Текст книги "Дорога на райский остров"

Я пишу это письмо в своей комнате, в относительной темноте. Света звезд едва хватает – они здесь яркие – чтобы писать.

Я в отчаянии. Возможно, утром я буду чувствовать себя по-другому, но, по-моему, я должна отправить это письмо независимо от своих ощущений, ибо знаю – придет ночь, и я пожалею, что не сделала этого. Я хочу, чтобы ты знал, что здесь происходит.

Вот, написала тебе, и мне сразу стало легче. Словно поговорила с тобой.

Я немного продвинулась в своих поисках. Кажется, я упоминала в письме, отправленном из Сиднея, что мы познакомились с человеком по имени Милтон Хемминг. Наверное, мисс Картрайт рассказывала тебе о нем. Это он устроил ей проезд до Англии из Кейптауна. Ну, так вот, он вспомнил, что Филип останавливался в отеле на острове, где у Милтона сахарная плантация. Остров называется Кариба. Я думала поехать туда, как только выберусь отсюда, но сначала, если возможно, хочу увидеться с Дэвидом Гутериджем. Он ботаник, с его экспедицией Филип и уехал. В Сиднее я заходила в резиденцию Ботанической ассоциации, там примерно знают, где он и когда вернется – говорят, через месяц. Я бы хотела переговорить с ним до отъезда на Карибу. По словам мистера Хемминга, Филип останавливался в тамошнем отеле. На острове есть отель. Наверное, кто-то должен был его знать. Так что я продвигаюсь, правда, медленно.

Но моя главная тревога, – это Фелисити. Как жаль, что тебя нет с нами. Ты бы знал, как нам поступить.

Как было бы замечательно увидеть тебя и поговорить. Тогда все показалось бы разумным и нормальным.

Надеюсь, письмо получилось не слишком истеричным. Но я действительно беспокоюсь.

Твоя любящая Эннэлис."

Я запечатала письмо.

Завтра среда. Один из тех дней, когда уходил дилижанс, а дилижанс увозил в почту в Сидней, а оттуда – в Англию. Пройдет много времени, пока письмо дойдет до Реймонда, однако его надо было отправить в тот же день, и я должна была попасть в гостиницу к десяти часам. Нельзя было пропустить дилижанс.

Один из пастухов отвозил почту в городок и забирал то, что приходило. Однако это письмо я ему доверять не собиралась. Уильям Грэнвилл мог полюбопытствовать, что это я там написала. Я вполне могла заподозрить его в том, что он вскрывает письма и читает их. Я была уверена, что он ни перед чем не остановится.

Я снова легла в постель. Все то время, что я писала, из коридора не доносилось ни звука, а ведь я была начеку и прислушивалась. Итак, Уильям Грэнвилл проводит ночь с экономкой.

Наконец, я заснула.

Проснулась я рано – наверное, события прошедшей ночи постоянно преследовали меня.

Я спустилась вниз. Миссис Мейкен не было там, как обычно. Очаг не был разожжен. Однако в кухне имелась маленькая спиртовка, так что я сварила себе кофе и вчерашнюю лепешку намазала маслом. Этого должно было быть достаточно. Ко мне присоединилась Фелисити. Мне показалось, что выглядела она немного лучше. В прошедшую ночь супруг не почтил ее своим вниманием, и, видимо, для – бедняжки это было большим облегчением. Я подумала, что она была бы счастлива, если бы муж все свои ночи проводил у экономки. Я заметила:

– Мне вздумалось покататься верхом с утра пораньше. Я написала письмо и хочу отвезти его в город. Сегодня среда, и в Сидней идет дилижанс.

– Я поеду с тобой, – решила Фелисити.

– Хорошо. Тогда переодевайся побыстрее. Мы отправились в путь.

– А почему ты не хочешь поручить письмо кому-нибудь из мужчин?

– Хочу поймать дилижанс. Бог знает, когда он приедет сюда.

– Но ведь ждать пришлось бы всего лишь до субботы.

– А я хочу отправить его немедленно.

Фелисити зашла со мной в гостиницу. Там на конторке, было небольшое отделение, куда складывалась и где выдавалась почта. Когда я отдавала письмо, Фелисити бросила на него взгляд. Стало быть, теперь она знала, что я писала Реймонду. Что ж, в этом не было ничего необычного. В конце концов, мы были помолвлены, хоть и неофициально, так что, вполне естественно, я могла написать ему. Интересно, что бы сказала Фелисити, узнай она, каково было содержание письма.

