Текст книги "418"

По-простому, уже без нотаций и напряга, я обратился к Виталику:

– Виталя, как будет Марина готова после суда, скажи девочкам, чтобы зашли.

Парень тут же вскочил с места, открыл дверь и заорал в пустоту кабинета:

– Эй, бабы, барин видеть вас изволит.

Дамы за словом в карман не полезли:

– Ты чего орёшь, как придурочный?

Марина могла и послать в одно место. Это была ухоженная стройная женщина лет двадцати пяти. Несмотря на то, что она была младше меня на восемь лет, язык не поворачивался назвать её девушкой.

Несмотря на ухоженный вид и чувство вкуса, её также выдавали какие-то грубые и колхозные замашки.

Она могла, например, просто идя по улице, смачно харкнуть прямо на проезжую часть. Или наесться какого-нибудь фастфуда с адскими соусами, изнемогать от болей в животе весь день или даже пускать газы.

На замечания она не реагировала и сводила всё в шутку. Когда я ловил её на таких сиюминутных выходках, казалось, разум её осознавал, что она делает. Взгляд становился виноватым. Но через какое-то время всё повторялось.

Она просто не могла себя контролировать.

Причины такого поведения крылись в том, что до нашей конторы Марина проработала дознавателем полиции несколько лет.

Эта работа её изменила.

Я и сам работал в правоохранительных органах по молодости. Правда, это была служба финансового надзора, соответственно, по помойкам на уазике мы не ездили и алкашей не собирали. Но специфика службы была такой, что работа была жёсткая, конечно. Пытаться противостоять различного рода жуликам, выводящим огромные средства за рубеж или ворующим их на месте, – задача непростая.

В полиции работа была ещё жёстче раз в сто.

Тебе постоянно надлежало работать с самыми отбросами общества. На одного нормального человека приходилось десять ненормальных: бомжей, алкоголиков, наркоманов, тунеядцев.

Самый низ пищевой цепочки. Деклассированные элементы.

Нет, конечно, если посмотреть на пропаганду кино и СМИ, все преступники представляются добрыми, благородными джентльменами, познавшими жизнь.

По факту же реально преступного элемента в тюрьмах было процентов двадцать. Остальные составляли просто всякие бичи, опустившиеся в своём моральном уровне ниже плинтуса.

Алкаши, избивающие своих жён, подростки-наркоманы, лица с психическими расстройствами, не исключающими привлечения к ответственности, бомжи и прочие маргиналы.

Муж пришёл со смены домой, напился и изнасиловал двухлетнего сына. Обычная история для таких мест.

Я сам много изучал подобное в вузе во время написания всяких курсовых и прочих работ.

И работа с такими людьми тотально деформировала сотрудников. Даже термин такой есть научный – «профессиональная деформация».

И я не знал, что с этим делать. Марина была ключевым сотрудником отдела после меня, но отпечатки прошлой жизни красовались на ней, как древние следы динозавров, оставшиеся в окаменелой глине.

Вот и сейчас она моментально закипела и готова была взорваться на неугомонного паренька, шутки которого никто не понимал.

Я решил потушить фитиль в зародыше:

– Так, собрались все – и быстро ко мне!

Пришлось даже повысить голос.

Через несколько минут у меня собралась вся команда. Я начал сразу, не теряя времени:

– Руководство поставило задачу: принять участие в конкурсе и выиграть его, что важно.

Сотрудники ухмыльнулись. Кто-то явно, кто-то нет. Они так же, как и я, прекрасно понимали, что это, возможно, очередная безумная идея, которая не принесёт им никакого удовлетворения в работе, кроме нервотрёпки.

Тем более что такое случалось постоянно.

– Будет премирование, – на этих словах народ заинтересовался, ухмылки пропали с лиц, – по пятьдесят тысяч рублей каждому.

