Текст книги "Станция X"

Бактерии разных планет

«УСЛОВИЯ ЗДОРОВЬЯ ТАК же сильно, как и условия болезни, зависят от микроскопических форм жизни, которые кишат как в наших телах, так и вокруг нас. Основная часть внешних микробов безобидна только потому, что, будучи изначально, как говорят ваши ученые, ab initio привыкшими к их действию, мы приобрели иммунитет. Но эти бактерии и другие низшие формы жизни на Марсе сильно отличаются от тех, которые являются общими для Земли и ее спутника. В результате ни одна животная форма жизни с одной планеты не могла бы продолжать существовать на другой. Она стала бы беззащитной жертвой бесчисленных новых болезней, любая из которых была бы смертельной. И все же выход был. Подумали ли вы, что в том, что касается вашей воли, вы теперь полностью находитесь под моим влиянием? Что мне было легко поддерживать с вами связь в течение двадцати часов без вашего ведома? Что даже не зная, почему, с сознанием внешнего влияния, вы пришли на эту теперешнюю беседу в назначенный момент, несмотря на то что вы решили обратное? Чего вы не понимаете, так это того, что у вас не было выбора в этом вопросе. Это целиком было моей задачей. Но такие силы, как у меня, хотя, возможно, и не очень отличаются от того гипноза, который известен на вашей Земле – правда, мой гипноз, несомненно, сильнее, – ничто по сравнению с теми силами, которыми обладают лунарии, как сейчас, так и в то время, о котором я говорю, когда ни в вашем мире, ни в моем не было ни одного разумного существа. Лунарии могли легко установить со своими собратьями ментальную связь по взаимному согласию и не только обмениваться идеями без внешних физических средств, но даже обмениваться личностями, что практически равносильно обмену телами. Но такой обмен не обязательно должен был происходить с другим лунарием. Это можно было проделать с любым существом, обладающим достаточно высоким ментальным статусом, чтобы с ним можно было установить ментальное взаимопонимание на одном уровне, и простое физическое расстояние было для этого не важно. В случае с более слабыми существами обоюдное согласие не требовалось. Как только такое общение позволяло им с помощью гипнотического воздействия установить взаимопонимание с другим существом, они смогли принудить более слабую волю. И вот так была задумана и в свое время безжалостно осуществлена ужасная идея осуществить телесный обмен с несчастными жившими в те дни марсианами».

Страшное межпланетное преступление

«НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ ВДАВАТЬСЯ во все подробности этого ужасного преступления, растянувшегося на несколько недель. Наука лунариев, тщательно изучившая условия жизни на Марсе через общение с намеченными там жертвами, позволяла им заранее приобретать все необходимые сведения для успешного освоения новых условий и приспособления к ним, так что, вступая во владение своими новыми телами, они не терялись в отношении того, как им жить дальше. А вот каждый марсианин, напротив, пробудившись от своего гипнотического сна, обнаруживал себя – то есть вовсе не себя, если говорить о его телесном облике, а какое-то странное и для него отвратительное существо – в мире, о котором он ничего не знал. Разум марсианина не выдерживал такого сильного потрясения, и он умирал в бредовом помешательстве. Так погибло шестьсот миллионов существ высокого интеллекта и культуры. Это величайшая трагедия, которую когда-либо наблюдало наше Солнце. Захватчики же теперь населяли новый мир, полный жизни и красоты, с бесконечно разнообразной фауной и флорой, великолепными и новыми для них, и общие условия жизни делали их существование как расы приятным и легким. Но все во Вселенной является средством для достижения цели. Преступление не является исключением, и его цель – не счастье. Суть преступления – это эгоизм. Преступление лунариев, о которых мы отныне будем говорить как о марсианах, было расовым преступлением. Оно не было лишено героических качеств, когда речь шла о тех, кто его совершил. Лично для них преимущества были сомнительны, а жертвы неизбежны. Нельзя забывать, что каждый из них, как и его жертва, теперь обитал в теле по меньшей мере столь же непривлекательном для него, как его тело было непривлекательным для несчастного марсианина, который был вынужден в него вселиться. Более того: старшая и значительно превосходящая марсиан раса не могла не чувствовать себя униженной более примитивной и неразвитой телесной формой. Эта форма была гораздо менее приспособлена для них, чтобы быть орудием их воли – ведь они в течение многих веков адаптировались к совсем другой форме тела. В этой связи необходимо упомянуть хотя бы о языке лунариев, который теперь нужно было перевести в совершенно новые звуки. Только время могло облегчить эти тяжелые условия, и только смена поколений полностью их устраняла. Марсиане – бывшие лунарии – оправдывали себя тем, что условия лунной жизни становились такими, что угрожали им, ухудшая их телесное благополучие, ослабляя их умственные способности, снижая и в конечном счете уничтожая великолепный интеллект, которым они так справедливо гордились. Если, как они оправдывали себя, одна из двух рас должна была погибнуть, то почему бы не выжить высшей? Заметьте, что их аргумент, говоря о расах, презирает простую физическую часть и имеет дело только с разумом, что обитает в ней, ибо, конечно, при обмене телами, если говорить о физической форме, то погибала именно высшая».

