Текст книги "Пираты Мексиканского залива"

III. ПОРТОБЕЛО

После Гаваны и Картахены наиболее укрепленным городом во владениях испанского короля в Новом Свете считался Портобело.

Он был возведен в Коста-Рике в четырнадцати милях от Дарьенского залива и в восьми от горной местности, известной под названием Номбре-де-Дьос. Защитой ему служили два крепостных замка; в одном из них находился постоянный гарнизон из трехсот солдат, в другом – четыреста вооруженных торговцев.

Под этой надежной охраной помещались торговые склады: их владельцы, однако, предпочитали жить в Панаме с ее здоровым мягким климатом, а в Портобело появлялись лишь при известии о прибытии галеонов из Испании.

Впрочем, один из самых богатых сеньоров, дон Диего де Альварес, постоянно проживал в Портобело вместе со своей супругой доньей Мариной и прелестной дочуркой, плодом этого счастливого супружества, которую назвали Леонорой в честь супруги вице-короля Мексики маркиза де Мансера.

Выйдя замуж, донья Марина не потеряла своей чарующей красоты; по свежести шелковистой кожи и блеску черных глаз ее можно было принять за юную девушку.

Дон Диего тоже сохранил свою статную осанку, которой он отличался в те времена, когда наши читатели познакомились с ним в Мехико; на новом месте, в Портобело, он сумел окружить себя такой же роскошью, как и в столице Новой Испании.

Вскоре после приезда дона Диего с супругой в Портобело там появился его друг дон Кристобаль де Эстрада, который поторопился увезти прекрасную донью Ану подальше от ее родины и угроз разгневанной доньи Фернанды, оскорбленной в своих материнских чувствах.

Любовная история этой пары, наверное, еще свежа в памяти наших читателей.

Донья Марина знала дона Кристобаля, однако ей было неизвестно, что он привез с собой донью Ану, а донья Ана, в свою очередь, не знала, что в Портобело находится дон Диего, – Эстрада, видимо, остерегался сообщать ей об этом.

Донья Ана по-прежнему вела строгую, замкнутую жизнь, которая ей к тому времени уже успела порядком прискучить. Могла ли она при своем беспокойном нраве и пылком воображении забыть о тех днях, когда играла сердцами сотни поклонников? Если на один миг ей удалось увлечься обманчивой мечтой о тихом счастье у семейного очага, то вскоре она поняла, что ошиблась.

Задумав вернуть себе прежнюю свободу, но не желая тревожить Эстраду, ставшего по воле судьбы ее господином, она принялась исподволь, с терпением, присущим ловкой женщине, вносить некоторые изменения в свой строгий образ жизни.

Эстрада это понял, но не счел нужным мешать ей. Никто в городе не знал донью Ану, и она отлично могла сойти за его жену, а донье Фернанде было неизвестно, где они нашли себе убежище.

Донья Ана стала разрешать себе дневную прогулку, – ей хотелось подышать свежим морским воздухом; два раба несли за ней носилки, в ожидании, когда сеньора выберет себе приятное место для отдыха.

Ничто так не действует на пламенное воображение и мечтательную натуру, как море и морское побережье: кажется, будто душа освобождается от своей телесной оболочки, реальная жизнь исчезает и человеческий дух, потрясенный величием природы и мощной красотой океана, переносится в блестящий мир фантазии и романтики. Человек сознает ничтожество плоти и ощущает лишь свой дух, тот дух, который склоняется только перед величием творца.

Донье Ане нравилось мечтать на берегу океана, вдали от города, в уединенном и диком месте, где бурные волны с глухим ревом бьют о высокие скалы, угрожая им с неизменной яростью и постоянством.

Как-то под вечер молодая женщина, погруженная в свои думы, ушла далеко вперед и не заметила, что прилив быстро нарастает; она продолжала бы идти еще дальше, если бы слуга не отважился остановить ее.

– Сеньора, – сказал он.

– Что тебе? – надменно спросила донья Ана.