Банковать так банковать. Этот тендер я намеревался выиграть. Мне обещали деньги. Заинтересовали премией. Я заинтересовал своих сотрудников точно так же. Мы могли проиграть из-за нечестной конкуренции, проколов кураторов из министерства или отмены конкурса. Но ни в коем случае мы не могли потерпеть неудачу из-за неправильно заполненной формы или отсутствия каких-нибудь бумаг.

Мои сотрудники должны были выложиться максимально. Почувствовав заинтересованность людей, я продолжил:

– Поэтому сегодня во второй половине дня мы доделаем срочную работу, что на руках. Всё, что можно отложить на завтра, откладываем на послезавтра и с завтрашнего утра начинаем готовить документы на конкурс.

Меня внимательно слушали.

– Номер конкурса на площадке – 00032456123. Нам его сообщили министерские. Сейчас его ещё нет. Он загружен в систему и обрабатывается. Виден всем будет завтра.

– Виталя, – я обратился к парню, – на тебе – сбор документов. Внимательно, *ля! Всё чтобы чётко. Бумажка к бумажке по списку. Чего нет – сам знаешь, что делать.

Парень знал, конечно. То, чего не было, он просто рисовал в фотошопе. Редко, но метко. Совсем в уголовщину мы, конечно, не вдавались, но в какие-нибудь малозначительные, но нужные бумаги – вполне. Сюда же относились всякие сертификаты и удостоверения непонятных учебных центров, которые никто никогда не мог бы проверить.

Так называемые «помойки».

Табу налагалось на документы ведомств и служб: все, что имели гербовые печати. За это можно было получить по жопе. Хотя… если игра стоила свеч…

Обсудим это позже.

– Марина, ты на эту неделю остаёшься единственным юристом. Прикрываешь весь наш срочняк, текучку и прочие потуги разных сотрудников получить квалифицированную юридическую помощь.

Она смотрела на меня возмущённо, но молчала.

– К тому же проверишь за Виталей его косяки, если они будут, в свободное время. Особо не усердствуй. Но всё же.

– Галя, – я обратился к милой девочке, ещё вчера студентке, – ты у нас ответственная и аккуратная. Ты будешь заполнять многочисленные заявки и формы. Это важно. И вписывать документы, добытые твоим другом…

– Он мне не друг, – медленно протянула девушка, – много чести.

– Пффф, – выпалил парень, – эта кровопийца, да разве она достойна такого шикарного тела, как моё?

Марина захохотала, Галя смутилась и покраснела.

– Прекратить, – резко оборвал их я. – Я буду систематизировать ваши бумаги и составлю итоговый документ для загрузки в электронный вид на площадку. Перепроверю всё ещё раз. Всё ясно?

В кабинете повисло молчание.

– Это надо сделать до четверга.

– Так конкурс в понедельник? – изумился Виталя.

– Да, – парировал я, – но в четверг вечером приедет мужичок из министерства и посмотрит, что мы тут накрутили. Проверит. Может, поправит что-то. Давайте за работу тогда.

10

Остаток дня прошёл в работе. Я разгребал срочную текучку и поручения, по которым горели сроки. Тем же самым занимались мои подчинённые. К завтрашнему дню нас должно было занимать только одно: работа с этим грёбаным тендером.

Я заработался и задержался часов до девяти. Выйдя из офиса, я обнаружил наступающие по всем фронтам сумерки.

Ранее я позвонил жене и предупредил её, чтобы брала машину, оставленную утром на метро, и ехала домой, не дожидаясь меня.

Сам же я поеду на такси или даже общественном транспорте. Это было неважно.

Несмотря на ранний сентябрь, улица ещё дышала остатками лета, но замаячившая на горизонте осень давала о себе знать пожелтевшими листьями, поредевшей травой на газонах и падением температуры вечерами.

Я осмотрелся. Внутри меня пульсировала какая-то энергия. Такое случалось, когда я всенепременно с головой окунался в какую-то важную деятельность.

Казалось, я, словно древний герой из мифов и легенд, готов осуществить все двенадцать подвигов разом. Свершения ждали меня.