Марсианам не выжить на Земле и Венере

«А ТЕПЕРЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ. Слишком поздно в свете грядущих эпох лунарии узнали, что их предыдущее обиталище не было столь уж непригодным для жизни, как они опасались, что оно было рассчитано на то, чтобы продержаться в качестве их обиталища как расы, способной жить там, пока ее большая сфера-спутник – то есть ваша Земля – не станет пригодной для их приема, что возрастающие трудности лунного существования были точно рассчитаны не на разрушение, а на стимулирование и усиление их умственных и телесных сил, пока их физический перенос на Землю не станет возможным, и что их растущая наука была бы достаточно развитой, чтобы осуществить это совершенно законным образом, перенеся их тела через сравнительно незначительное расстояние к их земной цели, где они были бы приспособлены жить и развиваться, потому что бактериальные формы жизни на Земле и на ее спутнике одинаковы.

В настоящий момент их научный прогресс так велик, что проблема благополучного путешествия и прибытия на Землю не только с Луны, но и с Марса для них решаема. Но, как уже говорилось, теперь такое переселение было бы фатальным, так как марсианские организмы не могли бы существовать на Земле или, за что мы очень благодарны, на Венере. Таким образом, они сами навсегда отрезали себя от этой естественной и счастливой развязки, к своему вечному сожалению. Они видят ошибочность злого дела своих предков, но не видят никакого способа избежать его последствий при помощи каких-либо менее злых дел. Но они так же стремятся покинуть Марс, как их предки стремились завоевать его. Одна из причин заключается в том, что с момента своего прибытия на Марс, результат которого они совершенно не смогли предвидеть, они перестали продвигаться вперед интеллектуально. Им удалось продвинуться только в науке – это совсем другое дело. Другая же причина заключается в том, что Марс сейчас стареет».

Падение лунариев

«ПРЕЖДЕ ЧЕМ ТА ЗЛАЯ мысль пришла лунариям в голову, они были во всех отношениях прогрессивным и благородным народом, естественными наследниками интеллектуального богатства, полное значение которого даже сейчас не очевидно. Куда бы ни падал их взгляд на окружающие миры, они видели, что нет ничего равного им самим. Их трудолюбие всегда шло в ногу с их интеллектом, их колоссальная энергия всегда была равна нарастающей борьбе с природой. Господство, которое они приобрели над своим родным миром и его условиями, было выше всяких похвал. Когда вода и даже атмосфера начали покидать их, огромные круглые резервуары, которые они создали для их сохранения и которые должны быть так ясно видны с вашей Земли, стоят и по сей день в своих руинах без крыши – вечные памятники их способностям. Теперь марсианам, все еще неизмеримо превосходящим нас, невыносимо больно видеть, как мы все время движемся вперед, пусть медленно, пусть мучительно, все время движемся по дороге, где они стоят неподвижно, обреченные, как кажется, на то, чтобы их догнали и перегнали в этой гонке. Со времен беззакония их предков их прежнее благородство, кажется, умерло. Их интеллект, столь огромный, что мы не в силах его измерить, кажется уже не приспособленным к высоким идеалам – он приспособлен лишь к злу, что, вероятно, и является причиной его застоя. А теперь мы подошли к опасности для вас, и поскольку ваш ум подготовлен историей, которую вы выслушали, она может быть изложена в одном предложении. То, что случилось с бывшими марсианами, то же самое может…»

Оборванный конец рукописи

ДАЛЬШЕ СТЕНОГРАММА РЕЗКО обрывалась. Очевидно, именно в этот момент произошло событие, из-за которого Макрей не только прекратил свои записи, но и упал на пол в том удивительном состоянии, в котором он все еще находился.

