Текст книги "Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат"

Далее Игнатьев писал, что именно в отношении Австрии у него были разногласия с Горчаковым, его советником А. Г. Жомини и некоторыми другими дипломатами, которые считали, что Вена должна иметь влияние на судьбы славян и что ее политика также способствует их освобождению. «Историческая миссия России, – продолжал Игнатьев, – собирать и сохранять для себя славян, не уступая добровольно никому пяди славянской земли… В видах ограждения будущности России я считал необходимым, чтобы славянское знамя было исключительно принадлежностью царя русского и чтобы отнюдь не допускать усиления влияния никакой другой державы, в особенности же Австро-Венгрии, на Балканском полуострове»[190]190
  Игнатьев Н. П. Записки // Исторический вестник. 1914. № 1. С. 55.


[Закрыть].

Этими задачами Игнатьев руководствовался в своей деятельности сначала в Азиатском департаменте, а потом на посту российского представителя в Константинополе. Но он не до конца учитывал сопротивление европейских держав, которые противодействовали усилению России на Востоке, и не представлял себе отчетливо, работая в департаменте, сложные противоречия внутри славянского мира на Балканах. И уж, конечно, он имел не очень отчетливое представление об экономической и финансовой слабости России, которая в первую очередь должна была решать внутренние задачи. Программа Игнатьева была мечтой, питавшейся надеждой на восстановление великодержавия России, мечтой, которая с течением времени в каких-то конкретных моментах сбылась, но в основном осталась нереализованной.

Из писем к родителям видно, что Игнатьев не был удовлетворен своей работой в Азиатском департаменте. Сразу же на него обрушился ворох проблем, больших и малых. Если в вопросах среднеазиатской и дальневосточной политики Игнатьев разбирался неплохо, то балканские дела были для него еще неясны.

На Балканах Россия проводила дифференцированную политику. Полунезависимые государства (Дунайские княжества, Сербия, Черногория) получали дипломатическую и финансовую помощь с целью укрепления их национальной государственности. Провинции Османской империи – Болгария, Босния и Герцеговина, Македония и др. – нуждались в содействии реализации реформ, обещанных в 1856 г. султанским указом (хатт-и хумаюном), провозгласившим равноправие всех подданных империи. Реформы не выполнялись, а национальный, экономический и религиозный гнет усиливался. Постоянно вспыхивали восстания то в одной, то в другой провинции.

По поручению Горчакова российские консулы в 1858 и 1860 гг. собирали сведения о положении христианского населения провинций. Но выявленные факты ужасающих репрессий и бесчинств со стороны османских властей и мусульманских феодалов не убедили Европу вступиться за несчастных христиан. В этих условиях Россия, желавшая действовать только в рамках «европейского концерта», ограничивалась оказанием благотворительной помощи, удерживанием населения от безуспешных попыток протеста и увещеванием Порты. В отчете МИД за 1861 г. указывалось, что в Болгарии, Македонии, Румелии население вооружается и готовится восстать. МИД постоянно предписывал консулам отклонять славян от преждевременных попыток восстания, которые привели бы только к бесполезному кровопролитию[191]191
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 45. Л. 159–160.


[Закрыть]. Когда в 1862 г. разразилось восстание в Герцеговине, Россия предприняла серьезные усилия, чтобы убедить черногорского князя Николая не вмешиваться. Игнатьев, будучи горячим сторонником славянского освобождения, соглашался с этим скрепя сердце.

Много хлопот доставлял Игнатьеву молодой и горячий сербский князь Михаил Обренович, стремящийся возглавить борьбу славян против османов. Постоянно приходилось удерживать его от несвоевременных выступлений. В начале 60-х гг. усилилось брожение в Болгарии. Осенью 1861 г. там был создан вооруженный отряд Г. Раковского. Последний начал переговоры с сербами и греками об общем выступлении на Балканах. «Консулы употребляют все усилия к сдерживанию», – говорилось в отчете МИД за 1862 г.[192]192
  Там же. Д. 49. Л. 182 об.