Да, на задворках разума клубились мысли о бесполезности затеи. О том, что что-то всё равно пойдёт не так, о том, что Степаныч обманет всё равно с деньгами, а также остальные хмурые мысли.

Но я отбросил их, словно камень, запущенный в бескрайние просторы моря. С хлюпающим звуком он пробил морскую гладь и пошёл на дно.

Не время сомневаться.

Вдохнув вечерний воздух, настроив свои мысли на позитивный лад, я посмотрел на окружающий меня огромный город, погружающийся в ночь.

То тут, то там ярко горели огни. С иллюминацией у Москвы проблем не было. Вообще, конечно, я не понимал: как можно не любить этот город?

Действительно, он был прекрасен. По-своему прекрасны были не только центральные районы с массой исторических объектов, но и относительно свежие, вплоть до глубоких окраин, где в последнее время, как грибы после дождя, возникали гетто из человейников.

Я относился к этому нормально. Несмотря на то, что сам там жить я, конечно, не желал, но в философском плане мне казалось, что такая мультизадачность столицы страны объясняла её суть.

В данный момент моё местоположение было рядом со станцией метро «Менделеевская». И этот недешёвый район нёс на себе отпечатки различных эпох. Вот из-за угла Новослободской улицы на меня выглядывало новое и современное здание окружного арбитражного суда.

Рядом ютились старые домики купцов семнадцатого века. Сталинские постройки. Брежневские дома и завершающие эпоху СССР кирпичные девятиэтажки.

Всё это было разбавлено небольшим количеством реконструированных помещений, отданных под торговые центры с большим количеством кафе и магазинчиков.

И я любил это место. Его хаотичность, как и хаотичность всей Москвы, была родственна моей душе.

Древнее таинственное нечто, зародившееся в самом центре столицы – на месте языческих капищ и городищ, соседствовало с современными проспектами, небоскрёбами и монорельсовой железной дорогой. Старые обветшалые пятиэтажки и прогрессивные башни из стекла и стали.

Я не испытывал таких чувств по отношению к своему родному городу, где всё для меня казалось чужим и бесконечно далёким.

Ночью мне снился странный сон. Мы с моей женой шли по лесу, земля которого была выстлана опавшими пожелтевшими сосновыми иглами. То тут, то там проглядывал зелёный мох.

Это напоминало мне лес, находившийся возле деревни в глубине Рязанской области, где родилась моя мама.

Мы следовали по едва заметной тропинке, которая вывела нас в итоге к странному месту. Опушка без растительности, её окружал забор из красного листового металла, который можно повсеместно встретить сейчас в загородных домах и на дачах россиян.

Забор окружал опушку правильным квадратом. Ворот у забора не было, только пустой проём.

Мы зашли внутрь и увидели небольшую двухместную палатку, которая явно намекала нам на отдых после долгой дороги.

Так мы начали готовиться к привалу. Я хотел насобирать веток, разжечь костёр, но нам помешали.

Внезапно откуда ни возьмись в проём начали лезть страшные изуродованные живые мертвецы. Серая кожа свисала лоскутами с гнилых костей, покрытая слизью, гноем и выделениями.

Жёлтые глаза, горящие бессмысленным огнём, вперились в свою добычу.

Я приказал жене спрятаться в палатке. Сам же взял в одну руку топор для рубки веток и охотничий нож в другую и стал ураганом гнева.

Страха не было. Я рубил, резал, рубил и снова резал. Мертвецы, как подкошенные, падали один за другим, и никто не вошёл не территорию опушки.

Краем глаза я видел, что там, за проёмом ворот, мертвецов становится всё больше и больше. Меня начала посещать мысль, что я не справлюсь. Что я подведу свою жену. Они доберутся до неё после того, как разорвут меня на части.

Я не сдавался. Всё, что я мог сделать, – рубить и резать. Резать и рубить.

Внезапно боковым зрением я увидел вспышку света по ту сторону забора. С огромной скоростью в толпу зомби врезалось нечто.

Мертвецы разлетелись от его приземления. Очертания пришельца были размыты. Я сфокусировал взгляд на нём.