Несколько минут капитан Эверед сидел, глядя прямо перед собой, а затем позвал своего ординарца и велел ему немедленно пригласить доктора Андерсона в его каюту.

Войдя, Андерсон быстро взглянул на своего начальника.

– Садитесь, – только и сказал ему Эверед.

После почти минутной паузы он продолжил:

– Сумасшедший, как мартовский заяц, – нет?

– Я сомневаюсь в этом, – сухо заметил врач, все еще не оправившийся от бесцеремонного прерывания своего сна, который он так долго откладывал.

– Но этот парень не понимал, о чем пишет, – настаивал капитан Эверед.

– Ну, кто-то же понимал это! – тихо возразил Андерсон. – Я не думаю, что вы могли внимательно прочитать эти записи и всерьез поверить, что они имеют какое-то сходство с бессвязностью безумия или могли быть составлены кем-то, кто не понимал, что делает.

– Скотт великий! Вы же не хотите сказать, что верите в эту историю?

– Едва ли это вопрос, сэр. Я думаю, что на данный момент мы можем оставить споры о том, правда здесь написана или что-то другое, в стороне. Вопрос в том, откуда взялся этот рассказ?

– Ну, конечно же, от Макрея. Мы не можем пойти дальше этого.

– Я никогда не видел Макрея в сознании, чтобы с ним можно было поговорить, – сказал Андерсон. – Но вы описали мне его самого, его характер и его образование, вернее, отсутствие такового. Я принимаю ваше мнение о нем как верное. А эта история, – он указал на бумаги в руке Эвереда, – затрагивает вопросы астрономии, эволюции, физиологии и других наук, и везде это написано так, как написал бы человек, хорошо знакомый с ними, или, по крайней мере, так, как это совершенно невозможно для человека, который совершенно их не знает, как вы говорите о Макрее.

Доктор откинулся на спинку кресла с видом человека, бросающего вызов сомнениям.

– Вот именно! – сказал капитан Эверед. – Я понимаю вашу точку зрения. Я пройдусь по этому вопросу еще раз, и мы еще поговорим об этом. Какова же ваша теория?

– Пока что у меня их нет, сэр, – ответил Андерсон. – Я в полном ауте!

Поиск теории для решения загадки

В ТЕЧЕНИЕ ДНЯ капитан Эверед еще раз перечитал рассказ Макрея, высматривая разные подозрительные моменты, обозначенные доктором, и понял всю силу сделанных им наблюдений.

– Андерсон прав, – пробормотал он. – Это могло исходить из головы Макрея не больше, чем из моей. Он не мог этого сделать. Но тогда кто, черт возьми, это сделал? – Эверед прибыл в ту же точку, что и медик.

Тем временем, доктору было любопытно, каков будет результат дальнейшего изучения документа капитаном. Ближе к вечеру Эверед послал за ним.

– Странная штука эта радиотелеграфия и телефония, Андерсон, – сказал он, когда врач вошел в его каюту. – А вы верите в то, что другие планеты обитаемы?

– Профессор Радж твердо убежден, что по крайней мере на одной из них есть жизнь. Он считает, что открытия Скиапарелли абсолютно доказали это в том, что касается Марса. На самом деле он хочет попытаться каким-то образом подать им сигнал. А другие ученые убеждены, что если эта планета необитаема, то много признаков говорит о том, что она не является непригодной для жизни.

– Значит, Радж хочет вступить с ними в контакт, не так ли? Судя по всему, это весьма опасное дело, – сказал капитан, постукивая пальцем по рукописи.

На мгновение их взгляды встретились. Доктор продолжал молчать.

– Послушайте, Андерсон, – снова заговорил Эверед. – Я думаю, мы оба согласны, что эта история с Макреем – самая невероятная из всех, что мы когда-либо слышали, а также что в ней есть какая-то тайна, требующая прояснения. Вся эта чертовщина вертится у меня в голове весь день, и я нисколько не продвинулся в ней. А вы?

