Текст книги "Окаянный талант"

– А вдруг это притон разбойников? Как в сказке. Это твои слова.

– Любая сказка предполагает хеппи энд, счастливый конец.

– Умеешь ты убеждать. Но как мы в него проникнем? Ворота закрыты, калитка на замке.

Олег продемонстрировал свои слова, попытавшись отворить калитку, но она не поддалась.

– Это делается очень просто, – ответила Маргарита и звонко крикнула: – Э-эй, хозяева! Ау! Пустите погреться!

Поначалу не происходило ничего. Терем как был, так и остался безмолвным. Немного подождав, Маргарита хотела снова включить свои неслабые децибелы, но тут за забором раздались шоркающие шаги, стариковское покашливание, затем звякнул засов, калитка отворилась, и к молодым людям вышел старик.

Глянув на него, Олег обомлел. Это был тот самый, что привиделся ему в облике древнерусского волхва!

Глава 19

Маргарита, приняв смиренный вид, продолжила свою игру:

– Здравствуйте! Можно у вас немного отдохнуть и погреться?

Посмотрев испытующе на девушку, старик перевел взгляд на Олега, который вмиг помрачнел.

– Погреться? – переспросил старик, не ответив на приветствие. – А чего ж, ежели добрые люди… Заходите.

Олег испытывал сильное желание немедленно сесть за руль и гнать машину отсюда на самой большой скорости, с которой только можно ездить по лесной дороге. Он был сыт по горло странными стариками, ведуньями и разными таинственными событиями, обрушившимися на его бедную голову за последний год.

Но Маргариту будто что-то толкало на приключения. Она схватила Олега за рукав и едва не силком втащила его на подворье. Старик шагал впереди, все такой же длинный и ровный словно палка.

Художник осмотрелся. Подворье как подворье, ничего особенного. Слева сарайчик, возле него большая поленница. Живности не было никакой, даже собаки, что сильно удивило Олега.

Обычно у всех лесных жителей бегает по двору кобелек, а то и несколько; притом это не какие-нибудь дворняги, а кавказские или русские овчарки, нередко вместе с лайкой, если хозяин охотник. Жить на отшибе, вдали от людей, всегда было небезопасно.

Горница, куда завел старик незваных гостей, была очень просторной, на весь терем. Посреди нее стояли два толстых деревянных столба; они поддерживающие массивные балки. В углу громоздилась большая русская печка с лежанкой; в ней дотлевали угли.

Внутри было темновато; наверное, поэтому на столе едва теплился жировой светильник, который несколько раз подмигнул вошедшим в горницу. Возле него лежала толстая книга в изрядно потертом кожаном переплете, из-за чего ее название не читалось. А может, его и не было вовсе.

Олег был немного обескуражен. Терем, в отличие от своего внешнего вида, изнутри оказался весьма добротным строением; даже тщательно выскобленные некрашеные половые доски не скрипели и между ними не было щелей.

– Располагайтесь, – сказал старик, указывая на скамейку, застеленную домотканым ковриком. – А это вам для сугреву…

Он поставил на стол наполненную каким-то напитком деревянную братину с ковшиком и две керамические кружки. Олег принюхался, с удовлетворением кивнул и ковшиком разлил напиток по кружкам.

– Что это? – шепотом спросила Маргарита, с подозрением глядя на его манипуляции.

– Думаю, что хорошо выдержанный подогретый мёд[45]45
  Мёд – крепкий алкогольный напиток, основным сырьем для которого является пчелиный мед; изготовлялся почти всеми древнейшими народами Европы. До конца XVII в. был лучшим и наиболее почитаемым русским хмельным напитком. Мёды были вареные и ставленые, по способу приготовления и по разным приправам назывались простой мёд, пресный, белый, красный, боярский, ягодный и т п.


[Закрыть], – негромко ответил Олег. – Напиток наших прародителей. Пей, это вкусно и полезно.

Старик не слышал их переговоров; он ковырялся возле печки.

Олег сделал несколько глотков и понял, что не ошибся, доверившись своему обонянию, – мёд оказался просто превосходным. В нем присутствовали какие-то травки, от чего он был немного терпковат, но это только добавляло ему неповторимости и даже изысканности вкуса.

