Текст книги "Ставка больше, чем фильм. Советская разведка на экране и в жизни"

Мы научились под огнём ходить не горбясь

Басова-актёра публика знает и любит. Не удивительно – его и в крошечном эпизоде забыть невозможно. Взять хотя бы сурового милиционера в «Операции «Ы». А началось всё ещё с балагура полотёра в «Я шагаю по Москве». Но в том-то и дело, что актёром он стал случайно: режиссёр фильма Георгий Данелия уговорил друга выручить его – искать актёра на такой маленький эпизод было некогда. Профессией Басов считал режиссуру. Вот только судьба распорядилась так, что блистательных ролей в багаже Владимира Павловича гораздо больше, чем филигранно снятых фильмов. Потому-то многим и не верится, что «Шит и меч», «Опасный поворот» и «Дни Турбиных» сняты тем же человеком, который сыграл Дуремара в «Приключениях Буратино» или Пеликана в «Принцессе цирка».

Для Басова война была особой темой. «Он ушёл на фронт добровольцем, ни дня не раздумывая – рассказывал автору этих строк младший сын режиссёра Александр. – 20 июня отец получил аттестат зрелости. Восемнадцать ему исполнялось только через месяц, но он, как многие сверстники, приписал себе год и 22 июня пришёл в военкомат. Воевал в артиллерии, на его счету немало подбитых танков и заслуженная в боях медаль «За отвагу». А орден Красной звезды искал отца почти два года: в 43-м его батарея обеспечила взятие важного укрепления немцев, а награду он получил лишь в самом конце войны. В том бою его контузило, из всей батареи уцелел только он один. Очнулся уже в госпитале. Потом так же, как отец в жизни, на экране будет приходить в сознание Александр Белов в «Щите и мече».

Басову было уже двадцать два, когда он поступил во ВГИК. Он ещё на фронте мечтал о том, как будет снимать кино о том, что пережил и прочувствовал. Но в его картине солдаты не поднимались из окопов в атаку, не бросались со связкой гранат под танки, не отвоевывали плацдармов под артобстрелом. «Отец говорил, – вспоминал Александр Басов, – что, пока сам воевал, хотел снять как раз такую картину. Но когда война закончилась, понял, что про окопы, атаки и землянки снимать не будет. Потому, что слишком хорошо знал, что такое настоящая война».

Этим же чувством Владимир Павлович руководствовался, когда решалась судьба песен для будущей картины. И поэт с композитором были его единомышленниками: Михаил Матусовский колесил по фронтам военным корреспондентом, Вениамин Баснер играл на передовой в военном оркестре. Роднило всех троих именно это – понимание что на самом деле представляет собой война. Поэтому и «С чего начинается Родина», и «Махнём не глядя» чужды какой бы то ни было патетики. Марк Бернеса и Павел Кравецкий не пели, а вели со зрителем тихий разговор по душам. И зрители оценили эту доверительную интонацию. А вот критики никак не могли взять в толк – как можно услышать Родину в стуке вагонных колёс и зачем воспевать такой странный, нелогичный обычай.

По словам родных, роман Кожевникова Владимира Павловича не особенно впечатлил, но желание снять хороший фильм от этого разгорелось только сильнее. К тому же Басов любил масштабные задачи, а тут предстояло снять целых четыре серии. «Щит и меч» станет самой монументальной из его работ. Суровая критика потом отметит, что две вторые серии несколько уступают первым и в динамике, и в напряжённости сюжета, но вины режиссёра в этом нет: если бы фильм снимался для ТВ, Басов прекрасно уместил бы всё в три серии, но Госкино ни за что бы не отдало такой лакомый кусок своему извечному конкуренту – Гостелерадио.

Неимоверно сжатые сроки Владимира Басова не пугали. Он обладал редчайшим для кинорежиссёра качеством держать в голове всю монтажную фразу целиком, то есть приступая к съёмкам той или иной сцены, он уже представлял её окончательный вид. Так что репутация «самого быстрого» режиссёра советского кино была абсолютно заслуженной. Для ускорения процесса Кожевников с Басовым взялись сочинять сценарий в четыре руки. Помогала им в этом редактор Нина Скуйбина, ас своего дела (кстати, будущая жена Эльдара Рязанова). Во многом именно благодаря Нине Григорьевне соавторам удалось адаптировать роман к кинематографическим канонам. Представив сценарий худсовету «Мосфильма», они привычно ожидали цунами поправок, но случилось чудо – их работу приняли сходу. Вероятно, худсовет понимал, что за проволочки их по головке не погладят – фильм должен был выйти на экраны к юбилею Октября, и времени оставалось в обрез.

