Текст книги "Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат"

Между делами Игнатьев занимался работой духовной миссии. При его участии было открыто женское православное училище (мужское было создано ранее). Миссия несколько активизировала свою деятельность. Со дня приезда Игнатьева до весны 1860 г. приняло крещение 70 человек. Основную паству составляли так называемые китайцы-албазинцы. Постепенно Игнатьев наладил через них сбор информации о положении в столице. Общался он и с другими китайцами. Отцу Игнатьев писал: «Честность и вежливость пекинского населения сравнительно с простым народом европейских столиц поражает меня»[142]142
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 146. Л. 266. Письмо от конца декабря 1859 г.


[Закрыть].

Так как переговоры практически прекратились, Игнатьеву оставалось только ждать возобновления военных действий и надеяться на предложение ему посредничества. На это очень рассчитывали и в Петербурге. «Я понял, – писал он отцу, – что МИД не решится ни на какие энергичные действия, и присмирел». Действительно, ввязываться в военный конфликт с Китаем Петербург не хотел. Китайцы, кроме того, угрожали пожаловаться союзникам на требования России. Вряд ли России тогда удалось бы осуществить свои замыслы. Ведь ни в Айгуньском, ни в Тяньцзиньском трактатах, заключенных с Китаем, не говорилось о ее правах на Приморье, речь шла только о разграничении. И Игнатьеву поэтому было чрезвычайно трудно действовать. Он оперировал такими аргументами, как многовековые добрососедские отношения между обеими странами, взаимовыгодная торговля, опасность со стороны европейских стран (в частности, возможное занятие южных портов в Приморье англичанами), говорил, что на основании Айгуньского договора уже созданы русские военные посты в Уссурийском крае и т. д., но уполномоченные не принимали никаких доводов.

В процессе многомесячных переговоров Игнатьев пришел к мысли, что российское правительство напрасно считает Китай дружественной страной. Он допускал вероятность того, что «при безоружном состоянии Сибири и возможном пробуждении Китая, при успехах в Пекине враждебной нам европейской интриги» Китай может представлять серьезную угрозу для России[143]143
  Там же. Д. 145. Л. 201.


[Закрыть]. Впрочем, такие настроения были характерны для значительной части политических и общественных кругов России вплоть до середины 90-х гг. XIX в., когда на политическую арену на Дальнем Востоке выдвинулась агрессивная Япония, нанесшая Китаю сокрушительное поражение в войне 1894–1895 гг. Игнатьеву оставалось только ждать начала возобновления военных действий союзников. На все его письма в Верховный совет Китая давались отрицательные ответы. 1 февраля 1860 г. Игнатьев писал отцу: «Мы здесь ничего не добьемся до прихода англичан… Целесообразнее уехать в Тяньцзинь и явиться сюда вместе с европейцами, как Путятин»[144]144
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 146. Д. 146. Л. 296.


[Закрыть]. В свою очередь, П. Н. Игнатьев сообщил сыну, что в Петербурге уже не ожидают успехов от его посольства.

Игнатьев стал добиваться от Петербурга, чтобы в Чжилийский залив прислали для него судно, на котором он мог бы ожидать начала военных действий, с тем чтобы вернуться в Пекин вместе с союзниками. Он намечал тактику отношений с англо-французами, которая должна была, по его мнению, заключаться в том, чтобы побуждать их к суровым действиям в отношении китайцев. «Для ограждения наших интересов, – писал он своему непосредственному начальнику генерал-квартирмейстеру Главного штаба барону В. К. Ливену 26 февраля 1860 г., – желательнее, чтобы союзники были как можно менее сговорчивыми и оставались бы непреклонными в своих требованиях, дабы принудить китайцев просить нашей помощи, советов и нас слушаться»[145]145
  Там же. Л. 290.