[Закрыть]

Правитель Молдовы и Валахии князь А. Куза доставлял неприятности иного рода. Он провел секуляризацию земель, принадлежащих монастырям Константинопольской патриархии. МИД России настаивал на сохранении прав монастырей, поскольку православная церковь была опорой России в Османской империи, но безуспешно.

Поскольку Горчаков был занят в основном европейскими проблемами, балканские вопросы решались медленно, а российские дипломаты в Константинополе во главе с А. Б. Лобановым-Ростовским предпочитали не принимать самостоятельных решений, а ждать приказов сверху. Россия теряла контроль за ходом важнейших процессов, не имела влияния и в греко-болгарском церковном споре, ослабила позиции в Дунайских княжествах. Это очень беспокоило Игнатьева, считавшего, что руководство МИД уделяет недостаточное внимание Балканам. Его энергия не имела выхода, инициативы глушились Горчаковым, предпочитавшим осторожность, наблюдение, постепенность. 1 апреля 1862 г. Игнатьев писал родителям: «Вы сами предвидите, что будут случаи, при которых я не могу оставаться в Азиатском департаменте… Если не употребят меня в администрации в отдаленном крае, на что, мне кажется, я всего более пригоден, то придется просто состоять в свите или в отставку выйти… Я недолго выдержу в Азиатском департаменте. Нести ответственность нравственную за ошибки Лобанова и легкомысленную опрометчивость МИД я не намерен, если не будет возможности придать более энергии и достоинства»[193]193
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 4486. Л. 37.


[Закрыть]. Дело дошло до объяснения с Горчаковым. «Он признал, как и я, необходимость еще повременить и сохранить взаимную независимость», – писал Игнатьев родителям в следующем письме[194]194
  Там же. Л. 41. Письмо от 6 апреля 1862 г.


[Закрыть].

Чтобы усилить влияние России на славян, Игнатьев активно действовал в области благотворительности. Закупалось продовольствие, в частности, хлеб для Черногории, предоставлялись пособия церквам и школам, отдельным церковным и политическим деятелям, в церкви и школы высылались богослужебные и учебные книги, облачения, церковная утварь и др. Было увеличено количество мест для славянской молодежи, обучавшейся в России на казенный счет. Поддержание православия приобретало тем большее значение, что в христианских провинциях Османской империи активизировалась католическая, а затем и протестантская пропаганда.

В отчете Азиатского департамента за 1862 г. указывались, в частности, такие затраченные казной суммы, как свыше 2 тыс. руб. на обучение славян в России, 1 тыс. руб. для православного духовенства в Далмации, 300 руб. на воспитание трех болгарок в Киевском институте благородных девиц и др., всего 10,6 тыс. руб.[195]195
  АВПРИ. Ф. 154. Оп. 710/1. Д. 1154. Л. 71–94.


[Закрыть] В 1864 г. было выделено 15 тыс. руб. на устройство школ и поддержание православных церквей в славянских провинциях[196]196
  Там же. Ф. 161. 1–1. Оп. 781. Д. 40. Л. 72.


[Закрыть]. Однако выделяемые казной суммы были не так уж велики. Гораздо большие средства посылались Московским славянским благотворительным комитетом.

Много сил и энергии отдал Игнатьев организации переселения славян в Россию. Он полагал, что оно будет выгодно как славянам, спасающимся от гнета и репрессий, так и России, заселяющей пустующие на юге земли. В связи с выселением из России после Крымской войны крымских татар и кавказских черкесов в турецкие владения, в Крыму и на Кавказе оказалось много пустующей земли. Кавказский наместник А. И. Барятинский проявил заинтересованность проектом Игнатьева о переселении в Россию некоторого количества черногорцев и предложил поселить их в Нагорной Абхазии, Цебельде и Сванетии, где черногорцы могли бы также нести обязанности военной охраны. Желавших переселиться в Россию из Добруджи казаков-некрасовцев, сторонников атамана Некрасы, уехавшего на Дунай еще в XVIII в., предлагалось поселить на Кубани.

В ноябре 1861 г. Игнатьев подал Александру II доклад о поселении черногорцев на Кавказе. В своей резолюции царь отметил: «Дело так важно, что необходимо его обсудить: прежде чем приступать, составить комитет – Горчаков, Игнатьев, военный министр, министр государственных имуществ, министр финансов, и представить заключение комитета на мое утверждение»[197]197
  Там же. Д. 37. Л. 116.


