Текст книги "Любви негромкие слова"

Кто-то бродит тихонько, считая шаги

 
Кто-то бродит тихонько, считая шаги,
Кто-то молится ночью, прощенья ища,
А другой на бумажке запишет богинь,
Отнеся их к хорошим, но всё же вещам.
 
 
Я курить не могу и не пью без причин,
Я ложусь раньше спать, чтобы сны посмотреть.
Моя жизнь – это всё ещё только зачин,
И поэтому можно всего не успеть.
 
 
Позади и любви безответной года,
И предательство друга, и прочая мелочь.
Может быть, я дождусь наконец-то суда,
Как когда-то дождаться мне очень хотелось.
 
 
Я когда-то себе избрала путь греха,
Мол, и так уж пропала: ни толку, ни проку.
Но, заслышав вдали громкий крик петуха,
Ощутила я вдруг: кто-то гладит мне щёку.
 
 
И слеза по щеке потекла, и в любви
Я купалась, как будто бы право имею.
Боже, милый, любимый, мне руки твои,
Словно бы обречённой на смерть панацея.
 

4 утра. Я сижу. Слёзы льются

 
4 утра. Я сижу. Слёзы льются,
И горло сожмёт чья-то злая рука.
Я верю наивно: однажды найдутся
Слова (те, что надо) – не время пока.
 
 
Я в горе своём неутешна. Печалью
Давлюсь. Стоны рвут мою грудь.
Как хочется жизнь эту снова, сначала
Начать по-другому – хотя бы чуть-чуть.
 
 
И руки трясутся, подушкою душат,
Но мне не умерить отчаяния крик.
И я всё ищу, Боже, твой светлый лик,
Который однажды всё это разрушит.
 
 
И с каждой минутой я всё уменьшаюсь.
Мне снова четыре. Я снова одна.
Сижу, улыбаюсь, опять притворяюсь,
Что в жизни не знала ни боли, ни дна.
 
 
Но это всё ложь. Я устала. Мне плохо.
Я просто хочу позабыть и идти.
И я говорю себе строго: «дурёха!
Ничто не поделать – такие пути.
 
 
Не плачь», – говорю, только падаю на пол.
Как в детстве мечтаю замёрзнуть – и в гроб.
Мне чудится вновь, что я вырвалась, только
Мне прошлое щёлкает пальцами в лоб.
 
 
Нет слов передать эту боль, эти крики,
Что слышат соседи в четыре утра.
Я снова на срыве, я снова на пике —
Ко дну мне привыкнуть похоже пора.
 
 
И хочется очень, чтобы крик этот жуткий
Сожрал всё нутро мне, убил, отравил,
Чтоб Бог пожалел и рукой своей хрупкой
Биение сердца остановил.
 

Я пишу без конца, но пишу не о том

 
Я пишу без конца, но пишу не о том,
Что хотелось бы вылить уставшей бумаге.
Мне останется скоро в обнимку с котом
Спать на койке одной в оживлённой общаге,
 
 
Чтобы выплакать боль и сменить рубежи,
Чтобы стать по-другому сплетённым героем.
Почему целый мир – это лишь миражи,
Но и в них мы свой страх от себя не укроем?
 
 
Почему целый мир – это множество грёз
Без начала, конца и логической связки?
Здесь понятен посыл, только тропки от слёз
На щеках ядовиты, живучи и вязки.
 
 
Они знают дорогу от глаз до груди
И бегут, извиваясь змеёю, к конечной.
И на сердце опять будто что-то гудит.
Слава Богу, ничто не несётся по встречной.
 
 
Только дело сегодня совсем не в слезах.
Я не помню, как плакать, но чувствую это.
Если дрожи в руках нет и сухо в глазах,
То ответом нам станет вино с сигаретой,
 
 
Что беру в пять утра, глядя в тихую даль.
Мне теперь будто тридцать, я тоже в заботах.
И я также ступила на эту спираль,
За которую прежде ругала кого-то.
 
 
И я тоже теперь по-другому живу:
Как умею, хочу – в этом что-то сокрыто.
Может быть, через год я врагов всех порву
Иль останусь старухой в обнимку с корытом.
 
