Текст книги "Станция X"

Прерванная связь

АЛАН НА МГНОВЕНИЕ заколебался, как если бы ему не хотелось затрагивать столь неприятную тему.

– Да, – сказал он, наконец, – все это внезапно кончается. Вот тогда-то и случился этот обрыв связи.

– Обрыв связи? – переспросил доктор. – Как это выглядело?

– Ну, сэр, все это началось и закончилось за несколько секунд. Я даже не знаю, как это описать. Голос обращался ко мне и, казалось, хотел о чем-то предупредить, как вдруг раздался другой голос, более громкий… О! Такой голос… – Макрей сел, и его слушатели с удивлением увидели выражение благоговейного ужаса, появившееся на его лице. – Я не могу описать его. Казалось, он обладал огромным авторитетом.

– И что он сказал? – спросил доктор.

Алан ответил после паузы, во время которой он явно напрягал свою память.

– Я не могу этого вспомнить. Мне кажется, что у меня в голове что-то перепуталось. Это единственное описание, которым я могу дать – там все туманно, скрыто. Я не помню слов, помню только великолепный голос.

Видя, что разговор прошел настолько хорошо, насколько это было полезно для его пациента, доктор Андерсон приподнялся, чтобы закончить его, но капитан Эверед жестом пригласил его снова сесть, а потом сказал Макрею:

– Вы сказали: «великолепный голос». Вы имеете в виду более громкий голос, который вы могли слышать более отчетливо и который заглушил тот, первый голос?

– Я не знаю, был ли этот голос громче, – сказал Макрей, – но в его тоне, в его силе было что-то такое, что заставляло прислушаться. Я больше не могу это описать.

– Значит, он оказал на вас большое влияние? – осведомился капитан.

– Да, большое влияние, – ответил Алан, невольно содрогнувшись.

– И как долго это продолжалось?

Яростный удар – забвение

– СРАЗУ ЖЕ РАЗДАЛСЯ первый голос, и это прозвучало как спор, но не на словах, – попытался объяснить Макрей. – Все это началось и закончилось так быстро, что в моей памяти все перемешалось. Единственное, что остается ясным – это то, что речь тех двух голосов была передана через инструмент и они заговорили со мной одновременно. Хотя я и не помню их слов, но знаю, что и то, и другое, казалось, оказывало на меня какое-то влияние. Один, казалось, боролся с другим, но второй голос все усиливался. Затем внезапно наступило что-то вроде темноты, и раздался резкий приказ первого голоса. Мне показалось, что меня сильно ударили по затылку. Следующее, что я помню – это то, как я оказался на борту этого корабля.

– И это абсолютно все, что вы помните? – спросил капитан Эверед.

– Это все, сэр.

– Постарайтесь забыть об этом на сегодня, – сказал доктор Алану. – Засните как можно скорее, а завтра встаньте и выходите на палубу.

Они с капитаном пожелали ему спокойной ночи и покинули каюту, после чего несколько часов беседовали в уединении каюты Эвереда, но все закончилось так же, как и началось. Каждый из них знал, что он был частично увлечен историей, рассказанной Макреем – и ее содержанием, и очевидной искренностью рассказчика. В то же время каждый из них слишком ясно видел ее необыкновенную природу, чтобы признать, что он полностью верит в нее, даже самому себе, а тем более кому-либо другому.

– Он кажется вам совершенно нормальным? – спросил капитан.

– Совершенно верно, таким же разумным, как вы или я, – подтвердил доктор.

– Что ж, я последую вашему совету по поводу профессора Раджа, – сказал Эверед. – Ему не составит никакого труда встретиться с Макреем. Мы высадим его завтра в Гонконге, и оттуда он будет демобилизован домой вместе с моим отчетом и, конечно же, с этими его записями. Я сообщу, что он, по моему мнению, не подходит для такого рода службы, а вы сможете это подтвердить.

– Я так и сделаю, – сказал Андерсон. – Макрей относится к замкнутому на себе типу людей. Вы заметили, как много в его дневнике записей о нем самом?

– Именно. Кстати, что вы думаете о двух голосах и об ударе по голове, который он получил?

– Ну, я полагаю, что два голоса не более загадочны, чем один, – заметил врач. – Если можно поверить в одного инопланетянина, то почему не в двух? По его словам, даже между нашими друзьями венерианцами иногда возникали разногласия. Я полагаю, что там есть те, кто не хочет иметь с нами ничего общего.