[Закрыть].

29 ноября 1861 г. собрался комитет в составе Горчакова, Игнатьева, военного министра Д. А. Милютина, министра финансов А. М. Княжевича, министра государственных имуществ А. А. Зеленого. Рассматривали просьбы о переселении в Россию 100 семейств черногорцев, свыше 2500 семейств болгар из Адрианопольского и Видинского пашалыков, 1000 семейств греков, 1000 семейств словенцев, а также жителей из Боснии и Герцеговины. Кроме того, на очереди было переселение русских, украинских и молдавских семейств из Южной Бессарабии, отошедшей по Парижскому договору 1856 г. к Молдове, и некрасовцев.

В принципе Россия нуждалась в новом притоке сил, но это требовало больших финансовых затрат (около 2,2 млн руб.). Кроме того, было высказано опасение, что переселение такого большого количества славян ослабит славянский элемент на Балканах, в чем Россия не была заинтересована. Горячо ратовавший за переселение славян в Россию Игнатьев считал, что их не так много, чтобы ослабить славянские земли. Отказ же в переселении желающим мог отвратить славян от России. Поселенцы, отмечал Игнатьев, возродят свободные земли, они «отличаются повиновением законам, самою чистою нравственностью, неподражаемым трудолюбием и несомненною преданностью к России»[198]198
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 49. Л. 187.


[Закрыть]. Кроме того, многие имеют скот и деньги, что позволит уменьшить финансирование переселения.

Комитет в принципе согласился на переселение 5,5 тыс. семейств из Турции при условии, если Министерство финансов отпустит на это 2 млн руб. В случае отказа решили переселить только тех, которые уже получили разрешение[199]199
  Там же. Ф. 149 (Турецкий стол старый). Оп. 502 а. Д. 4464. Л. 135.


[Закрыть]. Однако Министерство финансов смогло выделить всего лишь 1,4 млн руб. В 1862 г. в Россию переселились только 1 тыс. болгарских семейств, некрасовцы и жители Южной Бессарабии. 30 декабря 1863 г. МИД направил циркуляр консулам в Турции с предписанием объяснить желающим переселиться, что в Новороссийском крае земли неорошаемые, а вода только колодезная[200]200
  Там же. Ф. 161. 1–1. Оп. 781. Д. 37. Л. 173–175.


[Закрыть].

Несмотря на то что Игнатьеву не удалось осуществить полностью свой грандиозный план переселения, он гордился тем, что с выездом в Россию некрасовцев на Балканах был уничтожен очаг враждебности, ибо некрасовские казаки в русско-турецких войнах XVIII – начала XIX в. всегда сражались на стороне турок.

К началу 60-х гг. относится знакомство Игнатьева со славянофилами. По всей вероятности, этому способствовал Е. П. Ковалевский, сам тесно связанный со славянофильскими деятелями. Благотворительная деятельность славянофилов осуществлялась в основном через консульства, поэтому их контакты с Азиатским департаментом были неизбежны. В Петербурге Игнатьев сблизился с известным славянофилом и дипломатом А. Ф. Гильфердингом, бывшим в 1856–1858 гг. российским консулом в Сараеве. Игнатьев встречался и состоял в переписке с председателем Московского славянского комитета И. С. Аксаковым. В аксаковской газете «День» он с целью информирования общественности о положении в славянских землях регулярно с конца 1861 г. помещал сообщения Азиатского департамента. Первоначально Главное управление цензуры требовало публикации в «Дне» статей «неполитического» содержания. Но Игнатьев, резонно возражая, что все новости с Балкан могут иметь только политический характер, вскоре добился разрешения Александра II на публикацию в «Дне» «политических сообщений»[201]201
  АВПРИ. Ф. 146 (Славянский стол). Оп. 495. Д. 5076. Л. 2, 4.