[Закрыть]. Теперь, когда были созданы посты и поселения в Уссурийском крае, а многие гавани заняты русскими судами, можно было не бояться англичан, а также, полагал Игнатьев, и не прибегать к содействию американского посланника: США преследуют свои коммерческие интересы и равнодушны к российским. Это мнение Игнатьева было не совсем верным. Политические задачи США на Дальнем Востоке были очевидны, но пока что американцы держались в тени европейцев, не обнаруживая чересчур своих экспансионистских целей. Тем не менее Игнатьев не порывал связей с американским представителем в Китае Уордом и при случае даже оказывал США услуги. Так, он достал тайным образом секретный мемуар китайского правительства о намерении предоставить американцам во исполнение китайско-американского Тяньцзиньского договора 1858 г. порты на о. Формоза (Тайвань) для торговли. Документ был переслан в Петербург и там вручен товарищем министра иностранных дел И. М. Толстым посланнику США Пиккенсу. Американцы, как и русские, были заинтересованы в стабилизации положения в Китае, считая ее залогом успеха своих коммерческих дел[146]146
  National Archives and Records Service. RG 59. DD. Russia. Vol. 18. № 69. (Национальный архив США в г. Вашингтоне). Выражаю благодарность (бывшему) старшему научному сотруднику Института российской истории РАН В. Н. Пономареву за сообщение автору этого документа.


[Закрыть].

Наконец, Петербург распорядился, чтобы весной 1860 г. в Чжилийский залив за Игнатьевым пришел русский пароход. Но Верховный совет Китая запретил посланнику сноситься с пароходом. Через благонадежного католика Игнатьев отправил командующему Тихоокеанской эскадрой И. Ф. Лихачеву письмо, в котором просил ускорить прибытие парохода и советовал скорее занять гавань Посьета, что последний и сделал. 30 апреля 1860 г. пароход прибыл в Чжилийский залив. Пребывание Игнатьева далее в Пекине делалось бессмысленным. Переговоры прекратились; китайцы готовились к военным действиям и требовали, чтобы российский представитель либо покинул Пекин, но сухим путем – через Монголию, либо оставался в городе, но ни в коем случае не появлялся в заливе и не переходил на русский корабль. Они пытались не допустить сношений Игнатьева с союзниками. Игнатьев же, таким образом, мог лишиться последнего шанса влиять на события и использовать их в интересах России. В начале мая он получил из Петербурга известие о том, что в своих сношениях с европейскими представителями он должен официально именоваться посланником, то есть быть с ними на равных. Российский МИД уже известил союзников о переходе Игнатьева на российскую эскадру. В ответ на очередное запрещение о выезде из Пекина посланник заявил Верховному совету Китая, что имеет соответствующее повеление своего государя и выполнит его, чего бы это ему ни стоило. Китайцы вынуждены были дать понять косвенно, что не будут препятствовать отъезду Игнатьева из Пекина, но сами удвоили стражу у южного подворья и выездных ворот из города.

Отослав последнее письмо в Верховный совет Китая, где содержалось требование утвердить обозначенные на карте Будогосского границы (тем более что линия Уссури – оз. Ханка уже была занята русскими войсками), а также говорилось о согласии России признать права местного населения на занимаемые им земли, Игнатьев 16 мая тайно выехал из Пекина. Чтобы без помехи миновать городские ворота, был совершен следующий маневр: парадные носилки, в которых якобы сидел посланник, были пустыми. Оси двух повозок с остальными членами посольства были подпилены. В воротах они сломались, и повозки застряли. Пользуясь суматохой, Игнатьев верхом на лошади, не узнанный стражей, проехал ворота.

Остававшемуся в Пекине главе Русской духовной миссии архимандриту Гурию Игнатьев поручил исподволь готовить китайцев к идее о русском посредничестве и возвращении посланника для продолжения переговоров. 20 мая Игнатьев прибыл в залив и пересел на транспорт «Японец», а затем – на корвет «Джигит», на котором 1 июня прибыл в Шанхай. Здесь уже было несколько судов русской эскадры.