– Вероятно, – улыбнулся капитан Эверед и добавил: – Я намерен не только представить профессору Раджу этот отчет Макрея, но и написать ему лично пару строк, чтобы он знал, что что-то затевается. Правительственное ведомство, мой дорогой Андерсон – в данном случае это Адмиралтейство, и, надеюсь, я не скажу ничего кощунственного – пойдет так далеко, как его пнут. Но я думаю, что Радж не позволит им отложить это дело в долгий ящик.

Возвращение к возлюбленной

ТАКИМ ОБРАЗОМ, ВЫШЛО так, что Макрей отправился домой гораздо раньше, чем предполагал, покидая Англию. Это не радовало его, так как молодой человек был подавлен чувством неудачи, не имея возможности понять, как еще он мог бы поступить в сложившихся обстоятельствах. Он боялся, что его рассказ будет воспринят как нелепая история и обернется против него, после чего правительство может не найти ему работу даже дома. Это чувство подавленности продолжалось до самого входа в Бискайский залив, когда серое небо напомнило ему о родных холмах. Ветер Атлантики пробрал его до костей, и он воспрянул духом.

В телеграмме, отправленной Мэй Трихерн, сообщалось о неожиданном возвращении ее возлюбленного, и она приехала в Портсмут, чтобы встретиться с ним. Ее лицо было одним из первых, которые он увидел, и ее радушие завершило лечение, начатое северными небесами.

Проницательные глаза Макрея не преминули заметить в глазах девушки непроизвольный вопрос, который тактичность не давала ей произнести, и он задумался, как же ему ответить на него, ведь он обязан был хранить все в тайне.

Ни для кого не было секретом, что он был на беспроводной станции, и он бы ничего не нарушил, если бы сказал, что его положение там было несколько изолированным. На Земле было много мест, подходивших под это описание. Поэтому Алан рассказал Мэй, что во время его короткого отсутствия на станции его товарищи по работе были убиты, что он нашел их мертвые тела, когда вернулся, и остался единственным выжившим. Также он рассказал, как потерял сознание и как из-за шока, нанесенного его организму, его освободили от службы, дали ему больничный и, в конце концов, отправили обратно работать на станции в Англии. А потом юноша добавил, что есть и другие подробности, которые он не может разглашать в силу строгости служебной тайны.

Эта история привела девушку в ужас, и она вцепилась в своего жениха в знак благодарности за то, что он спасся.

– Представь, дорогой Алан, что ты был бы на станции, когда эти негодяи убили твоих товарищей. Тебя бы тоже убили. Ох! Как же я рада, что ты вернулся в Англию! Когда я получила твою телеграмму, я ужасно удивилась.

Макрей видел, что его объяснение кое-что прояснило в сознании Мэй и, казалось, развязало ей язык, так что теперь ему оставалось только терпеливо выслушать ее полный отчет о ее не особо богатой событиями жизни во время его отсутствия и обсудить планы на будущее, измененные этим новым развитием событий.

Правительственные расследования в Лондоне

В ТОТ ЖЕ вечер Мэй Трихерн вернулась в Плимут, а Макрей отправился доложить о своем прибытии в Лондон. На следующее утро он явился в Адмиралтейство, и ему сказали, что он должен будет присутствовать там в определенное время на следующий день, «когда будет прочитан доклад о нем». Затем его подвергли очень тщательному осмотру, так как всех сильно беспокоило, что в основе всего этого дела лежит какой-то план возможного врага. Чиновники с удивлением обнаружили, что после самых исчерпывающих расспросов им не удалось выяснить ничего, что могло бы подтвердить эти подозрения.

Очевидно, проверяющие испытали облегчение, обнаружив, что все указывает на то, что смерть сотрудников Макрея произошла в соответствии с официальным сообщением, сделанным сначала им самим, а затем капитаном «Сагитты». В остальном же это был, посчитали они, конечно, любопытный случай бреда под влиянием нервного шока. Дневник Алана был конфискован. Он получил выговор за то, что написал его, и особенно за то, что использовал выражения, которые могли бы служить указаниями на то, что было государственной тайной. В будущем, сказали ему, он будет работать на местных станциях до тех пор, пока не допустит какие-нибудь новые неосторожности. А пока молодому человеку предписывалось явиться на службу через месяц, предоставленный ему в качестве отпуска.

