Текст книги "Черный Леопольд"

Глава десятая

18 Июля. Миша

– Посмотрел я на палубу, вижу, Вальдман мёртвый валяется!

Господи, неужели я снова слушаю этот бред. – Размышлял двадцатилетний парень, пытаясь отвлечься на что угодно, лишь бы не вникать в историю, которую уже слушал не один десяток раз.

– Мой настоящий отец и руки бы такому чурбану не подал, не то, что за один стол сесть.

– Ишь моряк, с печки бряк, набрался, да ещё нас всех жизни учит. Бедная моя матушка. – Посмотрел он на Екатерину Владимировну. – Ради меня ты пошла за этого неотёсанного клоуна, ради меня покинула столицу и терпишь эту глушь. Кто здесь понимает манеры, которым ты обучалась в гимназии, кто оценит французскую речь или игру на фортепиано. Местным аборигенам гармонь подавай, они про другие музыкальные инструменты и не слыхивали.

– Как же так вышло, что мой настоящий отец, боевой офицер Аркадий Спирин, попал на каторгу? Мать никогда не рассказывала в подробностях про это происшествие, но я уверен, что мой отец не мог просто участвовать в пьяной поножовщине. Уверен, что это была благородная дуэль, настоящий поединок, в котором Аркадий, конечно же, победил обидчика.

Сомов усердно перечислял своё хозяйство и гордо смотрел на Михаила и Василия, которых лишь изредко разделял по родству. Всем своим видом он давал понять, насколько нелегко было нажить капитал, который когда-нибудь передаст по наследству.

– Что ты смотришь, хамлюга?! – Продолжал мысленно ругаться Миша. Думаешь, мне твои поросята да коровы нужны? Продать бы всё это к чёртовой матери, да в Петербург уехать. Вот где жизнь настоящая, светская, благородная. Всё, всё в этом Лопухово надоело. Бежать от этого навоза да силоса, бежать в столицу. – Миша тяжело вздохнул, понимая какую судьбу готовит ему приёмный отец. Жизнь собственника и помещика вдали от Петербурга и культуры.

– Да, отчим меня никогда не отпустит, а если уйду против воли, ни даст ни копейки.

Сомов тем временем ещё раз дзынькнул чайным стаканом, до краёв наливая его водкой.

– Богом клянусь, уеду. Уеду, во что бы то ни стало. – Миша посмотрел в окно потом на отчима и, переключив внимание вспомнил. – Скоро уснёт и можно будет пойти проведать своих зазнобушек. Только вот к кому наведаться? К Агафье, вдове паромщика Фролова или к Забаве, жене углежога Рябова.

На лице Миши появилась улыбка, но только на несколько секунд. Он вспомнил картинки благородных барышень, которые однажды видел в журнале у Васи. Улыбку моментально сменила гримаса гнева. – Агафья, Забава, даже имена как при царе горохе придуманные. И они бесят, не могу больше, честное слово, сейчас на стенку полезу.

Один человек за столом обратил внимание, что Мишу терзают расстройства и сомнения. Но вдруг на лице парня снова появилась улыбка, только совсем другая, какая-то хитрая и злая. Лишь по одному мгновению это было понятно, но человек не упустил это мгновение.

Глава одиннадцатая

18 Июля. Никита

– Посмотрел я на палубу, вижу, Вальдман мёртвый валяется!

Никита, в отличие от других за праздничным столом, готов был слушать историю про пиратов хоть каждый день. Ни то, чтобы его увлекало происходящее на корабле корсаров, просто хорошая закуска, хмельная компания и водка рекой, были для него всегда желанней и увлекательней любого другого времяпрепровождения. Разве что женщины его увлекали также сильно, как пьянки-гулянки.

Никита пил и таскался много и часто, и, вероятно, в свои тридцать пять лет уже попал бы в острог за долги, или и вовсе сыграл в ящик, если бы не оказался в доме Сомова. В глубине души он понимал, чем обязан своему двоюродному брату, который приютил его, и по мере сил и свободного времени, воспитывал, когда словом, а иногда и хорошей затрещиной.

Но Никита ничего не мог с собой поделать. Настолько водка и лентяйство взяли верх над его слабой натурой, что два или три раза в неделю Никита превращался в пьяную скотину, которой не было стыдно ни перед братом, ни перед племянниками. Деньги на кутежи он выпрашивал, шабашил, а иногда мог и просто стащить в доме, который кормил и обогревал его.