Что пожелать тебе сегодня перед боем?

Основным кандидатом на главную роль был… Юрий Соломин. Да-да, Александр Белов мог принести артисту заслуженные лавры суперразведчика гораздо раньше, чем Павел Андреевич Кольцов! Но Соломин тогда репетировал в родном Малом Хлестакова (об этой роли мечтает каждый молодой артист), а кроме того, уже снимался в другом фильме – «Сильные духом», где ему досталась роль немецкого майора-контрразведчика. Театры в те поры достаточно строго следили за тем, чтобы их артисты не слишком увлекались съёмками, так что на такой долгий срок Соломина из театра просто не отпустили.

Вторым претендентом был Александр Белявский. Худсовет его кандидатуру практически утвердил – высок, статен, улыбчив, в конце концов – просто красив. Вот таким по мнению киноначальства и должен бы быть наш разведчик. Но пыл худсовета охладили консультанты картины – такой яркой внешности у разведчика быть не может. А какая может? Фильм курировали Дмитрий Петрович Тарасов и Борис Алексеевич Соловов. Кстати, в титрах они фигурируют под своими фамилиями, правда, без указания воинских званий. В годы войны Тарасов был специалистом по радиоиграм, Соловов готовил разведчиков к заброске в тыл врага. С этой стороны деятельность Белова и его товарищей отражена безукоризненно. Но опыта нелегальной работы ни у того, ни у другого, суд по всему, не было. А Басов настаивал на встрече с настоящими нелегалами. Просьба по тем временам неслыханная! Но Владимир Павлович, пустив в ход своё неотразимое обаяние, добился своего.

По просторам интернета кочует красивая легенда о том, как Басова пригласили на некую вечеринку, где среди приглашенных был некий разведчик-нелегал. Якобы режиссёр во все глаза глядел, стараясь вычислить, кто это и, как ему казалось, запомнил всех присутствующих. Однако, когда ему на следующий день сказали, что это был человек в сером костюме, Басов с ужасом понял, что как раз его-то он и не запомнил – ни внешности, ни манер, ничего. На самом деле всё происходило не так «романтично». Басову устроили творческий вечер, благо на его счету к тому времени было немало картин, полюбившихся зрителям – «Первые радости» и «Необыкновенное лето», «Битва в пути» и, конечно же, «Метель».

Он рассказывал о своих фильмах и внимательно наблюдал за залом. Разумеется, о том, чтобы «запомнить, как выглядят настоящие разведчики-нелегалы» речь не шла. Басову это было просто ни к чему – в артисты неприметные люди не идут и, кстати, Станислава Любшина таковым никак не назовешь – одни глаза чего стоят. Владимиру Павловичу важно было уловить атмосферу, которую создают вокруг себя эти люди, и это ему удалось блестяще. А Любшин, артист невероятно пластичный и тонкий, смог эту атмосферу перенести в кадр.

Работал Станислав Андреевич всегда очень точно, максимально настраиваясь на предстоящий эпизод. Режиссёр ему доверял безоговорочно и поэтому никогда не торопил. Показательный пример. Два финальных эпизода картины очень различаются по энергетике. Очнувшийся в госпитале Белов сначала встречается генералом Барышевым, своим непосредственным начальником, и просит отправить его обратно за линию фронта. «Нет ни линии, ни фронта» – отвечает ему генерал. Сняли эту сцену достаточно быстро, переставили свет на следующую – встречу с матерью. Хватились, а Любшина нет. Кто-то говорит, что видел, как тот шёл к лесу, и предлагает пойти поискать. Басов отвечает – не нужно, будем ждать. Своим сверхчутьём Владимир Павлович понял, что артист «меняет регистр». Помните – в начале картины Бруно, которого играл сам Басов, говорит своему неискушённому подчинённому: «Нужен Иоганн Вайс. Не нужен и ещё долго будет не нужен Александр Белов». Любшин отсутствовал минут сорок. Басов ждал. И когда актёр, наконец, появился, режиссёр увидел, что он вошёл в кадр с совершенно другими глазами – это был уже не Вайс, а Белов, вернувшийся к себе и получивший право откликнуться на материнское «Шура! Сынок!»