– Сеньора, вода прибывает и прибывает, скоро нельзя будет вернуться назад.

Донья Ана оглянулась: она уже успела пройти длинный путь по песчаной полосе, простиравшейся у подножия высоких отвесных скал. Волны то набегали на песок, то откатывались в океан. Пути вперед не было, и донья Ана поняла, что вскоре не останется ни малейшей надежды на спасение. Следовало немедленно возвращаться, пока путь к отступлению еще возможен.

Слуги дрожали от страха. Донья Ана почувствовала, как ужас проникает и в ее сердце. С трудом овладев собой, она решительно повернула назад и, сопровождаемая слугами, пошла так быстро, как ей позволяли силы.

Волны уже докатывались до ее ног, но идти быстрее она не могла, а впереди лежал еще длинный путь.

Морские валы поднимались все выше и выше, грозя гибелью. Раньше от них оставалась на песке лишь пена, но с каждой минутой прилив нарастал, и вскоре вода доходила путникам до пояса, а порой окатывала их с головы до ног.

Смерть казалась неминуемой. Но человек до последнего вздоха не перестает бороться за свою жизнь. Цепляясь за выступы скал, чтобы волны не унесли ее в океан, донья Ана с неимоверными усилиями продвигалась вперед. Ее руки кровоточили, она задыхалась.

Неожиданно она почувствовала, что почва повышается, и предсмертная тоска сменилась надеждой на спасение. То был выступ на морском берегу, небольшая ступень в хаотическом нагромождении скал.

Вскарабкавшись на этот спасительный уступ, донья Ана с облегчением вздохнула, хотя тело ее было изранено; за ней последовали перепуганные насмерть слуги. Карабкаться выше было невозможно, но теперь волны достигали лишь ее ног, и кто знает, может быть, прилив на этом остановится.

Сияющий день клонился к вечеру, вдали солнце еще переливалось на взволнованном просторе океана, но берег был уже окутан тенью гор.

Между тем вода неумолимо прибывала; жадный океан требовал жертв. Волны снова окатывали донью Ану; она поняла, что настал последний час, и, покорно сложив руки, принялась молиться.

Слуги испускали отчаянные вопли.

IV. ВО ВЛАСТИ ОКЕАНА

Направляемая Хуаном Дарьеном, флотилия Моргана достигла порта Наос и взяла курс на небольшую бухту поблизости от Портобело, известную под именем Пуэрто-Понтин.

Дальше пираты не пошли; решено было добраться до Эстеры на шлюпках, высадиться ночью и незамеченными подойти к стенам Портобело, чтобы врасплох застигнуть его жителей. Таков был план, предложенный Хуаном Дарьеном и одобренный Морганом.

– Мне пришла в голову удачная мысль, – сказал Хуан Дарьен, – она обеспечит нам успех.

– Выкладывайте, – ответил Морган.

– Пошлем кого-нибудь из наших людей в город, прежде чем распространится весть о нашем прибытии; лазутчик разузнает, готовится ли город к отпору, и, в случае если гарнизон окажет сопротивление, ему будет нанесен удар с тыла.

– Мысль неплохая, – откликнулся Морган, – но сами понимаете, отряд наших молодцов привлечет к себе внимание, пойдут толки, и тогда все пропало.

– Никто не говорит об отряде, в город проникнет лишь один человек. Дайте мне такого смельчака, и я вам ручаюсь за успех. Я свяжу его с моим дружком, у которого, если понадобиться, найдутся молодцы не хуже наших. Из моих парней никто не годится на такое дело, их в Портобело знают.

– Такой смельчак, как вам требуется, у нас есть, вот он, – сказал Морган, указывая на Антонио.

– В самом деле, юноша прямо создан для нашего замысла. Ну как, Железная Рука, достанет у вас мужества взяться за такое дело?

Антонио в ответ лишь презрительно усмехнулся.

– Подобный вопрос, – вмешался Морган, – звучал бы оскорблением для нашего мексиканца, если бы он не исходил от друга. Дайте ваши указания, а уж с делом он справится.