Художнику и раньше приходилось пробовать хмельной мёд. Этот напиток любил дед, который сам и варил его, используя старинные рецепты, передающиеся из рода в род.

– Боже, какая прелесть… – подала голос Маргарита. – Будто огонь побежал по жилам.

– Сильно не увлекайся. Мёд коварен. Он может свалить с ног даже здорового мужика, привычного к спиртному. Притом незаметно. Пьешь, словно квас, а в итоге хмелеешь как от хорошего коньяка.

К столу подошел старик. Он держал в руках деревянное блюдо, на котором лежала румяная и лоснящаяся от горячего жира птичья тушка.

– Отведайте, – сказал старик, поставив блюдо посреди стола.

– Что это? – осторожно спросил Олег.

Он никак не мог избавиться от подозрений. Старик точно был тот самый; его выдавали по молодому блестевшие голубые глаза, которые никак не соответствовали почтенному возрасту.

Но одежда на нем была не такой, как при первой встрече. (Или при первом явлении, подумал с невольным смятением Олег). Старик был одет в безрукавку из заячьего меха, темную рубаха, портки в мелкую полоску и обут в валенки. Обычный деревенский дед.

Ну разве что выправка у него была как у царского лейб-гвардейца. И манера держаться совсем не напоминала деревенскую простоту. Степенное достоинство просматривалось во всех его движениях. Возможно, так выглядел сельский староста в царское время.

– Это тетерка, – объяснил старик. – Утром в ловчие сети попала. А вот хлеб. Угощайтесь без стеснения.

Незваных гостей долго уговаривать не пришлось. У них неожиданно прорезался зверский аппетит. Тем более, что приготовленная как-то по-особому тетерка испускала умопомрачительные запахи.

– Ничего более вкусного есть мне еще не приходилось, – призналась Маргарита, совсем не по интеллигентному облизывая жирные пальцы.

– Что да, то да, – ответил Олег.

Несмотря на определенную расслабленность, которая наступила во время трапезы, он продолжал держаться настороже. Чтобы не стеснять незваных гостей, старик вышел во двор, но его незримое присутствие художник ощущал кожей.

– Нужно будет ему хорошо заплатить, – сказала Маргарита. – Жаль, что у нас нет никакого гостинца.

– Боюсь, что плату он не примет, – хмуро ответил Олег, который уже насытился.

Они съели полтетерки. Птица была большой и весила никак не меньше трех килограмм.

– Тебя что-то тревожит? – спросила Маргарита, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Нет, – поспешней, чем следовало бы, ответил Олег. – Но нам пора уезжать. Зимой быстро темнеет. А в темноте по зимнему лесу сильно не разгонишься.

– Да, пора. Спасибо, дедушка! – обратилась Маргарита к старику. – Все было очень вкусно. Мы ввели вас в разор…

– Не приветить путника – большой грех, – сурово ответил старик.

– Мы уезжаем, – сказал Олег. – А это вам за хлеб-соль. – Он с решительным видом достал из портмоне сто долларов; и поторопился добавить: – Всякий труд должен быть оплачен. Тетерки с неба сами не падают.

На удивление, старик от американских денег не отказался, в отличие от Беляя.

«А ведь я так и не съездил к Беляю, чтобы долг отдать, – с запоздалым раскаянием подумал Олег. – Все некогда… А сейчас зима, и туда можно добраться разве что на вездеходе. Как только станет тепло, и подсохнут дороги, сразу же отправлюсь в Зеньки».

– Ехать не советую, – молвил старик, к чему-то прислушиваясь. – Надвигается буран.

Олег выглянул в окно. Шел четвертый час пополудни, и небо уже начало по вечернему сереть. Но никаких намеков на предстоящий разгул стихии он не заметил. Даже ветра не было. Заснеженные ели за забором казались оплывшими свечами, вставленными в беломраморные подсвечники.

– Думаю, вы ошибаетесь, – ответил Олег. – Но нам и впрямь нужно торопиться. Еще раз большое спасибо вам за вашу доброту.

