Текст книги "Нидерланды. Страна мельниц, тюльпанов и сыра"

Деревенская жизнь

Деревня Эймнес, в которой я живу, прочно затеряна на любой голландской карте. Жить здесь – значит привыкнуть к множеству локальных особенностей и стать частью местного сообщества. Первое мне худо-бедно удается, по второму же пункту мнения расходятся.

Здесь все знают все обо всех. Матрица отдыхает; коллективное сознание Эймнеса являет собой ежесекундно меняющийся код, который сам себя постоянно обновляет: Хилке Велен продает дом, а Аннамик ван Мяус развелась с третьим мужем, но он все еще захаживает каждый второй четверг. Эта странная русская Виктория опять упала с велосипеда в лошадиные какашки и так далее. Есть и разные прелестные традиции, например, писать юмористические поздравления с днем рождения на огромных простынях и приколачивать на самых видных местах деревни. На ткани красками или фломастерами пишутся очаровательные поздравления типа

 
«Zet de rolstoel maar klaar
Marieke is al 50 jaar!»
 

Что в вольном переводе означает: нашей Марике уже полтинник, готовь инвалидное кресло, притирания для артрита и слуховой аппарат, ха-ха-ха!

В любом семейном споре последним и очень действенным аргументом является моя угроза Адри, что если он будет меня сердить, то не пожалею времени и подвешу вот таким же образом его человеческое достоинство на старой простыне в центре нашей деревни.

Когда едешь на машине по главной улице, полагается очень пристально разглядывать велосипедистов, колесящих справа и слева. Те же в свою очередь сначала косят круглым глазом, затем вытягивают шеи и чуть ли не просовывают головы тебе в окно автомобиля, как дикие страусы во время сафари. То есть даже банальный поход в супермаркет от окружающего тебя мира скрыть невозможно. Я в какой-то момент даже тесты на беременность стала покупать в соседнем городе, так как надоело видеть вопрошающе-понимающие глаза продавца, покупателей, их детей и собак.

Есть плохие новости – свое плохое настроение лучше засунуть куда подальше. Даже если у вас жестокое похмелье, дома кончился кофе, а налоговая прислала сразу пять голубых конвертиков – улыбаемся и машем. Тут же плюнуть нельзя чтобы не попасть в дальнюю родственницу соседки мужа по первому браку или еще что похуже. Ляпнешь что-нибудь хмурым лицом – и весть о вас пойдет по всей деревне, ну, в общем, вы поняли, а если нет, то читайте Александра Сергеевича. Или меня.

Вчера нас по пути в школу остановила какая-то мефрау и указала мне на то, что новые очки Коринн (в виде бешеных прыгающих единорогов) ей не идут и, цитирую: «Вы что, не видите, что они ей слишком большие?» (Я уже писала про знаменитую голландскую прямоту? Нет? Ждите!) Судя по ее внешнему виду, королева пред-а-порте возвращалась с общественных работ, где последние пять лет сортировала мусор. Я уже открыла было рот, но потом вспомнила, что я фея, криво улыбнулась, подумала о своем имидже и с хрустом закрыла его обратно.

Считается, что в Эймнесе живут в основном boeren – крестьяне, фермеры. Здесь действительно много ферм, больших хозяйств. Трое из четверых наших ближайших друзей держат лошадей. На улице часто можно встретить девочку-подростка на велосипеде, выгуливающую, например, пони на поводке. Моя бывшая соседка Жаклин обладала, по-моему, целым птичьим зоопарком. Когда она в очередной раз выносила мне мозг своими бессмысленными жалобами, я представляла ее чистящей курятник, всю в утиных, куриных и гусиных какашках, и мне сразу становилось легче. Методично кивая в ответ на ее жужжание, я с интересом принюхивалась, чем же она пахнет сегодня? Уткой или коллекционным цыпленком? Лошадью или охотничьим терьером?

Но стоит отъехать буквально на километр, как попадаешь в знаменитый регион het Gooi (городки Ларен и Бларикум), что-то вроде золотого треугольника и средоточия гламура. Здесь живет множество знаменитостей, вроде известных футболистов или телевизионных звезд. Мы находимся как бы на отшибе империи и задворках Рублевки. Мне это страшно нравится. Захотела душа – нацепила фальшивые бриллианты и отправилась показать себя местной элите. Или пошла в растянутом свитере гулять по родным полям с коровками и лошадками.