– Прошу прощения, дорогой земляк, – спохватился Хуан Дарьен, – извините мою неловкость и слушайте: вы получите лодку с двумя гребцами, они вас высадят на берег в надежном месте, которое им хорошо знакомо; невдалеке, на опушке леса, вы увидите домик, ступайте к нему. Там живет рыбак Хосе, высокий старик с худым лицом, с длинной седой бородой. Вы его спросите – запомните хорошенько: «Пора брать рифы?» Он вам ответит: «И подтягивать паруса». Тогда вы посвятите его в наши планы. Он проведет вас в город, спрячет в надежном тайнике, сообщит все нужные сведения и, ежели понадобиться, даст вам людей. Все ли вам понятно?

– Все. Когда отправляться?

– День уже на исходе; у Хосе вам следует быть засветло, к ночи мы выступаем.

– Так велите дать лодку.

Хуан Дарьен отдал приказ одному из своих матросов, и вскоре на воду была спущена небольшая узкая шлюпка с двумя гребцами.

– Вот она, – показал Хуан Дарьен.

Антонио Железная Рука прощался с Морганом, меж тем как пират из Кампече давал распоряжения гребцам.

Юноша прыгнул в шлюпку, весла рассекли воду. Поглощенный своими мыслями, Антонио молчал, не обращая внимания на гребцов, которые о чем-то с жаром переговаривались. Наконец их возбужденные голоса вывели Антонио из задумчивости.

– Гляди, их трое, – говорил один.

– Верно, – отвечал другой, – двое мужчин, а с ними как будто еще женщина.

– Да, женщина. Ну, если они не водолазы, то сегодня же пойдут ко дну на ужин акулам.

– В чем дело? – спросил Антонио.

– Да там на скалах примостились трое, прилив, того и гляди, их смоет, – ответил матрос, продолжая грести.

– Среди них женщина, – прибавил второй.

– А спастись разве они не могут? – спросил Антонио.

– Куда там! Уж я-то знаю эти скалы: меня здесь однажды застиг прилив, так я спасся лишь вплавь, да и то с трудом. Совсем уж было тонул и уцелел только чудом: мне помогла наша заступница божия матерь.

– Так беднягам грозит смерть? – спросил Антонио.

– Да, вода доходит им уже до пояса.

Шлюпка шла недалеко от берега.

– Слышишь, кричат! – сказал один из гребцов.

В самом деле, до них донеслись отчаянные вопли погибающих.

– Так поспешим к ним на помощь! – воскликнул Антонио.

Матросы, подняв голову, поглядели на него так, словно он произнес нечто несуразное. Антонио заметил их взгляд.

– Что вы на меня так смотрите? – спросил он. – Неужели не хотите выручить этих несчастных?

– Охотно выручили бы, да ведь это невозможно.

– Невозможно? Почему?

– Мы и опомниться не успеем, как нас разобьет о скалы.

– Ну хоть попытаемся, – настаивал Антонио.

– Нам-то что! – безразлично бросил один из моряков. – Мы плаваем как рыбы, а дно знаем не хуже, чем свою старую шляпу.

И гребцы тут же повернули к берегу, где, прижавшись к скале, стояли донья Ана и ее слуги.

Вода прибывала, и шлюпку быстро несло на скалы. Донья Ана смирилась со своей участью, слуги продолжали звать на помощь.

– Нас вынесет с волной, – сказал Антонио гребцам, – будьте наготове. Те двое подхватят лодку и не дадут ей разбиться. Эй, люди, принимайте лодку, хватайте ее, да покрепче, не то она разобьется о скалы. Ну, давайте же!

Опасный маневр совершился по команде Антонио: шлюпка взлетела на гребне подоспевшей волны. Слуги доньи Аны, опершись о камни, приготовились подхватить шлюпку и спасти ее от рокового толчка.