Это был самый натуральный Дед Мороз, мастерски орудующий своим посохом.

Он выглядел, как будто сошёл со страниц русских народных сказок: меховая шапка, красный тулуп, валенки…

От ударов его посоха мертвецы разламывались и разлетались кто куда. С таким союзником у меня появился шанс пережить эту ночь. Я приободрился и стал активнее работать оружием.

Через какое-то время мертвецов совсем не осталось. Их тела исчезли бесследно. Исчез и странный союзник – Дед Мороз. Я стоял один в проёме ворот, окружающих опушку.

А потом я проснулся.

11

Весь следующий день не происходило ничего необычного. Мы, как и положено, отложили все текущие дела в долгий ящик и приступили к созданию документации.

Подача заявки на тендер состояла, по сути, из трёх частей.

Во-первых, дело это было не бесплатное – для подачи заявки необходимо было оплатить соответствующее обеспечение на торговую электронную площадку. По прибытии на работу первым делом я отнёс бумагу с реквизитами оплаты необходимой суммы шефу, на которой он поставил резолюцию.

После чего, минуя секретариат для ускорения процесса, я отнёс эту бумагу в бухгалтерию, строго сообщив им, что крайний срок оплаты – сегодня.

Во-вторых, для подачи нам требовалось подготовить пачку бумаг. Непосредственно наше предложение для заказчика торгов. Документы делились на два вида: формы, которые заказчик выкладывал в пустом виде на электронную площадку, и перечень документов, имеющихся у нас, подтверждающих нашу способность выполнять работы.

Формы надо было собственноручно заполнить, а документы найти, отсканировать и приложить к формам.

В-третьих, заключительный этап: уже после признания тебя победителем заказчик требовал обеспечить исполнение контракта путём перечисления на его счёт определённой денежной суммы или же предоставления гарантийного обязательства от банка, который брал бы на себя ответственность по выплате штрафной суммы заказчику в случае наших «косяков» при исполнении контракта в будущем.

Так как первый этап я уже реализовал, а второй наступил бы в случае нашей победы, мы всецело отдались второму этапу.

Скрупулёзно и молчаливо, заполняя формы, собирая документы по отделам (бумажка к бумажке), мы формировали пакет документов для подачи на тендер. Я проверял всё несколько раз. «Вылизывал» каждый листок.

По моим расчётам, черновой вариант заявки уже должен был быть готов к концу рабочего дня, таким образом, я бы смог отпустить сотрудников вовремя, дабы не насиловать их разум. Он бы мне ещё понадобился.

Сам же я решил немного задержаться на работе для очередной проверки документов. Опись. Заявка. Коммерческое предложение. Техническое предложение…

Я перебирал бумаги в точной последовательности, согласно описи.

График выполнения работ. Квалификационный состав. Материальная база. Декларация соответствия. Уставные документы. Сертификаты. Лицензии. Документы специалистов НОСТРОЙ. Трудовые книжки. Дипломы. Благодарственные письма.

Важно было ничего не забыть и ничего не перепутать.

Пролистав эту кипу бумаг до конца, я со спокойной совестью направился домой.

Дома же меня ждала грустная жена. Я был в немного приподнятом настроении, и она сразу это заметила.

– Зайчоночек, – ласково сказал я с порога, – как дела?

– Нормально, – жена буркнула сквозь зубы. Опять не в духе. В последнее время у неё обострялись периоды холодного гнева.

Вызвано это было тем, что она слишком многого хотела от жизни. Она не могла принять тот факт, что мы с ней простые дети «колхозников», а не олигархов, и все мои попытки достучаться до неё, что живём мы лучше, чем минимум половина населения страны, её не успокаивали.

Она хотела всё и сразу. Перед глазами пролетали часы, дни, месяцы и годы. Она беспокоилась об утраченных возможностях, об утраченной красоте и ещё чёрт знает о чём.