– У меня все в точности то же самое, сэр. Я застрял, – признался Андерсон.

– Тогда что же мне делать?

– Если вы действительно хотите знать, что бы я сделал на вашем месте, сэр, я бы попросил Адмиралтейство доверить секрет станции какому-нибудь выдающемуся ученому, например, профессору Раджу, о котором мы только что упомянули, и передать ему рукопись Макрея – и таким образом снять с вас всю ответственность.

– Столица! Именно это я и сделаю. Есть еще один момент в пользу этого. Профессор Радж, как изобретатель метода этой новой системы телефонии, без которой эти передачи на большие расстояния были бы невозможны, был вызван на консультацию, когда их изучали и когда для них выбирались места. Он уже знает о существовании станции X.

– Тогда никаких трудностей быть не может. Я только хотел бы, чтобы в дополнение к тому, чтобы передать бумаги в его руки, мы могли бы отдать в них и беднягу Макрея.

– Вы все еще не видите никаких шансов на его выздоровление? Если он на самом деле не мертв, это не может быть совершенно безнадежно, не так ли?

– Я вполне убежден, что он скоро поправится физически, но его разум при этом выйдет из транса и погрузится в смерть, – убежденно сказал Андерсон.

Тут их разговор был прерван чьим-то стуком в дверь.

– Войдите, – сказал капитан Эверед, и в каюту вошел матрос.

– Прошу вас, сэр, Мистер Макрей встал со своей койки и ходит по кораблю в одеяле, спрашивая вас, сэр. Он кажется немного ошеломленным.

– О боги! – пробормотал Андерсон, когда они с капитаном выскочили из каюты.

Глава VI

Профессор Радж расследует

НИКОГДА ЕЩЕ ВРАЧ не был так рад ошибочному диагнозу, как доктор Андерсон в отношении загадочного случая с Аланом Макреем. К его естественному удовольствию видеть возвращение пациента к жизни, на которое он даже не надеялся, прибавилось предвкушение дальнейшего исследования интересной проблемы, которая теперь занимала их с капитаном мысли. Теперь у него был шанс самому разобраться не только в душевном состоянии Макрея, но и в его характере и достижениях, и таким образом окончательно удостовериться, имело ли место это предполагаемое общение с венери-анцем. Медик уже убедил себя, что вера в возможность этого далеко не абсурдна с научной точки зрения, и знал, что в этом его поддерживают некоторые из самых выдающихся ученых того времени.

Взяв на себя заботу о пациенте, он сразу же увидел, что бедняга не столько «ошеломлен», сколько взволнован, и прошло некоторое время, прежде чем его удалось успокоить – Алан нервничал, по крайней мере до тех пор, пока ему не объяснили, как он оказался на борту «Сагитты». Доктор Андерсон отвечал на его вопросы, одновременно стараясь как можно быстрее вернуть его в каюту. Затем Макрей постепенно успокоился, принял пищу и уснул, тем самым избавив Андерсона от страхов, которые тот уже начал испытывать.

Быстрое выздоровление

ПОСЛЕ ЭТОГО АЛАН быстро пришел в себя, показав, что физически с ним все в порядке и что запас прочности его молодого организма не был окончательно нарушен. Прошло два дня, прежде чем доктор Андерсон разрешил допросить своего пациента о том, что произошло с ним в приемной станции X. Макрей, со своей стороны, не выказал никакого желания обсуждать эту тему. Отчасти из-за молчаливого уклонения больного от этой темы Андерсон поначалу возражал против того, чтобы ему слишком рано навязали этот разговор.

– Удар, – сказал он, – чем бы он ни был вызван, был нанесен по нервной системе, и если для него есть какая-то опасность, то мы должны искать ее именно там.

К концу второго дня Алан, казалось, настолько пришел в себя, если не считать некоторой физической слабости, что доктор решил, что не будет никакого вреда от небольшого разумного допроса. Он уже окончательно убедил себя, что в его пациенте нет и следа безумия, и поэтому решил удостовериться, действительно ли Макрей не желает затрагивать эту тему, а если нет, то подготовить его к визиту капитана Эвереда.