Едва огромный вал со шлюпкой на гребне обрушился на берег, как оба негра кинулись ему навстречу, а гребцы, словно пикадоры в ожидании разъяренного быка, вытянули вперед весла.

И все же толчок получился такой страшной силы, что один из гребцов упал на дно шлюпки. Но отчаянные усилия людей одержали верх над стихией, и шлюпка застыла как на приколе.

– Нельзя терять ни минуты! – воскликнул Антонио. – Сеньора, поспешите в лодку, следующая волна унесет нас в море.

Донья Ана протянула руки навстречу ожидавшему ее Антонио, за ней прыгнули слуги, оставалось лишь ждать следующей волны, которая поможет им снова выйти на простор океана.

Волна пришла и окатила путников с головы до ног; новый ужасный толчок потряс суденышко, потом огромная стена воды и пены отступила, увлекая за собой шлюпку вместе с людьми, которые лишь чудом избежали смерти.

– Мы спасены! – воскликнул Антонио.

Донья Ана подняла голову; при виде юноши глаза ее расширились от изумления, и из уст ее невольно вырвался крик:

– Боже мой! Дон Энрике Руис де Мендилуэта!

– О, небо! – воскликнул Антонио, узнав свою спутницу. – Донья Ана де Кастрехон!

V. ИСКРА ПОД ПЕПЛОМ

Железная Рука, или дон Энрике Руис де Мендилуэта, как мы будем впредь называть юношу, раз мы уже узнали его настоящее имя, раскрыл объятия, и донья Ана, рыдая, бросилась к нему на грудь.

Ни одного ревнивого укора, ни одного горестного воспоминания не шевельнулось в сердцах этих людей, охваченных радостью неожиданной встречи в минуту грозной опасности.

Это естественно: каждый, кого судьба оторвала от родины и забросила невесть куда, испытал, как радостно встретить на чужбине не только брата или друга, но даже случайного знакомого, о котором не знаешь ничего, кроме того, что он твой соотечественник. В такой миг забываются все былые обиды, и если людей не разделила в свое время непримиримая вражда, они с братской нежностью бросаются друг другу в объятия.

Дон Энрике и донья Ана, которых в прошлом соединяла любовь, были разлучены внезапно, когда их пылкие чувства еще не успели остыть. С той поры они жили вдали от света, и при неожиданной встрече старое чувство вспыхнуло в их сердцах.

Несколько мгновений они сидели, молча прижавшись друг к другу. Это зрелище нисколько не удивляло ни матросов, ни слуг: им было понятно волнение людей, встретившихся после долгой разлуки.

Матросы продолжали равнодушно грести, а слуги все еще не могли прийти в себя от пережитого страха и, позабыв о своей госпоже, тихо переговаривались меж собой.

Шлюпка подошла к берегу.

– Мы на месте, – сказали гребцы.

Дон Энрике вышел из лодки и подал руку донье Ане; слуги последовали за ним.

Оглядевшись по сторонам, дон Энрике увидел невдалеке хижину Хосе.

– Можно возвращаться? – спросили гребцы.

– Подождите, – ответил дон Энрике и, обращаясь к донье Ане, сказал: – Донья Ана, я желал бы поговорить с вами.

Они отошли в сторону.

– Сеньора, – начал дон Энрике, – сейчас не время пускаться в объяснения, почему я здесь и как вы попали сюда. Моя радость снова видеть вас, донья Ана, так велика, что вы, надеюсь, поймете меня без слов.

– Сеньор Энрике, господь бог уготовил мне счастье встретить вас в такой миг, когда надо мной нависла угроза смерти, и я вижу в вашем лице не возлюбленного, которого я в былое время незаслуженно оскорбила, но моего ангела-спасителя. Если бы я не хранила в глубине моего сердца иного чувства, я выразила бы вам мою вечную благодарность…

– Не стоит говорить об этом, донья Ана; один лишь бог знает, что станется с нами завтра. Вы собираетесь вернуться в город?