Следующий день застал Алана в Плимуте. Теперь было ясно, как мудро поступил капитан Эверед, решив написать письмо профессору Стэнли Раджу, поскольку если бы он не сделал этого, то никто больше никогда бы ничего не услышал о приключениях Макрея на острове, где находилась станция Х.

Письмо, которое Радж получил, содержало не так уж много информации, но ее оказалось достаточно, чтобы он захотел узнать больше. Профессор имел беседу с первым лордом, и в результате отчет оператора о переживаниях на острове был передан в его руки с просьбой соблюдать все необходимые меры предосторожности.

Стэнли прочитал отчет Алана с безграничным изумлением. Когда он прочел эти страницы во второй раз, решение было принято. Этот ученый вообще был человеком быстрых решений и столь же быстрых действий.

На следующее утро Макрей получил от профессора письмо, к которому тот прилагал денежный перевод и просил его в качестве одолжения вернуться в город и навестить его при первой же возможности «с целью дальнейшего изучения вашего недавнего замечательного опыта». Эта фраза показала Алану, что автор письма был в контакте с властями, и он счел своим долгом немедленно подчиниться, хотя и не без ворчания – как его собственного, так и его невесты.

Осмотр оператора

И СНОВА МАКРЕЯ изучали и допрашивали. На этот раз осмотр был более глубоким, детальным и тонким, чем все, что он испытал раньше. От ученого не ускользнуло абсолютно ничего. Радж был, по крайней мере, так же компетентен, как доктор Андерсон, чтобы исследовать психическое здоровье испытуемого, и гораздо более компетентен, чтобы изучить его характер, склонности, образ мыслей и общие знания, а также сформировать точное мнение о его личных особенностях. Сам Алан потом описал это как процесс полного выворачивания наизнанку.

Еще до того, как осмотр был закончен, он очень привязался к профессору. Научная работа научила Раджа подходить к предмету изучения без предубеждений, и под влиянием его сочувственной манеры Макрей раскрылся и разоткровенничался так сильно, как он никогда не считал возможным прежде. Затем разговор перешел на радиоустановку на станции, и Алан обнаружил, что об этом предмете, который он знал лучше всего, его знания были невелики по сравнению с тем, что знал его экзаменатор. Стэнли расспрашивал его по всем деталям, хотя они явно не имели отношения к делу.

Профессор Радж решает посетить станцию X

НАКОНЕЦ, ОНИ ПОЧТИ слово в слово повторили сообщение «голоса». О самом голосе тоже было задано бесчисленное множество вопросов. Особенно много Алана расспрашивали – он понятия не имел почему – о каких-либо странностях, касающихся акцента или ударения на различных слогах и об изменениях в интонации его загадочного собеседника. Макрей, без сомнения, был в состоянии разумно ответить на эти вопросы, быстро понимая их смысл, тем более что сам был двуязычным. Он заметил, что профессор, казалось, был доволен, узнав, что, хотя артикуляция и произношение венерианца были правильными, его интонация была заметно однообразной, слишком спокойной, что делало стиль его речи довольно монотонным. Главная же особенность его речи, добровольно выложенная Макреем, заключалась в том, что каждая его фраза, казалось, резко обрывалась, без понижения голоса, как будто на самом деле говорящий собирался добавить после нее что-то еще.

Наконец, когда разговор, казалось, был закончен, Алан сам отважился задать вопрос, к какому выводу пришел его собеседник, если ему вообще удалось сделать какие-либо выводы.

– Я пришел к нескольким выводам, Макрей, и так как я заметил, что у вас есть опасение, как бы люди не стали сомневаться в вашей искренности, позвольте мне сразу же сказать, что для меня это невозможно, – заверил Стэнли молодого человека. – Даже при самом большом желании обмануть вы не смогли бы ни на минуту ввести меня в заблуждение в этом вопросе.

– Этот голос на самом деле говорил со мной? – нетерпеливо спросил Алан.

– Несомненно. Нет ни малейшей вероятности, что вы сами в этом заблуждаетесь, – ответил профессор.

– Как же я рад, что пришел на эту встречу с вами, сэр! – воскликнул Макрей со вздохом облегчения. – И все, о чем я прошу сейчас – это забыть все это дело, голос, остров и все остальное.

– Тогда вы просите слишком многого, мой мальчик! – ответил Радж с улыбкой. – Сказать вам, как сильно вы меня заинтересовали? Лучший способ сделать это – рассказать вам о моем намерении, которое только что у меня сформировалось. Я собираюсь посетить станцию X и возьму вас с собой!