Да, я признавал тот факт, что мы попадали в категорию людей, которым «уже за 30», и, возможно, большая часть адекватной здоровой жизни уже прожита, а далее последует медленное и болезненное увядание организма.

Однако, повторюсь, в нашем положении грех было жаловаться. Я видел впереди только возможности. Моя жена же – только разочарования в прошлом.

Я думал, что это будет круто, когда я принесу домой обещанную мне директором сумму. За вычетом премий моей команды это всё равно большая сумма денег.

Возможно, тогда она засияет от радости хотя бы на короткое время.

Мы очень долго были вместе, и я доподлинно не знал, любил ли я ещё её или нет. Возможно, я находился с ней только из-за жалости.

Она казалась мне такой несчастной. Все эти проблемы с детьми, с жильём, с работой…

Хотя действительно надо было понимать, что проблем-то никаких и не было. Мы просто не дети олигархов. Вот и всё. Я верил, что рано или поздно у меня будут и дети, и жильё. Главное – придерживаться плана.

А вот во что верила моя супруга, это был вопрос. Возможно, уже ни во что. И это было печально.

– Что случилось, зай? – попытался я наладить диалог.

Жена молчаливо ушла на кухню. Оттуда раздавались звуки закипающего чайника.

– Раздевайся, – всё так же холодно ответила она, – и садись есть.

Я не спеша разделся, помыл руки и зашёл на кухню. Моя супруга стояла у плиты, одетая в свою любимую разноцветную пижаму, которая подошла бы больше десятилетней девочке, а не красивой зрелой леди.

Стоит ли говорить, что весь её вид был полностью асексуален?

Почему в народе (женской его половине) бытовало мнение, что мужик дома, одетый в домашнюю одежду, – это отвратительно?

Моя супруга демонстрировала, что и женщины не далеко ушли от этого. Естественно, что такая обыденность, умноженная несколько раз на банальную «бытовуху», никак не способствовала нормальной сексуальной жизни. Может, причина отсутствия детей крылась и в этом тоже? Ведь всегда было проще «передёрнуть затвор» в душе по-быстрому, чем пытаться испытать какое-то возбуждение к нервной и странно одетой женщине.

В такие моменты я ловил себя на мысли, что нас вообще ничего не связывает. А любовь всего лишь отголоски былых чувств, память о которых осталась на задворках моего разума.

Появлялось желание резко встать, бросить всё и уйти в туман. В другую жизнь. К другим свершениям.

– Да потому что достали все, – тоскливо произнесла супруга, выключая плиту и пытаясь достать котлеты со сковородки. – То им не так, это не так. Сами ничего не делают. Получают бешеные деньги. И ездят на тебе как ни в чём не бывало. Ещё и угрожают, что премии лишат.

Супруга работала в государственной организации. За чередой сложных систем премирования, окладов и надбавок скрывалась всего лишь возможность работодателя лишить тебя средств существования на месяц и ничего более, т. к. премия составляла существенную часть заработной платы.

К счастью, нас было двое.

– Так чего ты обращаешь внимание? – произнёс я. – Будет плохо – уходи. Найдёшь другую работу. За такие деньги её в Москве полно. На счету в банке деньги у нас есть. Мы вообще можем год не работать.

– Работы-то полно, – тихо ответила жена, – только она вся такая же. Дурдом на дурдоме.

И это была чистая правда. Специфика рынка труда в России была именно такой. Любая деятельность была сопряжена с психическими проблемами, нестабильностью и отсутствием уверенности в завтрашнем дне.

Наложив полные тарелки макарон с котлетами, мы приступили к трапезе.

Уже под самый вечер супруга подобрела и, казалось, отошла от грустных мыслей. На самом деле это не имело значения.

Она не могла отпустить себя полностью. Не могла заявить сама себе: «Пох*й» – и жить дальше. Напротив, она продолжала накручивать себя, отчего её душевное состояние давало трещину, и я, к сожалению, никак не мог повлиять на это.

Этой ночью мы уснули, крепко обнявшись и прижавшись друг к другу.