Отправив письмо, я почувствовала себя лучше. С моих плеч словно частично сняли груз ответственности, хотя пройдет много недель, прежде чем письмо дойдет до Реймонда и еще больше – прежде чем я получу ответ. Но все же я хоть что-то сделала. Я предприняла какие-то действия, а от этого мне всегда становилось легче.

В тот день нам улыбнулась удача. В середине дня в имение приехал молодой овчар-стажер. Это был юный ученик, изучавший австралийские методы овцеводства, и в его обязанности входило объезжать имение и смотреть, чтобы с овцами ничего не случилось, ибо овец было так много, а пастбища – столь обширны, что такие рейды были просто необходимы, чтобы содержать все в порядке. Юноша был очень молод, только-только приехал из Англии и горел желанием освоить бизнес, как я предполагала, в надежде, что когда-нибудь обзаведется собственным имением вроде этого. Он уехал еще до нашего прибытия в сопровождении Уоллу – аборигена, в чьи обязанности входило обучать юношу. Уоллу был одним из самых надежных работников и прослужил в имении три года – для аборигена это считалось много. Говорили, что у них врожденная страсть к бродяжничеству. Это называлось «прогулкой по окрестностям», и в один прекрасный день абориген мог вдруг бросить любую работу без предупреждения, уйти и не появляться месяцами – а порою, и никогда больше.

Уоллу отправился с юношей, и тут вдруг ему пришло в голову «прогуляться». Он бросил молодого человека, оставив его блуждать по незнакомой местности. Вот почему юноша задержался с возвращением.

Уильям Грэнвилл был сильно озабочен рассказом молодого овчара. Юноша мог не знать местности, зато разбирался в овцах. Он обнаружил, что некоторым из них необходима срочная помощь, пока они не погибли, и кроме того, кое-где ограда нуждалась в более серьезном ремонте, чем тот, что он произвел.

Вот нам и улыбнулась удача, поскольку Уильям Грэнвилл собрался ехать в рейд по имению в сопровождении троих мужчин и юного овчара. Он сообщил, что будет отсутствовать целую неделю.

Настроение у меня сразу улучшилось. Целая неделя без него! Я могла немного повременить со своим решением. А в это время мое письмо будет идти к Реймонду.

Уильям Грэнвилл должен был уехать в тот же день, и я с радостью в сердце наблюдала за их отъездом.

Фелисити просто преобразилась. Она словно ожила, и только теперь я поняла, насколько скована страхом она была все это время. Я боялась даже думать, что она пережила за время своего замужества.

В ту ночь я спала мирно. Никаких дурных предчувствий, ни ожидания, когда он окажется, наконец, в своей комнате.

На следующее утро мы отправились верхом. День был прекрасный. Мы объехали городок стороной и направились к ручью. Это было прелестное местечко – оазис среди колючего кустарника. Журчащий ручей поблескивал серебром на солнце, а вдалеке виднелась роща призрачных эвкалиптов.

– Я бы наслаждалась всем этим, – призналась я, – если бы…

Я произнесла эти слова, не подумав. Фелисити закончила:

– Ты хочешь сказать – при других обстоятельствах.

– Мне бы хотелось разведать эту страну. Хотелось бы отыскать Голубые горы и исследовать их. По ту сторону находится Бэтхерст. Говорят, много лет считалось, что горы населены злыми духами, которые никогда не позволят человеку пройти их. А по ту сторону лежит Бэтхерст, и удивительная страна овец.

– Да, – отозвалась Фелисити. – Мне бы тоже хотелось их исследовать.

Она тоскливо смотрела на горизонт. Я хотела завести разговор о своем отъезде, когда Фелисити немного успокоится, но мне как-то не хотелось портить сегодняшний день – наш первый день свободы. Впереди у нас была целая неделя.

– Может быть, однажды нам это удастся, – сказала я.

– Ты ведь собираешься уезжать, да? Фелисити сама затронула эту тему, стало быть, надо было поговорить об этом.

– Ну, мне придется это сделать, верно? Здесь же не мой дом.

– Ты, наверное, вернешься в Англию и выйдешь замуж за Реймонда. По-моему, ты самый счастливый человек на свете.