Старик ничего не ответил, лишь индифферентно пожал плечами – мол, как хотите, вам решать, мое дело предупредить, и направился к выходу; за ним последовали и его незваные гости.

Олег вышел на высокое теремной крыльцо – и едва не задохнулся от сильного порыва ветра, который прилетел невесть откуда и в один миг иссек лицо ледяной крупой. Откуда?!

– Ах! – воскликнула Маргарита, цепляясь за Олега, потому что ветер едва не сбросил ее с крыльца.

Художник поднял голову и увидел, что с севера надвигается черная туча – сажа с ультрамарином, испещренная сизыми мазками снежных вихрей. Она уже была почти над головой.

Но самым поразительным было другое – в ее толстом чреве время от времени возникало свечение, и слышались раскаты грома.

Гроза в феврале! Это было ново и необычно. Художнику захотелось немёдленно взять в руки кисть и написать эскиз, насколько потрясающе эффектным был вид надвигающейся снежной бури, подсвеченный постепенно угасающим солнцем.

Надо запомнить, подумал он, впитывая глазами представший перед ним разгул стихии.

– Так мы едем или нет? – спросила Марго, прижимаясь к нему потеснее.

– Боюсь, старик прав. Через пять-десять минут видимость упадет до нуля. Снежный заряд идет вполне конкретный. Придется остаться, переждать.

– А как мы тогда вернемся? Ведь дорогу точно заметет.

– У нас есть две мобилки, так что связью с внешним миром мы обеспечены. Позвоним, чтобы прислали тягач или вездеход. Недалеко отсюда находится военная часть, у меня там есть хорошие знакомые.

– Ну, если так…

– Надо загнать машину во двор. Иначе потом не откопаем.

Поставив «тойоту» посреди двора, где, по идее, не мог образоваться большой сугроб, Олег вернулся в избу-терем. Маргарита сидели возле печи и, слегка щурясь, смотрела на горящие поленья.

Наверное, старик решил подбросить поверх едва тлеющих угольев сухих дровишек, потому что поднявшийся сильный ветер начал быстро забирать тепло.

Олег сел рядом с ней.

– И чем мы будем заниматься? – дразнящим шепотом спросила Маргарита. – Боюсь, нам придется здесь заночевать…

Словно в подтверждение ее слов ветер с такой силой ударил по терему, что он содрогнулся и закряхтел, как старый дед, которому положили на закорки тяжелый груз. И вслед за этим ударом раздался вой, будто разом подала голос волчья стая.

– Будем былины слушать, – нервно ответил Олег, покосившись на старика, который сидел за столом, в задумчивой позе, подперев голову рукой.

Художник все больше и больше не нравился этот лесной приют, в который их завело гипертрофированное женское любопытство Маргариты. Не было в нем человеческого тепла и той обжитости, которая присуща любой крестьянской избе.

Создавалось впечатление, что это всего лишь охотничий домик, куда время от времени наезжают сановные охотники, чтобы всласть попить водки подальше от нескромных глаз и убить какого-нибудь зверя… если, конечно, выберут время между застольями.

Но такое впечатление было обманчивым. Это Олег чувствовал на уровне подсознания. Внутренний голос подсказывал ему, что терем и старик совсем не то, что видится обычным взглядом.

Иногда художнику даже начинало казаться, что стены избы-терема раздвигаются до бесконечности, и они находятся в каком-то громадном древнем храме, купол которого находится в небесах. Но наваждение быстро проходило, и Олег начинал убеждать себя, что это всего лишь действие хмельного мёда.

Кто знает, на каких травках настаивал его старик…

Снег повалил так, будто Дед Мороз перед приходом весны решил очистить огромной метлой свои ледяные каморы и закрома. За окнами стояла сплошная белая пелена, которую иногда рвали в клочья сильные порывы ветра.

«Если буря продлиться три-четыре часа, – с тоской думал Олег, – застрянем мы здесь неизвестно на сколько. Дороги может так замести, что никакой вездеход сюда не пробьется. Но главное другое – откуда такой сильный снеговой заряд? Я ведь перед выездом смотрел прогноз погоды в Интернете, и там ничего подобного даже близко не намечалось…»

А еще его мучила другая мысль – как старик узнал, что надвигается непогода? Ведь когда они ехали по лесу, во всю светило солнце, и небо голубело, словно перед весенней капелью.