Мне приснился странный сон. Я ехал на машине по какой-то деревенской дороге. Вдруг путь перегородили дети. Мальчик и девочка в жёлтой и синей кофточках. Лет пяти. Я остановил автомобиль и сказал детям уйти с проезжей части. Они не реагировали. Тогда я стал искать взрослых. Нашёл. Попросил убрать детей с дороги. Мне ответили, что это не их дети. Я проснулся.

12

Утром, когда я пришёл на работу, меня сразу вызвали к шефу. Это было немного странно, потому что обычно раньше 10 часов он не появлялся.

При встрече мне показалось, что босс напряжён и сосредоточен.

– Всё готово? – участливо переспросил Андрей Степанович. Имел он в виду, конечно, наши тендерные бумаги.

– Разумеется, – ответил я. – Ждём вашего «чижика» из министерства.

– Я звонил ему уже, – начал шеф, – он сказал, что будет часам к четырём. Подотрите там все сопли. Чтобы всё ровно было.

Задача была ясна. Впрочем, и без его напутствий всё было понятно.

Его волнение было скорее для проформы. Чтобы показать участие в процессе. Эдакая невидимая рука контроля. Забавно смотрелось со стороны, конечно, особенно когда твой руководитель весьма поверхностно был знаком с тендерными процедурами.

Впрочем, ему и не требовалось знать всё.

За полчаса до назначенной встречи ко мне в кабинет вошёл тот самый «чижик из министерства». Я встал, поприветствовал его и указал на стопку бумаг, которая ждала своей участи.

– День добрый, Семён Семёныч, – доброжелательно начал я, – вот приготовили для вас бумажечки.

Семёныч был человек прямой, сухой и длинный. Лицо его не покидала маска беспокойства. Маленькие бегающие глазки, казалось, выдавали в нём шпиона или заговорщика. Впрочем, отчасти так оно и было. У нас он получал «вторую» неофициальную зарплату за содействие в решении наших вопросов.

– Ой, Иван Олегыч, – вздохнул «шпион», – подставляюсь как. Ой как подставляюсь. Средь бела дня, к подрядчикам… Ай-ай-ай.

Похоже, он действительно нервничал.

– Узнает кто, – продолжал «агент», – головы не сносить.

– Лукавите, Семён Семёнович, – шутливо отвечал я, – это исключено. Вы присаживайтесь и бумаги посмотрите лучше. Мы много времени убили.

Агент встрепенулся.

– Да не буду я ничего смотреть, – выпалил он. Я и шефу твоему неделю уже долблю: бесполезно это. Время тратите.

Какие-то нехорошие новости, надо сказать.

– Он был в министерстве, сдавал акт о сдаче по вентиляции, подслушал краем уха об этом тендере. Ко мне сразу.

Семёныч говорил разом с ходу.

– И говорит, что, мол, за тема, так и эдак. – Агент перевёл дыхание. – А я говорю ему: «Степаныч, забей, тема не твоя, всё уже распилено». Он же ухватился, как чёрт, мол, нет мы выйдем, поспособствуй.

Шпион сорвался на крик:

– А как я поспособствую? Там вторая контора выходит. Там брат самого министра, понимаешь? Кто вас туда пустит?

Эта информация ударила меня, словно мешок цемента. Разум мой закрыло пеленой равнодушия и тупой боли.

– А он заладил, нет, мол, и нет. Да и кто там я? Меня уволят скорее через месяц.

Он ещё много говорил, но я уже его не слушал. Всё было бесполезно в очередной раз. Колесо сансары сделало очередной оборот.

Всё было потеряно. Впервые за последнее время я понял одну вещь: что очень сильно устал. Устал от того, что в жизни ничего не меняется. Устал от глупых идей. Устал от растраченного потенциала.

Я казался себе жалким, больным и измученным. Неужели это только в фильмах у выходцев из района есть хоть какие-то шансы подняться выше? Неужели всё потеряно ещё в зародыше и всё это бесполезно?

Дальше – смерть, а за ней – биохимический процесс распада тканей, и всё. Забвение?

