Текст книги "Перстень русского дракона"

Иван снова молча кивнул.

– И что?

– Мы можем проехать к озеру, именно на южную сторону?

– Мы как раз туда и направляемся, я сначала хотел заехать еще в одно место, а потом к озеру, но ладно, поедем сейчас туда.

Таня рассудительно кивнула и всю оставшуюся часть дороги безучастно смотрела в окно.

Когда они остановились на проезжей дорожке в нескольких сотнях метров от воды, Таня первой выскочила из машины и уже понеслась к берегу, она хотела проверить одну версию. Куликов закрыл авто, поставил его на сигнализацию и подошел к парикмахерше, которая уже что-то искала на берегу.

Уже стемнело, и над озером блестели надвигающиеся сумерки.

Иван после всех этих историй про чудо-юдо внимательно разглядывал синюю толщу воды, а вдруг удастся самому увидеть Бросню или хотя бы его сфотографировать? Хотя сам он был уверен, что никакие драконы здесь не водятся.

– Ну, и что вы хотели мне показать? – Он неслышно подошел к Татьяне.

– Вы можете включить фонарик на телефоне? Да, так, отлично. Подскажите мне, где именно, в каком месте в последний раз видели ребенка?

– Свидетели говорят, что дети играли вот где-то здесь, да, недалеко от камышей. Взрослые с мангалом сидели тут, а дети резвились здесь, у воды, – объяснил Иван, освещая телефоном прибрежный песок.

– Да, я так и подумала. Сергей Авдюшин сказал, что фотографии со следами монстра он снял здесь, на южной стороне озера, неподалеку от места исчезновения Анечки. Южная сторона, где есть выход к воде, небольшая. Кусочек мини-пляжа, где можно устроить пикничок, поставить мангал и отдыхать – вот только здесь, метров пятьсот вдоль воды. Дальше идут непроходимые камыши, и там явно следов никаких нет и быть не может, – принялась объяснять Таня.

Куликов слушал внимательно.

– Да, все верно.

– Так вот, вспомните фотографию – следы четырех перепончатых лап, практически одинакового размера, плюс якобы длинный тонкий хвост, борозда от которого вела прямо к воде. Судя по всему, эти следы должны были быть где-то здесь.

– Вы думаете, что эти следы до сих пор остались нетронутыми? – рассмеялся Иван. – Ну, Татьяна, удивили! Я думал, вы что-то серьезное накопали! А вы тут следы собрались искать? Их за все это время сто раз водой смыло, ветром сдуло, люди затоптали.

– За какое это время? – ехидно улыбнулась Таня. – Когда это было снято?

– Ну, я не знаю, – пожал плечами Куликов. – Может, пару дней назад. Может, пару недель.

– Может? А я знаю точно, что фотографии этих следов были сделаны за сорок минут до нашего прихода в музей.

– Откуда такая информация? – нахмурился следователь.

– Вы знаете, что на телефоне в настройках можно посмотреть, когда было сделано фото? Я, как вы видели, взяла смартфон Сергея, чтобы внимательно осмотреть следы. Так вот, фотографии были сделаны сегодня в четыре часа сорок пять минут, – победно взглянула на следователя Таня.

Тот посмотрел на девушку уже с уважением.

– Татьяна, вот вы даете, с вами нужно держать ухо востро! – шуточно зааплодировал он. – Но это ничего не доказывает. За два с лишним часа никаких следов не осталось.

– А я не следы ищу! И вот сомневаюсь, что у Авдюшина такой скоростной автомобиль, что он успел у озера сфотографировать следы, быстренько добраться до дома, умыться, переодеться, встретить нас за сорок минут. И эти резиновые сапоги…

– Теперь я опять не понимаю, что с сапогами? – опешил Иван.

– О сапогах потом. Вот, посветите фонариком сюда. Что вы видите? – поинтересовалась Таня.

– Ничего не вижу, здесь нет ничего! – разглядывая прибрежную полосу, ответил Иван.

– Нет, здесь все-таки что-то есть, вот здесь. – Таня ткнула пальцем в песок.

– Здесь, кроме песка, ничего нет, – начал злиться Куликов, его раздражала самоуверенность и невозмутимость «детективного парикмахера».