Глава VII

Голос с Марса

ЕСЛИ БЫ В НАЧАЛЕ ХХ века был задан вопрос, кто является самым выдающимся ученым этого времени, девять из десяти ответили бы: Стэнли Радж. Отличительной чертой его характера была открытость. Если бы он был, к примеру, церковным сановником, его терпимость привела бы к скандалу. И даже в научных кругах на него время от времени бросали косые взгляды из-за этого качества. Некоторым из его собратьев было неприятно, что человек, чьи научные достижения и труды невозможно было опровергнуть и чье положение было неоспоримо, баловался с этим, по их мнению, нечистым делом, осмеливался утверждать возможность существования того, что не могло быть помещено под микроскоп.

Ценность его научной работы признавалась, поскольку она была неоспорима, а его склонность к спиритуализму рассматривалась как слабость, странная на фоне остального тонкого интеллекта. Посторонние же, не связанные с наукой узколобые, считали, что у него должен быть хоть какой-то недостаток.

Профессор отнюдь не был тонкокожим, но мало кто смог бы не раздражаться, пусть даже слегка, слушая насмешки. Стэнли прекрасно понимал, что именно так люди относились к его психологическим исследованиям и что результаты, которые он считал проверенными, были встречены с нескрываемым недоверием. Он знал также, что его трактат об обитаемости Марса был встречен весьма холодно. Свое собственное мнение об универсальности жизни и о том, что она будет обнаружена, если это в принципе будет возможно сделать, там, где условия, необходимые для органической химии, делают ее существование реальным, Радж держал при себе. То, что такие условия имелись на Марсе и, вероятно, на других планетах, он считал вполне установленным. В этом отношении Стэнли был не одинок, но многие ученые не были в этом уверены.

Профессор Радж, похоже, большой авторитет

В УСЛОВИЯХ ТАКОГО разделения мнений в научном мире можно было не удивляться, что, когда дело Макрея было доведено до сведения Стэнли Раджа, тот с энтузиазмом взялся за него. Чем больше профессор размышлял над рассказом Алана, тем сильнее разгорался его интерес. Изучив Макрея, он убедился, что никакого преднамеренного обмана не было, а особые условия, в которых происходило общение оператора с венерианцем, казалось, совершенно исключали любые объяснения, кроме того, которое было выдвинуто. Радж был настолько убежден в этом, что сразу же решил продолжить расследование на месте, несмотря на его отдаленность.

– Я собираюсь посетить станцию X, – сказал он, – и возьму вас с собой!

Ответ Макрея удивил его.

– Нет, сэр! Все остальное, что я могу сделать, чтобы угодить вам, я сделаю, но я никогда, никогда больше не ступлю на этот остров, – запротестовал молодой человек.

– Что за вздор! Ну же, парень, я не могу представить себе ни одно существо на Земле, которое не ухватилось бы с жадностью за такой шанс сделать себя вечно знаменитым. Вы уже убедили меня в правдивости вашего рассказа, но уверяю вас, других вы так легко не убедите.

– Я ничего не могу с собой поделать, сэр, – сказал Макрей с тихим упреком, – и мне действительно очень жаль, что я вас разубеждаю.

– Но вы можете и должны помочь мне в этом деле, – заявил профессор. – Вы должны понимать это, потому что до тех пор, пока не будет проведено расследование, я принимаю вашу версию, но это еще не доказывает ее. Это просто побуждает меня взять вас с собой на место и провести там время, необходимое для ее подтверждения.

– Я сожалею, сэр, очень сожалею, что…

– Итак, Макрей, – прервал профессор Радж Алана, – в этом вопросе я не потерплю отказа. Вы должны немедленно отказаться от всех причудливые возражений, которые могут у вас возникнуть. Я получу приказ от Адмиралтейства, и это все уладит.

– Я скорее откажусь от своего нового назначения, чем поеду туда, – упрямо сказал Алан. – Прошу вас, сэр, извините меня. Попросите меня еще о чем-нибудь, но я не могу вернуться на эту станцию.

– Я намерен щедро вознаградить вас за ваше время и за услуги, пока мы будем отсутствовать, причем в гораздо большей степени, чем то жалованье, которое вы получаете от Адмиралтейства.