Чудеса…

Чудеса ли? После посещения Ожеги художник несколько подправил свое мировоззрение. По крайней мере, он понял, что мир устроен не так просто, как кажется, и что странные проявления, кажущиеся чудесами, на самом деле всего лишь фрагменты ДРУГОЙ жизни, параллельной человеческой.

А еще до Олега дошло, что не нужно испытывать судьбу и совать свой любопытный нос туда, где его можно лишиться…

Им все-таки пришлось заночевать в этой лесной обители. Снег шел до самого вечера, не прекращаясь ни на минуту. Природа словно сошла с ума. Лес под напорами бешеного ветра стонал, трещал и ухал.

Старик постелил им на лавках, а сам забрался на теплую лежанку. Несмотря на то, что под боками у них была отнюдь не перина и даже не жесткий ортопедический матрац, а всего лишь тонкое рядно, и Маргарита, и Олег уснули почти сразу, едва улеглись. Мёд оказался посильнее любого патентованного снотворного.

Сон приснился Олегу сразу же, едва он смежил веки. Какая-то неведомая сила подхватила его и понесла в метельную темень. Он попытался закричать, но ветер забивал дыхание, и Олегу пришлось смириться со своей участью.

В какой-то момент художник вдруг осознал, что все это происходит с ним во сне. Понимание этого факта пришло к нему как внезапное озарение. И Олег, уже совсем успокоенный, отдался на волю воздушных волн, которые то плавно качали его, то швыряли со стороны в сторону, словно утлое суденышко в шторм.

Наконец в сплошном сизом мареве появился просвет, и Олег пошел на снижение. Он уже не летел, а падал. От ужаса, что сейчас разобьется, художник забыл о своем сонном состоянии и что его видения – всего лишь проделки подсознания.

Олег вскричал и замахал руками, как птица крыльями, но все было тщетно, воздух больше его не держал… и тут тело художника легко, как пушинка, приземлилось на мягкий мох. Все еще не в себе от переживаний, он сел, тряхнул головой, приводя в порядок мысли, и осмотрелся.

Вокруг была степь. Судя по желтой траве, уже наступила осень. Над бескрайней равниной, на которой лишь кое-где виднелись холмы, низко нависло мрачное предгрозовое небо.

И слышался низкий вибрирующий звук какого-то струнного инструмента. Бру-м-м-м… Брум-м-м… Брум-м-м…

Неподалеку горел костер. Это Олег определил по запаху и по тонкой струйке дыма, едва видимой на фоне темно-серых туч. Сам костер был скрыт от взгляда художника невысоким холмом, явно рукотворным, очень похожим на могильный курган древних славян.

Олег встал и пошел к костру. Идти было легко, несмотря на высокую траву и кротовые норы. Художник посмотрел вниз и невольно ахнул: он не шел, а плыл по воздуху, лишь переставляя ноги и едва касаясь верхушек высокого сухостоя!

Костер возник перед ним внезапно, словно чья-то невидимая рука вмиг нарисовала его на громадном холсте. Чуть поодаль мрачной глыбой из серого песчаника возвышался каменный идол с жертвенником, почерневшим от запекшейся крови. Впадины на его грубо отесанной физиономии, изображающие глаза, смотрели на Олега пристально и злобно. Казалось, что в них притаились крохотные кровожадные зверьки.

Возле костра на скамейках сидели три женщины и пряли пряжу. Их прялки были украшены затейливой резьбой. Женщины были чем-то похожи друг на дружку – как родные сестры, и в то же время отличались.

Та, что посредине, казалась старше остальных. На ней была надета длинная вышитая рубаха то ли белого шелка, то ли тончайшего полотна. Густые распущенные волосы пряхи ниспадали едва не до земли, хотя она и сидела на достаточно высокой скамье. Под кикой у женщины в районе темени ярко светилось серебряное наголовье в виде молодого месяца рогами вверх. Ее прялка была гораздо больших размеров, нежели у сестер (если, конечно, это были сестры), и отсвечивала позолотой.