В Шанхае Игнатьев остановился в доме российского консула американского подданного Херда, где жил и Уорд. Это значительно облегчило его знакомство с европейскими представителями. В Шанхае находились командующие англо-французскими войсками генералы Хоп Грант и Монтобан, а также английский посланник в Китае Брюс. Им и направил Игнатьев циркуляр о задачах своего пребывания в англо-французском лагере, заключавшихся в наблюдении за событиями и оказании дипломатического содействия «для ускорения развязки нынешних затруднений». Главной же целью, о которой в циркуляре сказано не было, являлось посредничество между китайцами и европейцами в заключении мира. Союзникам Игнатьев заявил, что все спорные вопросы с Китаем им урегулированы, Россия получила Приамурье и Приморье, следовательно, может являться беспристрастным свидетелем грядущего столкновения англо-французов с китайцами. Задачей Игнатьева было усилить неприязнь союзников к китайцам и убедить их в бесполезности мирных переговоров, которые были невыгодны России. Вторая задача заключалась в предотвращении вмешательства в китайско-русские дела, чего особенно боялся Петербург. Обе эти задачи были им реализованы. Пришлось для этого прибегать к хитростям, неправде и другим подобным методам. Но Игнатьев был из тех людей, которые считали, что цель оправдывает средства. Так, он представил европейцам свой выезд из Пекина как протест против поведения китайского правительства в отношении действий союзников, чем расположил их к себе.

Вскоре после приезда Игнатьева в Шанхай прибыли новый английский посланник лорд Элджин и французский – барон Гро. С обоими Игнатьев установил хорошие отношения, но особенно сблизился с Гро.

Как известно, конец 50-х – начало 60-х гг. XIX в. были временем русско-французского сближения. В 1859 г. был заключен секретный русско-французский договор. Отношения же России с Англией были напряженными. При встрече с Игнатьевым Гро это подчеркнул, заявив: «Наши правительства значительно сблизились и желали бы не расходиться на Востоке»[147]147
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 147. Л. 169.


[Закрыть]. Чтобы посеять рознь между англичанином и французом, Игнатьев доверительно сообщил Гро, что китайцы недовольны главным образом англичанами, а к французам даже расположены, считая, что последние не приняли участия в сражении при Дагу. Игнатьев при этом просил Гро оградить интересы России от неумеренных настояний англичан и получил благоприятный ответ. Уорду в письме к отцу от 15 июня 1860 г. Игнатьев дал такую характеристику: он – «хороший, добросердечный и образованный человек, но не дипломат. Помощи мне от него никакой ожидать нельзя, в особенности при затруднительных обстоятельствах, в которых “непрошеные посредники” могут находиться. Он только и заботится, как бы поскорее возвратиться в Соединенные Штаты, а о деле (китайско-европейском) ему почти нет дела»[148]148
  Там же. Л. 171.


[Закрыть].

20 июня 1860 г. Игнатьев получил известие о награждении его орденом Св. Владимира 3-й степени за переговоры в Пекине. Хотя они не дали результатов, МИД все-таки оценил старания и страдания российского представителя. Это было некоторым утешением для Игнатьева, чувствовавшего себя брошенным на произвол судьбы. В письмах к отцу он постоянно жаловался на редкие депеши и отсутствие четких указаний из МИД, на то, что ему приходится действовать на свой страх и риск.

Чтобы не сидеть в Шанхае без дела, Игнатьев на фрегате «Светлана» отправился в Японию в Нагасаки, где пробыл четыре дня. Впечатления от посещения Японии у него были самые благоприятные. Особенно поразил его военный паровой флот японцев, построенный по образцу европейских флотов. Из Нагасаки Игнатьев на «Светлане» же направился в Чжилийский залив, куда уже прибыли европейские эскадры с десантом и американский корвет «Хартфорд» с Уордом.

Союзники не были в восторге от пребывания Игнатьева и русской эскадры в Чжилийском заливе (к «Светлане» присоединились корветы «Боярин», «Джигит», «Наездник» и др.), которой командовал Лихачев. Правда, кроме «Светланы», все остальные пароходы были старой конструкции и с неисправными машинами. Для военных действий русская эскадра не годилась, но задача заключалась в демонстрации присутствия русского флота в заливе.