– Никогда не знаешь, как все обернется.

– Эннэлис, что мне делать?

– Ты о чем?

– Обо всем. О своей жизни. Я не могу выносить этот дом. Не могу выносить… его. Я понятия не имела, что супружеская жизнь такая. Что надо делать такие вещи… я понятия об этом не имела.

– Хочешь поговорить об этом?

– Не могу заставить себя обсуждать. Это неописуемо. Каждая ночь.

– Прошлой ночью, … – начала я.

– Прошлой ночью? – быстро переспросила Фелисити. Я ответила:

– Я все знаю. Я слышала, как он вышел из твоей комнаты. Он отправился к миссис Мейкен. Фелисити кивнула:

– Я была так рада. Я благодарила Бога. Эннэлис, ты даже не можешь себе представить.

– По-моему, могу.

– Я думала…

– Это было жестокое пробуждение.

– Если бы ты только знала! Я ведь думала, это будет прекрасно. Романтично… Но сам Уильям мне никогда не был нужен.

– Я знаю. Ты ведь говорила, что есть другой человек, которого ты любишь.

– Он никогда бы не позволил себе такого. Иногда мне кажется, я сойду с ума. Я просто не могу этого вынести.

– Постарайся успокоиться. Впереди еще целая неделя. Давай подумаем, что мы можем сделать. Поедем завтра в городок. В Сидней уходит дилижанс. Мы можем сесть в него и удрать отсюда.

– Он мой муж, Эннэлис. Я замужем за ним.

– Это не значит, что ты должна терпеть унижения, которым он тебя подвергает.

– Но я же его жена.

– Ну и что ты намерена делать? Оставаться здесь и терпеть?

– Придется. Иногда я думаю, что привыкну… и потом, есть еще миссис Мейкен.

– И ты смиришься с этим?

– Придется.

– Я бы не смогла. Я бы ушла. Не осталась бы и дня.

– Он никогда не позволит мне уйти.

– Я бы не сказала, что он безумно влюблен в тебя.

– Он меня презирает. И, по-моему, презирал с самого начала.

– Тогда зачем?..

– Он приехал в Англию, чтобы найти жену. Ему нужна была какая-нибудь тихая, кроткая девушка и с деньгами.

– Деньги! – воскликнула я.

– Отец оставил мне приличное состояние. Прежде я никогда особенно не задумывалась о деньгах. Уильяму нужны мои деньги, он хочет усовершенствовать имение. Вся эта земля принадлежит ему. Я даже толком не знаю, где она кончается. Он хочет расчистить заросли. Думает, может быть, на ней есть золото. И собирается вести разведку. Видишь, в определенном смысле от меня большая польза, хотя в остальном я такая невежда.

– Ох, бедная моя Фелисити! Теперь я совершенно уверена. Ты должна уехать. Должна обратиться за помощью.

Я была очень рада, что отправила письмо Реймонду. Это будет началом. Жаль, что я не знала всего этого раньше. Я могла бы сообщить ему все. Но я напишу еще одно письмо – настойчивее первого.

– Слушай. Остается только одно. Поехали в городок и закажем места в дилижансе.

– Я не могу уехать, Эннэлис. Я знаю, он найдет меня.

И тогда будет только хуже. Он ни за что не простит мне попытки сбежать. И позаботится о том, чтобы это не повторилось. Я стану пленницей.

– Ты не настолько беспомощна. Я помогу тебе. Мы уедем вместе.

– Тебе хорошо говорить. Он ведь не может причинить тебе вреда. Ох, Эннэлис, ты не представляешь! Когда он входит в спальню, я молю Бога, чтобы случилось что-нибудь ужасное. Пожар, например… все, что угодно, только чтобы спасти меня от него.

– Фелисити, дорогая, это ужасно. Ты должна быть разумной. Я увезу тебя. Ты можешь побыть со мной, а когда я узнаю то, что мне надо, мы можем вместе уехать домой.