[Закрыть]. Во всеподданнейшей записке императору он указывал, что о положении в христианских провинциях Османской империи общество узнает главным образом из французских и немецких газет, не всегда объективно освещающих события. «День» же является наиболее подходящей газетой, где можно помещать правдивые сообщения неофициального характера, что «будет полезно и русской общественности, и славянам за границей»[202]202
  Там же. Л. 7.


[Закрыть]. 30 ноября 1861 г. Игнатьев писал Аксакову: «С особенным удовольствием уведомляя вас, милостивый государь, о сей монаршей воле, считаю долгом присовокупить, что Азиатский департамент вполне предоставляет усмотрению вашему придавать сообщениям, которые вам будут доставлять, ту форму и вид, которые вы найдете наиболее соответствующими цели и направлению вашего издания»[203]203
  Там же. Л. 5.


[Закрыть]. В дальнейшем Аксаков не раз обращался к Игнатьеву с просьбой о публикации в «Дне» не пропущенных цензурой статей, о направлении ему иностранных газет без сделанных цензурой вырезок и др. Дружеские отношения с Аксаковым Игнатьев сохранил до самой смерти публициста в 1886 г. Он воспринял от него и ряд славянофильских идей, в том числе и идею Земского собора как представительного совещательного органа. Игнатьев разделял такие идеи славянофилов, как избранность славянских народов, освобождение и объединение которых вокруг России является ее исторической миссией. Это предопределило его особое отношение к славянам и наложило отпечаток на его дипломатическую и общественную деятельность.

В целом публикация статей и корреспонденций, основанных на консульских донесениях, в «Дне» положила начало систематическому ознакомлению российской общественности с положением славянских земель, способствовала усилению движения сочувствия и помощи славянам в России, популяризации деятелей национально-освободительного движения славян. В архиве Игнатьева сохранилось любопытное письмо к нему представительницы аристократического бомонда, известной славянофилки графини А. Д. Блудовой с просьбой похлопотать о предоставлении российского подданства и устроить на работу Г. Раковского, болгарского революционера[204]204
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 2438. Л. 1. Письмо от 30 июня 1863 г.


[Закрыть]. Вряд ли Игнатьев мог выполнить эту просьбу, но этот факт говорит о том, что в самых высших кругах были лица, активно содействующие деятелям славянского освобождения.

Не меньшее внимание, чем Балканам, Игнатьев уделял среднеазиатским делам. Он стремился реализовать выдвинутый им еще в 1859 г. план дальнейшего наступления в Средней Азии. Это было необходимо, по его мнению, для сдерживания английской экспансии в Азии. Условием реализации своей программы Игнатьев считал укрепление добрососедских отношений с Персией и стабилизацию положения в Средней Азии, раздираемой междоусобными войнами. При назначении в 1863 г. Н. К. Гирса посланником в Тегеран Игнатьев рекомендовал ему чаще посещать шаха, не вмешиваться во внутренние дела и интриги, приглашать персидских сановников на обеды и вечера в российскую миссию, теснее сближаться с влиятельными личностями и, что самое любопытное, не заниматься претензиями российских подданных к персидским властям и торговцам, дабы избежать ненужных скандалов[205]205
  Там же. Д. 513. Л. 1. Памятная записка Н. К. Гирсу.


[Закрыть]. Такая политика давала свои плоды. Гирс был тепло встречен в Тегеране, он добился соединения российской и персидской телеграфных линий, убедил шаха в пользе транзитных товаров из Персии через Кавказ (вместо Турции) и во многом способствовал усилению русского влияния в Персии.

План Игнатьева по активизации среднеазиатской политики России не поддерживался Горчаковым, опасавшимся осложнений с Англией. Однако Игнатьев нашел сторонников в Военном министерстве. Как вспоминал военный министр Д. А. Милютин, с назначением нового директора Азиатского департамента Военное министерство получило в его лице союзника. Игнатьев, по словам Милютина, – «человек молодой, честолюбивый, предприимчивый, знакомый с Азией и приобретший уже известность удачными своими миссиями в Хиву и Китай. Как офицер Генерального штаба, он был со мной в самых лучших отношениях, почти товарищеских, хотя и был гораздо моложе меня. Благодаря этим личным отношениям мы входили в частные между собой отношения по азиатским делам и общими силами успокаивали пугливого канцлера»[206]206
  Милютин Д. А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1863–1864. М., 2003. С. 514.