Поскольку англо-французы не были довольны прибытием Игнатьева в залив (они не хотели иметь лишнего свидетеля своей военной операции, успех которой был проблематичен), то Игнатьев в основном общался с Уордом. Последний дал в его честь торжественный обед на борту своего корвета, где Игнатьева принимали со всевозможными почестями и салютом. На корвете был поднят русский флаг, а оркестр исполнил даже гимн «Боже, царя храни». Втайне от союзников Игнатьев и Уорд попытались предложить Пекину свое посредничество в урегулировании китайско-европейского конфликта, но эта попытка была отвергнута Верховным советом Китая[149]149
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 147. Л. 219–220.


[Закрыть].

Вскоре Уорд, сознавая свою беспомощность и совершив ряд дипломатических ошибок (например, он вступил в контакт с некоторыми китайскими чиновниками, которые сообщали ему недостоверную информацию. Эти контакты вызвали раздражение англичан), вынужден был отплыть в Шанхай.

18 июля 1860 г. в Чжилийский залив прибыла, наконец, союзная эскадра. Она включала 141 судно, из которых 34 были французскими. Кроме того, в состав эскадры входило 30 транспортов с десантом в 15 тыс. солдат (войска из Индии и Индокитая), 2 тыс. рабочих и 2,5 тыс. прислуги[150]150
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 147. Л. 264.


[Закрыть]. Помня уроки своего поражения в 1859 г., союзники основательно подготовились к возобновлению военных действий.

Англичане всячески старались унизить российского посланника. Так, при передаче почты на «Светлану», где находился Игнатьев, английский корвет отсалютовал не 17-ю выстрелами, как полагалось посланнику, а 13-ю. Русский корвет не ответил на салют, заявив, что не понимает, к кому он относится. Экипаж выстроился по боевой тревоге. После этого англичане вынуждены были извиниться. С французами, наоборот, Игнатьев стремился поддерживать хорошие отношения. 3 (15) августа 1860 г. в день именин императора Наполеона III русская эскадра подняла французский флаг, все ее корабли были расцвечены флагами, произведен салют 21-м выстрелом. Англичане ограничились подъемом французского флага только на нескольких судах, чем смертельно оскорбили французов. Когда Игнатьев лично прибыл с поздравлением на французский фрегат, он встретил блестящий прием. Французы играли «Боже, царя храни» и подняли русский флаг. Такие, казалось бы, мелкие инциденты играли большую роль. Барон Гро стал исключительно благожелательно относиться к Игнатьеву, а англичане сбавили свой высокомерный тон. Англо-французское соперничество среди командующего состава и дипломатов стало обостряться, чем Игнатьев не без успеха воспользовался.

31 июля (12 августа) союзники высадили десант. Береговые форты Дагу были окружены с севера и отрезаны от Тяньцзиня, а затем подавлены огнем английских канонерок. Последние вошли в р. Байхэ и стали подниматься вверх по течению к Тяньцзиню. Русская эскадра не обладала мелководными судами, и Игнатьев только через несколько дней последовал за союзниками на клипере «Разбойник», с которого сняли часть груза. Присланная ему инструкция МИД предписывала оставаться в заливе и наблюдать за событиями до начала переговоров китайцев с англо-французами, как это было в 1858 г. с Путятиным. Но события приняли другой оборот. Китайцы не обратились к союзникам с просьбой о переговорах и к Игнатьеву о посредничестве, и он не мог оставаться в заливе сторонним наблюдателем. «Я полагал, – писал он, – что при отсутствии русского представителя развязка китайского вопроса может кончиться для нас несравненно хуже, чем в моем присутствии»[151]151
  Отчетная записка, поданная в Азиатский департамент в январе 1861 г. генерал-адъютантом Н. П. Игнатьевым о дипломатических отношениях во время пребывания в Китае в 1860 году. СПб., 1895. С. 10.


[Закрыть].