Мы как-то года полтора назад пришли с Адри в ресторан в Бларикуме. И вдруг я увидела за соседним столиком Марко Борсато, популярнейшего голландского певца, который ужинал вместе с семьей. О Боже, это лучший день в моей жизни, решила я. Как чудесно, что я надела новое платье, скрывающее шестимесячный живот, хорошо выгляжу и вообще. Марко был абсолютно прекрасен, дружелюбен и улыбчив. Я прямо предвкушала, как весь вечер буду наслаждаться видом на этих небожителей, улыбаться им и подмигивать обоими глазами.

Адри же узрел в голландской знаменитости конкурента, который угрожающе навис над нашим хрупким семейным счастьем. Как соревноваться с голландской звездой номер один? Никаких сомнений не оставалось, что, увидев блистательную меня, великолепный Марко, бросит ужин и, возможно, семью. И немедленно умчит в закат.

Муж решил действовать, пока не поздно. «Вы не принесете стакан воды моей БЕРЕМЕННОЙ ЖЕНЕ», – заорал Адри на весь ресторан. – Можно я немного приоткрою окно? Мы боимся, что ей станет душно, ведь мы ждем ребенка! – верещал он, с опаской поглядывая на конкурента. Пометив таким образом территорию, муж успокоился, отсадил хихикающую половину подальше от блистательного столика и углубился в меню.

Het Gooi – это прямо такой отдельный дивный новый мир. Этому региону посвящен даже знаменитые сериал и фильм Gooische Vrouwen нечто вроде голландской версии «Отчаянных домохозяек». Я много поняла про местную фауну, посмотрев этот сериал. Местные женщины заняты исключительно тем, что красиво опрокидывают пару-тройку шардоне в любое время дня, потом едут забирать детей из разных элитных клубов вроде хоккея на траве (запись за три года), затем легкий шопинг, сплетни с подругами за бокалом совиньона, затем ужин с любимым мужем и, конечно, немного красного вина на дизайнерской кушетке перед камином. Ну, как-то так. Зовут их обычно Диана или Джулиана, в крайнем случае – Мирелла. Ездят они на темно-синем «Порш-Кайен» и иногда даже работают, скажем, консультантами по здоровому питанию. Детей их воспитывают филиппинские няни. Иногда они развлекаются, ходят в местные пабы (kroeg), где по четвергам зачастую можно попасть на что-то вроде вечера знакомств, где одинокие миреллы охотятся на разных подержанных банкиров. Адри называет такие сборища «мясным рынком» и уверяет, что на подобные мероприятия допускают женщин, находящихся в разводе не менее тридцати лет. Вакцинация от тропической лихорадки и хламидиоза обязательны.

Иногда я, многоликий и коварный хамелеон, даже подделываюсь под них и играю в такую же отчаянную Джулиану. Здесь важно задирать все интонации вверх, постоянно демонстрировать зубы в приветственном оскале: «О, дорогая. Ты прекрасно выглядишь. Погода сегодня чудесная, да? У Эстер что, колют новые филеры? Ты видела новую ювелирную коллекцию Брон? Она просто изумительная. В “Джимми Чу” начались сезонные распродажи. О Боже, я опаздываю на теннис. Мы обязательно должны пообедать вместе. Покааааааа!».

И на такую легкомысленную трескотню у нас, правдорубов-эймнесцев заготовлен четкий и бескомпромиссный ответ: «Wij dronken een glas, wij deden een plas en alles bleef zo als het was». Дословный перевод:»Мы выпили по бокалу вина, потом сходили пописали, а в итоге все осталось как и было». Моя любимая голландская пословица. Суровая деревенская философия с терпким физиологическим душком.

У смутно знакомой женщины, живущей на окраине деревни, появился как-то новый бойфренд. Самой ей хорошо за пятьдесят, но тут – и это невероятно круто! – это вообще не возраст. Московские мужики, выкидывающие в тираж двадцатипятилетних любовниц, просто не ходили на разгуляй в местный «Тиндер», где неудачно стриженные женщины возраста сильно за сорок, а также их бодрые мамы вовсю предаются виртуальному разврату. Ну, насчет разврата – это как пойдет, но на свидания вполне себе ходят и совершенно не в курсе, что они – бабы, а значит век их недолог, потому что часики тикают и кукушка кукует.

Ну окей, бойфренд у женщины порядочно старше, на что у всех тоже есть свое мнение, но в этой рыночной нише уже прочно закрепились мы с Адри, поэтому никто не пикает. Товарищ активный, около шестидесяти. Бегает кроссы, на работу ходит, учебу какую-то затеял себе. И вот по чистой случайности оказалось, что Ромео наш на словах скинул себе порядочно годочков, а сам давно на пенсии. Не знаю, как он там с работой разруливал, может, в клуб лото ходил ежедневно или рыбу ловил.

