Текст книги "Прииск «Безымянный»"

Глава 9. Спасение

Когда Иван очнулся, день клонился к закату и заметно похолодало.

«Сколько же я пробыл в забытьи? – подумал он, растирая закоченевшие руки. – Может, час, а может, два».

Рядом, будто предупреждая об опасности, тревожно шумела река. Пересилив себя, Иван пошёл за дровами, разжёг костер. Дым поплыл над берегом, опустился к воде. Вырвавшееся пламя обдало жаром, жизнь возвращалась в его тело. Теперь жизнь требовалось вдохнуть в тела своих товарищей. Вскипятив чай и попоив раненых, он отправился рыбачить. Когда он набирал воду, увидел стайку хариусов, стоявших на струе, и понял – это спасение. Рыбалка была его страстью, пришедшей из детства. Ещё будучи подростком, он ловил рыбу в небольших горных речушках, потом в могучих сибирских реках и вот теперь оказался на одном из многочисленных притоков Алдана – реке Бурхале, спускавшейся с высоких гор.

Вырезав длинное удилище, Иван привязал к нему леску с крючком. Крючок закрыл клоком курчавых волос, отрезанных ножом из интимного места, и обмотал их яркой ниткой. Спрятавшись за камнем, он сделал заброс. Мушку понесло по течению, запрыгав на струе, она скатилась в тихую заводь. Тотчас последовала атака, и он выдернул извивавшегося хариуса. Крупная рыба упала на гальку. Схватив хариуса, Иван быстро снял с крючка. Тугое сильное тело рыбы забилось в его руках. Развивающийся спинной плавник хариуса казался сказочно красивым и чуть не доставал хвостового плавника, по всему телу были разбросаны бурые пятнышки. Положив рыбу на гальку, Иван сделал очередной заброс, и снова удача. К его удивлению, хариус ловился не хуже, чем летом, и выглядел даже жирней. Когда все поднялись, их ждал сюрприз: возле огня томился полный котелок ухи. От костра исходило тепло, трещали дрова, вверх летели искры.

– Ну ты молодец! – молодой человек первый раз за всё время услышал похвалу Сенькина. – Теперь мы с голоду не умрём. Можно продержаться только на одной рыбе, а тут ещё и брусники полно.

– Значит, хариус никуда не ушёл, здесь и будет зимовать, – со знающим видом сказал подполковник Свиридов. – Обычно до сентября он скатывается вниз по течению и стоит в глубоких ямах. Стало быть, река не мелкая и хватает корма.

После еды настроение поднялось, заговорили о последнем переходе и как-то незаметно вернулись к пролетевшему самолёту.

– Надеяться надо только на себя, – сказал майор. – Больше никто сюда не полетит, да и зачем? Раз лётчики увидели наш разбившийся Ли-2 и никого вокруг – стало быть, всё ясно: все до единого погибли. – После недавнего срыва он пришёл в себя и пытался как-то оправдать своё поведение. Но всё же иногда казался странным. – Сейчас люди у нас не в цене, – продолжал майор. – Вон их сколько на Колыме: все лагеря забиты, а их всё везут и везут. Как будто вся страна – одни политические, бандиты и шпионы. Откуда их столько взялось? Вроде ничего у нас не изменилось, а заключённые только добавляются. Поговоришь с каким-нибудь поселенцем – вроде бы нормальный человек. Спрашиваешь, за что сидел, а он и сказать-то толком ничего не может, получается, ни за что человека посадили. Статью пришили – и на Колыму, а тут он бесправный, его используют вместо дармовой рабочей силы. Эх, дела! – Он тяжёло вздохнул. – Это все Берия! Это он народ уничтожает. Вот кто наш главный враг…

– Что ты мелешь? – бросил Свиридов. – При чём тут Берия? На Колыму отправляют врагов народа. Среди них есть шпионы, диверсанты, националисты и прочий контингент – это люди, занимавшиеся антисоветской деятельностью и подрывавшие советский строй. Эх, майор, до чего ты докатился! Несёшь голимую антисоветчину. Лучше придержи язык за зубами. Услышал бы твои бредни кто-нибудь дома, сразу закатили бы пятьдесят восьмую и под фанфары ты загремел бы на нары. И не боишься? – спросил он, с живым интересом посматривая на майора.

– А чего мне бояться? Нас всё равно никто не слышит, кругом тайга. Разве что медведь подслушает.