 
Если пять лет назад я жила и ждала,
Может, лавров с небес или чуда в июле,
То теперь рок вонзился как будто пила,
Проскакал по душе металлической пулей.
 

Дождь стучит по стеклу, я сажусь и молчу

 
Дождь стучит по стеклу, я сажусь и молчу,
Я листаю былого лихие страницы.
Мне, выходит, теперь целый мир по плечу,
И я вижу не тени, а реальные лица.
 
 
Не формат: «Деньги, мода, успех и тусня»,
А всю суть, что скрывается в недрах колодца.
Так забавно: и бесам не спутать меня
Даже целою гаммой холодных эмоций.
 
 
В моей памяти кроется множество фраз,
Мои руки запомнили скулы и брови.
Может быть, для кого-то я тот самый шанс,
Чтоб семью отыскать по душе, не по крови,
 
 
Чтоб найти тех, кого для нас выбрал Отец,
Раскидав указатели, ребусы, марки,
Оборвать день сурка и уйти наконец
В мир, где, к радости, ценят иные подарки.
 
 
Я устала жить в мире прожжённом до вен,
Я шугаюсь холодных расчётов и сплетен.
Среди клонов пустых и по кругу измен
Друг твой будет, скорее всего, неприметен.
 
 
В мире красок ярчайших, фейерверков и ваз
Из бриллиантов, и прочих сюрпризов планеты
Уникальная ценность – одна пара глаз,
Что сверкнёт из толпы и вдруг скроется где-то.
 

Бог мне дарит тебя, чтоб забылись невзгоды и боль

 
Бог мне дарит тебя, чтоб забылись невзгоды и боль,
Чтобы всё растворилось, как соли на опытах в классе.
Я стою у окна. В отражении ты. И тобой
Я любуюсь, мой друг, не ища ничего. В этом счастье.
 

Я не помню иных имён

 
Я не помню иных имён,
Я не знаю иных знамён,
Кроме имени твоего,
Что мне свет по дороге в ад.
Было боли и зла зело —
Бочка целая в аккурат.
 
 
О тебе напишу стихи,
Для тебя замолю грехи,
Что раздавят меня во мгле,
Словно птица какую тварь,
Словно тень на моём челе
Нам раскроет, кто здесь главарь.
 
 
Я устала, хочу уснуть,
Чтоб в последний и тихий путь
В час ночной навострить шаги
И забыть то, что было здесь.
Но тепло от твоей щеки
Сбросит глупость мою и спесь.
 
 
Ты пришла, чтоб меня спасти,
Чтобы вырвать из плена зла,
Чтобы впредь по грязи плестись
Мне мешала моя метла.
 
 
Сила духа моя, ты где?
Сила сердца моя, ты как?
Говорят мне, что быть беде,
Если видишь премерзкий знак:
 
 
Кошку чёрную без хвоста,
Бабу с вёдрами без воды.
Если я, как и прежде, та,
Значит, нет в этом всём беды.
 
 
Я ломаюсь. Минуты бег
Раздаёт мне опять лещей,
Коротает мой личный век
Да и пакостит мне вообще.
 

Мой монолог окончен. Я в бегах

 
Мой монолог окончен. Я в бегах.
Нет игр больше. Мы в большой четвёрке.
Передо мною отступает страх,
Ложась на пыльную, заставленную полку.
 
 
А мне плевать! А мне плевать, клянусь.
Я прожила паденье за паденьем.
Передо мною отступает грусть,
Ложась смиренно между двух ступенек.
 
 
Я взбунтовала, словно раб. И рожь
Наклонится, ропща и сожалея.
Передо мною отступает ложь
И прячется за печкою, немея.
 

И чаша терпения переполнится

 
И чаша терпения переполнится,
И боль остановится, и любовь.
И злясь, и ругаясь, по венам кровь,
Как гонщик-форсажник, опять разгонится.
 
 
И сердце ныть перестанет враз,
Поскольку в прошлом теперь друзья.
Есть правило верное для всех нас:
«Предателя, в общем, предать нельзя».
 