Станислава Любшина нашли в театре на Таганке. Олега Янковского – в Саратовском драматическом театре. Существовала в советские времена очень правильная традиция – искать артистов не по фотографиям в студийных картотеках, а смотреть в деле – на сцене. Однажды после спектакля, товарищ сказал Олегу, что в театре была ассистентка режиссёра, который снимает фильм о войне, и друзья оправились ловить удачу. Оказалось, что и того, и другого уже взяли на заметку. На следующий день сделали фотопробы и… И всё затихло. А там сезон закончился, и саратовский театр отправился на гастроли во Львов.

Артиста на роль Генриха Шварцкопфа искали чуть ли не дольше всех. Сроки поджимали, поэтому поиски «недостающих» актёров велись параллельно со съёмками. Киногруппа работала во Львове. В один из вечеров Владимир Павлович вместе с женой ужинали в ресторане. Валентина Антиповна впоследствии не без удовольствия рассказывала, как «вычислила» Янковского едва только вошла в ресторанный зал: «Вот что значит быть женой режиссёра. Он столько раз обсуждал при мне, каким должен быть Генрих, так огорчался, что никак не может найти нужного артиста, что я поневоле всех встречных и поперечных «примеряла» на эту роль». Как ни странно, в данном случае Басова чутьё подвело: в Янковском, на которого ему указала жена, он увидел физика или филолога. И только вернувшись в Москву и отсмотрев фотопробы, узнал на одной из фотографий того самого «физика-филолога» из Львова.

Для нас покоя нет, и нет пути назад

Киногруппа «Щита и меча» работала по-стахановски. Думается, ни до, ни после советское кино таких темпов не знало – четыре серии, включая создание сценария и подготовительный период, отсняли за два года, тогда как в штатном режиме на одну серию отводился год. Басов приходил на студию первым, благо жил неподалёку, и уходил последним. Его рабочий день редко длился меньше шестнадцати часов, а порой зашкаливал за восемнадцать. «Четыре термоса кофе и три пачки сигарет каждый день – вот на чём держался Владимир Павлович, – вспоминала режиссёр монтажа Элеонора Праксина. – Каждая отснятая сцена тут же отправлялась в монтажную. Пока площадку готовили к следующей съёмке, Басов сидел за монтажным столом. Если в результате сцена складывалась, он с азартом рвал в клочья соответствующие страницы сценария. И шёл снимать дальше».

Всё, что можно, Басов старался снять в павильоне. Не потому, что не любил натурные съёмки. Природа – партнёр непостоянный, а времени на исправление последствий её капризов у него просто-напросто не было. Например, бушующую Балтику в сцене, где Иоганн спасает Генриха, устроили в огромном бассейне посреди мосфильмовского двора. Его несколько дней наполняли водой, потом с точностью до полуметра выставляли ветродуи, и шторм для кино образца 1967 года получился что надо.

Фильм снимался в сотрудничестве в гэдээровской студией «Дефа» и польским объединением «Старт», благодаря чему группу выпустили на съёмки за границу. В начале 60-х в Берлине началась масштабная кампания по восстановлению города, и непригодные для использования здания начали разбирать, чем не преминули воспользоваться киношники, в том числе и наши – настоящие развалины в кадре смотрятся куда естественней и живописней. Для Владимира Павловича киноэкспедиция в Берлин было своего рода возвращением в боевую юность, чтобы убедиться в этом достаточно заглянуть в глаза его Бруно.