И можно, конечно, изящно оправдаться бунинским ««L’amour fail danser les anes» («Любовь заставляет ослов танцевать»), но в голову парню это, очевидно, не пришло. В итоге конфуз и нелепость, пересуды в местной библиотеке, несчастная женщина, скрипя зубами, его прощает, а вся деревня хихикает еще пятнадцать лет. Пока не пришло скандальное известие, что снова собираются чинить церковные часы – тут общественное возбуждение плавно перелилось на другую сторону Эймнеса и пенсионер с его временной спутницей жизни могли наконец-то выдохнуть и спокойно разбежаться.

– Адри, я с Хенком разговорилась недавно, который на соседней улице живет.

– Да, милый человек.

– У него еще жена умерла пару лет назад.

– В декабрьский дождливый четверг две тысячи восемнадцатого.

– От какого-то неврологического заболевания.

– Ну если односолодовый виски «Джек Дэниелс» теперь называется неврологическим заболеванием, то да, точно от него.

Прогулки по Амстердаму

Мы с Коринн захотели фотографии на фоне Амстердама. И позвонили Ане.

Аню рекомендую всем нормальным людям. Если вы про себя знаете, что не очень адекватны, то просьба ее не беспокоить. Не портите себе, пожалуйста, карму. Ане двадцать лет, и она великолепна. Красотка и человек мира.

Вообще городская фотосессия с маленьким ребенком – скажем так, интересный опыт. Потом ведь будут смотреть на фотографии и говорить – ой да, натурально и непринужденно. Естественные кадры такие. А какой-нибудь умник еще обязательно скажет «и что такого? Подумаешь, сняла маму с ребенком на прогулке. Я тоже так могу. Почему все, у кого есть камеры, считают себя фотографами?» И откроет рот, чтоб развить тему, но не сможет, потому что я сломаю ему обе ноги.

– Какая милая зайка, – кивает Аня на Коринн, – у меня у самой дома шестилетний ребенок. Очень классный. Не мой, правда, – мимоходом уточняет она и достает камеру. Мы болтаем о детях. Аня рассказывает, что у ее брата недавно родились тройняшки: мальчик и две девочки. И Аня – крестная мать одной из них, но вечно путает, какой именно. И вообще она часто помогает многодетным мамам деньгами и одеждой. Проходила практику в роддоме, так как хотела стать неонатологом. А еще у нее есть двое совершенно одинаковых дедушки («деды-двойняшки, Вика, прикинь, это просто нереальный бомбический треш»). Я не слишком люблю задавать личные вопросы, но люблю слушать. И потому слушаю Аню.

– Так, – командует фотограф, – иди на ту сторону моста и иди оттуда такая вся типа Анжелина Джоли с детьми на прогулке. Кофе, длинные ноги, волосы назад, все такое.

Представляю, что у меня есть шестеро детей и нет Бреда Питта. Очевидно на моем лице отражается такой ужас, что Аня качает головой и велит прошагать еще раз. Я шагаю.

– Нет, – флегматично говорит Аня, – не то. Там сзади бабулька упала на мусорный мешок. Испортила кадр. Давай еще раз.

Я настраиваю себя на частоту Эль Макферсон и иду снова. Аня фотографирует.

Мимо тарахтит грузовик. Потом укуренные британские туристы решают потанцевать (очень медленно) прямо в кадре. Я тем временем терплю небольшое бедствие – от одного века предательски отклеились фальшивые ресницы и трепыхаются на ветру, как трусы на бельевой веревке. Мне очень хотелось стать красивой, и потому я их в последний момент налепила кое-как. Не трусы, ресницы. Второй глаз пока ничего, держится молодцом.

– Нормально все, – утешает меня фотограф, – синяки замажем, ресницы в фотошопе приклеим. С вами хорошо работать, вы адекватные. Вот я как-то снимала в Лондоне одну афроамериканку, голую, на рояле… она лежала на нем в чем мать родила и все время на меня орала…

Я молча киваю и тайно мечтаю увидеть фото со злобной голой бабищей на рояле.

Потом Коринн мерзнет, хочет есть, спать, молочка, а также просится на ручки к британским укурышам. Она вообще любит веселых и расслабленных людей. Мы решаем сделать пару кадров на берегу канала. Типично амстердамский пейзаж – водичка, мостики, домики, велосипеды.

– Ой, классная собачка, – отвлекается Аня, – у меня дома четыре немецкие овчарки живут. Три милахи, а четвертый – засранец. Я вообше-то не планировала переезжать в Нидерланды из Лондона. Но неожиданно вышла замуж за украинца, а дальше как в тумане.