– Ошибаешься: у нас везде есть глаза и уши, о каждом всё известно. И о тебе соответствующие органы тоже знают. Если не прекратишь, я сам доложу по инстанции о твоих антисоветских разговорах. Будешь знать, как болтать языком.

– Да ладно тебе, подполковник, спустись на землю, – с иронией в голосе сказал майор. – Мы, может, последние часы доживаем на этой земле, а ты всё блюдешь честь мундира, беспокоишься о партийных устоях. Оглянись вокруг, ведь на свете есть иная жизнь и люди там живут по-другому, не чета нам, а ты её боишься – эту жизнь, боишься как чёрт ладана, и других туда не пускаешь. Ведь сам небось откуда-нибудь из деревни, где царили другие порядки. Тебя же дома не учили так жить, как ты живёшь. А ты что делаешь? Мирных людей убиваешь.

– Но-но, потише! – дёрнулся Свиридов. – Я к этому не имею никакого отношения. Такие дела решают без меня.

– Ну да, конечно, ты тут ни при чём, святой мне нашёлся. Все вы такие. Хорошо, будем считать, что ты чистенький, ничем ещё не замазанный, – будто смирившись, сказал майор. – Но согласись, нами, русскими людьми, правит грузинско-жидовская шайка, – произнёс он с новой силой. – Сколько людей они извели! – Он закачался из стороны в сторону, видно, не в силах добавить словами. – А за что, скажи мне? Думаешь, за идею? Нет, ошибаешься – ради наживы. Бесплатная рабочая сила зарабатывает им валюту, строит города и электростанции, добывает металл. Главное, обидно, – вякнуть никто не может – всем рот закрыли, всё засекретили. Куда ни плюнь, одни запреты, ничего русскому человеку теперь не позволено.

Подул ветер, пламя огня метнулось в сторону майора, осветив его лицо. Оно казалось багровым.

– Давай лучше прекратим этот опасный разговор, – предложил Свиридов. – Мы ничего друг другу не докажем и тем более ничего не сможем сделать. За нас другие всё уже решили.

Ивану показалось, будто подполковник с чем-то согласен, но по долгу службы не мог в этом сознаться.

– Ну что, закончим? – кивнул тот майору.

– Раз не хочешь больше говорить, то не надо.

– Вот и хорошо, я всё списываю на твою контузию и больную психику.

«Ловко он закончил, – подумал Иван. – Майор болен, поэтому и наговорил тут лишнего. Что взять с такого человека? Теперь никто не держит зла друг на друга. Лишь бы всё обошлось без последствий, а то подполковник возьмёт и проявит свою гражданскую позицию. Тогда Синицыну мало не покажется».

– Да, конечно, в таких условиях, когда ты измотан, можно наговорить чего угодно, – будто услышав его слова, стал защищать майора Сенькин, тоже слышавший весь разговор. – Главное в этой трагедии то, что мы остались живы. Вот что значит судьба! Видно, у нас на роду написано, чтобы задержаться на этом свете. Повезло нам, товарищи, не сказанно! После того, что случилось, за жизнь надо держаться. Я думаю, нас будут искать.

– Конечно, будут, – подтвердил Свиридов. – Только не нас, а золото, которое везли на твоём борту. Ведь его там почти целая тонна. Наверху теперь знают, где самолёт упал, и, следовательно, уверены, что золото никто не возьмёт. Значит, больше сюда никто не прилетит, а как снег ляжет, пробьют зимник и заберут золотишко. Ради этого золота не только временный зимник протянут, даже постоянную дорогу отсыплют.

«Ничего себе! Тонна золота, – подумал Иван. – Это, значит, его охраняли те мужики-дальстроевцы, а подполковник считался у них главным. Получается, всё золото числится на нём. Круто! Конечно, нас станут обязательно искать. В нашей стране людей не бросают в беде. Вон полярников спасли, а самолёт Леваневского! Его до сих пор ищут. А тут на борту оказалось столько металла…»