Польский колорит картине подарили Краков, Львов и Рига. А вот Калининград, точнее Кёнигсберг, сыграл сам себя. Для сцены прибытия репатриантов из Риги на земли Восточной Пруссии нужна была большая массовка – пришло чуть не полгорода. Люди терпеливо мёрзли на продуваемом всеми ветрами вокзальном перроне, пока их не позовут в кадр. В сцене в кафе, куда Вайс привозит Нину для первого разговора, за её спиной виден прекрасный Королевский замок, уничтоженный буквально через несколько месяцев после окончания съёмок. От этого шедевра «прусской готики» буквально не оставили камня на камне, даже гору, на которой он стоял, срыли под ноль. Между прочим, в романе «курсанту Спице» отводилась куда более скромная роль. В фильме она была расширена не только потому, что предназначалась супруге режиссёра. Басова это, кстати, никогда не смущало – он снимал своих жён (первой была Роза Макогонова, второй – Наталья Фатеева), точно зная, что они не только красивы, но и талантливы. Так вот Владимиру Павловичу нужна была внятная лирическая героиня, способная противостоять фройляйн Ангелике, которую играла Алла Демидова.

Но, чтобы уравновесить героическую составляющую фильма, одной Нины режиссёру было мало. Пришлось усиливать линию Зубова-Хагена, советского разведчика, женившегося на немке в качестве прикрытия, но встретившего в ней настоящую любовь – такую, оборвать которую может только смерть. Вот тут уж точно нужен был писаный красавец, и на эту роль Басов без проб взял Георгия Мартынюка, за несколько лет до этого сыгравшего у него в «Метели» полковника Бурмина.

Кстати, именно Алексею Зубову досталась вся нереализованная в главном герое «джеймсбондовская» энергетика. «Иногда Владимир Павлович, – вспоминал впоследствии артист, – предлагал очень неожиданные ходы. Поначалу мизансцена, которую он от нас требовал, могла показаться просто нелепой. Я не понимал, что мне в ней делать и зачем вообще это нужно. На все мои вопросы Басов отвечал: «Ты артист, значит должен выполнить задание режиссера!». Оставалось только подчиниться. Но когда потом мы смотрели отснятый материал, я не переставал удивляться, как всё точно и осмысленно получилось, как точно движение передаёт психологическое состояние персонажа в данный момент».

Объяснять, что ему нужно от актёра, Басов действительно не любил. А на этой картине на объяснения и в самом деле не было времени. Но актёры ему доверяли больше, чем себе. Встать в тот угол, а не в этот? Встанут. Обойти три раза вокруг стола не сказал ни слова – обойдут и не скажут. Людмила Чурсина, Ольга Жизнева и Елена Добронравова, Вацлав Дворжецкий и Николай Граббе, Юозас Бурдрайтис и Альгимантас Масюлис, Анатолий Кубацкий и Михаил Погоржельский, Николай Прокопович и Николай Засухин… Ансамбль индивидуальностей, собранный по принципу разрушения устоявшихся типажей.

Съёмочная группа работала как проклятая, но уложиться в отведённые сроки всё равно не поспевала. И дело было не только в неизбежных проволочках при оформлении документов на выезд за рубеж. Басов не умел халтурить. Его регулярно вызывали на ковёр, но только для острастки – сами распекатели прекрасно понимали нереальность поставленной задачи. В конце концов, выход фильма перестали привязывать к юбилейным торжествам, и люди получили хоть какой-то роздых. Консультанты, надо отдать им должное, сработали чётко, и всесильное ведомство картину приняло без проволочек. Премьера первых двух серий – «Без права быть собой» и «Приказано выжить» – состоялась в августе 1968-го года, две вторые – «Обжалованию не подлежит» и «Последний рубеж» – в сентябре. За всё время проката фильм посмотрели 228 миллионов человек.

Кинокритики, забыв, что перед ними художественное произведение, не скупились на обвинения в неправдоподобности сюжета. «Подобные упреки понятны, – соглашается Александр Басов, – но, с моей точки зрения, всё равно несправедливы. Во-первых, фильм о разведчике-неудачнике – нонсенс. Во-вторых, не забывайте о воспитательных целях, которые полагались тогда первостепенными для искусства. В-третьих, не так много фактов могли, по понятным соображениям, консультанты от госбезопасности предоставить в распоряжение и Кожевникову, когда он писал роман, и отцу, когда они сочиняли сценарий. Да, многое – плод фантазии, но это же не документальный фильм, в конце концов! И благодаря тем материалам, которые служба разведки всё-таки сочла возможным предать гласности, все операции Иоганна Вайса и его людей подчинены логике, по которой могли бы развиваться реальные события. Жанр военных приключений тогда только ещё складывался. Отец был одним из первопроходцев, а на них, как известно, все шишки и сыплются».

