императору Наполеону III.

Игнатьев, таким образом, успешно справился со своим первым дипломатическим поручением, а общение с опытными дипломатами П. Д. Киселевым и Ф. И. Брунновым, участие, хотя и косвенное, в работе международной конференции способствовали приобщению его к сфере дипломатии.

Возвращение из Парижа в Лондон всегда тяготило Игнатьева. Он не любил этот город. «Нельзя себе вообразить, сидя в Петербурге, – писал он родителям, – неприязненного впечатления, производимого на иностранца въездом в мрачный, смрадный, душный, туманный и скучный Лондон, особенно после некоторого времени, проведенного в постоянно веселом Париже»[41]41
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 4484. Л. 12. Письмо от 3 (15) мая 1857 г.


[Закрыть].

После активной работы в Лондоне и Париже здоровье Игнатьева ухудшилось. Особенно беспокоила больная нога. В конце мая 1857 г. он получает отпуск для лечения. Военное министерство, подозревая тайные намерения своего военного агента не возвращаться в Лондон, считало, что его донесения возбудили важные вопросы, интересующие артиллерийское ведомство, стрелковое управление и различные комитеты Генерального штаба, и потому важно, «чтобы штаб-офицер сей провел еще в Англии, по крайней мере, несколько месяцев»[42]42
  Там же. Д. 62. Л. 10. Это подтверждает тот факт, что история с кражей патрона – выдумка. Министерство не стало бы настаивать на возвращении скомпрометированного агента.


[Закрыть].

Во время пребывания в Висбадене, где он лечил ногу, Игнатьев был приглашен на вечер к императрице Марии Александровне, также пребывавшей на этом курорте. Там он имел беседу с императором по поводу событий в Индии. В письме к родителям Игнатьев изложил содержание своего разговора с Александром II, читавшим его донесения Горчакову об Индии. Убеждая императора в том, что политика англичан в Азии враждебна России, Игнатьев «говорил о неминуемости для нас войны и необходимости решительных действий»[43]43
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 4484. Л. 68. Письмо от 2 (14) июля 1857 г. Висбаден.


[Закрыть]. Для более обстоятельной беседы Александр II пригласил Игнатьева через несколько недель приехать в Петербург. Встреча со своим крестником произвела благоприятное впечатление на царя. В августе 1857 г. Игнатьева награждают орденом Св. Владимира 4-й степени за деятельность в Лондоне.

После Висбадена Игнатьев продолжил лечение в Остенде, популярном бельгийском курорте, известном своими морскими купаниями и устрицами. Здоровье улучшилось. 20 августа (1 сентября) 1857 г. Игнатьев вернулся в Лондон и здесь получил вызов в Варшаву, где царь находился на маневрах. В беседах с Александром II он продолжал развивать мысль о нанесении удара Англии в Азии, что поможет решить задачи балканской политики России. В этом же духе была составлена его записка, которую он подал Горчакову. В итоге было решено отправить Игнатьева в Персию с военно-дипломатической миссией, в состав которой включить офицеров-инструкторов для работ по повышению боеспособности персидской армии на случай новой войны с Англией. «Кажется, предстоит мне дело не по силам и не по здоровью», – писал Игнатьев родителям 27 августа 1857 г. из Варшавы[44]44
  Там же. Л. 104.


[Закрыть]. Однако когда он прибыл в Петербург для подготовки экспедиции, выяснилось, что акция в Персии уже нецелесообразна, так как англо-персидские отношения улучшились. Горчаков и директор Азиатского департамента МИД Е. П. Ковалевский решили отправить Игнатьева с дипломатической миссией в Хиву и Бухару, а пока будет идти подготовительная работа, дать ему возможность поправить здоровье и совершить длительное путешествие в Египет и Турцию для ознакомления с политическим положением в Османской империи.

Путешествие Игнатьева длилось с ноября 1857 г. по март 1858 г. Он посетил множество европейских и азиатских городов – Вену, Прагу, Триест, Венецию, о. Корфу, Афины. В Константинополе он познакомился с работавшими там российскими дипломатами – посланником А. П. Бутеневым, сотрудниками миссии А. Б. Лобановым-Ростовским и Е. П. Новиковым. Затем Игнатьев направился в Египет, посетив по дороге Сиру, Смирну, Бейрут, Яффу, Иерусалим. Часть пути он проехал вместе с французским инженером Ф. Лессепсом, с которым близко сошелся во время путешествия. Впоследствии строитель Суэцкого канала неоднократно бывал у Игнатьева в Константинополе в бытность последнего там послом.