[Закрыть].

Первоначально планы Игнатьева не предусматривали похода в Индию. Эта идея возникла в ходе польского восстания, когда Англия, Франция и Австрия весной и летом 1863 г. предъявили России требование восстановить в Польше конституцию 1815 г. и созвать европейскую конференцию для решения польского вопроса. Запахло войной. Общественное мнение России в своем большинстве выступало за отпор требованиям Европы. В военной среде вновь стала популярной идея похода в Индию с целью угрожать Англии. Некоторые генералы подали в Военное министерство записки с планами такого похода. Среди них был генерал С. А. Хрулев, который еще в 1856 г. подавал подобную записку. Теперь он предлагал осуществить не захват Индии, а освобождение ее от английского владычества и создание на месте колонии нескольких независимых государств. Расчет строился на том, что вступление русских войск на территорию Индии вызовет народное восстание, и англичане будут изгнаны. Путь в Индию намечался с двух сторон – через Хиву и через Китайский Туркестан. Состав русского экспедиционного корпуса Хрулев устанавливал в 35 тыс. чел., а на всю кампанию отводил 3,5 месяца[207]207
  Хрулев С. А. Записка о походе в Индию // Русский архив. 1882. № 5. С. 42–60.


[Закрыть].

Кроме записки Хрулева, был представлен еще ряд подобных проектов, с которыми Д. А. Милютин ознакомил Игнатьева. Все они содержали описание маршрутов, состав войск и др. и в качестве союзников указывали на Персию и Афганистан. Главные пункты отправления войск – восточное побережье Каспия и Западный Туркестан. Цель – не завоевание Индии, а отвлечение английских войск от европейской войны и склонение Лондона к уступкам в польском вопросе.

Рассматривая эти проекты, Игнатьев указывал на непродуманность проблемы военных средств. С целями похода он был согласен. В специальной записке «О проекте экспедиции в Индию генерал-лейтенанта Хрулева» Игнатьев доказывал, что такой поход требует длительной подготовки (возможно, года), создания крепкого тыла в Средней Азии, значительно большего контингента войск. Он считал, что экспедицию надо разделить на два года, в первый год – укрепиться в Восточном Туркестане, занять Хиву и Коканд и построить укрепления на Каспии. Во второй год – направить войска в Индию тремя потоками: из Западной Сибири в Восточный Туркестан, из Оренбурга на Коканд и из Персии на Герат[208]208
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 274. Л. 1–10; Д. 273. Л. 2–7.


[Закрыть]. Свой план Игнатьев обсуждал с Милютиным, который 19 июня 1863 г. направил Игнатьеву письмо, где полагал, что «на первый раз нам принесет пользу даже не самый поход в Индию, а только слух, приготовления и угрозы. Все это ничего не стоит, а, быть может, заставит англичан призадуматься». Если же это не поможет, то «можно и в самом деле пугнуть англичан в Азии»[209]209
  Там же. Д. 3422. Л. 23–24.


[Закрыть]. Милютин сообщал, что говорил об этом с Горчаковым, но, не встретив сочувствия, просил Игнатьева еще раз попробовать «возобновить речь, на которую вице-канцлер не обратил в первый раз достаточного внимания».

В ответном письме Милютину от 22 июня 1863 г. Игнатьев, радуясь такому союзнику, соглашался, что англичанам надо продемонстрировать силу и выйти из того оборонительного состояния, в котором находилась Россия: «Если бы они были убеждены, что мы сами перейдем в наступление и доберемся рано или поздно до Индии, то ценили бы дружбу с нами»[210]210
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 2170. Л. 2.


[Закрыть]. Игнатьев считал необходимым помимо сухопутного похода организовать крейсерство в Тихом океане (силами Тихоокеанской эскадры), парализовать таким образом английскую торговлю и перехватить суда с чаем, золотом, опиумом и другими товарами, приносящими английским торговцам огромные барыши, Балтийский же флот спрятать в Кронштадте.