Мне нравится гулять с Аней по весеннему Амстердаму и ловить одним ухом разноцветные штрихи ее двадцатилетней фантастической биографии. Четыре собаки и двойной дедушка. Загадочные чужие дети, голые женщины на музыкальных инструментах, многодетные матери, детство в Риге, практика в роддоме, работа тренером в лондонском спортивном клубе… Заслушавшись, я опираюсь на чужой велосипед и падаю. Сверху красиво планируют ресницы. Аня фотографирует. Коринн бежит меня спасать, но спотыкается и летит на тротуар. Собирается заплакать, но отвлекается на разные интересные вещи вроде валяющихся на земле косяков или грязных пластиковых ложек.

Я потихоньку начинаю впадать в панику. Да что это такое, в конце концов? Мне всего-то хотелось пару фотографий на фоне красивых городских пейзажей! В результате ребенок открыл для себя легкие наркотики, а я познала бомбический треш.

– И я сказала ей «are you kidding me»? Мне двадцать лет! В этом возрасте человек уже личность. Почему это я должна подстраиваться под серую массу? What’s the fuck вообще? Это Аня делится опытом общения с голландской преподавательницей фотографии, которая осудила Анин body language в классе и определенно сгорит за это в аду. Мне хочется рассказать ей, что я знаю пугающе большое количество людей, которые и в пятьдесят ни на йоту не приблизятся к понятию «личность».

– Бурумбурумыыыыгиги, – перебивает ее Коринн. – Багум! – веско припечатывает она и реквизитный мишка летит в канал Кяйзерхрахт. Она яростно сдирает ботинок с ноги и намеревается отправить его вслед за разжалованным медведем.

Я успокаивающе дую на ребенка мыльными пузырями, но ветер их относит куда-то в сторону Дюссельдорфа. Коринн в ответ отнимает у меня бутыль с раствором. Обнимает ее, как алкоголик флакон «Реми Мартена», качается и собирается шастать вдоль канала, говорить «бурум-бурум» и приставать к прохожим. Мы с Аней бегаем за ней. Я сюсюкаю. Аня фотографирует.

А потом Коринн надо менять памперс. А мне – нервную систему.

И еще один.

И затем – угадайте – еще один. Иногда у моего ребенка такое настроение – удивлять. Никому не пожелаю.

Аня снова щелкает фотоаппаратом.

В итоге Коринн мы надоели, она кривит рот и готовится заплакать. Мы сдаемся, натягиваем на нее огромную хипстерскую шапку, хватаем кофе и идем в сторону площади Дам. Там делаем еще несколько спонтанных кадров. Прощаемся с Аней и уходим с крошкой шляться по Bijenkorf.

А сегодня Аня прислала мне фотографии. Я смотрю на них и думаю – как все просто, мило и естественно! Как все-таки легко фотографировать детей – все само собой получается…

Вода, вода, кругом вода

Нижние земли. Именно так переводится название страны, которую мы часто ошибочно называем Голландией. На самом деле, Голландия лишь малая часть территории. Это государство называется Нидерланды. Так вот, нижние земли. И неспроста.

Каждая страна богата какими-то природными ресурсами. Главное богатство Нидерландов – возобновляемый природный ресурс – вода. С запада и севера государство омывается Северным морем, а большая часть территории расположена в дельте трех крупных европейских рек: Рейна, Мааса и Шельды. Только представьте, почти треть (по другим данным, едва ли не половина) территории этой европейской державы, которая по площади чуть меньше Московской области, находится ниже уровня моря. Так, аэропорт столицы страны, Амстердама, на 3 метра ниже этого самого уровня. А еще треть земель страны лежат в зоне наводнений. Возникает вопрос: как они там живут? Да хорошо!

В Нидерландах не только регулярно отвоевывают сушу у мирового океана. Они очень умело используют это море разливанное воды на благо себе.

Голландцы невероятно гордятся тем, что победили стихию. Посмотрите на футуристический город Альмере и вообще на всю провинцию Флеволанд – огромную территорию и, по сути, спутник Амстердама. Флеволанд расположена на месте осушенного озера Эйсселмер.