Путешествие в осенне-зимний сезон не было приятным. Все время была плохая погода – дожди, бури, ветры, холод. Но Игнатьев стремился посмотреть все. «Не могу отвыкнуть от исполнительности маршрута, – писал он родителям. – Мне все кажется, что я обязан там-то быть и то-то посмотреть, тому-то выучиться и проч. Ездить для удовольствия… решительно не умею. Мне всегда и везде кажется непростительным просидеть полчаса без дела и без цели, а потому за неимением служебного занятия стараюсь не терять времени, чтобы с наибольшей пользой для собственного образования с тем только, чтоб впредь быть более полезным службе царской, употребить данное мне свободное время»[45]45
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 4484. Л. 146–149. Письмо от 19 декабря 1857 г.


[Закрыть].

Большое впечатление произвело на Игнатьева посещение Праги (где он встречался с лидерами чешского национально-освободительного движения Ф. Палацким и Ф. Ригером), славянских земель в Австрии, Святых мест в Палестине. 28 декабря он пишет родителям из Александрии: «До последнего путешествия я не постигал значения православия и славянизма в политическом положении Турции и Австрии, ни того магического влияния, которое имеет Россия на соверующие ей племена на Востоке. Я думал, что во всяком случае ежели влияние это существовало до минувшей Восточной войны, то ныне оно исчезло вследствие неудачного исхода военных действий и мирных переговоров, уступки неприкосновенной доселе земли русской и западных происков. Радостно убедился я теперь, что значение нашего любезного отечества не умалилось в глазах восточных народов от минувшей войны, что России грешно было бы отказаться от влияния, данного ей Богом, на Востоке и не воспользоваться благоприятными обстоятельствами, когда оные наступят, чтобы идти путем, указанным Великою Екатериною. Теперь на будущее время, как и прежде, по мановению русского царя может разлететься вдребезги Турецкое царство, потрясенная до основания ненавистная Австрия, несмотря ни на какую западную помощь»[46]46
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 4484. Л. 157–158.


[Закрыть].

Конечно, в этих словах Игнатьева есть изрядная доля преувеличений и эмоций. Он слишком поверхностно ознакомился с положением славянских земель в Австрии, чтобы судить о реальном положении вещей, а в балканских провинциях Османской империи вообще не был. Известное влияние на него оказали иллюзии, питаемые в то время лидерами славянских движений в Праге и Вене. Однако мысль о том, что Россия еще не потеряла своего обаяния в глазах славянских народов и должна укреплять позиции в славянских землях, что с помощью славян она может достигнуть былого могущества и повергнуть своих врагов, стала одной из основополагающих идей молодого дипломата. Но пока что главное внимание его занимала Англия. В Египте он видел возвращающиеся из Индии английские войска и со злорадством сообщал родителям, что они изрядно потрепаны. Беспокоило его и намерение Англии заполучить строящийся Суэцкий канал.

В январе 1858 г. Игнатьев через Мальту прибыл в Италию. Он осмотрел Мессину, Неаполь, был на развалинах Помпеи. Путь его лежал через Рим, Флоренцию и Милан в Париж и Лондон. Однако в Риме Игнатьев получил телеграмму Горчакова, обязывавшую его вернуться в середине марта в Петербург, так как он назначался главой дипломатической миссии в Хиву и Бухару. Решение об этом было принято еще в октябре 1857 г., но отъезд экспедиции намечался на апрель 1858 г., ибо в зимнее время переход через пустыню был крайне сложен. Все время, пока Игнатьев путешествовал, подготовку экспедиции проводил в Оренбурге генерал-губернатор А. А. Катенин. После получения телеграммы от Горчакова Игнатьев спешно поехал в Лондон, чтобы завершить там свои дела. В Париже и Лондоне он запасся ящиками с продуктами (консервами), приобрел дорожные вещи, а для экспедиции также, будучи человеком предусмотрительным, ценные подарки для среднеазиатских владетелей. В середине марта он уже в Петербурге и деятельно готовится к своей первой дипломатической миссии.

Выбор Игнатьева для экспедиции в Хиву и Бухару был неслучаен. Его энергия, настойчивость, находчивость, ответственность, проявленные в Лондоне, его опыт по организации передвижения войск и их снабжения, полученный им в Прибалтике во время Крымской войны, наконец, его понимание задач российской политики в Средней Азии служили в глазах Александра II и Горчакова залогом успешного выполнения им сложнейшего дипломатического поручения.