 
Каким бы наивным ты, друг мой, ни был,
Но стёкла пурпурные разобьются.
Всё это реальность, увы, а небыль
Во сне лучом на тебя прольётся.
 
 
Тебе приснится, что всё как раньше,
Что ты любим, нужен, дорог, важен,
Что, как и прежде, нет места фальши
Среди лифтов и многоэтажек.
 
 
Там будет солнечно, будет ясно,
Снег засверкает вдруг колоритно.
Но только сердца не рви напрасно,
Не закрывайся от главной битвы.
 
 
Всё это сон, чтоб спасти твой рай,
Твою любовь и твои надежды.
Но просто, друг дорогой мой, знай:
Уже не будет теперь как прежде.
 
 
Прошли года, пролетели дни,
Лишь неба свет неизменен, вечен,
Да у дороги в селе огни,
И путь на речку, что так беспечен.
 
 
Трава в лесу и ирга в саду,
Плеск бесконечный детей в июле —
Всё это вспомнилось на беду,
Когда мы ночью с тобой уснули.
 
 
Но всё оно не равно тому,
Что закружилось вкруг нас юлою.
Нет оправдания ей, ему —
Давай запомним навек с тобою?
 
 
Не верь словам, что на уши льют,
Как летом жарким из старой лейки.
Они, как блохи в шерсти, живут,
А посему невозможно клейки.
 
 
И улыбайся, тая свой клад,
Играй в игру, как с тобой играли.
Не возвращай никогда назад
В общение принципы со скрижали.
 
 
Врут – ври в ответ, не губи себя,
Не открывайся предавшим раз.
Они о боли твоей трубят
Вдали от взгляда твоих же глаз.
 
 
Так сделай выбор, чтоб без потерь
Пройти дорогу. Не ной о прошлом.
Когда калитка слетит с петель,
Закрыться тряпочкой очень пошло.
 

Я иллюзий уже не питаю

 
Я иллюзий уже не питаю,
Что найду неземную любовь
И что этот билетик до рая
Мне поможет остаться собой.
 
 
Мне ведь тоже пора уже дальше:
Дети, муж и размеренный быт.
И художник невинно размажет
То, что к сердцу навек прикипит,
 
 
И художник легко намалюет
Жизнь мою без тревог и потерь.
К счастью, мужа в душе не люблю я,
Но ценить буду наших детей.
 
 
Будет жизнь и спокойной, и тихой,
Мне с любовью Господь даст покой.
Да и сердце с годами притихнет,
Не пытаясь сорваться в запой.
 
 
Я сожгу всё, что было в далёком,
Непрожитом, несчастном году,
Чтобы прошлое мне ненароком
Не напомнило, как я в аду
 
 
В одиночестве полном горела,
Зная, что никому не нужна.
Годы долгие жило лишь тело,
Но безропотно гибла душа.
 

Теперь всё проще и намного тише

 
Теперь всё проще и намного тише,
Я не грущу, мне нечего терять.
Прости, душа, что всё так странно вышло,
Но жизнь, увы, не поворотишь вспять.
 
 
Прости, душа, что на моей дороге
Случилось это, что я ей иду.
Поверь, родная, на чужом пороге
Ты не найдёшь похожую беду.
 
 
Теперь уедем и начнём сначала.
Есть, к счастью, с кем. Не плачь и не грусти.
Ты в этом городе ужасно одичала
И стала, бедная, от горя вечно пить,
 
 
Но в рюмке утешения не будет,
А там Сибирь и близкий человек.
Прости, душа, но мы же просто люди,
И нам бы только скоротать свой век.
 
 
Мой муж умён, порядочен, любезен —
Такой, как в сказках. Нам уже пора.
И ты о нём напишешь много песен,
Когда забудешь «странное вчера».
 
 
Прости, душа, но я должна иначе,
Любовь без края всё равно, что яд.
Любовь и брак не однозначны, значит,
Пора примерить праздничный наряд.
 

Теперь нас двое. Мы с тобой похожи

 
Теперь нас двое. Мы с тобой похожи,
И это, знаешь, несомненно плюс.
Ты любишь песни и картины тоже,
А летом пьёшь в тени клубничный мусс.
 