Меня как будто стукнуло чем-то. Как будто я что-то понял. То, что всегда было рядом. Такое знакомое и такое далёкое одновременно.

– Ну, я пойду тогда, – сказал Семёныч, заканчивая свою тираду.

– Бывай, – ответил я ему вслед и вперил уставший взгляд в пачку бумаги.

Время остановилось. Я остановился на секунду. Игра закончена. Всё потеряно. Ничего нет.

Я подумал о том, как в очередной раз уволюсь с этой работы, найду такую же, другую, и всё начнётся заново: стареющая бездетная жена, квартира в ипотеку в каком-нибудь человейнике на окраине города. Старость. Смерть.

Парадокс заключался в том, что эти мысли, такие ужасные, были одновременно успокаивающими. Граница достигнута. Граница разума.

Я дошёл до края своих возможностей. Всё было зря.

Каждую секунду мозг прокручивал воспоминания, свершения в жизни, которые привели меня к этой точке маршрута.

Я вспомнил берёзовую рощу на обочине старого, забытого выезда из моего родного города.

Холодный осенний дождь колошматил по корпусу чёрного внедорожника. Старая асфальтовая дорога, испещрённая бесконечными трещинами и ямами, являлась доказательством отсутствия хоть какого-нибудь дорожного движения.

Из города было много выездов, и на каждом из них красовался пост ДПС с сотрудниками правоохранительных органов.

Мы могли привлечь их внимание, поэтому выбрали другое направление.

Я знал три таких тайных «выхода» из города. Моя деятельность к этому обязывала: в случае чего – осуществить немедленное отступление. Или для каких-нибудь других целей.

– Ну вот тут всё и кончится, – сказал Андрюша. Непонятно, ко мне он обратился или к себе.

– Холодно тут и грязно, – поддержал разговор я, – некомфортно ему тут будет.

– Собаке – собачья смерть, – настаивал Андрюша. – Вот сюда мы его так привезём в обход ДПС, тут и оставим. Алиби у нас будет.

– Я знаю, – тихо, спокойно и сосредоточенно мы проговаривали детали плана.

– Я сзади сяду. Тачка на паркинге будет. Будем обсуждать то да сё, он не догадается даже. Накину верёвку со спины. Ты руки держи его, чтобы он драйв не воткнул. И ручник, если что. Тачло тонировано в глушь. Никто не увидит ничего. Бандит хренов.

– Это да, – усмехнулся я, – зато «не в аквариуме» ездить будет.

Мы рассмеялись.

– А что потом? – вопрос был задан скорее не моему подельнику, а куда-то в сторону. Куда-то себе даже. Но ответить на него решил Андрюша.

– У меня деревня в Кроликово. Там баня и бар. Ужрёмся, как свиньи. Баб снимем. Наутро очнёмся, свечку в храме поставим, перекрестимся, и всё, бывай, Славик.

Внезапно нахлынув, воспоминания прошли. И вместе с ними осталось прямое и недвусмысленное понимание того, что всё было зря.

Время утешений и оправданий закончилось – все те вещи, которые я делал, были зря.

На этой мрачной ноте я встал со своего места и вышел в кабинет к моим сотрудникам. Они смотрели на меня без участия.

– Быстро что-то для сверки, – сказал Виталя. – Там всё-таки более пятисот листов.

И мне надо было что-то ответить своим сотрудникам. Тем более я обещал им премию.

Пришлось солгать:

– У него схвачено всё. Это всего лишь для проформы. Степаныч волнуется, вот он и пришёл. Так, поддержать морально. Тут вариант, говорит, – сто процентов.

Я замолчал. Подошёл к кулеру в кабинете и налил холодной воды. Затем я обратился к Виталику как бы между делом:

– Виталя. – Главное – не выдать себя. Самообладание было потеряно после откровений Семёныча. – Найди мне всю информацию о том, кто возглавляет «Строй-Комплект». Фамилия директора – Кочубеев.