Вода, как известно, прекрасная «дорога». А голландцы – одни из лучших в мире мореплавателей. Когда-то страна входила в число самых крупных колониальных империй в Европе. Подданые Нидерландов – с древнейших времен среди пионеров в области судостроительства. Ими изобретены новые для своего времени типы судов: тьял, влибот, хольк и другие. Жители королевства – авторы морских навигационных технологий. Например, всем известная проекция Меркатора – это их изобретение. Российский император Петр I, как известно, учился строить корабли и ходить в море не где-нибудь, а именно в Нидерландах. Кстати, многие голландцы понятия не имеют, что основатель Петербурга был вдохновлен именно Амстердамом. Я обожаю рассказывать им эту историю. Сразу как-то сближает.

Такое обилие воды, стихии трудно контролируемой, конечно, несет в себе немалую опасность. Но голландцы смогли приручить воду. В государстве существует масштабная система дамб и других сооружений, защищающих от наводнений.

Проект Delta Works часто называют очередным чудом света и предметом гордости жителей страны. Это три шлюза, шесть дамб и четыре барьера для защиты от штормов. Не зря его признали самым успешным гидротехническим проектом в мире. Барьер на реке Ийссел и шлюзы Харингвлиет были объявлены национальными памятниками. Суммарная стоимость проекта составляет около пяти миллиардов евро. Защита страны – не единственная функция этой мощной красивой конструкции, украсившей собой провинцию Зейланд. Дело в том, что дамбы позволяют управлять потоком воды, впуская пресную воду и выпуская загрязненную, тем самым улучшая качество воды. Они обеспечивают больший запас пресной воды на суше, что благоприятно сказывается на сельском хозяйстве.

Кроме того, они улучшают доступ к значительной части провинции Зеландия для внутреннего судоходства, например, за счет смягчения приливов. Благодаря «Дельте» были созданы новые заповедники и зоны отдыха, например знаменитый национальный парк Оостершельде.

Жители Нидерландов пьют воду прямо из крана. Питьевая вода здесь одна из лучших на континенте. При этом в стране для обеззараживания воды применяется едва ли не самое малое в мире количество хлора. Голландцы очень умело очищают воду природными методами. Например, фильтрация через песок. Дождевая вода проходит через песчаные дюны, которые являются природным фильтром, и всплывает поверх соленой воды. Оттуда она выкачивается и очищается. Также воду обеззараживают с помощью озона и древесного угля. Кроме того, чтобы поливать растительность и поить скот, в стране активно используют дождевую воду.

При таком обилии воды в государстве очень бережно к ней относятся. Умело перерабатывают так называемые сточные воды для вторичного применения. Вплоть до использования такой переработанной технической воды в пищевой промышленности. Кроме того, потребление воды в Нидерландах одно из самых низких в развитых странах и составляет 52 000 литров на душу населения в год, а утечка воды в распределительной сети одна из самых низких в мире – всего 6 %.

Королевство известно своими мельницами. Ветряными, конечно. Старейшая ветряная мельница находится в Нидерландах и расположена в Зеддаме, провинция Геддерланд. Она построена приблизительно в 1450 году. Голландцы не изобрели ветряную мельницу, но они значительно усовершенствовали ее.

Простым, но очень важным изменением было то, что голландцы разделили ветряную мельницу на нижнюю и верхнюю части. Это имело два преимущества.

Верхняя часть таким образом могла лучше поворачиваться по направлению ветра, что значительно повышало эффективность ветряной мельницы. Нижняя же часть использовалась для складских и производственных целей. Ветряки в городах или рядом с ними, как, например, в Схидаме, были одними из самых высоких в мире. В нижних частях этих мельниц было много складских помещений. Механизм, позволяющий осуществлять промышленные процессы независимо от направления ветра, также был значительно усовершенствован голландцами.

Большая часть судостроительной промышленности располагалась к северу от Амстердама. Ветряные мельницы в регионе Заан часто использовались для распилки древесины для строительства кораблей.

Казалось бы, причем тут вода? А вот причем. С помощью мельниц в Нидерландах еще в средние века отвоевывали сушу у моря. Ветряки использовали для откачки воды с помощью архимедова винта (как в советских мясорубках). Помещенные в специальные трубы, эти винты приводились в действие ветряными мельницами и снизу вверх перекачивали воду. Дальше она по системе каналов отводилась в море.

При этом в стране серьезно работают над минимизацией использования воды в сельском хозяйстве. Например, для полива теплиц часто используется дождевая вода, собираемая с крыш этих гигантских парников. Именно благодаря такому бережному отношению к, казалось бы, изобилующей воде и применению разумных технологий Нидерланды стали одним из самых крупных европейских государств, экспортирующих свою сельхозпродукцию.

А еще невозможно представить себе это королевство не только без мельниц, тюльпановых полей, но и без очаровательных прогулок по каналам Амстердама, Утрехта или Лейдена.