 
Читаешь Блока, уважаешь Баха,
Играешь в нарды и живёшь легко.
В тебе нет, к счастью, и крупицы страха,
А если есть, то очень глубоко.
 
 
Твой голос тих, ты говоришь по нотам,
Но не любил, и этим счастлив ты;
И не грустишь, что больше нет чего-то —
Какое счастье, не терять мечты.
 

Я говорю

 
Я говорю: «Смогу, уеду.
Начну опять с нуля;
Решусь на то хотя бы к лету,
Ведь я же у руля?
 
 
Найду другого, буду рада
Любовь дарить ему».
И будет мне одна награда —
Усесться на корму
 
 
В ночи бездонной, беспросветной,
Чтоб нареветься всласть.
Кричать как встарь, не ждать ответа
И в этой мгле пропасть.
 
 
И я бегу по кругу снова,
Но выхода всё нет.
И я уже почти готова
Назад отдать билет.
 

Кому-нибудь я, может, ангел и Бог

 
Кому-нибудь я, может, ангел и Бог:
Захвалит, прижмется, обнимет.
Но сердце моё сохранит узелок,
В котором одно твоё имя.
 
 
И имени этому нету числа,
Оно бесконечно и ярко.
Оно меня пилит, как будто пила,
Грызёт, словно злая овчарка.
 
 
Нет в мире во всём столько денег, чтоб я
Могла по счетам расплатиться.
Я в каждом прохожем встречаю тебя,
Хотя всё чужие-то лица.
 
 
Я слышу твой голос, я вижу твой свет,
Я снова не в силах подняться,
Чтоб можно отчасти на твой силуэт
Равняться. Равняться. Равняться.
 
 
Ах, Господи, правый! Я слишком бедна,
Чтоб выкупить чувство. Мне больно.
Оно бесконечно, в нём бездна видна,
Но я нагляделась. Довольно.
 
 
Загашник мой пуст. Кошелек и стихи
Не плата за то, что мне дарят.
Как чувства прекрасны, нежны и легки,
Что, может, меня и раздавят.
 

Я богат и снова беден

 
Я богат и снова беден —
Это вечный бич и боль.
Мне успех как будто вреден —
Он разделит нас с тобой,
 
 
Он убьёт во мне надежду
На счастливых дней печать.
Я был счастлив тем, что прежде
Мог о будущем мечтать,
 
 
Что я дорасту, сумею
Заслужить любовь твою.
Но сегодня уж не греет
Это душеньку мою.
 
 
Есть победа, есть удача,
Но теперь надежды нет.
Сердце мечет, сердце плачет,
Потеряв свой чистый свет,
 
 
Потеряв любви прореху
В этом мире мглы и зла.
Если так, то и успеха
Мне не надо. «Бла-бла-бла», —
 
 
Слышу я в речах убогих
Знатоков, что пруд пруди.
Полулюди, полубоги
С явной дыркою в груди.
 
 
Не хочу я жизнь такую,
Да и жить я не хочу.
Об одном я лишь ликую,
Что на небо улечу
 
 
К Богу – плакать и молиться,
Каяться в своих грехах
И просить: «Не надо принца,
Лишь его, его в стихах
 
 
Вспоминать, лелеять, хаять
Иногда, но не со зла».
Просто чувства дикой стаей
Сердце колют как игла,
 
 
Просто сердце дико бьётся,
Я же помню каждый вздох.
И внутри весь мир качнется,
И мелькнёт: не так уж плох
 
 
Путь твой, долгий и счастливый.
Я хочу, чтоб пел и жил
Мой любимый, светлый, милый.
Господи, ему свяжи
 
 
Лучшую судьбу на свете,
Расплетя мою судьбу:
Смех, успех, собака, дети
Да, как в сказочке, избу.
 
 
Мне не жить с такою болью,
Я навек теперь больна.
Но на стенах кто-то солью
Пишет наши имена.
 

Луна заглянет ровным взглядом

 
Луна заглянет ровным взглядом
В окно моё. Я зареву.
Как будто ничего не надо —
Всё остальное проживу.
 