Пётр Матвеевич часто грозился, что вышвырнет его из дому, если Никита не перестанет пить и бездельничать. Вышвырнет и не посмотрит, что их отцы были родными братьями. Вот и сейчас, восемнадцатого июля, когда вся деревня гуляла, Никита, нет-нет, да и ощущал на себе строгий взгляд Петра.

Накануне, дня за два, три до восемнадцатого, Сомов уже предупредил Никиту, что его терпение лопнуло, и денег он ему больше не даст ни под каким предлогом. Что он или сделает из него человека, или они вынуждены будут распрощаться. Праздник в честь победы над пиратом Вальдманом, последний день, когда Никита может напиться и бить баклуши, но на следующий день Пётр берёт его в ежовые рукавицы.

Никите надлежало приступить вместе с другими рабочими к постройке мукомольного комплекса и под руководством инженера Тимофеева закончить его до первых заморозков.

Никита отрывался напоследок по полной. Не отставая от брата, он наливал себе целые стаканы и пил их с такой жадностью, словно это вода для измождённого жаждой путника.

Понимая, что Пётр человек слова, в особенности, когда на следующий день протрезвеет, Никита горевал и злился на то, что его вольным денёчкам наступает конец. В таком состоянии он особенно был глуп и бесчестен, ни помня добра, он смотрел на присутствующих и практически ненавидел их.

– Ишь благодетели! А сами только и мечтаете от меня избавится. – Думал Никита. – Ведь не обеднели вы из-за меня. По миру не пойдёте, из-за тех денег, что я выпросил у Катьки пять дней назад. Всё наживают, наживают, а для чего? Кода тратить то? Мельницу ему теперь ещё подавай, как будто других забот мало. А что если я не умею строить мельницы, и вообще к работе не способный, что тогда? Помирать не кому ненужным! А ведь я брат ему, брат по крови. Брат, которому он, вражина, угла да корки хлеба скоро пожалеет. – Проскрипев зубами, тихонько сказал Никита.

– Чё? – уловив отдельные звуки, переспросил Пётр.

– Ничего братуха, люблю просто про хозяйство твоё слушать.

– А! Хозяйство у меня и впрямь лучшее в округе, вот только тебя дурака никак к нему не приобщу, а ведь могли бы вместе заправлять всем.

– Да заправлять всем-то я с превеликой радостью, но ты ведь меня работать заставляешь.

– Вона как ты рассуждаешь! Да отдай я тебе твоё наследство сейчас, ты же его за полгода промотаешь.

– Какое наследство?

– Такое! Как прямому моему родственнику я часть всего имущества на тебя определил, но получишь ты всё это только после моей смерти. К тому времени я надеюсь, ума разума наберешься. А не наберёшься и за правду за порог выставлю. Понял?

– Понял братка, всё я понял! – Произнёс улыбающийся Никита, и сам устрашился той алчности и коварству, которые проснулись в нём в ту минуту.

Глава двенадцатая

18 Июля. Вася

– Посмотрел я на палубу, вижу, Вальдман мёртвый валяется!

Вася, хоть и уважал отца, сейчас, как и многие другие, желал бы оказаться в другом месте. Уже несколько дней, как матушка с оказией получила новый номер журнала «Наше Время», на страницах которого знаменитый сыщик мистер Крэмпэ расследовал преступление с интригующим названием «Убийство орлиного глаза». Василий буквально рвался из одежды, как ему не терпелось окунуться в интриги и тайны новой книги, но зная, как для отца важен этот день, сидел за столом и слушал о приключениях двадцатилетней давности.

Как же неистово молодой парень был подвержен своей мечте стать детективом! Быть похожим на своего литературного кумира и посветить жизнь благородному делу сыска. Бороться с преступным миров и, не зная страха, преследовать всех тех, кто встал на скользкий путь зла и обмана.

Глядя на отца Вася вздыхал, вспоминая как не однократно пытаясь достучатся до него в своих убеждениях, получал в ответ в лучшем случае насмешку, в худшем раздражение.

– Неужели ты не видишь? – Думал Вася. – Коровы, поле, мельница, всё это не моё. Я не хозяйственник, я детектив. Эфемерное счастье, которое ты для меня приготовил, здесь, в Лопухово, на самом деле моё несчастье. Человек не должен жить без мечты. Что же ты такой не пробиваемый!

– После моей смерти здесь будет всё ваше, вам продолжать дело моё, вам капитал Сомовых беречь и множить. – Стояли в его голове слова отца, которые он так часто повторял, кода Вася заговаривал об учёбе на сыскного следователя, в Санкт Петербурге.

– Заткнись, заткнись, заткнись. – Промелькнуло в мыслях парня. – Не отпускаешь, хотя бы перестань издеваться. Ах, если бы мама решала мою судьбу одна, я смог бы её убедить в своей правоте. Непременно смог бы.

