Текст книги "Один в поле воин"

5.

Как-то само получилось, что за Мишкой они пошли вместе. Лиска никуда не торопилась.

– У мамы сессия, раньше девяти сейчас и не приходит, – пояснила она. – Коты накормлены, уроков делать не надо…

Саня кивнул и подумал – как же хорошо, что уже незачем оглядываться по сторонам: не шпионят ли за ними семибешники, не донесут ли Снегирям? Как-то мгновенно рассосался бойкот, буквально за день. В тот понедельник Макс извинился за себя и за Дашку, а во вторник с Саней уже общались, будто ничего и не было. Особенно радовался Репейников.

– А что это у тебя за крутые друзья, которых даже Боров боится? – первым делом спросил он, убедившись, что уже можно.

– Да так… – изобразил он лицом безразличие, а сам тем временем лихорадочно сочинял версию. – Короче, у меня в Краснодаре друг остался, Женька, а его старший брат здесь, в Москве учится… В академии ФСБ… и занимается китайским единоборством Вин Чун в секретной секции, только для особо надёжных людей. Ну и Женька мне дал его контакт и сказал, что если проблемы какие, звонить Владу. Я про это сперва даже как-то забыл, а когда руслановская компашка стала докапываться, вспомнил. Короче, приехали эти ушуисты-эфэсбешники и таких руслановским навешали… сказали, ещё одна жалоба на вас от Лаптева – и увезём вас в лес, заставим выкопать треугольную яму три на четыре метра, и закопаем.

– А почему треугольную? – Петька от удивления даже рот раскрыл.

– Потому что не круглую! – сурово пояснил Саня, давая понять, что разглашать профессиональные тайны эфэсбешников он не вправе.

А вот на Лиску во вторник ещё пытались наезжать, по старой памяти. После седьмого урока, уже на школьном дворе, Хруничев с Князевым принялись орать ей вслед: «Жа-ба!», и Саня, увидев это, собрался уже навешать им пинков – не волшебных, а вполне себе человеческих. Но его опередил Макс. Подошёл сзади к одноклассникам, обеими руками взял их за шкирки и резко рванул на себя.

– Всё, пацаны! Программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта. Лягушкину больше не трогать, иначе по стенкам размажу. Тебя по левой, а тебя по правой.

Так завершилась полуторагодовая травля.

– Всё-таки что ты с ним сделал? – помолчав, спросила Лиска.

– С кем? – Саня думал сейчас о несчастном Костике Рожкове и сходу не врубился, о чём речь.

– Да с Максом Снегирёвым! – пояснила Лиска. – Он же прямо как другой человек стал! Даже извинился! Может, это он вообще впервые в жизни!

Саня задумался. Говорить или нет? Клятву Максу давал, что никогда, никому? Ну, пусть не клятву, а слово, но какая разница? С другой стороны, было же и встречное условие – чтобы и Макс, и Дашка перед Лиской извинились. А извинился только Макс, значит, условие выполнено наполовину. Тогда и своё слово можно держать наполовину, чтобы всё было по-честному. То есть никогда и никому – кроме Лиски. Она же, как сказал бы папа, лицо заинтересованное…

– В общем, так, – начал он. – Во-первых, обещай, что не расскажешь никогда и никому…

– Ну само собой, – согласилась она. – Я не из трепливых.

– В общем, так: у Снегирей мама психически больная. Ты об этом знаешь?

– В первый раз слышу! – удивилась Лиска. – И что?

– И то! Они думают, будто ты про их маму в курсе, потому что видела её в психушке, когда со своей мамой навещали эту вашу шизанутую соседку тётю Клаву. Ты снегирёвскую маму не узнала, а она тебя узнала, и решила, будто ты всем в школе рассказывать начнёшь… а учителя узнают и настучат в опёку. Знаешь, что такое опёка? Это такие тётки, которые типа о детях заботятся, и отбирают их у плохих родителей, отправляют в детдом. Короче, снегирёвская мама запудрила Максу и Дашке мозги, что ты в любой момент растрепешь, дойдёт до Елеши, Елеша стукнет в опёку, опёка придёт с ментами и заберёт Снегирей. И вот чтобы ты никому не растрепала, они решили тебя из школы выжить. Доводить по-всякому, чтобы ты сама в другую школу перевелась.

– Во идиоты! – с чувством сказал Лиска. – Неужели не могли по-человечески подойти и сказать: не болтай?

– Да потому что Снегири! – махнул рукой Саня. – Они ж не могут по-человечески, они типа самые умные, самые крутые, они будут как танк переть на стенку, даже если можно рядом объехать.

– Интересно, почему это их мама, вообразила, будто я её узнала? – не унималась Лиска. – Я ж её не знаю!

– Потому что ты поздоровалась, – терпеливо объяснил Саня.

– Ну так я же со всеми поздоровалась, это в холле на первом этаже было, там у них типа зоны отдыха… и было их человек пять рядом с тётей Клавой. Ну я и сказала «Здравствуйте!» Всем!

– А вот она, их мама, решила, что ты именно с ней поздоровалась, потому что узнала.

– Где ж я могла её узнать? – Лиска пожала плечами.

– Да мало ли… Макс говорил, их мама, когда в норме, вместе с классом на всякие экскурсии ездила, помогала Елеще новогодние огоньки устраивать.

– Во логика! – восхитилась Лиска. – Ну, пару раз крутились там какие-то тётки из родителей, так на них же не написано, чьи они мамы! Чем она вообще думает?

– Женская логика! – ехидно пояснил Саня. – Это когда считают, что если что-то может быть, значит, оно ровно так и есть. Типа если в лесу на турслёте меня мог укусить клещ – значит, меня сто процентов укусил клещ! Вот ты смеёшься, – мрачно посмотрел он на Лиску, – а мне мама в понедельник укол делала. Антиклещиный. Специально с работы ампулу притащила. Между прочим, очень больно.

– А меня она почему знает? – вместо того, чтобы посочувствовать, спросила Лиска. Но тут же сама и сообразила: – Точно! 19 октября же был концерт, в актовом зале, для родителей. Ну там Пушкин, день рождения лицея, Елеша с Антониной бегали, кудахтали: славные традиции, юные таланты… Ну и велели мне стихи со сцены почитать. А мне что? Мне не жалко. Почитала. Вот, наверное, тогда их мама меня и запомнила.

Саня кивнул. Эта версия многое объясняла.

– Значит, обычное недоразумение! – вздохнула Лиска. – Я-то думала, там что-то очень сложное, очень глубокое… например, Макс в меня влюбился, и сам себя за это презирает… или Дашка меня ревнует к кому-то… только я без понятия, к кому. А ларчик просто открывался!

– Как бы теперь этот ларчик закрыть? – проворчал Саня. – Тут же первое правило волнорезовца в чистом виде. Дети в беде! Что, Снегири, по-твоему, не дети?

– Дети, – секунду помедлив, согласилась Лиска.

– И в беде! – добавил Саня. – Их же по правде в любой момент могут у мамы отобрать и в детдом засунуть. Всё тайное, как говорит мой папа, рано или поздно становится явным. Ну вот ты про их маму не расскажешь, а кто-то другой увидит – и расскажет. Или ещё проще – она по-новой в больницу попадёт, с обострением, а там какая-нибудь вредная врачиха возьмёт и сообщит в школу. И всё, буль-буль, карасики! – вспомнил он другое папино выражение.

– А точно в опёке такие злые тётки сидят? – недоверчиво спросила Лиска. – Может, они вполне себе нормальные, а у Снегирей опять женская логика работает… хотя на самом деле не женская, а просто идиотская. То есть ты сам сказал – если что-то может быть, значит, так оно и есть. Если в опеке могут быть злые тётки – значит, все тётки во всех отделах опеки обязательно злые крокодилихи.

– Может, и не крокодилихи, – вздохнул Саня, – но Макс говорил, таких случаев полно, когда у нормальных родителей детей отбирают. За то, что бедные, или права качают. А тут вообще ненормальная. На всю голову больная.

– А может, и не на всю! – предположила Лиска. – Это проверить надо. Причём именно тебе.

– Почему мне? – не понял Саня.

– Элементарно, Ватсон! – иронически протянула Лиска. – Кое-кто сейчас про первое правило твердил, про детей в беде. Ну да, дети, ну да, в беде. Кто обнаружил? Ты! Значит, тебе этим и заниматься. Вот как Аня своим Костиком занимается, Дима – Ромкой Дубовым… и у меня тоже проекты есть… Вот и у тебя теперь… «Ладонь», конечно, поможет, если надо. Без вопросов! Только всё равно ты здесь главный. Кстати, поздравляю! Первый твой самостоятельный проект, и всего через месяц после вступления в «Волнорез». Хороший темп…

Саня не стал говорить, что всё-таки первый проект был немножко другим – избавить Лиску от снегирёвской травли. Правда, одно с другим настолько связано…

– И что же мне делать? – недоумённо протянул он.

– Для начала напросись к ним в гости, – предложила Лиска. – Посмотри своими глазами, что там и как. Что у них за мама, насколько больная, что вообще за обстановочка… Потом уже будет виднее. И поторопись, кстати. Сегодня вторник, в пятницу практика закончится, и Макса с Дашкой, может, куда-нибудь из города отправят. К родственникам каким-нибудь, или в лагерь.

– Ага! – кивнул Саня. – Идея хорошая. Только бы они меня не обломали. На фиг я им сдался, Снегирям?

– Не, – усмехнулась Лиска. – Вот уж точно не на фиг. Они ведь помнят, что ты их тайну знаешь. Небось, Макс жалеет уже, что рассказал… Короче, они хитрые, они вокруг тебя сейчас виться будут, политику какую-то выстраивать. На фиг уж точно не пошлют.

С Лиской они попрощались у ограды детсада.

– Знаешь, не хочу отсвечивать, – смущённо объяснила она. – А то твой мелкий ещё начнёт заявлять, что я типа твоя девушка, или вообще жена!

– Ни фига себе! – присвистнул Саня. – Как тебе такое в голову пришло?

– Горький опыт, – усмехнулась Лиска. – У Данилы сестрица есть, шестилетняя, и осенью он вот так же за ней в сад пошёл, а за ним Анька наша увязалась. Ну и потом пожалуйста, получите-распишитесь: «а когда будет свадьба?», «а у вас сколько детей будет?», «а я свои игрушки для ваших детей не отдам!» Анька говорила, что вся красная была, ну и Данила тоже. Так что знаешь… давай не будем афишировать наши отношения.

И удалилась, оставив Саню в некотором обалдении.

Впрочем, это обалдение было ещё так себе, терпимое. Настоящее случилось парой минут спустя.

– Так его же папа забрал, только что! – удивлённо колыхнула накрашенными ресницами Ольга Степановна, новая Мишкина воспитательница. Она работала тут всего две недели, но уже успела надоесть Мишке хуже манной каши. «Она глупая, – мрачно объяснял тот, – потому что ни одной сказки не знает. Только по книжке! И заставляет с девчонками играть в куличики!»

– Вы что? – вылупился на неё Саня. – Как папа забрал? Он же до вечера на службе!

Воспитательница побагровела.

– Мальчик, я тебе русским языком говорю: Мишу Лаптева забрал отец! Минут десять назад, ну, может, пятнадцать. Что тут непонятного?

Саня почувствовал, как по спине пробежал холодок. Пусть это будет ошибкой, недоразумением!

– Да всё непонятно! – заявил он, глядя на свои успевшие уже слегка загореть ноги. – Погодите, сейчас я папе наберу.

«Абонент вне зоны действия сети» – равнодушно сообщил ему женский голос.

– Не отвечает, – хмуро сказал он. – А откуда вы знаете, что это именно наш папа был? Вы что, раньше его видели?

Этого быть не могло – Мишку всегда забирал или Саня, или мама. Папа, наверное, даже понятия не имел, где располагается детский сад. В пять часов он либо находился на службе, либо отсыпался дома.

– Мне достаточно того, что ребёнок не стал заявлять, будто не знает этого мужчину, – холодно заявила Ольга Викторовна.

Саня вздохнул. Ведь не для себя же… для Мишки… значит, можно! Толкнул спящий белый шарик – не ласково, как раньше, а резко… как делал это в Пензе папа, когда поднимал его ни свет ни заря для утренних пробежек. Подъём, волшебство! У нас проблемы!

Цветок эмоций немедленно расцвёл над головой воспитательницы. Ослепительно-лиловый ужас… голубоватый стыд… жёлтая тревога, тёмно-синее удивление. А вот алой злобы не было совсем – и Саня понял, что, наезжая на него, Ольга Викторовна попросту прячется от своего страха. Как ребёнок под одеяло от придуманных им ночных монстров. Только сейчас ничего она не придумывала.

Саня развеял цветок и попробовал другую волшебку, которой на днях научил его Дима.

– Это называется «запах лжи», – объяснял он. – Волшебство непростое. Силы особо много не требует, но тут масса тонкостей. Тебе же надо понять, врёт ли человек. Но если он не врёт, а просто волнуется, то выглядит очень похоже… запах почти такой же… А ещё бывает, что говорит неправду, но сам в неё верит… не вообще всегда верит, а вот именно сейчас… типа сам себя убедил, что это правда. И тогда тоже не поймёшь. Короче, активируй волшебство и представляй, чем от него тянет. Если врёт – то как будто гнилое что-то… а если волнуется, то больше на тухлую рыбу похоже. Прикинь, как сложно, когда и то, и то одновременно!

Тогда, на занятии, у него кое-как получилось. Тренировался на Диме – на ком же ещё?

– Я буду говорить сейчас разные вещи, – заявил тот. – Правду и ложь. А ты лови запахи и говори, где что.

– А запах правды бывает? – на всякий случай уточнил Саня.

– Нет! – сухо ответил Дима. – Ну вот сам прикинь, какая она, правда? Она ж у каждого своя.

– Ну что дважды два четыре – это правда для всех! – возразил Саня. – И что земля круглая, и что закон Паскаля… – вовремя вспомнилась ему физичка Евгения Борисовна.

– Ну, такая правда, конечно, общая! – согласился Дима. – Только мы ж не про это говорим. Такую правду волшебством проверять бесполезно. А вот если твоя училка по русскому говорит, что ты русский знаешь на три – это правда?

– Конечно, нет! – возмутился Саня. – У меня в году четвёрка вышла!

– А если она думает, что просто натянула тебе эту четвёрку, а на самом деле у тебя уровень троечника? – ехидно оскалился Дима. – Тройки же были, правда?

– Правда, – пришлось признать очевидное.

– Ну вот! Ты считаешь, что знаешь русский на четыре – и ты по-своему прав, потому что в году у тебя четвёрка. Она считает, что знаешь на три, и тоже по-своему права, потому что у тебя тройки были… и, наверное, много. У тебя своя правда, у неё своя. И что, по-твоему, эти правды пахнут одинаково? Так не бывает!

…Сейчас никакой гнили Саня не уловил. Воспиталка не врала. А к тому же и неразобранные ещё дети подтвердили: «Ага! Мишу папа забрал! Высокий такой! Кудрявый! В чёрных штанах!»

– Знаете что, Ольга Викторовна, – сказал он, усыпив волшебство, – вы свой номер телефона мне дайте. На всякий случай. А я сейчас сразу домой, вдруг и правда папа раньше обычного пришёл.

Он говорил это и отчаянно понимал: ничего не правда! Чёрные штаны ещё ладно… хотя со службы папа пришёл бы в форме, но кудрявый – это сто процентов не по адресу. Волосы и у папы, и у него, и у Мишки были прямыми, лишь слегка вьющимися, до кудрей – как до Луны.

Конечно же, побежал он не домой. Что толку? Гораздо полезнее обследовать ближайшие улицы. Десять-пятнадцать минут? Если пешком, то до метро ещё не дошли. Значит, можно взять пеленг на Мишку! Как недавно Ванька на Костика.

Ага, размечтался! Во-первых, пеленгу его пока не учили, а начнёшь осваивать методом тыка – всё волшебство растратишь. Во-вторых, где взять предмет, который держал Мишка? Только дома! Но пока добежишь дотуда, пока настроишься…

И всё-таки он попробовал. Отошёл подальше, чтобы не привлекать лишнего внимания, закрыл глаза, толкнул не успевший ещё как следует заснуть белый шарик. Образ цели… ну конечно же, Мишка. Серо-голубые хитрые глаза, царапина на левой ладони – утащил недавно Санин перочинный ножик и решил заняться резьбой по дереву… то есть по серванту, над которым так тряслась квартирная хозяйка… и повезло ещё, что порезался раньше, чем угробил чужую мебель…

Единственное, чем помогло волшебство – он почувствовал Мишку. Ни расстояния, ни направления определить не удавалось, но посланная к брату волна не растаяла в пространстве, а вернулась обратно. Был отзвук, был. То есть, по крайней мере, Мишка жив.

Пока жив! – толкнулась в мозгу мрачная мысль. Саня цыкнул на неё, как на вредную мышь – прошлым летом у Овсянниковых от них прохода не было.

На всякий случай побежал к метро. Спустя минуту сообразил, что бесполезно. И не успеет, и с чего он взял, что таинственный кудрявый похититель направится именно туда? А если у него машина? Даже скорее всего машина. Ведь если тащить украденного ребёнка в метро, в толпе людей – вдруг ребёнок опомнится и начнёт орать?

И другой мышью – а может быть, и крысой! – грызла не менее мрачная мысль: а почему вообще Мишка пошёл с этим дядькой, почему не заявил воспиталке, что это не папа, а какой-то конь в пальто? Ведь сколько раз ему внушали: не подходи к незнакомым людям! Не отвечай, если начинают с тобой говорить! И кричи погромче, если к тебе прикасаются. И вот, пожалуйста! Словно этот кудрявый перец погладил ему мозги! Но такого не бывает, волшебство – оно же не для взрослых!

Дома, конечно, было пусто. Ни папы, ни Мишки… и мама на работе… сразу после майских удалось всё-таки устроиться медсестрой в какую-то ведомственную поликлинику… краем уха Саня уловил, что помог тот самый папин полковник Лебедев, к которому так и не довелось сходить в гости…

Пришлось её вызванивать.

– Мама, – начал он. – Ты только не пугайся и не волнуйся. Просто Мишка пропал… Ну, короче, я пришёл на ним в сад, а Ольга Степановна сказала, будто его только что какой-то мужчина забрал… она подумала, что наш папа. Я папе стал набирать, а у него мобильник отключён… вне зоны доступа. Да, я дома сейчас! Понял, жду!

Ждать и догонять – хуже всего, вспомнилась фраза бабы Люды. Сейчас он понял это по-настоящему. Мысли – одна другой хуже – царапали мозг, и ничем их невозможно было отогнать. Он врубил комп, открыл вконтакте – пусто… если не считать прикольной картинки, которой поделился с ним Петька Репейников. Сейчас, правда, картинка прикольной не казалась, а вовсе даже дурацкой. Загрузил «С.Т.А.Л.К.Е.Р. а» – и вышел из игры через минуту. Поотжимался даже, но и это не помогло.

Что же с Мишкой? Кто его увёл? Зачем? Почему дура-воспиталка, впервые увидев этого мужика, не спросила документ, а так вот сходу отдала ребёнка? Почему Мишка послушно пошёл с кудрявым «папой»? Чем всё это кончится?

Немедленно вспомнились ужасные истории, о которых и по телеку рассказывали, и в газетах писали, и в интернете. Саня особо не вникал – слишком уж неприятным холодком тянуло от этого – но то, что слышалось когда-то краем уха, сейчас вынырнуло из глубины и нагло плескалось на поверхности… как лягушка в пожарной бочке… тем летом у Овсянниковых он специально поймал лягушку и кинул в бочку – чтобы развлечь тогда ещё трехлетнего Мишку – и нарвался на выговор от дяди Яши: незачем земноводное мучить, оно ж не просто «водное», а именно что земноводное, то есть для полноты счастья ему нужна земля.

Лягушка! То есть Лягушкина! То есть Лиска! Нужно немедленно ей звонить – пусть собирает всех! Всю «Ладонь»! Вот настоящее волнорезовское дело… это не наркоману Костеньке спектакли разыгрывать!

Но только он вынул смартфон – прибежала из своей поликлиники мама. Саня вздохнул и вышел ей навстречу.

Вопреки его ожиданиям, мама не начала рыдать, хлопаться в обморок и вообще вести себя, как положено слабым женщинам в её любимых телесериалах. Вместо этого она в подробностях выспросила всё, что было в детском саду, и даже похвалила, что догадался записать воспиталкин телефон.

– Вот же коза драная! – высказалась она непедагогично. – Отдала ребёнка хрен знает кому, паспорт не спросила, будто так и надо! Ладно, сейчас раскисать некогда, надо действовать.

Первым делом позвонила папе – и ей повезло, абонент на этот раз оказался доступен. Быстро и сухо объяснила ситуацию, помолчала, слушая ответ. Потом нажала «отбой».

– Значит, так! Сейчас мы с тобой идём в полицию, пишем заявление. Ты ещё раз там во всех деталях расскажешь, что было в детском саду. Кстати, какие дети там говорили, что кудрявый и чёрные брюки? Ты этих детей запомнил?

– Вадика Зайцева запомнил, это ж Мишкин друг, – кивнул Саня. – И ещё две девчонки какие-то, я их не знаю. Мишка же у нас с девчонками не водится…

Сказал – и вновь обдало холодом. А что, если брат уже никогда с девчонками водиться не будет? И вообще ни с кем?

– Причешись! – велела мама. – Не хватало ещё, чтобы в полиции выглядел как чучело. И главное, не зажимайся там, всё рассказывай. И пусть только попробуют не принять заявление! Я их в блин раскатаю! Немедленно в службу собственной безопасности позвоню! И папа, кстати, тоже сейчас не мух ловит… обещал по своим армейским каналам поиск зарядить. Не знаю уж, что у него там за каналы, но хуже уж точно не будет!

6.

– Так-так, мальчик… А во сколько точно ты пришёл в детский сад? Почему уверен, что ровно в пять? А ты смотрел на часы? А каким путём ты в детский сад шёл? Откуда?

Саня вздохнул. Вот уже в третий раз приходится рассказывать. Сперва – сухому как вобла, дежурному, с глазами подстать этой же самой вяленой вобле, то есть никакими. Потом – совсем молодому парню… будь правдой его придумка про Женькиного брата Влада, обучающегося в школе ФСБ – этот лейтенант Сухобреев мог бы оказаться Владу ровесником. Только вот на самом деле никакого брата у Женьки не было. Лейтенант оказался потрясающе вежлив, постоянно извинялся непонятно за что, умолял не волноваться – «вы очень вовремя обратились, мы железно его найдём, мы сейчас объявим план перехват». Потом, старательно записав всё, что говорили Саня с мамой, убежал куда-то с этими бумажками, долго бродил где-то – за это время Саня, чтобы совсем уж головой не подвинуться, вспоминал реки Африки и Северной Америки, даты Грюнвальдской битвы и войны Алой и Белой Розы, закон рычага и определение функции… что угодно, любую школьную фигню, лишь бы не думать, что время уходит, а Мишка – неизвестно где, неизвестно, в чьих лапах. Мохнатых, когтистых лапах… как у кровососа или орка.

А о чём размышляла в это время мама – он даже не хотел думать. Что у неё давление подскочит, если уже не подскочило – сто процентов. Но если бы она сейчас рыдала или орала на всех – и то было бы легче. А вот когда она сидит закаменевшая, сжимает узкими белыми пальцами чёрный ремёшок сумочки – это куда страшнее.

Затем вернулся юный Сухобреев и сказал, что с ними хочет поговорить начальник отделения, подполковник Булыжников, ждёт на третьем этаже, в шестнадцатом кабинете. Мама молча поднялась – движением робота из американских фильмов, кивнула Сане, и они в сопровождении услужливого лейтенанта поднялись к начальнику.

Вопреки своей фамилии, подполковник Булыжников оказался вовсе не мрачным. Кругленький, лысенький, с маленькими хитрыми глазками.

– Я уже в курсе, Екатерина Николаевна, – сообщил он, разворачиваясь к ним вместе с огромным креслом, в котором могли бы и два подполковника уместиться. – Ситуация действительно чрезвычайная, давно такого не было. Вы успокойтесь, всё обязательно хорошо кончится. Может, вам водички? Жарко ведь. Тебе, Саша, может, тоже попить? Ты в какой класс перешёл? В восьмой? Молодцом! А учишься как? Троечки есть? Это нехорошо, с троечками надо бороться! А как, значит, воспитательницу зовут? Ольга Степановна? Говорите, она недавно работает?

Что Булыжников фигнёй страдает? При чём тут его тройки, при чём восьмой класс? Тут каждая минута на счету! На месте подполковника Саня немедленно поднял бы всех полицейских со служебными собаками, дал бы им понюхать Мишкины игрушки, и вперёд! Вообще, зачем он, Саня, тратит здесь время? Давно уже надо собирать волнорезовских, брать пеленг на Мишку…

Он снова разбудил волшебство, потянулся мысленно к брату. Да, жив… и вроде бы испуган, но ничего не болит… Пока… Ни направления, ни расстояния взять не удалось. А вот если бы можно было дать волшебство служебным собакам… как бы расширились их возможности – и нюхательные, и умственные! Овчарка-волшебница! Ей только в двух словах опиши проблему – и она, как серая молния, помчится туда, где Мишка… и никакие бандитские пули ей не страшны… увернётся, прикроется завесой… а самое главное, никаких ей правил номер раз. Как доберётся до гадов – всех в клочья!

– А что за дети подтвердили, что Миша послушно пошёл с этим мужчиной? – не унимался подполковник. – Ты их фамилии знаешь?

– Одного знаю, это Мишкин друг, Вадик Зайцев, – в третий раз (или в четвёртый, если считать маму) ответил Саня. – А девчонок не знаю. Но это можно спросить у Ольги Степановны. Я её телефон забил в мобильник.

– Очень, очень предусмотрительно! – восхитился Булыжников. – Настоящее оперативное мышление! Ты, когда вырастешь, не собираешься в полицию? Нам нужны такие люди! А как была одета Ольга Степановна, помнишь?

Ох, ещё и это… ему что, делать нечего? Сейчас спросит, какой цвет глаз у Вадика Зайцева, какие каши любил… то есть любит! – Мишка, в какое море впадает Волга…

На всякий случай он посмотрел подполковничий цветок эмоций. Вроде бы это нельзя считать нарушением правила номер два – ведь не для себя же, а для пользы дела! Густо-жёлтым клубилась тревога, голубовато-серым – тоска, тускло-малиновым, словно остывающие угли костра, тлело сочувствие… и нестерпимо ярко алела злость. Не на них с мамой, а на кого-то другого… или даже не на кого-то, а на что-то… И потягивало от Булыжникова гнилью лжи. Не так, чтобы совсем в нос шибало, но спутать этот запашок ни с чем было нельзя.

– Огромное спасибо! – спустя два часа произнёс подполковник и вытер вспотевшее лицо белым носовым платком. – Вы дали очень ценные показания, и мы всё сделаем по максимуму! Найдём вашего мальчика, не сомневайтесь! Знаете, люди сейчас не очень-то нам, то есть полиции, доверяют, потому что продажная пресса раздувает отдельные недостатки. Но это заблуждение! Мы работаем, и весьма эффективно работаем! Сами посудите – иначе бы на улицу невозможно было выйти, все бы вокруг стреляли, грабили, насиловали… ой, извините. В общем, в таких случаях, как ваш, раскрываемость более восьмидесяти процентов. Мы немедленно начинаем оперативно-разыскные мероприятия. Вот визитку возьмите, со всеми контактами. И сами всё время будьте на связи, в любой момент может потребоваться что-то уточнить. И если вдруг у вас какая информация – ну, звонок какой-то от похитителей, письмо – немедленно звоните, даже ночью! Прямо лейтенанту Сухобрееву, он этим делом будет заниматься. Вы не смотрите, что молодой! Молодой, да настырный! И не переживайте вы так, всё образуется…

Домой они вернулись в десятом часу. Красно-оранжевое солнце медленно клонилось к горизонту, ни облачка не было на небе, в тёплом воздухе плыли запахи сирени, бензина, масляной краски. И даже откуда-то доносилось тихое пение кукушки. Из парка, может? В другое бы время радоваться погоде и природе, но сейчас всё казалось пустым и серым.

– А я думал, они нас на фиг пошлют! – уже возле подъезда сказал Саня. Хотелось хоть как-то нарушить это каменное молчание.

– Что ты, – усмехнулась мама. – Это же не просто потерялся ребёнок, это похищение… то есть совсем другая статья. И они действительно будут землю рыть… только вот много ли нароют?

И она, притянув к себе Саню, крепко обняла его, коснулась сухими губами макушки.

Папа уже был дома. Наверное, только что пришёл, потому что оставался в военном. И лицо у него было как и в тот раз – серо-стальное, будто у киборга, в чьё механическое тело вложили человеческий мозг.

– Ну что? – ровным, бесцветным голосом спросил он.

– Ничего, – так же спокойно сообщила мама. – Записали показания, тянули резину… Трижды Саню расспрашивали и записывали. Вот скажи, зачем? Им нечем заняться, да?

– Обычная практика, – отозвался папа. – Это нормально. Когда человек даёт показания разным людям, он рассказывает каждый раз чуток иначе, и иногда выплывают какие-то детали, которые он сам считает неважными… а они для следствия очень даже важны. А ещё – так проверяют, не придумано ли это всё. Потому что когда придумано, то при каждом новом пересказе возрастает шанс проколоться. В общем, тут они правы. Я другого боюсь – медленно раскачиваться будут. Здесь же не силами одного отделения работать надо, здесь нужен общегородской розыск. Так что вы пока ужинайте, а я ещё несколько звонков сделаю. Попробую смежников подключить, из параллельной структуры.

Даже сейчас папа избегал ясных выражений. Странная всё-таки у него служба, в очередной раз подумал Саня. Войска особого назначения – это что? Артиллерия – ясно, десант – ясно, ракетчики – ясно. А чем занимается папа? Где располагается его военная часть? Молчит.

Потому что секретность. Прямо как у них в «Волнорезе», только по-взрослому. Что ж, значит, ему тоже придётся сделать несколько звонков. Да хотя бы и один звонок.

Чтобы мама не услышала, он пошёл в ванную – как бы руки помыть перед ужином, пустил мощную струю воды и достал смартфон.

– Дим, привет! – Лиску он решил не беспокоить, всё-таки слабая женская натура… всё равно узнает, но пусть уж попозже. – Слушай, у меня проблемы… очень серьёзные. Лучше встретиться. Нет, к тебе вряд ли пустят. Подходи лучше к моему подъезду, и набери, как придёшь, я спущусь.

Ужинали сосисками и макаронами – всё так же молча. Папа наконец вышел из комнаты и тоже ничего говорить не стал. Тишина висела в воздухе, как огромная прозрачная медуза – и, как медуза, обжигала.

– Мам, пап, – не выдержав, сказал Саня, – мне сейчас ненадолго надо выйти. Минут на десять!

– Что ещё такое? Зачем? – вскинулась мама. Судя по её виду, она сейчас готова была мёртвой хваткой вцепиться в единственного оставшегося сына.

– Да парень один придёт, диск с игрой заберёт, – на ходу начал сочинять Саня. – Он мне неделю назад давал, я эту игрушку уже прошёл, ну и он назад просит.

– Ты что, не понимаешь, что сейчас не до того? – мама всерьёз возмутилась, и это даже было хорошо. Пусть наорёт, пусть даже подзатыльник отвесит – впервые за много лет… главное, чтобы разрядилась, чтобы сбросила это накопившееся нервное электричество.

– Но Димка же не виноват, что у нас такие дела? – тихо возразил он. – И я же никуда с ним не пойду, на улице постою. Ты что, боишься, будто меня тоже похитят?

– Между прочим, мысль не такая уж глупая, – глядя в сторону, заметил папа. – Хотя, впрочем, это уже практически паранойя. Катя, пусть идёт. Не хватало нам сейчас ещё и поругаться. Мобильник заряжен?

– Йес! – подтвердил Саня.

– А может, лучше, пусть этот твой Димка сюда зайдёт? – предложила мама. – Кстати, что за Димка? Из твоего класса? А как его фамилия?

Ей очень не хотелось отпускать от себя Саню. Объяснить бы ей, что уж кто-кто в полной безопасности, так это он… и что вообще только он может сейчас выручить Мишку. Жаль, нельзя. И не только из-за секретности – мама тут же вообразит, будто у него сдвиг по фазе.

– Он сюда не зайдёт сто процентов, – объяснил Саня. – Он жутко стеснючий.

– Да ладно, Катя, не вибрируй сверх необходимого, – сказал папа. – А ты, если что, сразу дави на кнопку быстрого вызова. Жаль, окна у нас на улицу выходят.

Он что, всерьёз вообразил, будто Сане что-то угрожает? Ну ладно мама, она сейчас малость не в себе. Но папа! Хладнокровный, трезвомыслящий папа!