– Да, мне надо домой; к несчастью, я не могу предложить вам гостеприимства по причинам, о которых вы узнаете позже. Но скажите, где найти вас завтра, и я, клянусь богом, разыщу вас даже в чаще лесов…

– Сеньора, неизвестно, что будет с нами завтра…

– Что вы хотите этим сказать? Ваши слова пугают меня.

– Тише, донья Ана. Буду с вами откровенен: мне нежелательно, чтобы в городе узнали о моем присутствии или толковали о происшедшем.

– Если это ваша тайна, клянусь, от меня никто не услышит ни слова.

– Вам я верю. Ну, а ваши слуги? Можете ли вы за них поручиться?

– Ни в коем случае. Напротив, я уверена, что они станут рассказывать о пережитой опасности, и скоро весь город узнает о случившемся…

– Это сулит мне роковую беду.

– В таком случае что делать? Приказывайте. Ради вас я готова отдать свою жизнь.

– Простите, сеньора, не могли бы вы принести мне жертву и провести эту ночь здесь, не возвращаясь в город?

– Если вы желаете, конечно…

– Ваши слуги останутся при вас, только пусть не вздумают болтать.

– Не поручусь за них.

– В таком случае весьма сожалею, но вам придется отказаться от их услуг. Вы вернетесь одна в город или одна останетесь здесь. Я должен отделаться от свидетелей.

– Вы хотите убить их?! – испуганно воскликнула донья Ана.

– Нет, сеньора, – ответил, улыбаясь, дон Энрике, – к чему такая бессмысленная жестокость?

– В таком случае поступайте, как считаете лучшим.

– Прошу прощения, сеньора, но иначе невозможно.

Дон Энрике подозвал к себе матроса и что-то шепнул ему на ухо.

Матрос, в свою очередь, шепотом передал приказ своему товарищу, потом обратился к слугам:

– Ну, молодцы, ступайте в шлюпку.

Слуги в ужасе переглянулись и бросили умоляющий взгляд на донью Ану, но она отвернулась от них.

Не дожидаясь долее, один матрос столкнул негров в шлюпку, а другой мигом скрутил им руки; потом гребцы взялись за весла, и донья Ана осталась на берегу наедине с доном Энрике.

Донья Ана не знала, что происходит в сердце юного Энрике, и думала, что едва шлюпка с пленными слугами исчезнет из виду, он бросится к ее ногам. Однако, когда первое возбуждение миновало, юноша целиком отдался мыслям о возложенном на него опасном поручении.

Женская гордость доньи Аны была задета.

– Что же дальше?! – воскликнула она, не зная, как ей быть.

– Предпочитаете ли вы, сеньора, вернуться домой или хотите остаться здесь? – спокойно спросил дон Энрике.

– Я уже сказала, что всецело повинуюсь вам. Решайте этот вопрос сами.

– Я желаю лишь того, сеньора, что вам больше по душе.

– Мне по душе – повиноваться вашим желаниям, дон Энрике, ведь вы мой спаситель.

– Ради бога, донья Ана, не вспоминайте об этом. Итак, следуйте за мной, мы пойдем вон в ту хижину, что виднеется невдалеке.

Взяв донью Ану за руку, дон Энрике повел ее к рыбачьей хижине. При этом он не обронил ни одного нежного слова, даже не пожал руки молодой женщины.

«Я-то думала, что он удерживает меня здесь из любви, – сказала себе мысленно донья Ана, – а он, оказывается, поступает так всего-навсего ради каких-то загадочных целей. Впрочем, возможно, он не решается открыть мне свое сердце. Посмотрим, что будет дальше. Впереди еще целый вечер, сумерки только сгущаются».

Они подошли к жилищу Хосе; это была лачуга, сложенная из бревен и пальмовых листьев; против входа на пнях сушились рыбацкие сети и паруса.

– Есть кто в доме? – крикнул дон Энрике, не выпуская руки доньи Аны, которая молча следовала за ним.