«Щит и меч» проторил путь «Семнадцати мгновениям весны». И не только по части темы. Когда Татьяна Лиознова стала настаивать на необходимости снимать телевизионный, а не кинофильм, ей пошли навстречу, в том числе и потому, что учли опыт Владимира Басова: четыре серии подряд в кинотеатре выдержит далеко не каждый. Зрительской любовью «Щит и меч» обделён не был, но у «Мгновений» был неубиваемый козырь – его повторили всего через три месяца после премьеры и дальше уже крутили регулярно. А телеверсию басовской картины сделали только через десять лет, когда плацдарм был уже прочно захвачен Штирлицем со товарищи. Впрочем, если бы Басову, как в песне, предложили – «давай с тобою обменяемся судьбою» – он бы наверняка не согласился…

«Настоящий» Иоганн Вайс

Завоевавшие всенародную любовь фильмы нередко обрастают целым ворохом легенд. «Щит и меч» – не исключение. В интернете клубится немало историй о том, кем якобы на самом деле был Иоганн Вайс. Большинство авторов, не приводя ни единого доказательства и не ссылаясь на документы – сегодня это в порядке вещей – в цветах и красках описывают судьбу некоего потомка обрусевших немцев, бежавших сразу после революции из Советской России в Прибалтику, а когда советская власть пришла и туда, вынужденного сотрудничать с НКВД. Мол его, не особо сочувствовавшего новой власти, но не имеющего возможности отказаться (этнические немцы все были на подозрении), советская разведка внедрила в одну из абверовских диверсионных школ. Особых подвигов этот «подлинный Вайс» не совершал, просто исправно сообщал командованию сведения о школе и «коллегах», отправляемых к нам в тыл. Смысл подобных историй прозрачен, как вода в горной реке – всё показанное в фильме выдумка, «суперагентов», подобных Белову-Вайсу у советской разведки не было и быть не могло.

Между тем и в картине, и в романе, на основе которого она была снята, преувеличений не так много, как могло бы показаться. Обстановка в Прибалтике после присоединения Литвы, Латвии и Эстонии к СССР была весьма напряжённой. В убийстве известного инженера, согласившегося принять советское гражданство, не было ничего из ряда вон выходящего – это был самый эффективный способ запугать тех, кто не хотел уезжать в фатерлянд. А Германия всеми силами стремилась вернуть прибалтийских немцев на родину, для воплощения планов фюрера нужны были и рабочие руки, и мозги. Это и давало возможность НКВД направлять разведчиков в рейх под видом репатриантов.

Разумеется, «карьера» у них складывалась по-разному. У многих, действительно, достаточно скромно, но большая победа всегда есть сумма большого числа отдельных, пусть даже относительно небольших усилий. Удачи, как и таланта, хватает не всем. А талантливых людей в любой профессии – в разведке тем более – достаточно немного. «Карьерный взлёт» Белова-Вайса, конечно, выглядит фантастическим – из простого шофёра, пусть и работающего в ведомственном абверовском гараже, до порученца, что называется, по особо важным делам. Но не будем забывать, что немцы больше всего ценят в людях дисциплину, исполнительность и пунктуальность. А личную преданность испокон веков ценит любое начальство. Так что человек, обладающий всеми этими качествами, мог при удачном стечении обстоятельств пойти довольно далеко.

Прототипом Белова-Вайса считается Александр Пантелеймонович Святогоров. Однако сюжет картины имеет мало общего с реальными событиями из жизни отважного разведчика? Довольно часто его указывают даже как консультанта картины. И это несмотря на то, что в титрах стоят фамилии других сотрудников управления внешней разведки, причём подлинные, обеспечением «государственной кинобезопасности» Андропов, только-только занявший пост Председателя КГБ СССР озаботится несколько позже. О личном знакомстве Вадима Кожевникова или Владимира Басова со Святогоровым достоверных свидетельств пока не обнаружено. Скорее всего, консультанты, работавшие с Кожевниковым на стадии создания романа, рассказали ему о некоторых операциях, осуществленных им в тылу, враг, как говорится, не называя имён и не раскрывая деталей. А писатель воспользовался ими по собственному усмотрению.