Парень смотрел на меня и, казалось, не выражал никаких эмоций. Впрочем, я знал, что он обожал выискивать всякое «грязное бельё» и распутывать змеиные корпоративные клубки. Я не сомневался, что он о чём-нибудь догадается. Но его помощь здесь была безусловной. У меня не хватало информационных навыков для того, чтобы найти необходимую информацию.

Через десять минут он зашёл ко мне в кабинет. Был красный, как рак, и вёл себя как ошпаренный.

– «Строй-Комплект»? – возбуждённо говорил он и тряс перед моим лицом какими-то бумагами. – Кочубеев? Брат министра. Капитализация – миллиард.

Он сделал несколько глубоких вдохов, так как говорил на одном дыхании:

– Миллиард, Иван Олегович! О чём мы думаем? Какой тендер? Кто нам даст его выиграть? Друзьяшки Степаныча просто пешки. Это другой уровень. Вы-то как на такое купились? Очередной кидок.

Он помедлил, затем ответил уже более спокойно.

– Ещё денег обещали, – укоризненно продолжал паренёк, – эх, вы…

Я прервал его тираду:

– Не беспокойся, – старательно, с чувством и расстановкой я выбирал слова, – всё схвачено. Считай, что это «хитрый план».

– Как же… – парировал Виталя.

– Давай уже бумаги, что я просил, – пришлось повысить голос. – Все «нарыл»?

– Так точно, – с губ паренька слетела показательная серьёзность, и он протянул мне несколько листов с бумагой.

– Свободен, – ответил я.

Виталя встал из-за переговорного столика, развернулся и, пародируя строевой шаг, вышел из комнаты.

А я остался изучать бумаги.

Кочубеев Сергей Петрович. Директор ООО «Строй-Комплект». ИНН. ОГРН. Все эти данные из налоговой и общедоступные данные меня мало интересовали. Я углубился в информацию.

«Давай, Виталя, ты можешь лучше», – думал я, вникая в поток слов и предложений.

Спустя несколько абзацев мной была обнаружена искомая информация. Аккаунт в соцсетях.

Как только я перешёл на страничку Кочубеева, передо мной возникла фотография нашего конкурента в полный рост. Военная форма, рыбацкие сапоги. Огромная рыба в руках.

Рыбаком я не являлся, поэтому определить, что это за вид, возможным не представилось, да и не имело значение.

Я начал листать страницу моего «клиента». Фотографий было немного. Такие личности, как правило, не афишируют по максимуму свои предпочтения в социальных сетях. Страницу же, напротив, не закрывают ото всех посетителей.

Сделано это для того, чтобы создать видимость открытости и гласности. Фигура Кочубеева – публичная, и к ней есть определённый интерес, в том числе со стороны СМИ.

Что уж говорить про всяких оппозиционеров, которые денно и нощно ищут компромат на власть имущих и их семьи.

Таким образом я изучил пять-шесть фото Кочубеева и ещё парочку из семейного круга.

На беду указанных индивидов, их инстинкт самосохранения не передался по наследству.

Мы должны понимать, что дети таких людей с рождения не обременены ничем. В действительности, кроме маминых или папиных денег с положением, у них также ничего нет. Сами они не добились ровным счётом ничего, поэтому выставлять напоказ элементы роскошной жизни, которая окружает их мир, не только не зазорно, но и почётно.

Тем более нельзя исключать факт того, что указанные потуги имеют определённую, конкретную цель: вызвать зависть у менее удачливых сверстников.

Перейдя по нескольким ссылкам друзей Кочубеева и его семьи, я обнаружил аккаунты его детей – дочери и сына, которые так же были любезно предоставлены мне Виталей.

И вот тут информация полилась на меня из рога изобилия. Места, путешествия, одежда, фотография, связи.

Мой разум впитывал это, как губка. Сотни и тысячи страниц с фото собрали воедино картину всей этой семейки.

Этого было достаточно.

Я был готов.

Если мой мир рухнул и его не осталось…

А был ли это когда-нибудь мой мир?