Вторая пряха – та, что справа, – была совсем юной. Она излучала какое-то неземное сияние – будто сошедшая с небес звезда. Девица была с косой и в кокошнике, расшитом бисером (а может, и драгоценными камнями); ее длинное льняное платье украшала богатая вышивка, а прялка была красного цвета. Нить из-под ее рук выходила ровная, прочная – одно загляденье.

Третья женщина тоже была молода, но ее бледное изможденное лицо навевало мысль о тяжелой и даже смертельной болезни. Она носила черное платье с капюшоном, напоминающее плащ; оно было оторочено темно-красной каймой. Ее распущенные волосы уже начали седеть, а тонкие исхудавшие руки с трудом справлялись с работой.

Прялка у поседевшей чернавки была темного дерева, а нить выходила тонкой, неровной и постоянно рвалась.

Женщины будто и не видели Олега. Они продолжали заниматься своим делом все так же размеренно и без остановок – как заведенные. Кто они? Почему сидят в голой степи, далеко от жилищ? И почему рядом с ними находится жертвенник с идолом?

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Олега, и он обратился к женщинам с приветствием – как и положено вежливому, воспитанному человеку. Но ни единый звук, кроме заунывной мелодии, состоящей из двух-трех нот, не потревожил неподвижный степной воздух.

От удивления Олег едва не прикусил язык. А потом закричал, что было мочи. Увы, старания Олега пропали втуне – голос у него пропал. Слышалось только тихое шипение, словно вместо голосовых связок у него внутри была проколотая велосипедная шина.

Наконец, накричавшись вдоволь, Олег решил подойти к женщинам поближе. Он даже удивился, почему не сделал это сразу.

И тут его ждало еще одно разочарование: он и шел, и бежал, а расстояние между ним и костром не сокращалось. Мало того, и пейзаж не менялся, словно Олег только изображал бег, как это делают мимы.

Но на самом деле он даже запыхался.

Что за чертовщина?! Олег остановился и с недоумением уставился на невозмутимую троицу.

Наконец среди женщин началось какое-то другое движение. Чернавка совершенно запуталась в своей работе и остановилась, беспомощно глядя на подруг (или все-таки сестер?) Все три не проронили ни слова; похоже, они советовались мысленно.

Наконец старшая из женщин, которая сидела посредине, тяжело вздохнула, кивнула головой и скорбно потупилась. Чернавка решительно оборвала нить, сплошь состоящую из узелков и петель, она выпорхнула из ее рук, как испуганная стрекоза, и плавными кругами улетела ввысь, где и пропала среди туч.

Над степью послышалось «бам-м!», словно ударил большой колокол, а музыка зазвучала еще громче.

В этот момент Олег почувствовал, как у него под сердцем неожиданно закололо, будто туда проникла заноза, а затем по телу волной прошла боль, которая очень быстро исчезла, словно испарилась.

Неожиданно женщины разом, словно по команде, подняли головы и посмотрели на Олега. Он как стоял, так и закаменел. Глаза у них были одинакового золотого цвета. Казалось, что они видят его насквозь, будто просвечивают рентгеном.

Непонятный страх сковал его тело тяжкими оковами, взгляды женщин тоже были свинцовой тяжести, и Олег начал задыхаться, не в силах терпеть такой огромный груз. Он даже не мог крикнуть.

И тут послышался сильный раскат грома. Это оборвалась струна неведомого музыкального инструмента, на котором явно играли не люди, а великаны. Звук был настолько силен и так больно надавил на ушные перепонки, что Олег мгновенно растерял все мысли, невольно вскрикнул, закрыл глаза и прижал ладони к ушам, чтобы не сойти с ума от грохота, который усиливался с каждой секундой…

И проснулся. Над ним склонилась испуганная Маргарита; она трогала его за плечо и что-то спрашивала, но он ничего не слышал, как после контузии, потому что в голове все еще бушевала гроза.

– … Да что с тобой?! – Марго уже трясла его, как грушу.