– Это мне надо думать о своей шкуре, – услышал он голос Свиридова. – За то, что я бросил груз и ушёл с вами в тайгу, по головке не погладят. Если живым останусь, как бы самому не угодить на нары. Могут и к стенке поставить. Наши органы постоянно чистят, да что толку. – Он тяжело вздохнул и толстой веткой застучал по валявшейся палке. Глухие удары разнеслись по лесу. Вдобавок к этому стало слышно, как он цокает языком, видимо, в душе переживая о произошедшем. – Ох, и наделал же я дел! – сказал он с сожалением. – Из-за меня семья пострадает. Не надо было уходить от самолёта, и вас я зря отпустил. Сидели бы сейчас в разбитом фюзеляже и ждали своего конца. Зато после смерти из нас сделали бы героев. Ведь мы металл стерегли. А теперь кто мы? Беглецы, спасающие свою шкуру. А кто нас подбил на этот побег? Иван, геолог дальстроевский. Это он самостил нас уйти с места катастрофы. Вот с него и спросят по всей строгости советского закона.

Подполковник нашёл Ивана глазами и кивнул в его сторону головой.

– Да-да, это ты, сукин сын, втянул нас в эту авантюру. Поэтому, если что-нибудь случится – ты за всё в ответе.

«Ничего себе, – вздрогнул парень. Мурашки пробежали по коже. – Оказывается, теперь я буду крайним во всей этой трагедии. Буду виноват за то, что не захотел погибать возле разбитого самолёта и всех убедил выходить к людям, то есть спасать свою жизнь».

– Ладно, ты не волнуйся, я пошутил, – глядя на изменившегося прямо на глазах парня, смягчился Свиридов. – Ты молодец, нашёл правильное решение, иначе нам бы всем пришёл конец. Проблемы с властями могут быть только у меня, а ты чист как стёклышко. И вообще, что сделано, то сделано, назад не повёрнешь. Не будем искать вчерашний день, если что…

Он не договорил, впереди что-то зашумело, затрещали ломающиеся ветки и кусты. Казалось, что кто-то валил лес. «Наверно, ураган», – промелькнуло в голове у каждого, и все с испугом уставились туда, откуда только что слышался шум. Посидев в недоумении, Сенькин сказал:

– Не переживай, подполковник, мы не дадим тебя в обиду. Я напишу докладную в твою контору, думаю, все меня поддержат. Переживать надо мне. Из всего экипажа я один остался, значит, мне одному придётся за всё отвечать: и за самолёт, и за погибших товарищей, и за пассажиров, и даже за твоё золото, которое было на борту. Чувствую, тут одной объяснительной не отделаться, сразу дело заведут. Ох, жизнь! – тяжело вздохнул Сенькин. – Чего на свете только не бывает! Но я никогда не думал, что такое может случиться со мной.

«Действительно, вот кому надо думать о нарах в бараке, – подумал Иван. – По большому счёту катастрофа произошла по вине экипажа. Хотя, как говорит Сенькин, экипаж не виновен – самолёт оказался неисправен. А может, его перегрузили?» – неожиданно возникла у него догадка.

– Даже если не посадят, то с авиацией придётся распрощаться, – тяжело вздохнул пилот, – дорога на аэродром мне заказана. Хотя я буду бороться до последнего. Вот увидите…

Вдруг рядом с ними затрещали ветки, и кто-то стал ломиться к костру. Этот кто-то, видно, был огромным – высоко над ними в темноте вспыхнули два огонька. Подполковник выхватил пистолет и передёрнул затвор. В следующее мгновение из зарослей показался огромный лось. Увидев людей, он на мгновенье замер. Все сидели не шелохнувшись, даже подполковник забыл о своём пистолете. Секунду постояв, лось, ломая бурелом, кинулся обратно в лес.

Всё произошло так быстро, что никто не успел даже опомниться. Впервые Иван увидел огромного зверя прямо перед собой.

– Сколько мяса убежало! – придя в себя первым, с сожалением произнёс Сенькин. – Хватило бы надолго. Ну что же ты не стрелял? – обратился он к подполковнику. – Пальнул бы.

Под колючим взглядом пилота тот быстро нашёлся.

– У меня же не ППШ и не карабин, а всего-навсего ТТ. С такого расстояния стрелять в сохатого из пистолета – всё равно что подписать себе приговор. Не дай Господь, я бы его ранил, он бы нас растоптал – лося даже медведь обходит стороной, а ты захотел, чтобы я завалил его из пистолета.

Между тёмных туч появилась полоска звёздного неба. Выглянула и скрылась луна. Звёзды мерцали в ночном безмолвии, будто вселяя надежду в завтрашнем дне.