– Что вы желаете? – спросил, выходя на порог, высокий, сухощавый человек с длинной седой бородой. Он выглядел точь-в-точь, как его описал Хуан Дарьен.

– Вы рыбак Хосе? – спросил дон Энрике.

– Я самый, готов служить богу и вашей милости, – ответил человек, снимая с головы ветхую шляпу.

– Пора брать рифы? – спросил дон Энрике.

Рыбак посмотрел на него долгим взглядом и ответил почтительно:

– И подтягивать паруса. Что прикажет ваша милость?

– Нам надо переговорить о многих весьма важных делах, но прежде всего мне хотелось бы узнать, нет ли поблизости надежного и удобного жилья, где сеньора могла бы спокойно провести ночь?

Рыбак поглядел на донью Ану, на мгновенье задумался и ответил:

– Здесь поблизости стоит дом, где проживают моя семья и еще одна женщина с двумя дочерьми. Владельцы дома живут постоянно в городе; но в их сельском жилище можно отлично расположиться. Ежели ее милости угодно, мы можем туда пройти.

– Так не будем терять ни минуты, мне еще предстоит обсудить с вами весьма важные вопросы.

Рыбак, даже не оглянувшись на свою хижину, спокойно зашагал вперед по тропинке, которая вела в лес.

– Не слишком ли это далеко? – спросил дон Энрике. – Начинает темнеть, сеньора не привыкла много ходить пешком.

– Увидите, это рукой подать.

Рыбак шел впереди, а дон Энрике следовал за ним, продолжая держать за руку донью Ану. Все трое шли в полном молчании.

Дон Энрике, поглощенный мыслями о предстоящем деле, лишь время от времени обращался к донье Ане:

– Не устали ли вы, сеньора?

– Нет, – отвечала она, и молчание воцарялось снова.

«Здесь кроется какая-то тайна, – рассуждала она про себя. – Дон Энрике, прежде такой влюбленный и внимательный… О чем он сейчас думает? Как собирается поступить со мной? Уж не замыслил ли он отделаться от меня, как отделался от моих слуг? Нет, не может быть! Что стоило ему отослать меня в шлюпке вместе с рабами? Он удержал меня здесь, не пожелал отпустить домой в город, потому что жаждет быть вместе со мной… Он любит меня. Как только мы останемся вдвоем в этом сельском доме, он бросится к моим ногам. Да, да, конечно! О, как мы будем счастливы! Мы уедем отсюда далеко-далеко, прочь из этой унылой страны!»

Лай собак известил их о близости дома; псы почуяли, что к дому подходят чужие.

Рыбак свистнул, и навстречу ему, виляя хвостами, выскочили из высокой травы три щенка.

VI. ОБИДА

Сельский дом открылся взорам путников за поворотом тропинки; спустилась ночь, одна из тех светлых ночей, когда здания четкой тенью вырисовываются на фоне неба.

В окнах еще горел свет, кто-то, перегнувшись через подоконник, вглядывался в сумрак ночи.

Рыбак снова свистнул.

– Это ты, Хосе? – спросил через окно женский голос.

– Да, Урсула, – ответил рыбак.

Голова женщины исчезла, и вскоре внизу открылась входная дверь.

– Урсула, – обратился Хосе к жене, – я привел кабальеро и даму; приготовь для них постели и поскорее подай ужин. Полагаю, сеньор, что вы охотно выпьете глоток агуардьенте; у меня сохранилась бутылка этого превосходного напитка, нам, морякам, полезно бывает согреть желудок. Послушай-ка, Урсула, проводи сеньору в спальню, ей надо обсушиться; а нам с кабальеро пришли графин и два стакана.

– Пойдемте, сеньора, – сказала Урсула, обращаясь к донье Ане, – вам в самом деле необходимо переодеться, ведь вы насквозь промокли. Так и захворать недолго. Идемте.

Донья Ана нерешительно посмотрела на Энрике, словно ожидая, что он на это скажет.

– Хозяйка права, – подтвердил Энрике, – вам надо переодеться.