5 июля 1863 г. Игнатьев подал записку Горчакову, где мотивировал необходимость наступательной политики в отношении Англии и нанесения урона ее торговле и промышленности путем крейсерства в Тихом океане. Он писал: «Чтобы быть с Англиею в мире и заставить ее уважать голос России и избегать с нами разрыва, необходимо вывести английских государственных людей из их приятного заблуждения насчет безопасности индийских владений, невозможности России прибегнуть к наступательным действиям против Англии, недостатка в нас предприимчивости и достаточной для нас доступности путей через Среднюю Азию»[211]211
  Там же. Д. 507. Л. 4–5.


[Закрыть]. Для этого надо предпринять серьезную демонстрацию с привлечением Персии, Афганистана, мусульманского населения Индии и «всех воинственных племен». Союз с Персией надо обеспечить передачей ей Герата, гарантией целостности ее территории и предотвращением вторжения в нее туркменских племен, а также выдачей денежного пособия и оплатой половинного содержания войск. Через Персию следует провести войска с Кавказа, остальные должны двинуться из Оренбурга и Западной Сибири.

Естественно, такой грандиозный план требовал длительной подготовки и немалых средств, которыми Россия не располагала. Он был также чреват войной с Англией и, может быть, с новой европейской коалицией, России мог быть нанесен удар в Европе. Особенно жаждал войны император французов Наполеон III, стремившийся приобрести Рейнские провинции. Однако сама Англия отнюдь не рвалась начать войну. Возможно, под влиянием слухов об индийском походе английский посол в Петербурге лорд Нэпир намекнул Горчакову об этом. Поэтому вице-канцлер решительно отклонил как европейские ноты по польскому вопросу, так и все планы о походе в Индию, справедливо сочтя их ненужной авантюрой. МИД считал, что войны с Англией следует всячески избегать.

Под давлением военных кругов и в особенности оренбургского и западносибирского генерал-губернаторов, требовавших активных действий в Средней Азии, правительство решило упрочить российскую границу и с этой целью соединить Сырдарьинскую и Западносибирскую укрепленные линии. Этот план, исполнение которого было отложено на 1864 г., Игнатьев горячо одобрял. А пока что Россия распространяла свое влияние мирным путем, принимая в свое подданство мирные кочевые племена в Казахстане и Киргизии[212]212
  АВПРИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 51. Л., 185–188.


[Закрыть].

Наступление в Средней Азии развернулось с лета 1864 г. В это время Игнатьев был назначен посланником в Константинополь. Удаление его из центрального аппарата МИД было не только его желанием, но и желанием Горчакова, которого пугали активность и инициативы директора Азиатского департамента, считавшего, что министр мало вникает в среднеазиатские дела и не заботится о российских интересах в этом регионе. Н. С. Киняпина полагает, что позиция Горчакова была продиктована здравым смыслом[213]213
  История внешней политики России. Вторая половина XIX века. С. 97–98.


[Закрыть]. Не отрицая этого, укажем и на чрезмерную осторожность министра. Ход дальнейших событий показал, что, несмотря на продвижение России в Средней Азии вплоть до середины 80-х гг., Англия так и не отважилась на военный конфликт.

Особое внимание Игнатьев уделял русско-китайским отношениям. Он хорошо знал обстановку в Китае и представлял сложность задач русской политики на Дальнем Востоке, главным он считал реализацию статей Айгуньского, Тяньцзиньского и Пекинского договоров. Сразу же после своего назначения в МИД Игнатьев написал письмо князю Гуну, где заверял о готовности содействовать укреплению дружбы между Россией и Китаем[214]214
  АВПРИ. Ф. 161. 1–1. Оп. 781. Д. 171. Л. 145. Письмо от 18 октября 1861 г.


[Закрыть]. Задачей политики России в Китае было урегулирование трех сложных вопросов: разграничение, расширение торговли, отношение к восстанию тайпинов.

Разграничение в Приморье было успешно окончено в конце 1861 г. Сложнее дело обстояло на границе с Западным Китаем. Здесь граница должна была быть установлена по линии китайских караулов, но они не везде существовали, а в неразграниченных местах кочевали казахи, не имевшие никакого подданства (в частности, в районе оз. Зайсан). Западносибирский генерал-губернатор А. О. Дюгамель требовал включить земли у Зайсана в состав России. На заседании Особого комитета в январе 1862 г. было решено следовать плану Дюгамеля и попытаться склонить кочевников принять российское подданство[215]215
  Там же. Д. 497. Л. 36.