– Похоже, что за сохатым кто-то гнался, – помолчав, добавил Свиридов. – Вон как он ломанулся. Мы же его не пугали. Так ведь?

– Наверно, медведь, – сказал Сенькин. – Иначе он бы не вышел к костру. Кстати, я видел свежие медвежьи следы.

* * *

Ночью стало холодно. Иван раздул огонь и, подкинув дров в костёр, снова лёг. Лунный свет, прорезая вершины лиственниц, падал на лицо, серебром красил землю. Сон не шёл. Перед глазами прошли события последнего дня, а потом он увидел стол, заставленный едой, и сидевшего рядом Жеку.

– Закажи ещё водочки, думаю, ты не обеднеешь, – сказал тот с лёгкой усмешкой. – Раз сам не пьёшь, я за тебя выпью. Немного посижу с тобой, а там мой учитель подойдёт.

Иван подвинул ему тарелки с остатками еды и позвал официанта. Вскоре весь стол оказался заставлен разными закусками, а рядом с Жекой красовался графин с водкой, и стояли две чистые рюмки. Ивану ничего уже не лезло в горло, а Жека наворачивал за обе щеки.

– А ты, кстати, кто по специальности, что закончил? – отправляя бифштекс в рот, спросил Жека. – Чем будешь заниматься на Колыме?

Узнав, что он геолог, Жека даже бросил жевать.

– Вот тебе на! Что же ты молчал?

– А ты не спрашивал, заладил, что я особист, и всё тут. Если бы я даже сказал, что бы изменилось? Не стал есть?

От его реакции Ивану стало смешно, первый раз за весь вечер на его лице появилась улыбка.

– Про особиста я ничего не говорил, – выпив очередную рюмку, стал оправдываться Жека, – это ты, Ваня, сам придумал. Про мусоров сказал, это факт – отпираться не стану. Ладно, теперь это уже неважно, дело в том, что я тоже имею прямое отношение к геологии. Так сказать, занимаюсь поисками полезных ископаемых. Правда, в основном ищу золото. На Колыме, ты сам знаешь, везде, где ни копни, есть золотишко. А вот хорошие объекты с приличными содержаниями металла и промышленными запасами надо поискать. Да тут ещё мерзлота, короткое лето, ну, словом, сам понимаешь, целый ворох всяких проблем, которые мешают к нему подобраться. Золото само в руки не идёт, чтобы его найти, надо прилично повкалывать.

Найти месторождение всегда считалось непросто. Об этом Брукс хорошо знал, но никогда не задумывался, что в этом регионе есть ещё вечная мерзлота, которую надо принимать в расчёт при поисках полезных ископаемых.

– Очень интересно! – воскликнул парень. – И как же ты его ищешь?

– Ну, Ваня, в двух словах об этом не расскажешь. У меня своя метода, – туманно ответил Жека и, подумав, добавил: – В основном ищу с помощью лотка. Слышал небось про шлиховой метод?

– А-а! – с разочарованным видом произнёс он. – Значит, ты старатель-одиночка, искатель фарта, – и, сообразив, что ничего нового тот больше не скажет, спросил: – С кем у тебя тут встреча?

Жека сказал, что ждёт настоящего геолога, которого Иван, может, никогда не видел, но наверняка о нём слышал.

– Кто же это? – спросил он, а про себя подумал, что знакомых у него здесь нет.

– Кригер, профессор Кригер, – с важным видом ответил Жека. – Тебе это имя что-нибудь говорит?

Иван задумался. Ещё не забылись фамилии преподавателей и геологов, с которыми когда-то его сводила судьба, но Кригера среди них не оказаось.

«Кто же это, кто? А ведь я где-то слышал эту фамилию. Но где, где?» – пытался он вспомнить. Потом откуда-то из подсознания возникла эта фамилия, будто сама собой. Кригер являлся автором известного вузовского учебника по месторождениям полезных ископаемых, по которому он учился в Горном.

– Не может быть! – заёрзал на стуле Иван. – Откуда он тут взялся? Кригер живёт в Москве. Это очень известный учёный, автор фундаментальных работ и учебников, по которым учатся все студенты. Это столп отечественной геологической науки.

– Жил в Москве, а теперь – в Магадане. Отбывает здесь ссылку, – незлобно усмехнувшись, сказал Жека. – Раньше писал учебники для студентов, а сейчас учит меня на коллектора в учебном комбинате. Слышал про такой?