Еще до своего отъезда из залива Игнатьев отправил Баллюзека и Татаринова в Тяньцзинь, чтобы подготовить китайцев к возвращению российского посланника и связаться с духовной миссией в Пекине. Тяньцзинь был взят союзным десантом без сопротивления и разграблен. И когда в город прибыл сам Игнатьев, местные власти и население встретили его как заступника. «Замечательно, что жители селений, лежавших по пути на берегах реки, встречали нас как избавителей, как только распознавали судно русское, почитая нас людьми мирными и приязненными к Китаю, и просили покровительства от грабящих и разоряющих их союзников», – писал Игнатьев[152]152
  Там же. С. 12.


[Закрыть]. Китайцы выносили русским провизию, фрукты и с трудом соглашались брать за это деньги.

Игнатьев понимал, что быстрое заключение мира между китайцами и европейцами исключит его посредничество, на которое он рассчитывал как на якорь спасения. Через руководителя духовной миссии архимандрита Гурия он дал понять китайскому руководству, что, став посредником, он может спасти маньчжурскую династию Цинов и заключить мир на выгодных для китайцев условиях. Но китайцы пока не были готовы к этому. Они рассчитывали на разгром союзнического десанта свежими маньчжурскими войсками.

В то же время Игнатьев старался наладить отношения с англичанами. С Гро он был близок, но справедливо полагал, что на самостоятельность и инициативу француза рассчитывать нечего. Тот, хотя и не любил Элджина, но был у него в полном подчинении. Зная натянутые отношения Элджина и Гро, Игнатьев стремился еще больше обострить их. Противоречия в лагере союзников были ему выгодны. А противоречия эти подчас имели принципиальный характер. Так, англичане рассчитывали в случае победы посадить на престол старую династию Минов, против чего выступали французы.

Находясь в Тяньцзине, Игнатьев оказывал союзникам ценные услуги – знакомил Элджина и Гро с местными условиями, передал французскому командующему генералу Монтобану план Пекина, составленный русским топографом, устроил встречу союзных переводчиков с русским миссионером А. Ф. Поповым, который обрисовал положение в Пекине, и др. Постепенно Элджин стал доверять Игнатьеву, который толковал часто ему о том, что задачи русских и англичан в Китае различны: Англия защищает свои коммерческие интересы, а Россия – пограничные. Следовательно, между ними нет противоречий. Элджин даже поделился с Игнатьевым своим мнением о ненадежности французов, стремящихся якобы взвалить всю тяжесть войны на англичан. В результате Игнатьеву не составило труда внушить Элджину, что пребывание российского посланника в Тяньцзине продиктовано исключительно желанием содействовать союзникам в деле заключения мира.

Получив от Игнатьева донесение о положении в Китае, МИД в депеше от 5 сентября 1860 г. сообщал посланнику об одобрении его действий Александром II, в особенности в отношении европейских представителей. Игнатьеву предписывалось внимательно следить за событиями, «чтобы заблаговременно приготовиться на всякий переворот, который может случиться в этой стране, а потому присутствие там нашего дипломатического агента очень важно»[153]153
  АВПРИ. Ф. 161. 1–1. Оп. 781. Д. 170. Л. 20.


[Закрыть].

Игнатьев должен был оставаться в Китае до окончания войны и следовать за союзниками в Пекин. «Присутствие ваше в столице империи, – говорилось в депеше, – составляет в настоящее время главную цель пребывания вашего в Китае».

Переговоры о мире, между тем, уже велись. После взятия союзниками Тяньцзиня китайцы прислали своих уполномоченных. Но переговоры шли с трудом. Пекин еще надеялся собрать на севере свежую армию и дать отпор захватчикам, а Элджин мечтал занять китайскую столицу и окончательно поставить врага на колени.

Со своей стороны Игнатьев внушал китайцам не падать духом после первого поражения и продолжать сопротивляться. Так, когда 18 августа в Тяньцзине его посетили представители местного купечества с просьбой о заступничестве и он убедился, что, «дорожа своими материальными интересами, торговый класс желал искренно сближения с союзниками», посланник разъяснил купцам, что английская торговля, монополии которой добиваются англичане, будет их опасным конкурентом[154]154
  Отчетная записка… С. 20.