[Закрыть]. В Азиатском департаменте была разработана инструкция по разграничению, рекомендовавшая провести его по рекам Нарыну и Бухтарме до впадения последней в Иртыш. Если же китайцы будут претендовать на богатое рыбой оз. Зайсан, то следовало считать его в общем владении с правом русского рыболовства и судоходства. При несогласии китайцев инструкция рекомендовала прервать переговоры: «Для нас будет гораздо выгоднее оставить теперь некоторые вопросы нерешенными, нежели, решив их неблагоприятным для нас образом, связать тем себя на будущее время»[216]216
  Там же. Д. 171. Л. 19.


[Закрыть]. Китайские комиссары, прибыв на переговоры в Чугучак, не согласились с русскими предложениями, и переговоры были прерваны. Игнатьев давал главе российской миссии в Пекине Л. Ф. Баллюзеку тот же совет, который получил в свое время от Е. П. Ковалевского: «В сношениях с китайцами настойчивость и выжидательность составляют главное ручательство в успехе»[217]217
  Там же. Д. 172. Л. 78. Депеша от 19 декабря 1862 г.


[Закрыть]. Окончательно русско-китайская граница в Западном Китае установлена была только в 1881 г. Петербургским договором.

В развитии русско-китайской торговли тоже были свои сложности, которые Игнатьеву пришлось улаживать. Он был недоволен некоторыми решениями Баллюзека, ограничивавшими права русских купцов (введение пошлин на русские товары, перевозимые сухим путем). Игнатьев считал, что если морская торговля может быть обложена пошлинами, то к сухопутной эту меру применять нельзя. Он возражал также против требования китайцев точно определить пути русской караванной торговли. В апреле 1862 г. по поручению Игнатьева Баллюзек разработал правила торговли, согласно которым в Монголии она велась беспошлинно, а в порте Тяньцзинь с русских товаров взималась более низкая пошлина в сравнении с европейскими товарами[218]218
  АВПРИ. Ф. 161. 1–1. Оп. 781. Л. 28.


[Закрыть]. В ноябре 1861 г. были открыты российские консульства в Тяньцзине и Урге, затем фактория в Кашгаре, учрежден консульский пункт в Ханькоу.

Добился Игнатьев и укрепления состава духовной миссии в Пекине. По его настоянию Горчаков 21 октября 1861 г. написал обер-прокурору Синода о необходимости подчинения миссии наблюдению российского посланника. Состав миссии был ограничен за счет приезжих из России, на миссионерские и священнические должности рекомендовалось привлекать православных китайцев. Горчаков считал, что это «будет служить лучшему сближению миссионеров с местным населением»[219]219
  Там же. Л. 151.


[Закрыть]. Во главе миссии Горчаков просил поставить епископа, который имел право рукоположения в священники (ранее главой миссии был архимандрит, такого права не имевший). Члены миссии, по мнению Горчакова, должны были хорошо знать китайский и монгольский языки и надзирать за обучением детей в училище при миссии. Горчаков также указывал на необходимость усиления контактов миссионеров с местным населением и рекомендовал их бессрочное пребывание в Китае по примеру католических миссионеров.

Учреждение дипломатической миссии и консульств, расширение торговли, активизация деятельности духовной миссии – все это способствовало улучшению российско-китайских отношений. Оставался лишь один сложный вопрос – судьба маньчжурской династии. Ее падение в результате возможной победы тайпинов представляло угрозу русским интересам в Китае. Позиция России в случае победы восстания и возведения новой династии обсуждалась на заседаниях Особых комитетов под председательством Александра II 29 июня 1861 г. и великого князя Константина Николаевича 3 марта 1862 г. Хотя Петербургу и невыгодно было падение Цинов, но участники совещаний признали, что помощи маньчжурам Россия оказать не в состоянии. Вмешательство ее в конфликт на стороне маньчжурской династии вызвало бы противодействие Европы и занятие части Китая англо-французами. Было решено в случае воцарения новой династии и признания ею русско-китайских договоров установить с ней официальные отношения. Если же в результате победы тайпинов последует распад Китая, содействовать созданию независимых Монголии и Маньчжурии и усилить там русское влияние[220]220
  АВПРИ. Ф. 161. I–1. Оп. 781. Д. 497. Л. 20, 29.