– В твоих устах все звучит так просто. У тебя вообще легкая жизнь. Ты такая счастливица. Реймонд любит тебя…

Голос, каким Фелисити произнесла эти слова, подсказал мне правду. Я спросила:

– Реймонд и есть тот человек, которого ты любишь? Фелисити немного помолчала, затем ответила:

– Это более или менее подразумевалось. Все говорили, что он ждет только, когда я подрасту. Мы всегда были вместе. Между нами была особая связь. И все было бы так, как ожидалось, но… он встретил тебя. И влюбился. Ты совсем другая, чем я. Ты умная, а я весьма недалекая. Но… казалось, Реймонду я нравилась такая как есть. Он всегда был так нежен, так опекал меня. А потом он встретил тебя.

Я смотрела прямо перед собой. И просто представляла себе эту картину. Все сходилось самым естественным образом. Бедная, бедная Фелисити! И я повинна в ее несчастье!

– Ох, Фелисити, – воскликнула я. – Мне так жаль… так жаль!

Я увидела, как на ее глазах блеснули слезы.

– Здесь нет твоей вины, – вздохнула Фелисити. – Наверное, он не слишком сильно меня любил. Я была чем-то вроде привычки, и чтобы понять это, ему достаточно было встретить тебя. Если бы только все было по-другому.. А потом все пошло насмарку… и вот теперь – Уильям.

– Ты вышла за него из-за нас с Реймондом, – сказала я. – О, Фелисити, как ты могла?

– Я думала, что должна немедленно уехать. Если бы осталась, мне пришлось бы иногда видеть вас с Реймондом вместе. Мне кажется, я бы этого не вынесла.

– Господи, какая неразбериха! – воскликнула я. – Какая чудовищная неразбериха!

– Ты была так добра ко мне. По-моему, без тебя я бы всего этого не вынесла. Я бы села на лошадь, уехала и заблудилась… или, может быть, утопилась бы в ручье… все, что угодно, только бы выбраться отсюда.

– Теперь я более чем когда-либо уверена, что нам надо уехать.

– Он разыщет меня.

– Не разыщет. Мир велик. А когда мы вернемся в Англию, нам помогут. Реймонд поможет.

– Я не смогу смотреть Реймонду в глаза.

– Вздор! Он твой друг. И очень любит тебя.

– Это тебя он любит.

– И тебя тоже. Тебя многое ждет дома. Ты приобрела горький опыт, но на этом жизнь не кончается. Ты молода. И вся жизнь у тебя впереди.

– Эннэлис, останься со мной. Я без тебя не выдержу.

– Послушай. Давай поговорим спокойно. У нас есть еще неделя, чтобы все спланировать. Откладывать нельзя. Поедем в гостиницу и закажем места на первый дилижанс. Уедем в Сидней. А следующим кораблем – на Карибу. Я уверена, Милтон Хемминг поможет нам. Он будет знать, что нам делать.

– Еще один мужчина, влюбленный в тебя.

– Ты слишком беспечно рассуждаешь о любви, Фелисити. Милтон Хемминг влюблен в самого себя, и, как я полагаю, это всепоглощающая страсть, в которой нет места никому другому.

– А по-моему, он в тебя влюблен.

– Он очень помог нам. И хочет помочь. Он знает, как лучше всего поступить в твоем случае. Тебе незачем это терпеть.

– Как хорошо с тобой разговаривать.

– Будет еще лучше, если мы что-то предпримем. Поехали в гостиницу.

– Не сегодня. Пожалуйста, Эннэлис, оставь это. Может быть, завтра…

– По-моему, надо заказать места как можно скорее. Мы можем не попасть на первый дилижанс. В конце концов, он ведь вмещает всего девять человек. Что если все места уже заказаны?

– Я не могу решиться. Эннэлис, пожалуйста, дай мне время подумать до завтра.

– Хорошо, до завтра. А теперь поехали. У нас впереди еще целая неделя. Давай наслаждаться свободой.

Мне следовало бы знать, что Фелисити будет продолжать колебаться. Она вечно просила дать ей время. Бесспорно, она до смерти боялась мужа; ее покорное смирение перед его скотством меня просто поражало. Я представляла себя в ее положении. Я бы не стала этого терпеть ни одного дня. Правда, для начала я и не вышла бы за него, увидев его грубую чувственность в первую же минуту. Я не сомневалась, что в Англии он вел себя настолько прилично, насколько мог. По-видимому, он родился и вырос в тех же условиях, что и Фелисити, и знал, чего от него ждут. Однако я была уверена, что меня он бы не обманул. В отсутствие мужа Фелисити чувствовала себя в безопасности. Она хорошо спала по ночам, и это многое меняло. Она уже больше не лежала, дрожа, в ожидании его появления. Однако, казалось, Фелисити отупела и была не в состоянии что-либо предпринять.