 
Всего сложней прожить себя же,
Признать, что та ещё змея.
Мне нынче не измерить даже,
Где всё-таки моя земля.
 
 
Мне нужно сесть, взять ручку. Смело
Писать всю правду о себе.
Теперь неважно. Что за дело,
Где жить мне нужно по судьбе?
 
 
Потом решу. Я убегаю
Не от него, а от себя —
От той, которую не знаю,
Хоть строчки о другом трубят.
 
 
Все эти годы кем была я?
О Боже, я сошла с ума.
Твердила: «рана ножевая» —
А оказалось: я сама
 
 
Разрушила шалаш у моря,
Спалила, утварь продала.
Одна причина есть у горя:
Её моя мать родила.
 

Настало время принять ошибки

 
Настало время принять ошибки,
Их вереницу спалить в печи,
Ведь жизнь – аквариум, в коем рыбки
Живут, всё радуясь без причин,
 
 
Ведь жизнь – победа над человечьим,
Чтоб Бога руку найти, пожать.
Мне говорят, будто время лечит,
Но может лучшие дни отжать.
 

Что бы я ни говорила

 
Что бы я ни говорила,
Чтоб в припадке ни несла,
Я люблю, как не любила,
И любовь меня спасла
 
 
В миг, когда хотелось просто
Лечь на землю – умереть.
Он мой дом, мой свет, мой остров,
Моя жизнь и даже смерть.
 
 
Он, увы, костыль больному,
Крылья ангелу. Билет
В рай слепому и хромому,
Что носил всю жизнь берет.
 
 
Отказаться нету воли,
Жизнь теряет смысл и соль.
Всюду глыбы, кипы боли,
Но к чему такая боль?
 
 
Гордость мне любить мешает,
Я хочу быть Богом! Я!
Кто-то сверху там решает,
Что навек он часть меня.
 
 
Я глаза закрою, вижу,
Как он медленно идёт,
Как он тихо, ровно дышит,
Как танцует и поёт,
 
 
Как он скажет прямо в точку
Мысль мою; найдёт ответ,
Как напишет букву, строчку,
Как отыщет тьму и свет,
 
 
Разграничит их, отбросит,
Чтоб додумать, но потом,
Как он одиноко в осень
Выползает под зонтом.
 
 
Мне оставить это в прошлом,
Распрощаться не дано.
Все другие – грязно, пошло,
Когда на плече клеймо,
 
 
Метка, что прочнее стали.
Мы из теста одного.
В этот квест мы с ним попали,
Чтобы выйти из него.
 
 
После горя, мук и практик
Мы в конце концов умрём.
И к теплу других галактик
Полетим уже вдвоём.
 

Между нами как будто горы

 
Между нами как будто горы,
Реки, сёла, поля, пейзажи —
Это больше, чем просто ссоры,
Это руки по локоть в саже,
 
 
Это губы в малине красной,
Это шея в меду и водке.
Моя жизнь здесь, увы, напрасна
И бессмысленней с каждым вздохом.
 
 
Я чужая всем этим скверам,
Я чужая мостам и барам.
Он тебе-то дорожку стелет,
Только мне он, увы, не пара.
 
 
Я чужая… А сердце к дому
Рвётся, бесится, мечет бисер.
Мне Саянской нужны просторы,
Чтобы вместе с Сибирью биться,
 
 
Словно сердце в своём запале,
Находить на ветвях ответы.
Я устала… Я здесь устала
И не вижу себе просвета.
 
 
Мы с тобой не похожи вовсе,
С каждым часом я это вижу.
Я скучаю, приехав в гости,
И об этом мои все вирши.
 

Ей нравятся книги, и кофе с утра

 
Ей нравятся книги, и кофе с утра,
И мягкость любимой дворняжки.
Ему посиделки весной у костра
И влага потрёпанной фляжки.
 
 
Она любит сказки, рисунки, дома
Из дерева, словно картины.
А он снова едет туда, где зима,
Без повода и без причины.
 
 
Ему нужен драйв, и экстрим, и кутёж,
Чтоб била ключом жизнь шальная.
Она улыбается: «Слушай, Серёж,
Тебе в самом деле нужна я
 
 
С учёбой, конспектами, кучей детей?
Уроками в полночь, стихами?
С безумием вечным дрожащих идей
И вечно больными руками?».
 