Глава тринадцатая

Что бы сделал мистер Крэмпэ.

День третий с начала событий в Лопухово. Утро после пожара.

Сомов лежал на кровати в одном исподнем, с мокрой повязкой на лбу. Глаза его были полуоткрыты, губы дрожали, лицо осунулось, и казалось мертвецки бледным.

Его нашли на рассвете без сознания. Он лежал пластом перед распахнутым настежь окном и сжимал в руках двуствольное ружьё. В беспамятстве его принесли в комнату и вот сейчас, когда солнце уже заглядывало в окна, Пётр Матвеевич понемногу стал приходить в себя.

Рядом с кроватью сидели доктор и Екатерина Владимировна. Все остальные домочадцы расположились сзади и тихонько наблюдали, как доктор щупает пульс, смотрит белки глаз, слушает сердце.

– Удар. Апоплексический удар, по счастью, пока в лёгкой форме. – Наконец анализировал доктор.

– Как удар?! – Встрепенулась Екатерина Владимировна.

– Очень просто, от чрезмерного употребления алкоголя и сильного психического расстройства. Чего тут удивительного? И галлюцинации, и собака ваша, и теперь ещё пожар, тут никакая психика не выдержит.

– Врач, намеренно употребляя больше медицинских терминов, и просто заумных слов, успешно набивал себе цену, хоть на самом деле был весьма обеспокоен состоянием пациента, так как был не уверен в эффективности своего лечения. Внешне он держался спокойно, чего и добивался от остальных.

– Не волнуйтесь, голубушка, Екатерина Владимировна. У вашего мужа богатырский организм, он обязательно справится. Я оставил вам лекарства, и буду приезжать каждое утро, а пока пастельный режим и покой, покой, покой.

Неожиданно для всех Сомов приподнялся с кровати и заговорил, дрожащим голосом. – Конечно, не о чем волноваться. Переполошил я вас дорогие мои. Отлежатся мне пару деньков надо. Микстуркой доктора попотчуюсь, высплюсь хорошенько, через недельку запрыгаю молодым козликом.

Присутствующие облегчённо выдохнули. Им было удивительно, что хозяин не расспрашивает про убытки от пожара или о здоровье Храпова, но то, что он сам успокаивает остальных, вселило в присутствующих чувство оптимизма.

Все закивали и за доктором направились к выходу, когда Сомов сказал. – Васенька, посиди со мной ещё несколько минут, расскажи, как там собачка наша.

Вася, который вернулся из ветеринарной клиники, несколькими часами ранее, удивился, но вернулся к кровати отца, присел и взял его за руку.

– Не долго, прошу вас, не долго. – Раскланялся доктор и вывел остальных из комнаты.

***

– Тр. – Острый финский нож, с силой вонзился с деревянный забор, войдя в сухое дерево на половину лезвия.

– Тр. – Вонзилась рядом вторая финка.

Уже вечерело и посвежело после солнечного палева, когда Миша и Вася упражнялись на заднем дворе в метании ножей. Этому умению их обоих научил цыган, который пару лет назад шабашил по хозяйству у Сомова. Мальчишки здорово привязались к нему, хотя почему-то не помнили его имя. Цыгану больше нравилось возиться с мальчишками, нежели работать, и очень скоро, снискав неодобрение хозяина, он был выгнан в три шеи, хотя и успел научить Мишу и Васю метать ножи.

Скотина была накормлена, разбор завала на бывшей конюшне планировали на завтра, матушка, после бессонной ночи, вместе с Дуняшей легла отдыхать, и у братьев появилось свободное время.

– Тр. – Очередной бросок Михаила нашёл свою цель. – О чём с отцом поговорил, с трудом верится, что он тебя про собаку спрашивал.

– И про собаку тоже. – Тр.– Вася не отставал от брата по меткости. – Кстати, с Верным всё в порядке. Лекарь обещал выходить его, но надо было оставить там животинку. Уход в брейторе хороший. Пришлось отдать им почти все деньги, которые мне отец дал. Сказали, что смогу забрать Верного домой дня через три, четыре.

– Это хорошо, мы все здесь волновались. Но ведь не за этим отец тебя оставил?

– Понимаешь, он просил разговор пока хранить в тайне. Поэтому я прошу тебя, никому! Он доверился только мне. Опасается, что остальные его посчитают сумасшедшим.

– Могила.

– Отец по-прежнему считает, что здесь творится какая-то чертовщина. Нападение ночью, Верный и пожар, это всё дело рук пирата Вальдмана. Он рассказал мне, что пират снова приходил этой ночью, в то время, когда остальные тушили конюшню. Батюшка видел его, слышал его голос.