Я понимала, что Уильям Грэнвилл запросто сумеет подавить ее. Он привез сюда Фелисити с единственной целью – вынашивать его сыновей и служить средством для разработки его земель. И был решительно настроен заставить ее выполнять свое предназначение.

Возможно, Фелисити приходила в голову мысль о том, что если она забеременеет, он на время оставит ее в покое. Ведь экономока всегда была под рукой, готовая, как он выражался, служить ради его удобства. Были, вероятно, и другие женщины. Я видела в имении двух или трех.

Это была невыносимая ситуация, и Фелисити поступала глупо, пуская все на самотек.

Я постоянно разговаривала с ней. Снова и снова доказывала, как легко уехать в Сидней, сесть на корабль до Карибы и попросить совета у Милтона Хемминга. Он будет знать, как лучше всего поступить в этой ситуации. Если Фелисити захочет, мы могли бы посадить ее на корабль, идущий в Англию. Там она была бы в полной безопасности. Я приехала сюда, чтобы навести справки о брате, поэтому я останусь. Но мне-то нечего бояться Уильяма Грэнвилла.

В какие-то моменты казалось, что она послушается меня. Но потом она снова находила себе оправдание: «Он меня разыщет».

Так проходили дни. Три… четыре… пять… а потом я убедилась в том, что Фелисити не согласится уехать. Я бы с удовольствием уехала сама, но она так умоляла меня остаться, и к тому же, из-за того, что она мне рассказала о Реймонде, я считала себя обязанной сделать это ради нее.

Уильям Грэвилл вернулся как-то под вечер. Миссис Мейкен в преддверии его приезда зажарила баранью ногу и напекла множество пирогов. Весь дом сразу изменился. В него вернулась угроза.

В тот вечер в доме было много работников. Они сидели на воздухе, ели и пили.

Уильям Грэнвилл поднялся к себе за полночь.

Я слышала, как он нетвердым шагом взбирается по ступенькам и вваливается в спальню.

Я не могла заснуть, думая о Фелисити, у которой не хватило смелости усколъзнутъ, пока была возможность.

Что-то с ней будет, думала я.

И мне пришло в голову, что в один, прекрасный день она действительно уйдет и заблудится или утопится в ручье. Могло дойти и до такого. Однако скорее всего она смирится, будет рожать одного ребенка за другим, утратит свою прелесть и станет рыхлой, измученной, павшей духом женщиной, терпящей навязанную ей жестокую жизнь и принимающей ее как должное.

Миновала еще неделя. Я пробыла в этом доме уже три недели. Казалось невероятным, что я смогла продержаться здесь так долго. Может быть, в Сидней уже вернулся Дэвид Гутеридж. Что бы ни случилось, скоро я уеду. Я настою на этом. Скажу Фелисити, что либо она едет со мной, либо я прощаюсь.

Однажды вечером в воскресенье я услышала внизу сильный шум. Выглянув из окна, я увидела группу людей, возбужденно переговаривавшихся друг с другом.

Уильям Грэнвилл вышел к ним. Я слышала обрывки разговора:

– У Пикерингов… Бандиты… То-то и оно… Одни женщины… Все мужчины были на работе… миссис Пикеринг и две ее дочки…

– Так ведь они еще совсем девчонки… Сдается мне, одной четырнадцать, другой – тринадцать.

– Вот дьяволы, – выругался один из мужчин.

– Говорят, пятеро их было.

– Пятеро на трех женщин… Господи!

– Разграбили все подчистую… забрали все до последнего пенни… Не известно, выживет ли миссис Пикеринг. Бедная женщина… смотреть, как эти подонки балуются с ее дочками.

– Кто они? Кто-нибудь узнал их?

– Ни одной зацепки. Знают только, что это банда, говорят, разбойничают в округе. Ни одна женщина теперь не может спать спокойно. Так-то вот.

Я отпрянула.

Какая ужасная история! Скажу Фелисити, что надо планировать отъезд немедленно.

Повсюду только и разговоров было, что об этом жутком происшествии. Уильям Грэнвилл съездил в городок и, вернувшись, велел нам с Фелисити спуститься в гостиную. – На столе лежали несколько пистолетов.