 
И он не ответит, опять промолчит,
Поскольку не знает ответа.
Положит в карман по привычке ключи,
Туда же – свои сигареты.
 
 
И будет вопрос застывать на устах,
И станут другими их лица.
И так же она неизменно в бинтах,
А он всё газует да мчится.
 

Шумело сено, цвели ирисы

 
Шумело сено, цвели ирисы,
Закат ложился на плечи гор.
Нам, дуракам, пусть закон не писан,
И этим живы мы до сих пор.
 
 
Район мой милый, такой желанный,
Подкатит к горлу комком в груди.
Всё это лучше небесной манны,
Всё это счастье! Гляди… Гляди,
 
 
Как молча лошадь жуёт цветочек,
Как кто-то пишет свои стихи,
В которых больше, чем строчки/точки —
Там отражение годов лихих.
 
 
Застынет прошлое, замаячит.
Оно мне снится который год!
Зачем мне чьи-то смешные дачи?
Нужны мне домик да огород,
 
 
Анжа, тайга и гроза в апреле,
Козлёнок, утка, ирга и ночь.
Я жду сибирской живой капели,
Как кто-то ждёт с нетерпеньем дочь,
 
 
Я жду рассветов над полем чистым,
Над светлой речкой в глуши лесной,
Что вся сияет, вся серебрится,
А дальше скроется за сосной.
 

Ни любви, ни тоски, ни печали

 
Ни любви, ни тоски, ни печали —
Ничего не тревожит груди.
Вот за стенкой опять застучали,
Значит, есть целый день впереди.
 
 
Целый день на диване с палитрой,
Маслом, кистью, холстами, доской.
Это лучше, пожалуй, чем литром
Безутешно бороться с тоской.
 

Эта боль не молчит, а сочится водой

 
Эта боль не молчит, а сочится водой
По колодцу души, замирая зловеще.
Эта память зовется в народе бедой,
И её – эту память – и время не лечит.
 
 
Почему моя жизнь – это множество ран,
Почему каждый шаг – это боль и потеря?
Даже бойкий, знакомый, лихой мальчуган —
Тот, которому правильней будет не верить.
 
 
Почему моё прошлое – это пути
Лабиринта, в котором мне следует сдаться,
Когда сердце отчаянно хочет идти,
Когда сердце не хочет уже притворяться,
 
 
Когда сердце выходит весной на протест
Против масок и лжи, лицемерия, фальши
И читает уверенно свой манифест,
Выбирая само, как жить следует дальше?
 
 
«Почему» и «когда», да к тому же «Зачем?»
Как три символа жизни счастливой и доброй
Без ошибок, блужданий, тяжёлых дилемм,
Что сожмут твоё тело огромною коброй.
 
 
Только встанешь на ноги, окрепнешь, пойдёшь,
Прилетит издали запах сгнивших историй.
И выходит, что ты для того и живёшь,
Чтоб спасать свою душу от тонн дикой боли,
 
 
Чтоб спасать свою душу от мира людей,
Социального дна без возможности выйти.
И порой нет желания, сил и идей,
Как у зверя в зоопарке нет хватки и прыти.
 
 
Эта боль не молчит, а клокочет в груди,
Самоваром кипит, замирает, тревожит,
Словно есть «пятилетка»: садить и плодить
Тяжесть жгучую, что не плодиться не может.
 
 
Я с тревогой и болью плохие года
Вспоминаю, рыдая, шепча, проклиная.
Мне б хотелось вовек не глядеться туда,
Но есть рана, и рана – простите – живая.
 
 
Кровоточит, болит, нарывает, гниёт,
Рвёт на части душевный покой, бисер мечет.
Эта память не просто молчит, а живёт
И летит мне в лобешник по встречной. По встречной.
 

Мне было двенадцать, я билась и выла

 
Мне было двенадцать, я билась и выла
За право любить, и творить, и идти.
И эта от Бога пришедшая сила
Дала мне возможность стоять впереди,
 
 
Врагам улыбаться, клеветников дерзких
Не слушать, не видеть, не думать о них,
Решиться быть смелой, и честной, и резкой,
Искать к настроению правильный стих.
 