– Конечно, сэр, – сказал Алан, увидев входящего доктора, – я уже достаточно здоров, чтобы встать. На самом деле, я не чувствую ничего плохого, кроме слабости из-за того, что я так долго лежал здесь.

– А до этого неделю ничего не ели, мой мальчик. Вы ведь могли бы упомянуть и это, а? Однако я намерен разрешить вам встать завтра же. Не кажется ли вам, что пара дней отдыха и скуки – это много после того, что вы пережили? Говоря о пережитом, я не хочу заставлять вас углубляться в эту тему, пока вы не почувствуете себя достаточно хорошо, но капитан хочет поговорить с вами.

– Я ожидал этого, сэр. Я, конечно, должен все объяснить, хотя то, что мне придется рассказать, не имеет никакого отношения к моим служебным обязанностям.

– Что же это? – спросил доктор.

Беседа с оператором

– ТО, ЧТО БЫЛО на острове, сэр, – начал рассказывать пациент. – Это так странно, что никто в это не поверит. Я и сам с трудом в это верю. Не очень-то приятно сознавать, что на меня будут смотреть как на сумасшедшего или лжеца.

– Это совершенно не факт. И вы не должны рассматривать ваши разговоры с капитаном или со мной как официальные экзамены. Это, без сомнения, произойдет позже, в Лондоне. А нам вы скажете ровно столько, сколько вам угодно, пусть даже очень мало, и ни в коем случае не углубляйтесь в то, что может вас чрезмерно взволновать.

– Говоря об этом, сэр, я бы предпочел рассказать все целиком, но я не совсем понимаю, с чего начать. Капитан, конечно, знает, как я оказался один на острове.

– Да… а, вот и он! – медик замолчал, когда вошел Эверед.

– Ну что, Макрей, – сказал капитан, приятно улыбаясь, – вам полегчало?

– Я думаю, что теперь все в порядке, сэр, но эта ужасная история с лейтенантом Уилсоном и все эти таинственные события были для меня слишком тяжелы, – вздохнул Алан.

– Полагаю, вы были удивлены, оказавшись на борту «Сагитты»? – предположил капитан Эверед.

– Да, сэр, я этого не ожидал.

– Вы помните все, что произошло на станции? Конечно, я видел официальный отчет, а также просмотрел ваш личный отчет о ваших переживаниях. Я боюсь, что его придется засекретить, так как он содержит некоторые моменты, которые могут выдать положение станции, если он попадет в неподходящие руки.

– Мне очень жаль, сэр, – сказал Макрей, краснея, – если я сделал что-то не так.

– Я уверен, что не намеренно, – добродушно сказал Эверед, – но, возможно, вы не вполне осознали, что необходима крайняя осторожность. Завтра, вероятно, мы высадим вас в Гонконге. Помните о торжественном обещании, которое вы дали при подписании договора, не сообщать посторонним лицам ничего, каким бы то ни было образом относящегося к станции X. Мы вернемся к этому утром. А сейчас мы с доктором Андерсоном хотели бы услышать ваши последние воспоминания о жизни на острове. Не могли бы вы рассказать нам, как вы оказались там, где мы вас нашли?

– Я рад слышать, что вы прочли мой дневник, сэр, потому что, хотя он предназначался не кому-нибудь, а девушке, с которой я помолвлен, теперь он избавляет вас от многих объяснений. Я прекрасно понимаю, что любой, кто прочтет то, что я написал, естественно, сочтет меня либо лжецом, либо сумасшедшим. Но я могу торжественно заверить вас, сэр, что написанное мною – чистая правда.

– Вы помните все, что написали? – спросил капитан. – Помните, как разговаривали с кем-то, кто сообщил вам, что он говорит с вами с другой планеты – с Венеры?

– Я все прекрасно помню, – серьезно сказал Макрей, – и записал в точности все, что произошло. Последний разговор до сих пор записан только стенографически. Если вы хотите, сэр, я сейчас же расшифрую его.

– Я как раз собирался сказать вам, когда вошел капитан Эверед, – перебил больного Андерсон, – что расшифровал вашу стенограмму. Так что это подводит нас к тому моменту, когда все так резко обрывается.