[Закрыть]. Через Русскую духовную миссию он также старался внушить китайцам мысль о продолжении сопротивления. Методы действий Игнатьева были поистине макиавеллистскими, но он добивался своей цели, памятуя об интересах России. И добивался, рискуя многим, в том числе и своей жизнью. Именно в Китае проявились полностью незаурядные дипломатические таланты Игнатьева и в особенности его умение с помощью своего обаяния, открытости и энергии убеждать людей соглашаться с его доводами. Вскоре не только французы, но и англичане стали заявлять, что Россия действует благородно и в пользу союзников.

Видя, что Игнатьев все более пользуется у союзников авторитетом, китайцы чаще стали обращаться к нему с просьбами о заступничестве. Но это были либо местные власти, либо частные лица. Игнатьев же ждал подобных шагов от китайского правительства.

Тем временем переговоры китайцев с союзниками близились к концу, и было решено 27 августа в Пекине подписать договор о мире. Китайцам предлагалось ратифицировать Тяньцзиньские договора 1858 г. с Англией и Францией, выплатить значительную контрибуцию и выполнить еще ряд условий в пользу англо-французской торговли. Элджин и Гро решили направиться в Пекин в сопровождении нескольких тысяч солдат, не рассчитывая на миролюбие китайцев. Игнатьев, получивший разрешение Верховного совета Китая вернуться в Пекин, собирался следовать за ними. Однако через Русскую духовную миссию были получены известия о том, что китайцы намерены продолжать сопротивление, а переговоры вели с целью выигрыша времени.

По совету Игнатьева союзники начали подтягивать войска. Собрав 7-тысячный отряд, они направили его в Пекин. 28 августа тяньцзиньский губернатор обратился к Игнатьеву с просьбой о мирном посредничестве, но получил ответ: посредничество может быть осуществлено только по просьбе верховных властей Китая и при условии выполнения законных требований России.

6 сентября Игнатьев в сопровождении членов своей миссии, офицеров российской эскадры, конвоя и обоза торжественно выехал из Тяньцзиня в Пекин. Пышность выезда подчеркивала высокое положение российского представителя. Игнатьев, всегда придававший этому большое значение, писал в своих воспоминаниях: «Сравнительно с англичанами мы были беднее, но лучше французов»[155]155
  Отчетная записка… С. 81.


[Закрыть]. Он хотел продемонстрировать китайцам, что Россия присутствует в Китае на равных с европейскими державами.

Через несколько часов после выезда было получено известие о поражении китайской армии в битве при Тунчжоу. Путь войскам союзников на Пекин был открыт. Император покинул столицу и бежал на север, бросив город на произвол судьбы. Его младший брат князь Гун был направлен к союзникам для возобновления мирных переговоров.

Солдаты союзников бесчинствовали, жгли и грабили захваченные города и деревни. Особенно отличались индийские сипайские войска. Население в страхе бежало.

Союзное командование, остановившееся в Тунчжоу (в нескольких километрах от Пекина), было в ярости: во время сражения китайцы захватили в плен несколько английских и французских чиновников, бывших в войсках, в том числе секретаря английской миссии Локка, переводчика Паркса, корреспондента английской газеты «Таймс» и других. На требование вернуть пленных Гун заявил, что они будут возвращены после удаления союзных войск с территории Китая. Союзное командование приняло решение взять Пекин. Китайцам был предъявлен ультиматум. Игнатьев убеждал союзников прекратить грабежи и насилия, но англичане отговаривались тем, что для индийских войск это была обычная практика и что ничего нельзя сделать. Игнатьев понимал, что взятие союзниками Пекина погубило бы весь его план и сделало бы излишним его посредничество. Он рекомендовал союзникам не входить в город, а ограничиться прорывом южной части стены города. В северной части находились императорский дворец, присутственные места и архивы, захватив которые союзники могли бы ознакомиться с документами русско-китайских переговоров 1859–1860 гг. и узнать как об их провале, так и о русских условиях. Этого Игнатьев боялся больше всего. К его радости, союзники, подойдя к стенам Пекина, остановились, опасаясь сражения в городских условиях. Кроме того, десант в 7 тыс. чел. был недостаточен для овладения таким большим городом, как Пекин. Элджин больше был озабочен судьбой пленных англичан, ибо ожидал неприятных дебатов в парламенте, статей в английских газетах и суждений английского общественного мнения, опасных для его репутации. Не раз Игнатьев замечал слезы на глазах этого человека, «воплощения английского аристократического высокомерия, гордости, учтивой жестокости, самоуверенности и холодного презрения ко всему остальному человечеству»[156]156
  Отчетная записка… С. 134.