– Благодарю вас, сэр, но…

Попытки уговорить оператора

– ТОГДА ПОДУМАЙТЕ О мисс Трихерн, о той, которую вы якобы любите, разве вы вправе отказать ей? Она ждет, когда вы сможете жениться на ней, и вот я предлагаю вам те самые средства, которые вам для этого нужны, а вы отказываетесь от них. – Для профессора Раджа Макрей был теперь просто препятствием на пути расследования.

Его слова попали в цель. Алан молчал. Он переминался с ноги на ногу и выглядел очень встревоженным.

Профессор же, думая, что его победа почти одержана, добавил:

– Конечно же, нет на свете человека, который не завидовал бы вашей славе. Подумайте также о гордости и об удовольствии этой юной леди, и о том, какую неизмеримую пользу вы принесете всему человеческому роду – о пользе, которой было бы преступно пренебречь, упорствуя в своем отказе. Что такое награда, которую я могу дать вам, по сравнению с теми наградами, которые обрушит на вас мир?

Теперь Макрей выглядел так, словно разрывался между двумя порывами: на его лице отражались противоречивые эмоции. В конце концов он обрел дар речи и заговорил чуть слышным голосом:

– Мне очень жаль, но я не могу вернуться на станцию X!

Настала очередь Стэнли замолчать. Он был поражен и смотрел на Алана взглядом, который ясно говорил: «Неужели я все-таки неправильно понял твой характер?» Но в лице молодого человека, стоявшего перед ним, не было и следа упрямства. Это лицо выражало скорее безотчетное огорчение, как бывает, когда друг, которому он особенно желал услужить, просит невозможного.

Сделав над собой усилие, чтобы скрыть раздражение, профессор Радж, наконец, сдался:

– Конечно, вы пережили там ужасный опыт и, вполне возможно, еще не совсем оправились от потрясения. Я не буду вас пока больше задерживать. Возвращайтесь в Плимут, и вы скоро снова услышите обо мне.

Продолжительная нерешительность

АЛАН ПОПРОЩАЛСЯ И отправился в Паддингтон в самом подавленном состоянии, какое только могло у него быть. Молодой человек не обманывал себя мыслью, что профессор Радж отказался от своей затеи – наоборот, он был убежден, что ученый подаст заявку на получение приказа Адмиралтейства, и если бы ему дали такой приказ, это означало бы, что Алану придется подчиниться или потерять свое место. Тем не менее Макрей действительно чувствовал именно то, что он сказал Раджу: по какой-то причине он не мог согласиться ехать на тот остров. Теперь он надеялся только на то, что Адмиралтейство откажется дать Стэнли требуемое разрешение.

Однако ему его дали. Заявление Раджа было воспринято с удивлением, но тот факт, что столь великий ученый, проведя полное исследование записей Алана, был так заинтересован, чтобы решиться на такое путешествие, показывал, что он, во всяком случае, не считал пережитое Макреем простой галлюцинацией и уж тем более не считал это намеренным обманом. Так что ему было дано разрешение доставить Макрея на станцию X, а также полномочия распоряжаться в сигнальном доме на то время, которое ему потребуется, в соответствии с официальными обязанностями местного сотрудника.

Вооружившись этим, профессор Радж отправился в Плимут и снова долго беседовал с Макреем. Использовать этот документ так, как опасался Алан, было не в характере Стэнли. Никаких угроз не последовало, но были приняты все другие меры, чтобы изменить его решимость не ехать. Макрей так искренне привязался к ученому, что эти беседы были для него весьма болезненными, поскольку он все еще не мог удовлетворить его просьбу.

Все, кто был знаком со Стэнли Раджем, знали, что он не из тех людей, которые с легкостью отказываются от того, на что они рассчитывали. Если бы он легко отвлекался от своей цели, то его собственная борьба в начале его карьеры не привела бы к нынешнему успеху. Чтобы показать твердое упорство его натуры, часто было достаточно немногого, но для него это было не малым делом. Поэтому можно было не сомневаться: до тех пор, пока Радж желает, чтобы Макрей сопровождал его на станцию X, он будет продолжать добиваться этого до победного конца. Он мог бы сразу уехать один, но его долгий опыт и глубокое знание психических явлений говорили ему, что это бесполезно. Стэнли полностью осознавал, что способность слышать тот голос через пустоту, всегда предполагая его подлинность, бесконечно больше зависит от ранее установленного ментального контакта говорящего и слушающего, чем от ушей того, кто слушает.