Уильям Грэнвилл бросил на меня сардонический взгляд.

– Насколько хорошо вы умеете стрелять?

– Я? Никогда не держала в руках оружия.

– Что ж, тогда придется кое-чему научиться.

Он положил руку на плечо Фелисити. Она чуть вздрогнула. Грэнвилл, видимо, тоже это заметил, потому что, засунул пальцы за ворот ее корсажа, словно наказывая. Фелисити стояла совершенно пассивно.

– А ты, любовь моя, хорошо умеешь обращаться с оружием?

– Совсем не умею.

– Я так и думал. Что ж, придется учиться! Вы ведь слышали, что случилось у Пикерингов. По округе рыскают бандиты. Они грабят и питают слабость к дамочкам вроде вас. Вам бы это не понравилось. Совсем не понравилось. Так что придется учиться стрелять, и если кто-то из них приблизится к вам, придется воспользоваться оружием. Здесь нечего робеть. Они могут явиться среди бела дня. Налетают, когда думают, что в доме одни женщины. А вы пригрозите им пистолетом и, если надо будет, выстрелите. Понятно?

– Да, – отозвалась я. – Понимаю. Уильям Грэнвилл кивнул и ухмыльнулся.

– Вот и отлично, – объявил он. – А теперь я хочу, чтобы вы прямо сейчас начали тренироваться. Я научу вас, как пользоваться пистолетом. Моя дорогая жена скорее всего будет направлять его на себя. Вот, любовь моя, это ствол пистолета – из него стреляют.

Фелисити осталась совершенно безучастной.

– А теперь поупражняемся. Прямо сейчас не откладывая. Берите каждая по пистолету. Теперь они ваши. И будут с вами всюду. Когда ездите верхом и когда сидите дома. Вам придется надеть ремни, чтобы носить их. Ни в коем случае не оставляйте пистолеты, пока этих подонков не найдут. А теперь пошли на улицу. Будем учиться.

Неподалеку от дома к кусту прикрепили металлическую пластину.

Миссис Мейкен тоже была с нами. Она оказалась хорошим стрелком.

Я довольно быстро овладела этим искусством. В глаз быку я, может, и не попала бы, зато все мои выстрелы попадали в пластину.

Грэнвилл похвалил меня:

– Неплохо. Совсем неплохо. Держите вот так. Крепче. – Его пальцы сомкнулись поверх моих. Он знал, что мне противно его прикосновение, и я была уверена, что ему это доставляет удовольствие. В нем было что-то от садиста.

Фелисити все время целилась мимо. Грэнвилл саркастически заметил:

– Нам следует поостеречься, когда у моей дорогой жены в руках оружие.

Когда первый урок подошел к концу, я, по крайней мере, умела заряжать пистолет и обращаться с ним.

– Вам надо упражняться каждый день, – сказал мне Грэнвилл. – Из вас получится хороший стрелок.

– Благодарю вас, – холодно ответила я.

Грэнвилл вернулся в дом. Вид у Фелисити был пришибленный. Ее муж наслаждался, унижая ее, и я была уверена – она боялась его больше, чем бандитов.

Стрельба заинтересовала меня, и я с удовольствием упражнялась. Я спала с пистолетом под боком, так что мне стоило только протянуть руку, чтобы взять его. Выезжая верхом, я пристегивала пистолет ремнем. Поразительно, какое он создавал чувство безопасности.

У меня действительно неплохо получается. Я могла выхватить пистолет и быстро выстрелить, прицелившись всего за несколько секунд. Фелисити же была безнадежна. Она боялась пистолета так же, как и всего остального здесь.

Спустя два дня после нашего урока я вышла поупражняться. В доме было тихо. Фелисити, наверное, спит, решила я. Она часто бывала измученной, мне казалось, больше из-за мужа, чем от жары.

Кто-то подошел и встал рядом со мной. Я знала, что это Грэнвилл, и продолжала стрелять.

– Хорошо, – одобрил он. – Отлично. Вы совсем неплохой стрелок. Впрочем, я так и думал.

Я засунула пистолет за пояс и повернулась, собираясь уйти.

– Вы замечательная женщина, мисс Эннэлис, – заявил Грэнвилл. – И больше подходите для жизни здесь.