– Вот именно, правильно, здесь только песок! – заносчиво подняла палец вверх девушка.

– Песок? – Иван все еще не понимал.

– Песок-песок. Вы помните, на каком фоне были сделаны следы монстра?

– Точно на фоне песка, у озера… – начал говорить следователь.

– Якобы у озера. Здесь, у южной части озера, песок крупнозернистый с небольшими камешками, вот, посмотрите, можете сами убедиться. Вся южная прибрежная часть с камешками, песок грязный, неоднородный. А на фото – чистенький, желтенький песочек, как из песочницы или пляжа Мальдив.

Иван принялся рассматривать песок у своих ног, почесав голову, он спросил:

– Татьяна Викторовна, вы точно уверены?

– Чтобы рассеять ваши сомнения, я скачала фотографии Авдюшина к себе на телефон, не зря же я их так долго разглядывала. Вот, смотрите, – протянула она следователю свой смартфон дешевой модели с побитым стеклом.

Куликов принялся сверять песок, потом уверенно кивнул.

– Вы правы, эти фотографии сделаны точно не здесь. Возможно, на озере, но не на этой южной стороне. Но зачем Сергей нас обманывает? Зачем ему это нужно?

Таня почесала нос, вздохнула и все-таки ответила:

– У меня есть теория, что ему очень важно искусственно создавать ажиотаж и сенсацию вокруг нашего монстра. Я не удивлюсь, если он сам завтра же продаст эти фотографии и историю про съеденную девочку в желтые столичные газеты. Он сделает на этом очень неплохие деньги, да и музей его будет процветать, так что и следы эти – дело его рук. Не думаете же вы, что подводное чудище живет у него на заднем дворе? – улыбнулась парикмахер.

– Почему на заднем дворе? – встряхнул головой Иван.

– Вы помните его резиновые сапоги? Помните, какого они огромного размера были?

Иван кивнул.

– Так вот, я тут в интернете порылась. – Таня снова показала Куликову экран своего мобильника. – Вот такие интересные штуки продаются в известном китайском онлайн-магазине. Кошачьи лапки, собачьи, лисьи, а вот и лапки динозавра. Ничего вам не напоминает? Эти нашлепки устанавливаются на обувь, главное – чтобы обувь была большого размера. И можно шутки ради делать какие угодно следы.

Иван внимательно разглядывал ассортимент китайского магазина:

– А почему он не снял сапоги, когда нас встретил? – задал он резонный вопрос.

– Вот на это я точно ответить не могу, возможно, он забыл или просто испугался, что мы застали его на месте фальсификации, здесь есть много вариантов. Но не это главное, а то, что он нас обманул.

– Скажите, Татьяна Викторовна, вы никогда не хотели пойти работать в Следственный комитет? Нам такие умницы нужны! – помолчав, наконец-то ответил капитан.

Таня расхохоталась, хорошо, что в наступивших сумерках Куликов не успел заметить предательский румянец.

– Да, полковник Сидоркин тоже предлагал мне пару раз перейти к нему в отдел, но я свою работу люблю, и кто же тогда пенсионеров стричь будет? – улыбнулась девушка.

– И что же говорят пенсионеры по поводу пропавшей девочки?

– Если убрать весь бред про драконов, то ничего не говорят! Ах да, многие рыбаки жалуются, что в озере почти исчезла рыба, очень маленький сейчас улов.

– То есть, если подумать, популяция рыбы уменьшилась, и чисто теоретически если монстр все-таки существует и живет где-то на дне, то он вполне может теперь выползать на берег и искать себе пропитание?

– Чисто теоретически вполне может быть! – ответила Таня. – Но неужели вы верите, что все эти столетия он питался только исключительно рыбкой, а теперь перешел на маленьких девочек. Я совсем не верю, что наш Бросня…

В этот момент тишину нарушил громкий протяжный женский крик…

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Исправник Иосиф Вальдемарович Сиропский очень гордился своей работой в тихом, спокойном месте, где практически никакого криминала отродясь не бывало. Разве что драка подвыпивших крестьян или побег своевольной курицы из курятника. Помещики во вверенном ему участке были все вежливые, интеллигентные, ни в каких безобразиях ни с домочадцами, ни с челядью, ни с крестьянами не участвовали. И Лука Матвеевич Спасский из Опалихи, и Яков Борисович Голощекин из Вишневки были просто образцом для подражания для окрестных имений – не пьянствовали, не дебоширили, да и проводили большую часть года в Петербурге, в имения приезжая только в летнюю пору. Для присмотра за местными деревеньками были приставлены толковые управляющие.