[Закрыть]. Во всем Элджин обвинял французов, которые настояли на сокращении численности английского десанта. Те, в свою очередь, отказались дать англичанам карту Пекина, переданную Игнатьевым генералу Монтобану еще в Тяньцзине. Игнатьеву пришлось изготовить копию для англичан.

Не получив ответа на английский ультиматум, направленный Гуну, союзнические войска обошли город с севера и захватили летний императорский дворец в Хайдяне, разграбив и уничтожив его сокровища. Л. Ф. Баллюзек, побывавший после этого в лагере англо-французских войск, писал: «Что касается до союзных армий, то они действительно превратились в шайку грабителей: каждый солдат думает составить себе состояние в Китае, и некоторые действительно успели в этом. В Хайдяне нажива была «блистательная», и до сего времени французский лагерь похож на базар, где продают всякие вещи, начиная с нефритовых безделушек до соболиных шуб, платьев богдыхана и его супруги. Мне самому случилось видеть у одного французского офицера 4 большие вазы из чистого золота, две огромные чаши и несколько идолов из того же металла, разные другие мелкие вещи и пр.»[157]157
  Цит. по: Хохлов А. Н. Указ. соч. С. 319.


[Закрыть]

Позже по требованию войск, не участвующих в разграблении дворца, часть сокровищ была у грабителей отобрана и продана с аукциона опоздавшим.

В этом дворце находились и архивы. Так как первыми во дворец ворвались французы, то архив попал в их руки. Игнатьев направил Баллюзека в расположение французского лагеря, и тот получил у Гро часть русских бумаг. Француз был столь любезен, что даже не заглянул в них. В той части архива, которая попала в руки англичан, русских бумаг, по счастью, не оказалось. Но некоторые документы попали в частные руки. Так, уже позднее российский посол в Париже граф П. Д. Киселев приобрел у одного французского солдата за 200 фр. подлинник Тяньцзиньского трактата. Миссионер Попов добыл текст ноты Перовского о русских требованиях у английского переводчика Уэда[158]158
  Отчетная записка… С. 190.


[Закрыть]. Среди переданных Гро Игнатьеву документов оказалась переписка Перовского, Путятина, Муравьева и самого Игнатьева с китайскими чиновниками, причем только один документ был в китайском переводе. Опасения Игнатьева о раскрытии тайных русско-китайских переговоров не оправдались, и союзники могли только догадываться об их содержании по каким-либо косвенным данным. Игнатьев мог спокойно вернуться в Пекин, к штурму которого готовилась союзная армия. Тем временем между союзниками начались споры по поводу сохранения или свержения цинской династии. Как уже говорилось, англичане желали утверждения новой династии вплоть до признания правителем Китая главы тайпинов и переноса столицы на юг в Нанкин, где Англия занимала прочные позиции. Французы решительно возражали. Гро просил Игнатьева уговорить китайцев принять ультиматум союзников и таким образом спасти маньчжурскую династию. Игнатьев сам был в этом заинтересован: с падением цинской династии стали бы недействительными и Айгуньский, и Тяньцзиньский договоры. Но еще больше он был заинтересован в принятии китайцами условий России. В «Отчетной записке» Игнатьев писал: «Разговор мой с французским послом окончательно убедил меня, что англичане и французы были в полном разладе, что решительная и благоприятная минута для того, чтобы мне втереться в переговоры, быть принятым китайцами за спасителя и оградить русские интересы, наступила»[159]159
  Отчетная записка… С. 227.