– Не-а, – мотнул Иван головой.

«Какие-то сказки он мне тут рассказывает. Придумает же такое: Кригер на Колыме в ссылке!»

– Вот то-то и оно, – закусывая, продолжал Жека. – Теперь будешь знать, что есть такой в Магадане. В нашем учебном комбинате преподают почти все профессора. Интеллигенция! И учат не хуже, чем в твоём Горном. Смотри-ка, а вон и сам Кригер.

* * *

На следующий день связали плот, и большинством голосов решили затариться рыбой. До вечера Иван с Сенькиным и подполковником рыбачили прямо возле стоянки. Рыба ловилась на всё, что ей предлагали. В ход пошли яркие тряпочки, короеды и даже катыши из макарон.

Иван поймал пять крупных ленков друг за другом, а Сенькин – здоровенного тайменя. Общими усилиями его кое-как вытащили на берег, и теперь мощная рыбина билась на гальке возле его ног, а пилот кричал на весь лес:

– Эге-ге-ге, ура! Он попался на мою закидушку, попался, скотина. Здоровый, как настоящая чушка! Чушка, чушка-а-а, – эхом отозвалось в лесу.

Таймень оказался великолепен: длиной в рост человека с большим ртом, красными плавниками и красноватыми пятнами и чёрными крапинками на спине. Зубастый рот выдавал в нём страшного хищника. Глядя на рыбу, трудно было поверить, что такие «крокодилы» водятся в этой горной реке, на которой волею случая они оказались.

– Я с роду такого не видел, вот удача! – всё не мог успокоиться пилот. – Выберемся, я когда-нибудь сюда приеду снова.

Вечером нагнало тёмные тучи, подул пронизывающий ветер, а ночью пошёл мелкий снег. Он ложился на голые ветки лиственниц, на кусты карликовой берёзки и тальника, падал на землю, закрывая опавшую хвою, жёлтую листву, зелёный брусничник со спелыми бордовыми ягодами. Под утро подморозило, вдоль берега образовалась ледяная корка. Тонкий лёд лежал между валунами и в мелких западинах, сковал мари. Под ногами лёд хрустел, и при каждом шаге Ивану казалось, что он идёт по битому стеклу. Зима шла вдогонку за ними.

Погрузив раненых, отчалили от берега. Быстрое течение подхватило плот и понесло вперёд. Замелькали нависающие скалы, обрывистые берега со склонившимися над водой деревьями. Сенькин со Свиридовым стояли на вёслах, но поначалу толкались больше шестами. Местами становилось так глубоко, что длинные шесты не доставали дна, и тогда кто-нибудь из гребцов хватался за весло. Следовало смотреть в оба – пары упущенных секунд хватило бы, чтобы тяжёлый плот, потерявший управление, закрутился волчком. И тогда как неприкаянный он мотался бы по реке от берега к берегу. Один раз Сенькин зазевался, и они на полной скорости врезались в каменистый берег. От резкого удара брёвна плота стали разъезжаться в стороны, Сенькин вместе с шестом едва не полетел в воду. Выручил майор.

– Ты что, угробить нас хочешь? – матюгнувшись, схватил он пилота и прижал к мокрым брёвнам. – Если плот развалится, нам хана, никто не спасётся.

Мощным течением плот прибило к уступу, захлестнуло ледяной водой. Шестом майор стал отталкиваться от берега. Ему помогал Свиридов, Сенькин грёб веслом. Общими усилиями плот кое-как вывели на струю. Потом пошли перекаты, и их плот снова крутило и било о камни. Казалось, ещё немного – и они не выдержат: бросят грести и сдадутся на милость случая. Так проплыли несколько часов, неожиданно характер течения резко изменился, река успокоилась.

Весь день тучи висели прямо над головой, цеплялись за высокие горы. К вечеру немного прояснилось, вынырнуло солнце и, осветив реку тусклыми предзакатными лучами, снова спряталось за тучи. Прямо на глазах стало темнеть. Быстро причалили к пологому берегу, вытянули плот на мель. И тут из кучи плавника выскочил заяц. Он оказался белым как снег, чернел только короткий хвостик. Отбежав на безопасное расстояние, зверёк остановился и, вздрагивая всем телом, уставился на пришельцев. Любопытство стоило косому жизни. Пуля, пущенная Свиридовым, поразила цель. Ещё в ушах стоял грохот от выстрела и над рекой висел сизый дымок, а заяц уже лежал в котелке.