– Не согласна, – отрезала я.

– Мне показалось, вы здесь неплохо осваиваетесь.

– Вот уж нет. Я скоро уеду.

– Моя дорогая жена настаивает, чтобы вы остались, не так ли?

– Она очень гостеприимна.

– Надеюсь, я тоже. Это ведь, как вам известно, мое имение. И у меня нет желания, чтобы вы уезжали. Мне нравится, что вы здесь.

– Благодарю вас, – ответила я и сделала шаг по направлению к дому.

Грэнвилл встал передо мной, загораживая мне путь.

– Жаль, что я не встретил вас первой, – заявил он. Я подняла брови, притворяясь, что не понимаю, о чем он говорит.

– До моей дорогой жены, – пояснил он. – Мне следовало сделать предложение вам.

– У вас бы ничего не вышло.

– Ну, не знаю. У наемного общего.

– У нас нет ничего общего, насколько я могу судить.

– Вы мне нравитесь. В вас есть изюминка.

Я сделала еще шаг по направлению к дому, и он схватил меня за руку, вплотную приблизив свое лицо к моему. От сильного запаха виски меня замутило.

По-видимому, я выдала свои чувства, ибо он так стиснут мою руку, что мне стало больно.

– Будьте добры отпустить меня, – потребовала я. Он слегка ослабил хватку, но не выпустил руки.

– Мы могли бы неплохо поразвлечься вместе, – сообщил он.

– Я презираю вас, – отрезала я. – И воспользуюсь первой же возможностью, чтобы оставить этот дом. Грэнвилл расхохотался.

– Никуда вы не уедете, – заявил он. – Когда малютка Фелисити придет к вам со слезами, вы останетесь… еще на денек, потом еще. Я не против. Меня это устраивает. Я высоко вас ставлю. И мне хотелось бы многому научить вас.

– Оставьте это для своих друзей.

Я вырвала руку и вошла в дом. Мне было страшно. Завтра, пообещала я себе, поеду в городок и закажу место в дилижансе.

На душе у меня было очень тревожно. Я уже давно догадывалась, что он положил на меня свой похотливый глаз, но сегодня он впервые заговорил о своих чувствах.

Пора было бежать отсюда.

В ту ночь я ждала в своей спальне, когда он поднимется наверх. Пистолет я держала наготове. Я с ним просто не расставалась.

Я услышала шаги, потом открылась и с грохотом захлопнулась дверь.

Я облегченно вздохнула. А потом поставила перед дверью стул, чтобы сразу проснуться, если он попытается зайти ко мне в комнату. По крайней мере, я буду предупреждена, и… у меня есть пистолет. Я решила выстрелить ему в ногу. Я должна быть начеку.

И тут я услышала, как открылась дверь. Взяв пистолет, соскочила с кровати и заглянула в дверную щель.

В коридоре кто-то был. Нет. Это был не Грэнвилл. Это была миссис Мейкен. Она спокойно прошла по коридору к комнате с балконом. Открыла дверь и вошла внутрь.

Что это могло означать?

Я ждала. Пять минут. Десять.

И тут меня осенило. Она была там… с ним и Фелисити. Это было чудовищно. Нет, это терпеть нельзя. Какие еще оргии затевал этот человек? Он был похотливым, сексуальным извращенцем, причем ненасытным.

Я должна уехать. И Фелисити должна ехать со мной. Я почти не спала в ту ночь. Что бы ни случилось, завтра еду в городок заказывать место.

На следующее утро вид у Фелисити был отрешенный – словно она была не от мира сего. По-моему, она находилась в полузабытьи. Моего воображения не хватало, чтобы представить себе, что происходило в той комнате прошлой ночью. Она не могла продолжать жить с этим человеком. Должна же она это понимать. Я предложила:

– Хочу поехать верхом. Поедешь со мной?

Фелисити кивнула.

Во время прогулки я объявила:

– Фелисити, я определенно уезжаю. Не могу больше здесь оставаться.

– Я понимаю, что ты чувствуешь.

– Ты едешь со мной?

– Не могу, Эннэлис. Я не смею.

– Ты же знаешь, что должна решиться. Мне невыносимо оставлять тебя здесь.

– Мне придется остаться. Как говорится, сама постелила постель, мне и лежать на ней.