В сказки про чудовище в озере Иосиф Вальдемарович не верил, хотя на всякий случай не снимал нательного серебряного креста с груди и частенько, когда никто не видел, читал оберегающие молитвы от всякого лиха.

Вот и сейчас, увидев отрубленную женскую руку в камышах, исправник сначала побледнел, покраснел, смутился и вот уже несколько минут сжимал нательный крест под промокшим от холодного пота фирменным кителем.

– Ну, коллега, что вы по поводу всего этого думаете? – незаметно со спины подошел к притихшему исправнику сыщик Свистунов.

– А? – вздрогнул Иосиф Вальдемарович, беспомощно проморгал бледными глазами и сильно затряс руку сыщика. – Это вы? Аристарх Венедиктович Свистунов? Я столько о вас слышал! Польщен, весьма польщен! А мне сообщили, что тот самый Аристарх Венедиктович гостит в Опалихе, а я и не поверил сначала, – не отпускал он руку Свистунова так, что тот скривился и все-таки, применив силу, отцепил свою ладонь от взволнованного исправника.

– Да, я Аристарх Венедиктович Свистунов, гощу у господина Спасского.

– Да-да, конечно, я тутошний исправник Иосиф Вальдемарович Сиропский, за порядком тут присматриваю, – чинно стукнув каблуками, сообщил служащий.

– С вами все ясно. А вы скажите, кто у нас жертва? Удалось установить имя пострадавшей?

– Да, опознали по кольцу – несколько дней назад Луиза Генриховна Голощекина вместе со служанкой уехала из Вишневки, где она была в гостях у своего дядюшки Якова Борисовича. По прибытии в Петербург она должна была телеграфировать родственникам, но те ответа не дождались, хотели уже запрос в столицу высылать. А тут вот… – указал Иосиф Вальдемарович на озеро.

– Да, кольцо, конечно, весьма запоминающееся, – внимательно разглядывая находку, заметил Свистунов. – А больше ничего не найдено?

– Сейчас должен доктор Свирин приехать из соседнего уезда, я приказал дрожки за ним послать, он будет исследовать руку и то, что осталось от тела.

– А подскажите, правда, что пару недель назад здесь же нашли откушенную руку конюха из Опалихи? – бесшумно подошла к детективам Глафира.

– Да, было такое дело. Гришка Безуглов его звали, – покладисто закивал головой исправник, а потом сурово сдвинул брови и с подозрением спросил: – А вы, собственно говоря, кто такая будете?

– Это моя помощница Глафира, она со мной, – поспешил ответить Свистунов.

– Тогда ладно, а то я беспокоюсь, что еще слухи пойдут! – прошептал почти в ухо столичному сыщику исправник.

– Не пойдут, не беспокойтесь, – торопливо ответил сыщик, за спиной погрозив Глафире пальцем.

– Так что, здесь у девушки такие же травмы, как у конюха? Кто мог это сделать? Что вы об этом убийстве думаете? – затараторила Глафира.

– Насчет травм это у доктора Свирина лучше спрашивайте, а так – да, так же откушено было. Вроде бы похоже! Вот уж чудо-юдо какое! Дьявольское семя, повадился людей подъедать! – в сердцах перекрестился исправник.

– Вы сейчас про Змея озерного говорите? – вскинул брови Аристарх Венедиктович.

– А хто ж? Хто так откусить мог? Здесь у нас, окромя Змея, в озере никто такой лютый не водится! Щука так откусить не может! Да и не едят щуки людей, – почесал в затылке Иосиф Вальдемарович.

– Вы всерьез верите в чудовище? – удивленно вскинул брови Свистунов.

– Ну конечно! Тут все в него верят! Правда, Змей окаянный на людей не нападал, вот только раньше татар поел, легенда есть такая. А тут его видели в воде, но раньше тихо-спокойно было! – Сиропский перекрестился. – Грехи наши тяжкие! За что нам это?! – принялся стонать он.