Было промозгло и сыро. Иван быстро развёл костер. После горячего чая немного ожили и с нетерпением стали ждать зайчатины. Про пойманную рыбу сразу забыли, героем дня стал Свиридов.

– Ну ты, подполковник, оказывается, стрелять умеешь, – пошутил Сенькин. – А я уж грешным делом подумал, что пистолет у тебя только для порядка. Так сказать, в придачу к военной форме.

После ужина быстро улеглись спать, а ночью Иван проснулся от выстрелов. Кто стреляет и в кого, спросонья он не понял, только подошедший Свиридов рассказал, что случилось. А произошло следующее. Подполковник долго не мог уснуть, вставал, подкидывал дрова в костёр. Потом усталость взяла верх. Проснулся он от страшного сна: на него натравили медведя, и тот уже готовится к броску. Ещё мгновение – и зверь нападёт. От страха Свиридов резко дернулся, рука ударилась обо что-то мягкое. Неожиданно это мягкое громко рявкнуло и отскочило в сторону. В самом деле, медведь! Выхватив пистолет, Свиридов поднял стрельбу.

Иван подумал, что подполковнику это приснилось, и, чтобы как-то оправдаться за ночной переполох, он придумал красивую сказку про пришедшего к ним медведя. Каково же было его удивление, когда утром он увидел медвежьи следы возле костра и на косе. Вместе с убежавшим медведем исчезла вся рыба, которую наловили на предыдущей стоянке.

– Всё, товарищи, теперь каждую ночь будем ставить дневальных, – командным голосом сказал Сенькин, – дежурить будем по очереди. Кроме охраны в обязанности дневального входит поддержание огня и уход за ранеными. Вы теперь уяснили, что в тайге, как на войне, может случиться что угодно.

Ледяная кромка у берега заметно увеличилась. Теперь она стала довольно толстым слоем льда, а не тонкой корочкой, которая легко крошится при лёгком прикосновении. Всё говорило о том, что скоро может пойти шуга, когда ледяная крошка заполонит всю реку, создавая сплошные заторы.

– Дело швах, командир, – поёживаясь от холода, сказал Свиридов, – однако скоро река станет. Придётся идти пешком.

* * *

На следующий день выпал снег, укрыв землю белым покрывалом. Тайга сразу притихла, будто затаилась. Исчез лежавший ещё вечером пёстрый ковер, сотканный из зелёного мха, жёлтого ягеля и бурых листьев. Вокруг стало белым-бело. На реке появились настоящие забереги, грозившие перерасти в сплошной ледяной панцирь. Предсказания Свиридова начинали сбываться. У всех на уме крутилось только одно: «Что делать, если замёрзнет река?»

Освободив плот из ледового плена, двинулись в путь. Валунистые косы постепенно сменились галечными, берега стали обрывистыми. Вскоре распогодилось, из-за туч показалось голубое небо, выглянуло солнце.

– Товарищи, ещё будет праздник на нашей улице, – отталкиваясь от берега, с задором сказал Сенькин. – Снег нас только попугал, вот увидите, мы проскочим до шуги. А сегодня, вообще-то, лётная погода.

Но радости от его слов никто не испытывал и тем более не связывал со спасительным самолётом, о котором все успели забыть. Неожиданно лежавший на носилках Лемкович закричал:

– Самолёт, я вижу самолёт! Смотрите, вон там он, над горами.

Там, куда он показал, летел самолёт. Из-за шума реки его гула не услышали. По-видимому, он прочёсывал тот район, где они недавно прошли. На первый взгляд, это был Ли-2, похожий на прилетавший в прошлый раз.

– А я вам что говорил! – торжествовал Сенькин. – Вернулся, голубчик, вернулся. А как же ему не вернуться, ведь тут свои?

Изо всех сил стали грести к берегу и, причалив, быстро собрали костёр. В ход пошли ветки стланика, добытый из-под снега хворост и даже невесть откуда взявшиеся бумажки. Едва живой язычок пламени лизнул хвою, перекинулся на ветки – и костёр вспыхнул. Клубы белого дыма взвились ввысь. В душе Иван ликовал. От радости его охватила эйфория. О них не забыли, их ищут и могут найти! Неожиданно самолёт изменил курс и, снижаясь, полетел в их сторону. Затеплилась надежда на спасение.