[Закрыть]. Как известно, восстание было подавлено, маньчжурская династия осталась на престоле, и интересы России были обеспечены существующими договорами.

В сферу деятельности Азиатского департамента входила также и Япония. Хотя с ней в 50-х гг. были заключены торговые договоры, но торговля была незначительна и не составляла предмет особого внимания МИД. Гораздо важнее был вопрос о границах. В связи с западноевропейской и американской экспансией в северной части Тихого океана для России приобретали особое значение Сахалин и Курилы.

Создание Тихоокеанской эскадры требовало наличия незамерзающих баз на путях выхода в океан. Еще в марте 1861 г. русский корвет «Посадник» прибыл на один из японских островов Цусима. Его командир добился от местных властей согласия на устройство военно-морской станции для русского флота. Но когда началось строительство, последовал протест английского консула. Корвет было решено отозвать, поручив окончательное улаживание вопроса Игнатьеву. 2 декабря 1861 г. он просил Баллюзека пояснить английскому посланнику в Китае Брюсу, что стоянка корвета «Посадник» на о. Цусима была обусловлена частной сделкой и что правительство России не имеет к этому никакого отношения[221]221
  Там же. Д. 171. Л. 173–174.


[Закрыть]. В действительности попытка создания базы была предпринята с ведома Александра II. Ответственность свалили на командира эскадры И. Ф. Лихачева, который был смещен со своего поста.

Игнатьев также участвовал в обсуждении другого спорного вопроса русско-японских отношений – разграничения о. Сахалин. Экономическое и стратегическое значение острова для России увеличилось с приобретением Уссурийского края. Согласно договорам, заключенным с Японией в 50-х годах, остров находился в совместном владении. Японцы неоднократно предлагали разделить его по 50-й параллели, то есть пополам. Петербург не соглашался. 23 декабря 1861 гг. Особый комитет решил предложить японцам южнокурильский остров Уруп в обмен на передачу Сахалина России либо разделить остров по 48-й или 49-й параллели, причем в этом случае к России отходили земли с богатыми каменноугольными копями[222]222
  АВПРИ. Ф. 161. I–1. Оп. 781. Д. 497. Л. 13–14.


[Закрыть]. Решение вопроса было отложено до визита в Петербург японского посольства, ожидаемого летом 1862 г.

Однако вопрос о Сахалине не был решен и летом. Только в 1875 г. в Петербурге был подписан договор, по которому Россия уступала японцам острова Курильского архипелага взамен признания своих прав на весь Сахалин.

Таким образом, в Азиатском департаменте Игнатьев выполнял огромный объем работы. Он часто жаловался в письмах к родителям на загруженность делами и разногласия с Горчаковым. Ему приходилось готовить много различных проектов инструкций, депеш, протоколов, вести журналы заседаний Особых комитетов и заниматься другой «бумажной» работой. Он жаждал самостоятельности. Горчаков же ценил его знания и энергию, но опасался инициатив Игнатьева, которые шли вразрез с осторожной политикой вице-канцлера (в 1862 г. Горчаков получил этот чин). Прохладные отношения Горчакова и Игнатьева выразились также и в том, что за три года работы в департаменте последний удостоился только одной очередной награды (орден Св. Анны 1-й степени), Ковалевский же получал ордена ежегодно. Игнатьев считал, что после успехов его в Бухаре и Китае он достоин лучшей участи. Осенью 1863 г. он представил Милютину план создания Степного округа, который включал бы Оренбургский край и недавно присоединенную к России Заоренбургскую степь. Александр II и Милютин сочувственно отнеслись к этому проекту. Предполагалось назначить генерал-губернатором Игнатьева. Но эти планы были сорваны Горчаковым, который не хотел отпускать Игнатьева из внешнеполитического ведомства.