Оставив кающегося представителя власти на берегу, Глафира подошла к тихонько переговаривающимся свидетелям – мадам Метинская беззастенчиво улыбалась и флиртовала с красавцем художником, присутствие откушенных конечностей ее уже ничуть не смущало.

– А что, месье Жан, вы надолго пробудете в гостях у Якова Борисовича? – накручивая белокурый локон на палец, кокетничала Матильда Львовна.

– Теперь у меня появился новый повод задержаться в гостях, – не сводя темных маслянистых глаз с блондинки, ответил учтивый француз.

– Ах, что вы! – наигранно засмеялась Метинская.

Петя Спасский тоже находился неподалеку, с неудовольствием поглядывая на воркующую парочку, его заботам поручили вредную Клопадру, которая все время тянула поводок в разные стороны и пыталась снова ворваться в ужасающие заросли камыша.

Петя терпел выходки собачонки, но, судя по тоскливому и обреченному взгляду отрока, он уже смирился с неизбежным.

Глафира поспешила к нему на помощь.

– Петр Лукич, позвольте, я вам помогу с собачкой, – промолвила девушка и забрала у него натянутый, как струна, поводок.

Подросток с благодарностью взглянул на Глашу и с кислой улыбкой кивнул.

Именно этой кислой и натянутой улыбкой он был похож на отца-литератора, в остальном тощий и нескладный юноша с прыщавым и конопатым носом совсем не походил на огромного, косматого и грозного Луку Матвеевича.

Петя остался стоять на берегу, с тоской глядя на безмолвные воды тихого, но, как оказалось, опасного озера.

Глаша потопталась рядом, шикнула на своенравную Клопочку и вежливо спросила у парня:

– Петр Лукич, а вы узнали… ну, ту несчастную… ну, чья рука там… – Она неопределенно кивнула в сторону камышей.

Петя вздохнул, а потом поднял на Глафиру совсем больные, измученные глаза:

– Конечно, узнал. Это кольцо носила не снимая Луиза Генриховна. – Парень снова вздохнул, попытался сглотнуть ком в груди. – Она такая красивая была, очень хорошая. – Он шмыгнул носом, и Глафира поняла, что он еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.

– Вы ее хорошо знали? – осторожно спросила девушка, стараясь не напугать мальчика.

Тот молча кивнул, снова сглотнул, но все же ответил:

– Луиза Генриховна была необыкновенная, она мне привозила книги и альбомы по зоологии, я ей показывал свою коллекцию… Она… Она такая… была… – Глафире показалось, что Петя был явно неравнодушен к прекрасной соседке.

– Вы тоже думаете, что здесь замешан Змей из озера? – вкрадчивым голосом спросила она.

– Я, честно, не знаю… – Подросток потер глаза. – Но такая жуткая смерть… Еще пару дней назад на прощание Луиза Генриховна подарила мне зоологический альбом. Она обещала мне из Петербурга прислать письмо, я видел, как она с Дуней, служанкой ейной, садились в дрожки. Она мне махала на прощание, кто бы мог подумать! – Снова глубокий вдох. И ненавистный взгляд в сторону симпатичного художника, который не укрылся от внимательной Глафиры.

– А Луиза Генриховна дружила с Жаном? – Глаша кивнула в его сторону.

Петр помрачнел, а потом недовольно кивнул.

– Да, дружила, точнее, Жан все вокруг нее ошивался. Окучивал ее, еще бы, ведь она богатая невеста, – вполголоса объяснил отрок.

– Богатая? – глупо переспросила служанка.

– Очень богатая, ее отец Генрих Борисович, родной брат владельца Вишневки Якова Борисовича, недавно преставился, оставив после себя солидный капиталец. Луиза – единственная официально признанная дочь Генриха Голощекина, и она наследует все его сбережения. – Петр снова вздохнул и обратил свой взгляд на спокойные воды озера. – Мать Луизы давно скончалась, замуж девушка так и не успела выйти, потому все деньги унаследовала она.

– Вы сказали: единственная официально признанная дочь? – переспросила Глаша.

– Угу, поговаривали, что Генрих Борисович был еще тот любитель женского пола, как и почти все мужчины в роду Голощекиных. Он вполне мог иметь парочку-тройку непризнанных детей, но Луиза – единственная рожденная в официальном браке. Мать ее умерла при родах, и Генрих поручил дочурку мамкам-нянькам, а сам безвылазно сидел во всех злачных местах Петербурга. Азартный был игрок, каких поискать, но ему везло несказанно – свой, оставленный от папеньки, капитал не только не проиграл, но увеличил в пару раз.

– Откуда вы все это знаете? – удивилась девушка.

– В нашей деревне скучновато, а слухи – единственный источник информации, что-то сама Луиза рассказывала, что-то деревенские судачили, а мой папенька не считает меня хоть сколько-то разумным человеком, не стесняется при мне обсуждать и соседей, и всех их родственников. – Кислая улыбка озарила лицо парня.

– То есть у Луизы Генриховны был солидный капитал? – уточнила Глафира.

– Да, был, потому вокруг и принялись крутиться всякие оборванцы. – Петя кивнул в сторону француза.

– Вы имеете в виду художника Жана?

– Ой, какой он там художник? – скривился парень. – И тем более какой там Жан? Я вам расскажу смешную историю. Жил-был в деревне Вишневка мальчик Ванька Манилов. Мальчик был очень талантливый и смышленый, имел склонность малевать красками всякими. Барин тамошний, Яков Борисович, увидел склонности мальчонки и, имея добрый нрав и золотое сердце, отправил мальца в Париж учиться рисованию. Так вот, через десять лет из Парижу в Вишневку приехал якобы француз художник Жан Мануа.

Глафира удивленно вздрогнула.

– Значит, Жан – это никакой не француз, а обычный крестьянский сын? – переспросила Глаша.

– Он, конечно, выучился французскому языку, окончил профессиональную художественную школу, Яков Борисович любит прикидываться добряком и меценатом, помогающим юным талантам, но Жан всячески стыдится своей прошлой крестьянской жизни и всем представляется только на французский манер, пытается откреститься от своего прошлого, обрубить все корни.

Глафира внимательно принялась разглядывать француза Ваньку Манилова.

– Многие помнят, какой он на самом деле француз, но нравится ему придавать себе значимость в глазах окружающих – да пожалуйста, – пожал плечами Петя. – Но все до поры до времени, пока он не принялся охмурять племянницу Якова Борисовича. Луиза его французские сказки за правду принимала, слушала его, он ее зарисовывал, картины с нее писал, еще бы, такая красавица. – Петя снова о чем-то задумался.

Глафира решила его поторопить:

– А как Яков Борисович относился к отношениям Луизы и Жана?

– Да никак не относился, мне кажется, он даже и не замечал их. Он многое не замечает, он такой человек. Ну, скоро сами все увидите, – встряхнулся парень. – Извините, Маша, что-то я заболтался с вами. Мне пора в Опалиху.

– Меня Глаша зовут, – пробормотала Глафира.

– Да, Глаша, извините, – кивнул парень и обратился уже к мило воркующей парочке на берегу: – Матильда Львовна, нам уже пора в имение. Папенька браниться будет, я думаю, что без нас разберутся далее.

– Да-да, Петенька, вы, безусловно, правы. – Госпожа Метинская наконец-то оторвала взгляд от симпатичного художника. – Так вы обещаете сделать мой портрет, месье Мануа?

– О, конечно, милая Матильда, как говорят у нас в Париже, la beauté est le pouvoir, что означает: красота – это сила, а моя задача эту божественную красоту запечатлеть на холсте. – Иван-Жан проникновенно прильнул страстным поцелуем к холеной ручке Матильды Львовны, от чего та покраснела в мгновение ока и, натужно хихикая, подхватила на ручки Клопадру и вместе с Петром отправилась в Опалиху.

Глафира осталась с Аристархом Венедиктовичем ожидать приезда доктора Свирина.

Тверская область. Наши дни

Татьяна вздрогнула, так как невдалеке послышался громкий крик, который перешел в истерические рыдания. Не сговариваясь они с капитаном Куликовым поспешили на доносившиеся звуки и застали на берегу худую женщину с печальным и изможденным лицом, она громко плакала и стонала на берегу, что-то крепко сжимая в руках.

– Что с вами? Вам нужна помощь? – Куликов первым добежал до женщины, склонился к ней, пытаясь ее поднять с грязного и холодного песка.

– Нет, мне уже ничего не нужно, – завывала незнакомка. – Моей Анечки больше нет, мне ничего не поможет. – Она подняла заплаканное лицо к следователю.

– Светлана Сорокина, вы мать пропавшей девочки? – спросила Таня.

Она достала из своей сумочки бутылку воды, разбавила в ней пару таблеток успокоительного и пыталась напоить водой Светлану.

Та неопределенно замычала и снова принялась рыдать, показывая Куликову какую-то грязную тряпку в своих скрюченных пальцах с обгрызенным маникюром.

– Вот смотрите, что я на берегу нашла! Посмотрите сюда, – кричала ослепленная горем женщина.

– Что это? – тихо спросила у Ивана Таня.

Света услышала и снова затряслась в истерике, потом при помощи Куликова и Тани все-таки выпила пару глотков успокоительного и попыталась ответить.

– Я после исчезновения Анечки каждый день сюда прихожу, к озеру, думаю найти хоть что-то, хоть какие-то следы. И вот смотрите, что я все-таки нашла… – Снова громкие рыдания.

Татьяна взяла грязную тряпку из рук Сорокиной, принялась ее разглядывать.

Куликов вопросительно взглянул на нее, Светлана немного отдышалась, а потом тихим и каким-то бесцветным голосом ответила:

– Это бант от заколки моей дочери. Эта заколка была у Анечки в тот самый день. Я в этом уверена. – Светлана замолчала и уставилась в озеро. – Знаете, что это значит? Если я нашла его здесь, у берега, значит, волны его вынесли сюда. Значит, что бант был в воде. Значит, и Анечка была в воде, и если не утонула, то ее точно монстр этот проклятый сожрал. – Женщина беззвучно зарыдала.

Таня подошла к несчастной матери, присела к ней на корточки и принялась гладить по спине, успокаивая ее:

– Это еще ничего не значит, девочка могла обронить заколку, когда играла тут на песке. Бантик просто могло смыть в озеро волной, – шептала она. – И вообще это может быть не Анечкино украшение.

Капитан Куликов тихонько топтался на прибрежной полосе, взволнованно вглядываясь в потемневшие воды чудовищного озера.

Светлана только обреченно качала головой и горько плакала.

Конец июля 1868 г. Тверская губерния

Доктор Свирин, пухленький краснощекий коротышка, приехал через пару часов. Он выражал такую жизнерадостность и оптимизм, что представить его рядом с расчлененным телом и откушенной рукой было просто невозможно.

Как мягкий пружинистый мячик, он подскочил к скучающему сыщику Свистунову и с лучезарной улыбкой затряс ее:

– Добрый день, добрый день. Показывайте, что там у вас, что там у нас. Ну-т… с, ну-т… с… Прелестно-прелестно. – Доктор склонился над уже вытащенной из камышей рукой. – А больше ничего тут не было? Левой ручки, например, или остальных частей тела? Нет?! Ну ладно, посмотрим-посмотрим! – продолжая улыбаться во все свои зубы, верещал Свирин.

– И вам добрый день, Аркадий Петрович, – неслышно подошел исправник Сиропский. Его лицо по контрасту с сияющим доктором, наоборот, вызывало вселенскую грусть и печаль. – Кроме ручки барышни, больше ничего не нашли. И думаю, что больше и не найдем.

– Почему это? – не отвлекаясь от осматривания ногтей погибшей, спросил Свирин.

– Потому что все остальное Змей съел уже! – выразительно поднял палец вверх исправник.

– Змей?! Что за чепуху вы говорите? Не верю я в эти сказки! Девятнадцатый век на дворе, технический прогресс, а вы такое мракобесие распространяете! – хмыкнул Аркадий Петрович.

– А вы как думаете, что с бедняжкой произошло? – встряла в разговор Глафира.

Доктор Свирин обернулся и внимательно вгляделся в лицо Глаши.

– Хороший вопрос, барышня! А вы, собственно говоря, кто?

– Я Глафира, личная помощница сыщика Аристарха Венедиктовича, – склонила она голову, показав на столичного детектива.

Тот приосанился и солидно кивнул, поправив свои пышные усы.

– Да, ей можете рассказать свои впечатления от этого преступления!

– Ой, ну какие могут быть впечатления? – Свирин развел руками. – Я только что приехал, надо ручку отвезти мне в лабораторию, я там внимательно осмотрю все. Но на первый взгляд под ногтями эпидермиса, остатков кожи нет. Ручка пробыла в воде пару дней, не больше трех, а то бы так распухла, что ни одно кольцо бы не сохранилось. Кстати, обратите внимание на колечко! Оно дорогущее! Удалось узнать, кому оно принадлежало?

– Удалось-удалось, – закивал головой Сиропский. – Это пропавшая племянница Якова Борисовича из Вишневки Луиза, ее кольцо точно, свидетели опознали.

– Ой, помню ее. Красавица какая была! – покачал головой Аркадий Петрович. – Она буквально за неделю до отъезда просила у меня порошки для желудка, жаловалась на боли в желудке. Ой-ой! Какая жалость! – Теперь в жизнерадостных глазах толстячка заплескалась жалость к погибшей девушке.

– А скажите, рука каким образом отделена от туловища? – задумавшись, задала главный провокационный вопрос Глафира. Вопрос, который как раз таки мог поставить точку в расследовании.

– Что вы имеете в виду, девушка?

– Хорошо, спрошу иначе! Руку откусили и выплюнули или отрубили, например, топором, отпилили пилой? – внимательно глядя на доктора, спросила Глаша.

Свирин задумался, почесал в затылке, внимательно оглядел срез руки, а потом ответил:

– Вы знаете, мне нужно провести все необходимые исследования, сейчас, на первый взгляд, рана рваная, она вполне могла быть и отрублена топором, и могла быть откушена. Нужно разбираться!

– А вы ранее осматривали тут же найденную руку конюха Григория Безуглова? У него была такая же рана? – сморщив курносый носик, спросила Глафира.

Тут замялся исправник Сиропский.

– Понимаете, рука конюха провела в озере больше недели, там все опухло, воняло, просто кусок мяса. Мы просто похоронили в могиле, так жинка его захотела, чтобы было где поплакать о муже, – оправдывался исправник.

– То есть вы ту руку не видели? – поинтересовалась Глафира.

– Я слышал, конечно, эту историю, но сам фрагмент тела мне не показали! – снова улыбнулся доктор.

– Понятно, жаль, а то можно было бы сравнить эти раны!

– Ой, что тут сравнивать?! Змей подколодный сожрал их, и все дела! – в сердцах воскликнул Сиропский.

– Какой-то странный и избирательный у вас Змей, тела ест, а руки выплевывает! Не любит, что ли?! Не вкусно? – хмыкнула Глафира.

Доктор Свирин лучезарно улыбнулся, а сыщик Свистунов сначала захихикал, а потом погрозил своенравной служанке пальцем.

– Да что вы себе позволяете?! Вы тут не живете и ничего не знаете! – закричал в полный голос исправник Сиропский. – Чудовище в озере десятки человек видели, все об этом говорят!

– А раньше ваше чудо-юдо людей уже съедало? – вступил в разговор сыщик Свистунов.

– В последнее время нет, но есть легенды о татаро-монголах, что чудовище многих басурман поело, и войско Батыя испугалось и убежало.

– Татар поедоша и коней поедоша, – вполголоса поддакнула Глафира.

– Да-да, именно, так что, девушка, не женское это дело, не вашего ума дело лезть в расследование, – надулся исправник.

Глафира недоуменно взглянула на своего хозяина.

– Повторяю вам, Иосиф Вальдемарович, Глафира – моя помощница, по моему поручению она участвует в расследовании, собирает данные! – серьезным и твердым тоном сообщил Свистунов.

– Да-да, Аристарх Венедиктович, я вас понял. Против вас я ничего не имею, я наслышан о вашем таланте сыщицком, о ваших успешных расследованиях, а тут… девка молодая, везде лезет, – понизив голос, на ухо прошептал исправник Сиропский, с неудовольствием поглядывая на Глафиру.