– Да незачем тебе это делать. Ты можешь избавиться от этого брака.

– Нет. Я попалась. Я в ловушке.

– Всегда же есть выход. Поедем со мной. Я сегодня закажу нам места, и как только сможем, мы уедем отсюда.

– Не могу.

– Я знаю, что здесь творится. Буду с тобой откровенна. Сейчас не время притворяться. Я видела, как он входил в комнату миссис Мейкен, а вчера ночью…

– Ох, Эннэлис…

– Да, вчера ночью, я видела. Она вошла в вашу спальню и осталась. Ох, Фелисити, это ужасно. Тебе незачем терпеть такое. Можно получить развод. Я спрошу Милтона Хемминга, что делать. Поедем со мной.

– Он будет преследовать нас.

– Не будет.

– Будет. Из-за денег…

– Можно же попытаться. Если мы уедем в Сидней, можем сесть на корабль до Карибы. Я знаю, Милтон Хемминг поможет нам. Он очень хорошо знает свет. И знает, что делать. Никто не должен терпеть того, что ты терпишь. Это чудовищно. И все с этим согласятся.

– Я не могу смотреть людям в глаза, – жалобно прошептала Фелисити. – Мне невыносимо говорить об этом – даже с тобой.

– Это надо прекратить, – заявила я. – Я ему не доверяю. И сама его боюсь. Я не могу оставаться под этой крышей дольше, чем необходимо. Я собираюсь забронировать себе место в дилижансе. Будь разумной, Фелисити. Позволь мне заказать место и для тебя.

– Не могу. Не решаюсь. Он убьет меня.

– Не посмеет.

– Он на многое способен ради денег.

– Ты что, собираешься приговорить себя к тому, чтобы прожить всю жизнь так, как уже попробовала? Милтон Хемминг отчасти предупреждал меня насчет него. Должно быть, у этого человека скверная репутация, если люди в таких отдаленных местах про него прослышали.

– Я страшно боюсь, но буду бояться еще больше, если он узнает, что я заказала место в дилижансе.

– Как он может узнать?

– Ему могут сказать.

– Придется рискнуть, если хочешь уехать отсюда.

– Не могу. Не могу.

– Что ж, Фелисити, тогда мне придется уехать одной.

– Ох, Эннэлис, пожалуйста…

– Я и так долго здесь прожила. Надо отправляться сейчас. Не могу больше здесь оставаться. Я должна выбраться отсюда.

Фелисити закрыла глаза. Я увидела, как на ее лице снова появилось отрешенное выражение. Меня это стало раздражать. Наверное, потому что противоречило моей натуре. Я бы никогда не смирилась с тем, что было мне так отвратительно. Я бы боролась.

Но Фелисити не была бойцом.

Однако сейчас я не должна поддаваться. Я все думала об этом человеке… о его налитых кровью глазах, дыхании, смердящем виски. Я знала, что рано или поздно он обратит свои ухаживания на меня. Я была ловкой, быстро соображала, была сильной. Но он был сильнее.

Я решительно направилась в городок.

Я не смотрела на Фелисити, боясь, что стану колебаться. Мы привязали лошадей и вошли в гостиницу.

У конторки я спросила, как насчет мест в дилижансе.

На субботу все места были заняты. Однако были места в дилижансе, отправлявшемся в понедельник.

– Сколько, мисс? Два?

Я посмотрела на Фелисити, и та покачала головой.

– Одно, – ответила я. – Одно место в дилижанс в понедельник.

Я вышла на солнце, испытывая одновременно огромное облегчение, печаль и обеспокоенность, ибо, хотя мое спасение было близко, я оставляла Фелисити одну.

Еще два дня, и я свободна! Суббота, воскресенье – а потом понедельник. Я поеду в городок пораньше, чтобы прибыть вовремя.

Надо будет попросить Слима отвезти меня – ведь у меня багаж. Он не сможет мне отказать.

Вид у Фелисити был глубоко несчастный. Я пыталась утешить ее, но она лишь твердила:

– Ты уезжаешь. Что со мной будет без тебя?

– Еще не поздно, – говорила я. – В дилижансе, наверное, еще есть место.

Однако Фелисити отказалась.

Я собирала вещи. Спросила Слима, не отвезет ли он меня в понедельник утром в городок, и тот согласился.

Миссис Мейкен поинтересовалась: