Текст книги "Чёрным по белому. Арктический блокнот"

1000 миль во льдах

«Вниманию экипажа! В 17 часов наш ледокол совместно с «Капитаном Николаевым» начинает проводку шести транспортных судов до Мурманска», – с этой команды капитана ледокола «Капитан Сорокин» Олега Николаевича Березина и началось мое арктическое путешествие с караваном судов, закрывавших зимнюю навигацию на линии Дудинка – Мурманск. Было это 23 мая 1986 года.

Возьму на себя смелость утверждать, что это был, пожалуй, исключительный случай за всю историю круглогодичных арктических навигаций, когда параллельно с вывозом грузов из затопляемой зоны портовики Дудинки вели обработку сразу шести транспортных судов.

Тут я позволю себе сделать небольшое уточнение для тех, кто слабо знает географию и историю Арктики. Дудинский морской порт является структурным подразделением Норильского горно-металлургического комбината имени А. П. Завенягина. Именно сюда по Енисею и трассе Северного морского пути доставляются миллионы тонн всевозможных грузов, необходимых для жизни людей и работы промышленных предприятий не только Норильского промышленного района, но и всего Таймыра. Везут все: от детских игрушек и шнурков для обуви до строительных материалов и технологического оборудования. Автомобильной и железной дороги «на материк» тут нет. Авиация перевезти такие объемы не в состоянии. Остается флот.

Речная навигация на Енисее длится с июня по октябрь, морская длилась чуть дольше, до декабря. В этом помогали ледоколы типа «Капитан Воронин». Потом лед становился непреодолимым препятствием, и порт брал паузу до середины июня, когда река полностью вскрывалась ото льда.

Такое положение вещей не могло устраивать правительство страны. В начале 70-х годов и было принято решение начать цикл экспериментальных арктических рейсов в Западной части трассы Северного морского пути с целью максимально продлить судоходство в устье Енисея и в Карском море. Одновременно в Финляндии были заказаны четыре новых мелкосидящих ледокола: «Капитан Сорокин», «Капитан Николаев», «Капитан Драницын» и «Капитан Хлебников». Первые три сегодня успешно работают в Мурманске, четвертый – на Дальнем Востоке.

Эксперименты завершились 1 мая 1978 года, когда ледокол «Капитан Сорокин», руководимый легендарным полярным капитаном Виктором Семеновичем Вакулой, привел в Дудинку дизель-электроход «Павел Понома-рев». Этим рейсом была доказана возможность уверенного мореплавания на данном направлении. Морская навигация между Мурманском и Дудинкой стала круглогодичной. Точнее, практически круглогодичной. Она прерывалась только на период ледохода, который в устье Енисея начинается в конце мая – начале июня. Но это месяц, а не полгода, как было прежде.

В свое время мне крупно повезло. В конце апреля 1978 года меня, молодого журналиста газеты «Красноярский комсомолец», командировали в Диксон для участия в том рейсе. И вот мне вновь предстояло пройти на ледоколе «Капитан Сорокин» по Енисею, Енисейскому заливу и дальше, в неизвестное Карское море…

Накануне отхода на борту ледокола «Капитан Николаев» прошло совещание, в котором приняли участие руководители порта, Диксонского штаба морских операций в Западном секторе Арктики, капитаны судов и ледоколов. Здесь были уточнены стратегия и тактика ледовой проводки, окончательно определена дата начала рейса – 23 мая, в 17 часов.

Первым от причала отошел теплоход «Никель» под командованием Валерия Николаевича Галкина. В мае 1978 года он стоял на мостике дизель-электрохода «Павел Пономарев». Вслед за «Никелем» ледокольщики отвели на рейд «Норильск», «Механика Желтовского», «Кандалакшу», «Тикси» и «Капитана Кудлая». Проводку возглавил ледокол «Капитан Николаев».

Точно в назначенное время моряки простились с диспетчерами, портнадзором, докерами, экипажем портового ледокола «Авраамий Завенягин»… Простились с Дудинкой и, огласив гудками опустевший рейд, взяли курс на север. Не успев пройти и пяти миль (1 морская миля равняется 1852 метрам), помощи ледоколов попросил застрявший «Капитан Кудлай». Надо сказать, что этот теплоход вызывал наибольшее беспокойство у ледокольщиков. Большая длина и предельная для Енисея осадка судна постоянно приводили к тому, что транспорт не вписывался в повороты и в результате заклинивался в канале.

Уже скрылся за горизонтом караван, а наш «Сорокин» продолжал окалывать рудовоз. Но вот и он, сперва нехотя, а затем все решительнее и решительнее, пошел за ледоколом.

– Во дает, во дает! – смеется третий помощник капитана Анатолий Токарчук. – Теперь и не остановить его. Не дай бог мы застрянем. Разнесет до середины…

Но застрял опять «Кудлай». И вновь ледокол начал крутиться рядом с ним.

Утром я проснулся от сильной вибрации. Спросонья показалось, что ледокол выскочил с «проселочной» дороги на какие-то невероятные колдобины. Судно тряслось, как в лихорадке. Все, что лежало на столе, вдруг стало подпрыгивать с явным намерением переместиться на пол (точнее, как говорят на флоте, на палубу). Пара минут уходит на то, чтобы «успокоить» вещи и растолкать их по ящикам стола, а затем бегу на мостик. Оказывается, застрял «Никель», а из-за него остановился весь караван. Наш ледокол начал отходить назад, чтобы околоть теплоход, а попросту – пройти вдоль транспортного судна и вызволить его из ледового плена. В тот момент, когда «Сорокин» двинулся назад и начал тремя своими винтами рубить енисейский лед, и началась тряска. Уже позже моряки сказали, что в подобном нет ничего особенного. Так бывает всегда. Но испуг у меня все-таки был.

Околка «Никеля» заняла около часа. И вот «морковки» (так на Севере называют некоторые полярные суда за красный цвет корпуса) двинулись вперед. Но «Желтовский» и «Кудлай» остались стоять на месте. Ледокол поспешил на помощь к ним.

К вечеру подвожу первый итог. За двенадцать часов пройдено всего 80 миль. Увидев мое удивление, моряки «успокоили» – самое интересное еще впереди.

Нет-нет, да слышны разговоры о том, что надо пробиваться хотя бы до мыса Сопочная Карга, что в самом начале Енисейского залива. Там можно спрятаться от ледохода, который поджимал нас с юга. Не знаю, что послужило причиной таких разговоров. Возможно то, что суда идут плохо. Возможно, погода повлияла. А быть может, и тот факт, о котором мне рассказал главный механик ледокола Е. Г. Михеев.

– Смотри, – подводит он меня к приборам, показывающим режим работы двигателей. – Работаем в треть мощности. А почему? Смешно, но у нас топлива всего на семь суток. Вот и приходится экономить. А это сдерживает продвижение всего каравана. Мне непонятно, почему прекратили бункеровать ледоколы в Дудинке? Хотя бы ледоколы! – продолжает он. – Ведь еще несколько лет назад мы могли взять топливо в этом порту. Сегодня же как отрезало. А ведь ледоколы работают в первую очередь в интересах Норильского комбината.

Я не знаю, в чем тут загвоздка. Возможно, пресловутая ведомственная разобщенность. Возможно, отсутствие значительных запасов топлива в Дудинке. Но факт остается фактом: сегодня в Дудинку топливо для ледоколов доставляют транспортные суда из Мурманска. Какой-то театр абсурда!

В идеале я представляю себе это так. Ледоколы постоянно используются на портовых работах, за что Норильский комбинат платит Мурманскому морскому пароходству. А не проще ввести, скажем, натуральный обмен? Быть может, есть возможность хранить специальный, «ледокольный», запас топлива непосредственно в Дудинке?

…Моряки правильно рассчитали. Самый тяжелый речной участок начался именно в Енисейском заливе. Торосы и тяжелый, до двух метров, лед остановили суда. Лишь «Капитан Сорокин» с огромным усилием, на полной мощности всех шести двигателей, продолжал медленно двигаться вперед.

Первым окололи «младшего брата» – «Капитана Николаева», а затем уже в паре с ним ударами начали прокладку параллельных каналов. Больше суток затратили на это. И прошли-то совсем немного.

С мостика хорошо видно, как под ударами ледокола лениво переворачиваются многотонные глыбы бирюзового енисейского льда. Но с высоты «семиэтажного дома» нет ощущения мощи «Сорокина». Вместе с гидрологом Димой Кокуриным бежим на бак. Это первая арктическая навигация молодого моряка. Лишь в прошлом году он закончил легендарную «Макаровку» (Ленинградское высшее инженерное морское училище имени адмирала С. О. Макарова). И как он сам признался, пока у него еще нет достаточного практического опыта.

Первый ледокол был построен в России по проекту Степана Осиповича Макарова и назывался «Ермак». Главное его отличие – непривычная форма корпуса. В сущности, правильно называть ледокол ледодавом.

Перегнувшись через борт, разглядываем саму механику хождения судна во льду. Под действием двигателей, инерции и специально рассчитанной формы носовой части, ледокол буквально выползает на лед и всей своей массой давит его.

На практике это выглядит так: вот ледокол медленно отходит назад, на секунду замирает и, набирая скорость, расталкивая льдины, начинает стремительно рваться вперед. Достигнув целины, он вылезает на лед, наваливаясь на него всеми своими тысячами тонн веса и тысячами лошадиных сил мощности. Но пройдя всего длину корпуса, ледокол вновь останавливается и снова, словно нехотя, отходит назад…

Пытаясь перекричать невообразимый шум, Дима объясняет мне, что речной лед в три раза прочнее морского. Морской более пластичный, он просто подминается ледоколом, а вот речной дробится на куски и вновь забивает канал за кормой «Сорокина». Но это не означает, что в полярных морях ледоколам ходить легко. Там свои трудности.

Около шестидесяти миль «Сорокин» и «Николаев» вели прокладку канала. На это дело ушло больше суток. И вновь теплоходы начинают движение.

А я иду к радистам. Надо передать в редакцию первый репортаж. Прочитав радиограмму, начальник радиостанции Виктор Подборнов усомнился:

– Слишком большая. Примут ли ее в Диксоне?

Начались уговоры. Сначала мои – радиста, а затем уже его – диксончан. Переговоры прошли успешно. Радиограмма ушла в эфир.

30 мая все суда, за исключением «Капитана Николаева» и «Никеля», ушедших в Диксон для частичной выгрузки, встали в припае в трех милях от открытой воды. Припай – не дрейфующий лед. В данном случае он «припаян» к берегам Енисейского залива.

Здесь каравану по команде из штаба морских операций надлежало ждать подхода атомного ледокола «Сибирь». Однако к вечеру стратеги из штаба дали новую команду и указали точку в Карском море, где предполагалась встреча с ледоколом. Караван вышел из припая в Карское море. В принципе, на этом первый этап ледовой проводки можно считать законченным.

Последним судном, вышедшим из Енисейского залива, стал теплоход «Капитан Кудлай». По открытой воде Северного Ледовитого океана к месту встречи с атомоходом все шли самостоятельно. Отдельно плавающие льдины и небольшие поля уже не представляли опасности для судов.

Во втором часу ночи 31 мая справа по борту появилась «Сибирь». По радио прозвучали слова приветствия. Затем капитан атомохода Зигфрид Адольфович Вибах объявил, что ледокол «Сибирь» берет под проводку караван из шести транспортных судов (к тому времени «Капитан Николаев» и «Никель» догнали нас) и двух ледоколов. С этого момента все подчиняются командам «Сибири».

Три сотни миль суда шли на запад по открытой воде. Мы уже начали шутить, что в тяжелом льду работали сами, а там, где его нет, идем под проводкой атомного богатыря. Но шутили мы рано. «Сибири» еще предстояло показать, на что она способна.

Утром с атомохода поднялся вертолет. На его борту рядом с пилотом сидел один из лучших арктических гидрологов, легендарный Руслан Александрович Борисов. Больше двух часов кружил Ми-2 над Карским морем. Заключение гидролога было однозначным – впереди тяжелые льды. Сколько было возможно, Борисов с воздуха подсказывал атомоходу оптимальные курсы, где какая трещина, полынья… И судоводители четко выполняли его указания. Дело в том, что школьная истина о прямой как кратчайшем расстоянии между двумя точками к мореплаванию в Арктике не имеет никакого отношения. Здесь кратчайшим является наиболее легкий путь. Пусть даже он в несколько раз длиннее.

К вечеру в небе появился краснокрылый Ил-14. Сделав несколько кругов над караваном, ледовый разведчик сбросил на «Сибирь» вымпел с картой ледовой обстановки, которая полностью подтвердила слова Р. А. Борисова.

За 108 миль до пролива Карские ворота суда попали в ледовые тиски. Десятибалльный лед и сжатие заставили всех остановиться. Всех, кроме атомохода. Как могли, ледокольщики оберегали транспортные суда от повреждений. «Сибирь» кружилась вокруг каравана, разряжая ледовую обстановку. В какой-то момент теплоходы даже начали движение. Все, кроме «Капитана Кудлая». Нам велели остаться рядом с рудовозом для обеспечения безопасного дрейфа.

Остались. И правильно сделали. Именно в этот день после длительной низкой облачности на небе появилось солнце. Всеми цветами радуги стали переливаться в его лучах торосы двух-, трехметровой высоты. Вода за кормой изменила свой цвет со свинцового на изумрудный. Все свободные от вахты высыпали на вертолетную палубу. Впервые за многие дни появилась возможность погреться под скупыми лучами арктического солнца.

И вдруг команда с мостика:

– Освободить вертолетную площадку. Садится Ми-2.

Через минуту ярко-красная машина зависает над ледоколом, а затем мягко опускается. Борисов прилетел за своим молодым коллегой, надо и его вводить в курс дела. Снова взлет, и вот уже маленькая точка вертолета скрылась за горизонтом. Но по радио мы слышим переговоры двух гидрологов с атомоходом.

Спустя несколько часов ледокол «Сибирь» вновь вернулся к нам. На помощь. Еще несколько раз Арктика проверяла на прочность корпуса теплоходов и ледоколов. Еще не раз «Сибирь», «Капитан Николаев» и «Капитан Сорокин» приходили на выручку транспортам.

Но каждый оборот винта все же приближал нас к месту окончания ледовой проводки. И вот он, пролив Кар-ские ворота, отделяющий Карское море от незамерзающего Баренцева.

– Красивые тут места. Сколько раз бывал на Новой Земле, не перестаю восхищаться здешними берегами, – заметил Сергей Семушин, инженер по радионавигационному оборудованию. – А ты знаешь, что именно здесь начинается трасса Северного морского пути? Баренцево море, как незамерзающее, не относится к арктическим морям. Вот так…

За плечами Сергея годы работы в Диксоне, зимовки в Антарктике, и вот теперь служба на ледоколе.

– Но самый красивый пролив здесь – Маточкин шар. Там такие птичьи базары! Такая красота…

– Ходите там?

– Крайне редко. Когда специальные суда сопровождаем, которые везут специальный груз в специальный район.

– Ядерный полигон? – подмечаю я.

– Какой ядерный полигон? Первый раз слышу о таком, – с искоркой в глазах замечает Семушин. – А знаешь, есть возможность подзаработать. Готов?

– Смотря, что делать, – не чувствуя подвоха, отвечаю я.

– Есть шабашка. Надо к новой летней навигации покрасить Карские ворота. Готов?

Мы долго смеемся над морской байкой. Сергей вспоминает, что были случаи, когда новички «покупались» на утку. Потом мы еще долго говорили об Арктике и Антарктике, Диксоне и Новой Земле, полярниках, летчиках и моряках.

Пока мы стояли на палубе, на «Сорокин» пришла радиограмма, что Северный флот закрывает для плавания определенный район Баренцева моря. Военные имеют на это право без объяснения причин. И второе: озадачили синоптики. Нас ждет шторм, причем достаточно сильный.

– Вниманию судов, – услышал я голос Вибаха. – Атомоход «Сибирь» закончил проводку. Желаю вам счастливого плавания в родной порт.

Мы продолжили движение на запад, а богатырь возвращается в Карское море, где его ждут танкер «Самбург» и ледокол «Мурманск».

Все самое интересное, как я считал, закончилось. Можно сходить на обед и – в кровать, «посидеть на спине» пару часиков. Разбудило меня объявление по судовой трансляции, которое запрещало выход на палубу. Начинался шторм.

Очень может быть, что он был не самый сильный в истории мореплавания. Но мне хватило. Да и не только мне. Ледокольщики вообще не любят качку. Это не их стихия, им роднее вибрация.

Мотало «Сорокин» отменно. Тем более что его корпус несколько отличается от обводов транспортных судов. Из-за этого многометровые волны швыряли ледокол как щепку, а иногда волны буквально накрывали судно. И страшно, и интересно. А еще очень хочется есть.

– Каждый по-разному переносит качку, – говорит капитан. – Кто-то лежит рядом с гальюном. Кто-то не обращает на нее внимания, кто-то чувствует голод.

Я пошел в кают-компанию. Народу на ужине было немного. Зато продуктов – море. Накладываю салат, пюре и пару антрекотов и двигаюсь к ближайшему столу, балансируя на убегающей из-под ног палубе. Смею заверить, что с тарелками в руках это непросто.

Добрался. Сел за стол. Поставил на него ужин. Взял вилку в левую руку, а нож в правую, изготовился к приему пищи, но меня озадачило то, что скатерть на столе была мокрая. Видимо, кто-то разлил чай или компот.

Стоп, какой чай? Какой компот?

– Это правило такое, – заметил третий помощник капитана Токарчук. – Чтобы тарелки не скользили по столу. Приятного аппетита.

Мотало нас часов десять. К утру волна начала стихать, ветер ослабел. Шторм уходил на северо-восток, к той же Новой Земле.

В том рейсе уже на подходе к Кольскому заливу мы увидели то, ради чего военные моряки закрыли определенный район Баренцева моря. С расстояния миль в двадцать я видел пуск межконтинентальной баллистической ракеты морского базирования. Величественное зрелище! Конечно, сам старт я не видел, а вот гул и след в небе произвели впечатление. Вечером из программы «Время» мы узнали, что подводники попали в заданную точку полигона, находящегося где-то на Камчатке. Значит, можно спать спокойно.

Уже в Кольском заливе меня пригласил на мостик капитан. Олег Николаевич показал мне ледокол «Красин», что стоял на рейде. Тот самый «Красин», который был построен еще в 1916 году и до 1927 года ходил под именем «Святогор». В его биографии было спасение членов экспедиции под командованием Умберто Нобиле на дирижабле «Италия» в 1928 году. Он принимал участие в проводке конвоев во время Великой Отечественной войны и в целом ряде уникальных арктических экспедиций в послевоенное время.

Сегодня ледокол «Красин» трудится в интересах Морской арктической геологоразведочной экспедиции. Но все чаще и чаще говорят о его списании. И так же чаще ветераны флота заявляют о необходимости сохранения судна. Моряки опасаются, что и этот ледокол может постичь печальная судьба первого, построенного еще адмиралом С. О. Макаровым и спущенного на воду в 1898 году. Из состава флота он был выведен в 1963 году, а в 1965-м – затоплен. Все попытки превратить судно в музей окончились ничем.

Как отступление, могу сказать, что уже после рейса на «Капитане Сорокине» я провел сутки на «Красине». Много говорил с капитаном В. А. Шишкиным о судьбе ветерана Арктики. Но это другая история.

А пока мы встали на рейде порта Мурманск. Можно подвести итог.

Почти тысячу миль во льдах, от Дудинки до Карских ворот, караван преодолел за двенадцать суток. От Кар-ских ворот до Мурманска по открытой воде Баренцева моря проскочили за 12 часов. Теперь моряков ждет короткая стоянка в родном порту, а потом вновь в Арктику. Летняя навигация на трассе Северного морского пути начинается. Транспортные суда ждут в Хатанге, Тикси, Певеке, Черском и на полярных станциях. Пробиться же к ним без ледоколов удается не всегда.

Счастливого плавания вам, моряки ледокольного флота!

Борт ледокола «Капитан Сорокин»,

Карское море.

Июнь 1986 года

Три встречи с Юрием Визбором

Осень 1979 года. Красноярск. В один из выходных дней, ближе к обеду, позвонил мой коллега с местного телевидения:

– Свободен?

– Да.

– Заряжай фотоаппарат. Выходи на улицу. Я сейчас буду.

– Что-то случилось?

Но в трубке уже слышались короткие гудки. Перерыв все в квартире, нахожу какую-то плёнку неизвестной мне чувствительности, впихиваю ее в «Зенит», одеваюсь и выхожу к подъезду.

В «Москвиче», что подкатил к дому, сидели двое. Коллегу-водителя я знал много лет, а вот пассажира видел впервые:

– Виталий, – представился я.

– Юрий, – услышал в ответ.

– А по отчеству?

– Иосифович.

– Куда едем?

– На телевидение, – проинформировал водитель.

Всю дорогу до студии я маялся одним вопросом: «Где я раньше видел этого Юрия Иосифовича?»

На телевидении, куда мы прибыли, уже всё было готово к записи. В павильоне соорудили что-то напоминающее «таёжное зимовье», на полу «развели» костер из красных ленточек и вентилятора, на отдельной подставке стояла оконная рама, стекла которой были замазаны зубной пастой – мороз.

Гость вошел в студию, держа в руках гитару. Но и это мне ничего не говорило. И только когда я услышал: «Я сердце оставил в Фанских горах, Теперь бессердечный хожу по равнинам. И в тихих беседах и в шумных пирах, Я молча мечтаю о синих вершинах», понял, что Юрий Иосифович никто иной как Юрий Визбор. В те годы я знал о нём только то, что в фильме «Семнадцать мгновений весны» он играл роль Мартина Бормана.

Удивительной была та запись. Казалось, что мы не в студии, а в горах, на море, в деревне Навлянки… Визбор пел, отвечал на вопросы журналиста и снова пел. Через час все закончилось. Погасили свет, убрали камеры и микрофоны. Только тут я вспомнил о «Зените». Сфотографировать себя Юрий Визбор разрешил сразу. Взял гитару и улыбнулся. Улыбнулся как-то очень по-доброму, по-домашнему. Снял я тогда кадров пятнадцать, после чего пересушенная пленка лопнула прямо в аппарате. Из всей съёмки в память о той встрече у меня осталось только шесть резких кадров.

17 сентября 1984 года Юрия Иосифовича Визбора не стало. Сообщение об этом, помню, ударило как разряд тока. И тогда я вспомнил о давней съёмке, отыскал негативы, вложил в отдельный конверт и написал «Хранить вечно». К тому трагическому дню я знал о Визборе уже многое. У меня были его стихи, статьи, на кассетах – песни. Господи, какой же я был профан осенью 1979 года!

В феврале 1985 года я получил задание сделать материал о ледовых проводках в Западной части трассы Северного морского пути. Из Дудинки я отправился на ледоколе «Капитан Николаев», в Карском море пересел на ледокол «Капитан Сорокин», на котором позже и возвращался. Кроме экипажа и меня, на борту находилось ещё человек 15–20 – участники научной экспедиции. Словом, с местами было напряжённо. И меня определили на диванчик в каюте второго помощника капитана. Александр, так звали штурмана, много рассказал мне об Арктике и ледовых проводках.

Однажды я увидел в его шкафу гитару. Поинтересовался… Моряк вытащил инструмент и стал что-то наигрывать. Вечер пролетел незаметно. Потом я ходил на палубу, фотографировал караван судов, который вёл ледокол. Уже возвращаясь в каюту, прочитал на двери: «Александр Седых, второй помощник капитана». Но и тогда я не придал значения этому факту. Только дома я свёл воедино гитару, надпись на двери каюты и «Обучаю играть на гитаре ледокольщика Сашу Седых». Оказывается, песня-то была о нем! Что ж я не расспросил штурмана о той встрече…

В мае 1986 года я отправился в рейс на «Капитане Сорокине» из Дудинки в Мурманск. Проблем с местами уже не было, мне дали отдельную каюту. А вот Александра Седых на борту уже не было. Он ушёл на другой ледокол. Однажды, сидя в кают-компании, я решил полистать «Книгу почётных гостей». Там и нашёл запись, сделанную рукой Юрия Иосифовича.

Летом 1979 года творческая группа объединения «Экран» снимала в Арктике документальный фильм о полярных моряках. В составе группы был и Юрий Виз-бор, который, по поручению товарищей, сделал такую запись: «Мы задумали снять фильм о людях, работающих на Северном морском пути. На ледоколе «Капитан Сорокин» мы намеревались добраться до одного из ледоколов более мощных и там начать нашу работу. Однако за несколько дней мы изменили свое решение. Так нам понравился и ледокол «Капитан Сорокин», так нам понравились и полюбились его люди. Мы сняли здесь картину, сняли всё, что увидели – и тяжёлую работу во льдах, и отдых, и то, о чём думают люди в море. Мы надеемся, что кино получится хорошим, во всяком случае, достойным.

Я думаю, что если бы Михаил Яковлевич (Сорокин – В. И.) хоть раз увидел бы этот ледокол, носящий его имя, он бы не просто обрадовался, но и ещё раз почувствовал бы, что труд его, как и труды его коллег, не пропали даром. Что северное море, которое, как и другое, не хранит след, оставило в судьбе нашего народа вечные неизгладимые следы.

Спасибо за все хорошее, что вы для нас сделали.

По поручению киногруппы т/о «Экран» Центр. Телевидения

Юрий Визбор

25 августа 1979 года».

А потом по стране пошёл песенный цикл о моряках Арктики, написанный на борту ледокола «Капитан Сорокин».

Недавно я вновь побывал на ледоколе. Вновь листал книгу, которую экипаж хранит с особой нежностью. Тогда и появилась идея опубликовать тот давний портрет Юрия Визбора, фотографию ледокола, снятую ещё до его реконструкции, пожелание из «Книги почётных гостей», одно из стихотворений Юрия Иосифовича и это небольшое воспоминание.

г. Красноярск,

Ноябрь 1993 года.

Обучаю играть на гитаре

 
Обучаю играть на гитаре
Ледокольшика Сашу Седых.
Ледокол по торосу ударит –
Саша крепче прихватит лады.
 
 
Ученик мне достался упрямый,
Он струну теребит от души.
У него на столе телеграмма:
«Разлюбила. Прощай. Не пиши».
 
 
ПРИПЕВ:
Улыбаясь на фотокартинке,
С нами дама во льдах колесит:
Нью-Игарка, мадам, Лос-Дудинка,
Иностранный поселок Тикси.
 
 
Я гитарой не сильно владею
И с ладами порой не в ладах –
Обучался у местных злодеев
В тополиных московских дворах.
Но для Саши я Бог, между прочим,
Без гитары ему не житье.
Странным именем Визбор Иосич
Он мне дарит почтенье свое.
ПРИПЕВ.
Ах, коварное это коварство
Дальнобойный имеет гарпун.
Оборона теперь и лекарство –
Семь гитарных потрёпанных струн.
Говорит он мне: «Это детали.
Ну, ошиблась в своей суете…»
Обучаю играть на гитаре
И учусь у людей доброте.
ПРИПЕВ.