– Они увидели, летят к нам! – закричал Иван. Привязав свою рубашку к шесту, он стал ею размахивать, будто гонял голубей. Пролетев прямо над ними, самолёт пошёл на второй круг. Словно приветствуя, он покачал крыльями и, казалось, замедлил движение. От самолёта отделился чёрный комок, который скоро перерос в огромный тюк, спускавшийся на парашюте. Сделав ещё круг, самолёт улетел.

В сброшенном тюке оказались продукты, лекарства, палатка и две резиновые лодки. Трудно было сказать, чем руководствовались пилоты, сбрасывая спасательный набор, но они попали почти в десятку. До полного комплекта не хватало только печки и спальных мешков. Винить за это их не следовало: кто мог знать, найдут ли они живых людей и сколько.

В каждой лодке разместилось по три человека. Иван вместе с раненым Лемковичем попал к Свиридову. Для лучшей устойчивости подполковник привязал к своей «резинке» по бревну с каждого бока. Получилось замысловатое плавучее средство с резиновой лодкой посередине. Спереди и сзади него выступали круглые лесины разной длины. Лодка с привязанными бревнами стала жёсткой конструкцией и в то же время лёгкой, в отличие от непотопляемого плота. Сразу как только отчалили от берега, она показалась довольно юркой, но всё же не такой, какой могла стать, если бы её не перегрузили. По сравнению с большим плотом, жизненного пространства здесь оказалось меньше, поэтому пришлось приспосабливаться. Лемковича положили на свернутую палатку, Иван сел впереди, а на корме грёб Свиридов.

Все понимали, что, если пойдет шуга, придётся идти пешком. Насколько это трудно, они уже испытали, поэтому спешили как могли. И спешка подвела. Когда впереди показался очередной порог, какие легко проходили на тяжёлом плоту, первым сплавлялся Свиридов. Не раздумывая, он пошёл по основной струе, прижимавшейся к одному берегу. Неожиданно резинка с привязанными брёвнами и людьми поднырнула под набежавшую волну, её придавила огромная масса воды. Сзади приостановившуюся лодку подгоняло быстрое течение, и она полностью ушла под воду. В одно мгновение все оказались в ледяной реке во власти волн и водоворота. До берега доплыл только Иван. Подполковника Свиридова и Левковича похоронили в одной могиле на высоком берегу. Кругом, словно в скорби склонив головы, безмолвно стояли заснеженные лиственницы, а на пороге всё так же шумела река.

С боков свиридовской лодки отвязали брёвна, за вёсла сел майор, перешедший от Сенькина. Теперь в каждой лодке осталось по два человека, но замены у гребцов не было. Облегченные «резинки» пошли быстрей. Первым сплавлялся пилот с тяжело раненным Васильевым. Всю дорогу тот стонал и бредил, а приходя в сознание, просил воды, и Сенькину приходилось бросать вёсла и оказывать ему помощь. Вскоре появились залесённые надпойменные террасы, река стала шире, исчезли перекаты, и вместе с ними заметно уменьшилась скорость течения. Лодки почти остановились. Русло делало замысловатые изгибы, огибая одинокие сопки. От берега до берега реку забило тонким льдом. Редкие льдины медленно плыли по всей ширине реки, натыкались друг на друга, прибивались к берегу и крошились на камнях. Повсюду, насколько хватало взгляда, виднелась ледяная каша.

– Всё, товарищи, кажется, мы приплыли, пошла шуга! – сказал расстроенный Сенькин.

Казалось, обидно сознавать, что до Алдана осталось совсем немного, а они могут застрять в замерзающей реке. Чтобы льдом не порезало резиновые лодки, Сенькин подвёл под них куски шёлка от разрезанного парашюта. После остановки майор с Иваном шёл первым и, как ледокол, раздвигал и крошил лёд, а пилот, не напрягаясь, двигался по чистой воде и молил Бога, чтобы выдержали лодки. Только в одном месте, где река делала большую петлю, огибая высокую гору с обрывистым прижимом, пришлось пробиваться через сплошной затор льда.

Лодки выдержали, и поздно вечером, не доходя устья, они встретили рыбака, заготавливавшего рыбу на зиму.