 
Мне было тринадцать. Я стала сильнее,
Улыбка сидела влитой на лице.
Удар стал потвёрже и тексты мудрее,
И было начхать, что случится в конце.
 
 
Я видела много и я не боялась
Того, что кому-то могу помешать.
По жизни, как гонщик на велике, мчалась,
Умела творить, побеждать и мечтать.
 
 
Мне было пятнадцать, и даже лавина
Снести мою волю никак не могла.
Но вот он пришёл несравненный мужчина,
И мир мой накрыла кромешная мгла.
 
 
Меня подкосило, но только не сразу,
Я долго боролась, ведь в этом мой стиль.
Но смелость и волю накрыл кто-то тазом,
А жизнь мою сдали до срока в утиль.
 
 
Мне было семнадцать. Меня раздавило,
Я части собрать всё никак не могла.
Я призраком долго по миру ходила,
Пока наконец не сгорела дотла.
 
 
Менялись пейзажи, квартиры, работы,
Друзья и любовники, книги, цветы.
Я всё ожидала явленья кого-то,
И вот появляешься, Господи, ты!
 
 
Мне вроде за двадцать, но я всё моложе:
Я вновь не боюсь каруселей и зла.
Я стала немного взрослее и строже,
А в целом такая, какой и была.
 

Я вышла, папа. Я вышла, мама

 
Я вышла, папа. Я вышла, мама.
Я вышла, мир, ты меня узнал?
Теперь исчезла навеки драма —
Метнулась я с корабля на бал.
 
 
Я проиграла. О, это чудо!
И как легко мне теперь дышать.
Мои паттерны из детства – груда,
Помойка страшная. Что скрывать?
 
 
Но я теперь научилась, право,
Жить, не пытаясь себя ломать.
Какое счастье! Я проиграла
И научилась, как пух, летать.
 
 
Какое счастье, теперь нет дела,
Кто я и что я сейчас могу.
Пускай другой будет лучшим, первым,
А я уже и не побегу.
 
 
Оковы сняты. Обиды сдулись.
Я просто женщина. Просто свет.
Мы просто с Богом соприкоснулись,
А значит, прошлого больше нет.
 
 
Я никому доказать не в силах,
Что лучше, чем, может быть, кажусь,
Но от того кровь не стынет в жилах,
А я впредь, знаете, не божусь.
 
 
Какое счастье! Я проиграла,
Я так давно этот день ждала,
Чтоб кто-то сдул меня с пьедестала,
А я бы заново зажила.
 

Мама, ты знаешь, я стала другою

 
Мама, ты знаешь, я стала другою,
Чаще молюсь, не играю, не пью,
С этой своей непомерной тоскою
Борюсь тем, что песни о жизни пою,
 
 
О счастье, любви, о хорошем и добром,
О лучших годах, что нам дарят покой,
О том, что звучит человечески, гордо,
Мешая расстаться с самою собой.
 
 
Я, мама, ты знаешь, от жизни устала,
Но Бог меня тащит, укрыв, обогрев.
Сегодня я, знаешь, молитвы читала,
И это прекрасней, чем песни припев.
 
 
Чем я восхищаюсь? Горжусь? Знаешь, мама,
Мои руки, веки, как прежде, чисты.
Меня не убили ни сплетни, ни драмы,
Ни двое на площади, ни их зонты.
 
 
Я, мама, смогла, одолела. Минуты
Бегут, отмеряя мне жизнь и любовь.
И я вдруг подумаю: знаешь, как будто
Молитвы прекрасней, чем крики и кровь,
 
 
Чем боль и удары по маленькой шее,
Чем слёзы в глазах и мольбы: «Пощади!».
Я даже теперь в это чудо не верю,
Что дьявола метки всё же нет на груди.
 
 
О, Господи, правый! Спасибо, небесный!
Спасибо, надёжный! Спасибо, мой свет!
Спасибо, что мудрость всю боль перевесит
И скажет мне тихо: «Пожалуйста… Нет!».