Донья Ана вспыхнула от досады. Будь дон Энрике повнимательней к своей спутнице, он давно заметил бы, что она весьма раздосадована. Но Энрике думал лишь о том, что время летит, а он еще ничего не успел предпринять, меж тем как Морган и Хуан Дарьен, пожалуй, уже двинулись в поход.

Без единого слова донья Ана поднялась и последовала за Урсулой. Хосе и дон Энрике остались наедине.

– Сеньор, я к вашим услугам, что вы желали сказать мне? – спросил Хосе.

– Слушайте же, время не терпит: этой ночью люди Моргана, а с ними и молодцы Хуана Дарьена нападут на Портобело…

– Боже мой! – воскликнул, оживляясь, рыбак. – Возможно ли? Джон Морган, знаменитый Морган, прославленный пират? И он уже так близко? Да еще с Хуаном Дарьеном, нашим главарем? Это верно?

– Еще бы! Они-то и послали меня к вам, чтобы я проник в город и все разведал. Ведь если испанцы вздумают проявить упорство, мы ударим с тыла.

– Вот именно, вот именно! – подхватил рыбак. – Я дам вам людей.

– Тише, – остановил его дон Энрике, – как бы нас не подслушали.

– Здесь нет никого, кроме мой жены.

– И этой дамы…

– Как, разве она не ваша?..

– Нет, она из Портобело.

– Но как получилось, что вы пришли вместе?

– Об этом я расскажу в другой раз, а сейчас поспешим, ведь, может быть, наши люди уже выступили в поход.

– В котором часу ожидается нападение?

– На рассвете.

– А по какой дороге их ждать?

– Я этого побережья не знаю; они придут на шлюпках и высадятся недалеко от города, в местности, которая называется Эстера.

– Значит, здесь.

– Здесь?

– Да, эта бухта и есть Эстера; полагаю, они вот-вот появятся; нельзя терять ни минуты.

– Так в путь!

– Постойте, выпьем на дорогу по стаканчику.

Тут вошла Урсула с бутылкой и двумя стаканами.

– Прошу прощения, – сказал Энрике, обращаясь к Урсуле, меж тем как Хосе наполнял стаканы, – где вы устроили сеньору?

– Она в соседней комнате.

– Отлично, полагаюсь на вас.

– Будьте спокойны, ей будет здесь не хуже, чем дома.

– Так за наш успех! – сказал рыбак, чокаясь с доном Энрике.

– За успех! – ответил Энрике, осушая стакан.

– А теперь в путь, сеньор дон Энрике. Эй, Урсула, запри покрепче двери и, ежели этой ночью здесь появятся знакомые ребята, спроси Хуана Дарьена и скажи ему, что этот дом принадлежит Хосе-рыбаку.

– Хуан Дарьен?..

– Молчок. Делай, что тебе велят, и прощай. Позаботься о сеньоре.

– Прощай, – ответила жена.

Хосе вышел вместе с доном Энрике и направился по тропинке в город.

Урсула проводила их до порога, тщательно заперла дверь и ко всем запорам прибавила еще на всякий случай крепкую перекладину.

Через окно, из которого Урсула окликнула мужа, донья Ана наблюдала за Энрике, пока он не исчез в сумраке ночи. Тогда, отойдя от окна, она проговорила с раздражением:

– Ушел не простившись. Как видно, его чувство ко мне угасло. Я больше не нужна ему, он держит меня здесь, как пленницу, чтобы я не могла рассказать обо всем в городе и не нарушила его замыслов. Меж тем я начинаю кое о чем догадываться… Ах, лучше бы мне погибнуть сегодня в океане! Этот человек, о котором я так страстно мечтала, равнодушен ко мне, мало, того, он пренебрегает мной. Я не пробуждаю в нем ни малейшего желания, я целиком в его руках, и что же? Ни одного нежного слова, ни одного поцелуя… Это ужасно! Он просто не замечает меня, я для него не женщина… Я слепо пошла за ним, вообразив, будто вновь пробудила в нем любовь. А он запирает меня на замок и сам уходит… Но берегись, ты мне за это дорого заплатишь!.. Да неужто я так подурнела?