Та хмыкнула, пожала плечами и отправилась разглядывать камыши, откуда достали откушенную ручку.

Тверская область. Наши дни

Синий яркий «Мерседес» быстро ехал по пустынным улицам сонного городка.

– Ну, и что вы, Татьяна Викторовна, обо всем этом думаете? – В машине царило молчание, все еще свежо было в памяти горе Светланы, оплакивающей свою дочь.

– Можно просто на «ты», зови меня Таней, – пожала плечами парикмахер.

– Хорошо, Таня, что ты обо всем этом думаешь? – хмыкнул Куликов.

– Если честно, то я не знаю, – негромко произнесла девушка. – Весь мой разум, весь прожитый опыт не позволяет думать об оживших плезиозаврах, которые кушают маленьких девочек, но если следовать логике, Аня видела «дракона», – Таня изобразила в воздухе кавычки, – это раз, а потом Аня исчезла, значит, если следовать логике, то этот «дракон», – снова кавычки в воздухе, – Аню и умыкнул.

– Но тут стоит вспомнить, кто стоит за всеми этими «драконами», – кавычки изобразил капитан Куликов, – ты же сама изобличила ложь нашего музейного работника Сереги, который создает отпечатки лап монстра на потеху туристам. Теперь нужно внимательно рассмотреть эти драконьи лапки из китайского магазина.

– Я думаю, с Сергеем нужно обязательно пообщаться на эту и на другую тему, – встряхнула головой Таня. – Кстати, а куда мы едем?

За окном уже стемнело, автомобиль проехал мимо центрального парка, завернул в узкий проулок к площади, где скучал каменный Владимир Ильич, правой рукой указывая верное направление.

– Я как истинный джентльмен отвожу даму домой, – шутливо поклонился Иван.

– А ты даже знаешь, где дама живет? – хмыкнула Таня. Действительно, они ехали в сторону ее дома, а Таня это так и не поняла.

– Естественно, не только тебе показывать чудеса дедукции! – засмеялся Куликов. – Я твою биографию изучил, как только мне наш полковник о тебе и твоих талантах рассказал.

– Да? Интересно! И что же у меня в биографии тебя привлекло?

– Татьяна Викторовна Леонидовна, двадцати семи лет, в разводе, не привлекалась, детей нет, два года назад приехала в родной город из Санкт-Петербурга, где до этого прожила более десяти лет. Что вас на малую родину притянуло, Татьяна Викторовна?

– Отец у меня заболел, нужно было за ним ухаживать после инсульта, – тихо произнесла Татьяна, было видно, что тема ей неприятна. – Я оставила в Питере работу, неплохую, кстати, работу, и уехала за отцом ухаживать. Полгода назад папа умер, а я так тут и осталась, – глухо пояснила она. От Куликова не укрылось, что Татьяна до сих пор переживает смерть родственника.

– Вы с отцом были близки? Ты до сих пор его оплакиваешь?

Таня только вздохнула, эта тема была ей весьма неприятна, она совсем не любила рассказывать о себе, о своем прошлом.

– А почему парикмахером устроилась? Ты ведь в Питере в адвокатуре работала!

– Парикмахером я устроилась, потому что адвокаты тут не нужны, а парикмахеры нужны, а стричь я, как многие в нашем городе убедились, умею, – пожала плечами Таня.

– Да, это точно. Стрижешь ты неплохо, – почесал свой идеально выстриженный затылок Иван. – А в Питер вернуться не хочешь? Там другие деньги, другая жизнь, теперь тебя здесь ничего не держит.

– Знаешь, нет, не хочу. Перегорело уже все, здесь мне нравится, я на своем месте. А снова покорять столицу у меня уже не тот возраст, да и не те силы, если честно. Здесь классно, – наконец-то улыбнулась девушка. – Как говорится, где родился – там и пригодился. А Питер пусть без меня покоряют.

– Понятно, – кивнул Иван. – Наверное, действительно, здесь ты на своем месте и помогаешь людям.

Имел он в виду ее парикмахерский талант или детективные способности, Татьяна так и не поняла, но не решила уточнять. Пусть все идет как идет!