[Закрыть].

3 октября 1860 г. Игнатьев прибыл в Пекин и остановился в южном подворье Русской духовной миссии. Прибывшим тогда же к нему китайским чиновникам, просившим его спасти город от разрушения и грабежа, он поставил условия:

1. Официальное обращение князя Гуна о посредничестве.

2. Контроль со стороны Игнатьева за переговорами китайцев с европейцами.

3. Ратификация Айгуньского договора.

4. Разграничение по р. Уссури до Японского моря и по линии китайских пикетов в Западном Китае.

5. Открытие сухопутной торговли и создание русских консульств в Кашгаре, Урге и Цицикаре.

Согласие китайцев на эти условия явится залогом успешного решения вопроса о Пекине и о сохранении маньчжурской династии. Отказ от условий России, говорил китайцам Игнатьев, вызовет продолжение войны, оккупацию европейцами части Китая, гибель цинской династии. Веским аргументом служила угроза мести союзников за убитых китайцами пленных (которые были похоронены на русском кладбище в Пекине). Китайцы согласились на эти условия, и в октябре Игнатьев получил официальное письмо от князя Гуна с просьбой о посредничестве. Приняв на себя эту миссию, Игнатьев пытался склонить обе стороны к уступкам. Китайцы просили его уменьшить требуемую союзниками контрибуцию в 1 млн руб. и платить ее в рассрочку, отвести войска от Пекина и не разрушать императорский дворец в столице, ограничить охрану европейских послов в Пекине до 500 чел., наконец, возвращать секвестрированные ими земли французским миссионерам постепенно. Игнатьев убеждал союзников смягчить условия ультиматума, ссылаясь на то, что продолжение войны вызовет народное восстание, что зимовать в Китае опасно для союзных войск и т. п. Союзники обещали уменьшить свои требования и не доводить Гуна до отчаяния, отменить штурм города и не трогать дворец. Игнатьев также добился запрещения французам занять ламскую кумирню, где они успели разместиться. Он убедил союзное командование сразу же после подписания договоров отправить войска обратно в Тяньцзинь (ввиду отсутствия продовольствия) и водворить европейских консулов не в Пекине, а в Тяньцзине.

Переговоры китайцев с европейцами начались в помещении Русской миссии. При затруднениях обе стороны обращались к Игнатьеву. Китайские сановники по нескольку раз в день спрашивали его совета и поступали так, как он говорил. Однако на самих переговорах Игнатьев не появлялся, не желая быть обвиненным во вмешательстве. 12 октября был подписан китайско-английский договор, 13-го – китайско-французский. Кроме контрибуции, Англия и Франция получили значительные привилегии в торговле. К англичанам отошла часть полуострова Цзюлун близ Гонконга. Французским миссионерам было возвращено их имущество. В Пекин назначались постоянные посланники Англии и Франции. Одновременно Игнатьев выполнил свое обещание, данное еще в Шанхае португальскому посланнику, выхлопотав португальским купцам те же права, что английским и французским торговцам. За это он был награжден португальским орденом «Башни и меча»[160]160
  ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 147. Л. 200–203.


[Закрыть].

После подписания китайцами договоров с союзниками Игнатьев приступил к решению российско-китайских дел. Сроки были очень краткие – надо было уладить все вопросы до водворения в Пекине постоянных европейских миссий. Игнатьев, ссылаясь на наступление зимы и предстоящие морозы, уговорил Элджина и Гро покинуть Пекин и отложить приезд посланников до весны. Он опасался, что, узнав о русско-китайских переговорах (а Игнатьев еще в Шанхае сообщил им, что все дела с Китаем улажены), европейские представители не замедлят в них вмешаться. В то же время Игнатьев не мог долго оставаться в Пекине и после отъезда Элджина и Гро, чтобы не вызвать подозрений.