Тут в комнату вошла Урсула.

– Итак, сеньора, вам уже известно, что сегодня ночью к нам пожалуют гости.

– Да, я кое-что слышала об этом Хуане Дарьене, – уклончиво ответила донья Ана.

– Вы знаете Хуана Дарьена?

– Нет, а кто он?

– Здорово! Только вы одна ничего о нем не слыхали. Хуан Дарьен – прославленный пират, разве вам не рассказывал о нем ваш возлюбленный? Или кто для вас этот кабальеро?

Услышав, что дона Энрике называют ее возлюбленным, донья Ана вспыхнула, но не столько от стыда, сколько от досады при новом напоминании о юноше, который пренебрег ею.

Она уже собиралась было заявить, что между нею и доном Энрике нет ничего общего, как вдруг ее осенила мысль, что ложь скорее поможет доискаться правды.

– Он мой супруг, – ответила она.

– Предположим. Так неужто ваш супруг никогда не говорил вам о Хуане Дарьене?

– Никогда.

– Быть не может! Ведь он, ясное дело, прибыл вместе с Хуаном Дарьеном, а вы вместе с мужем, так как же вы ничего не знаете?

– Мы были с мужем в долгой разлуке и только сегодня снова встретились.

– И он не успел рассказать вам, что сегодня ночью здесь будут пираты?

– Пираты? Здесь?! – воскликнула перепуганная донья Ана.

– Да, так сказал Хосе; ежели, говорит, этой ночью на берег высадятся вооруженные люди, я должна разыскать Хуана Дарьена и сказать ему, что это дом Хосе-рыбака.

– Но что им здесь нужно, этим людям?

– Как что? Ясно – взять город.

– Взять город? Зачем?

– Чтобы захватить богатую добычу и женщин, за этим они и идут.

– Боже мой! Но вы еще молоды, разве вы не боитесь?

– Нисколько. Ни вам, ни мне беда не угрожает. Я жена Хосе, а ваш муж с ними заодно, уж нас-то они не тронут, они уважают друг друга. Да вы сами увидите, какие это веселые и славные ребята.

– А вы уверены, что они будут здесь?

– Еще бы! Недаром же наши бедные мужья отправились без ужина налаживать дело. Завтра все богачки Портобело проснуться женами пиратов.

– Так вы говорите, сегодня ночью?

– Вот увидите. Ну, пока давайте ужинать.

– Давайте, – сказала донья Ана, а про себя подумала: «Надо во что бы то ни стало бежать и предупредить жителей города. Отомщу дону Энрике за его пренебрежение».

Она направилась вместе с Урсулой в столовую.

Покончив с легким ужином, Урсула проводила донью Ану в приготовленную для нее комнату.

– Это окно, – сказала она, – выходит на море, отсюда вы увидите, когда они подойдут.

– С какой стороны они появятся?

– Вот с этой, разве вы не видите моря?

– Вижу. А город где?

– Здесь, направо.

– Вот как.

– Ну, а теперь ложитесь спать, если что случится, я разбужу вас.

Урсула вышла; донья Ана заперла дверь и долго прислушивалась, пока заглохли шаги приютившей ее женщины. Окно было невысоко над землей, донья Ана решила действовать.

Связав вместе две простыни со своей постели, она сделала на одном конце узел, прижала его ставнем и свесила длинную белую полосу вниз за окно, потом стала спускаться.

До земли оставалось уже совсем недалеко, когда чьи-то могучие руки схватили беглянку за талию. Вскрикнув, она выпустила из рук импровизированную лестницу, но не упала: прижав к груди свою добычу, незнакомец зашагал прочь от дома.

Донья Ана попыталась было кричать, но широкая ладонь закрыла ей рот.

Тут-то она раскаялась в своем поступке, поняв, что попала во власть пиратов.