– Ты… ты чего?! – Олег рывком сел и бессмысленным взглядом окинул горницу. – Со мной все нормально, – сказал он не совсем уверенно, когда к нему, наконец, дошли слова Маргариты.

Они были одни. Старик куда-то ушел. На дворе уже рассвело, и в окно заглядывало солнце.

«Ничего себе, – подумал Олег. – Хорошо мы поспали… Наверное, одиннадцатый час».

– Ты кричал во сне, – сказала Маргарита, приглаживая его растрепанные волосы.

– Бывает. Сон мне приснился…

– Кошмарный?

– Я бы так не сказал. Но очень странный.

– Расскажешь?

– Что-то не хочется. Как-нибудь потом. И вообще, я в сны не верю.

– А я верю. Почти все мои сны сбываются.

– Я тоже тебе приснился?

– Да.

– Иди ты! Почему я об этом узнаю только сейчас?

– Как-то не было момента, чтобы и эту свою тайну тебе открыть.

– Наверное, я предстал перед тобой златокудрым богатырем, эдаким былинным Алешей Поповичем, – пошутил Олег.

Маргарита весело рассмеялась.

– Хочешь верь, хочешь нет, но это совсем не так, – ответила она. – Мне приснилась обычная птичка, – нет, нет, не сокол! скорее, чиж или синица – которая влетела в окно моей спальни и села мне на ладонь. Она даже не чирикнула, но мне стало так хорошо… нет, я не могу передать это состояние словами! А проснувшись, я была совершенно уверена, что у меня не за горами встреча с моим суженым. Так оно и случилось… третьего дня.

– Значит, ты своего суженого решила найти в дешевой забегаловке. М-да… История просто таки авантюрная. Тебе бы романы писать в стиле Дюма-отца.

– Я знала, что ты не поверишь. И тем не менее, это так. Меня потянуло в этот бар, да так сильно, что я не могла противиться. Поэтому у меня и не было никакого настроения. Я спрашивала себя: «Какого дьявола мне здесь нужно?! Шалман какой-то, а не бар».

– Не трогай святых вещей! Теперь для меня бар «Олимп», что Мекка для правоверного мусульманина. Я готов ему поклоняться, потому что там впервые увидел тебя. И не только увидел, но и познакомился.

– А потом соблазнил и совратил невинную красотку, превратив ее в свою наложницу.

Смеясь, Маргарита обняла Олега и начала страстно целовать. В это время раздался скрип двери и смущенное покашливание.

Они отскочили друг от друга, словно между ними всунули раскаленный стальной прут. В горницу вошел старик с ведром воды. Впрочем, это было даже не ведро, а деревянная бадейка, но вода оказалась прозрачной, как самый дорогой хрусталь, студеной до ломоты в зубах и на удивление вкусной.

Олег выпил целый ковш.

– Садитесь, будем завтракать, – просто сказал старик и указал на стол, где уже стояла плошка с медом, лежала связка баранок, и стоял самовар.

Пили чай они торопливо. Может, потому, что старик обрисовал ситуацию с дорогой в положительном свете:

– Ехать можно. Снега мало выпало. Он больше по буеракам лежит. А на дороге ветер подмел…

И впрямь, дорога была на удивление чистой, хотя поначалу машина шла с трудом, пробуксовывая. Но по мере продвижения вперед, снега становилось меньше, и «тойота» побежала быстрее.

День был ясный, солнце светило вовсю, чистое голубое небо, казалось, доставало до космических глубин, а машина шла плавно, словно лодка по тихому пруду, радуя Олега, который придерживал руль лишь одной рукой. Тихо мурлыкал радиоприемник – пели что-то о любви – и в салоне царили полная расслабленность и благостное настроение.

Пикник удался на славу.

Только выехав на трассу, они вдруг дружно вспомнили, что так и не поинтересовались, как зовут старика, и не спросили его, что он вообще делает среди леса.

А еще Олег и Маргарита со стыдом признались самим себе, что они не представились гостеприимному отшельнику, как того требуют элементарные правила этикета. У них даже мысль такая не мелькнула в головах.