– И что же этот голос ему сказал? – Немного с издёвкой поинтересовался Миша.

Вася закрыл глаза, и слово в слово начал читать стихи, которые прочёл ему отец, во время ихней беседы.

– Я здесь, я пришёл, я запомнил тебя.

У мести найдутся угли, для огня.

Я буду являться опять и опять.

Пока мой убийца способен дышать.

Семь дней и ночей я отмерил тебе.

От рока не скрыться матросу нигде.

И близких твоих заберу я с собой.

Пока твоя смерть не подарит покой.

Миша тоже побледнел от ужаса. – И ты что же, тоже веришь в эту чертовщину.

Вася задумался. – Ты знаешь, в чертовщину я не верю, но я много анализировал случившееся и последние слова отца и пришёл к следующему.

Вася подошёл ближе к брату и, убедившись, что рядом никого нет сказал ему шёпотом. – В каком бы помешательстве не был отец, он бы никогда не сочинил подобные стихи, стало быть, он их где-то услышал.

– Ты хочешь сказать.

– Я хочу сказать, что к нему действительно кто-то приходил, но это не чёрт из преисподней, а реальный человек, который задумал что-то недоброе, для отца и всех нас. Помнишь, как он сказал:

И близких твоих заберу я с собой.

Пока твоя смерть не подарит покой.

– Какой смысл? – Перебил его Миша.

– Если бы я знал, в чём тут смысл, я бы тебе и злодея нашёл. А пока я только предполагаю. Мистер Крэмпэ в таких случаях прибегал к слежке. У нас немного времени, но оно всё же пока есть. Пожар случился после полуночи, почти перед рассветом, то есть сегодня. Стало быть, злодей нанесёт свой следующий удар только завтра. Во всяком случае, для этого большая вероятность, свои козни он экономит, выдаёт по одной в сутки. Нам надо использовать это время с пользой.

– Нам!? – Переспросил Миша.

– Конечно нам, ты же станешь мне помогать?

– Послушай, брат. Я, конечно, обеспокоен происходящим не меньше тебя. Соглашусь что для простых случайностей, в этой истории, слишком много совпадений, да и на отца не похоже, чтобы он стихи придумывал.

– Конечно! Сам посуди: шрам на лице, который не понятно чем нанесён, собака, которая могла бы спугнуть злодея, пожар именно тогда, когда отец не осмелился выходить из дома. Во всём этом преступный умысел, как сказал бы мистер Крэмпэ.

Глаза у Васи загорелись, и он, забыв на секунду что это не игра, а суровая действительность, добавил. – Я начинаю своё первое детективное дело. Я разберусь что тут, чёрт возьми, происходит, и разоблачу этого… – Вася помялся. – Неизвестного. Я дам ему имя Чёрный Леопольд.

Вася расхаживал взад, вперёд, по двору, абсолютно вжившийся в роль детектива. Со стороны казалось, что он ждал такой возможности всю жизнь, и, если бы не неприятности, свалившиеся на его семью, был бы абсолютно счастлив.

– Мне необходим агент. – Повернулся он к брату и пристально посмотрел на него.

Михаил, пребывая в некотором замешательстве, всё же смысла беседы не терял. – Агент это я что ли?

– Конечно ты! Других вмешивать пока нельзя. Мать всячески будет противиться нашему следствию, Никита по пьяни разболтает, кому не следует, Тимофеева вообще нельзя исключать из подозреваемых. Вот и получается, что доверять мы можем только друг другу.

– Я согласен. – Миша положил руку на плечо брату. – Но я ведь не сыщик, книжки твои детективные ни читал, и у меня нет такого воображения, как у тебя. Я по другой части. – Миша посмотрел в сторону, где жили его зазнобушки.

– В том то всё и дело. Твои как ты выражаешься, зазнобушки нам и пригодятся. То есть пригодиться то, что все будут думать, что ты у них. Понимаешь?

– Не очень.

– Объясняю подробно. Первые, кто у нас на подозрении, это шабашники из Херсона. Тех, что отец нанял на сезонные работы в поле. Типы подозрительные. Взялись не понятно откуда, сразу согласились на работы, хотя отец посулил им не очень много денег, выспрашивают всё время что-то. К тому же я знаю, что двое из них бывшие каторжники. От таких чего угодно ожидать можно. Не из-за водки же, которую отец им каждый вечер ставит, они тут горбатятся!?

– Согласен. Типы подозрительные. – Довершил Михаил. – Но причём тут мои зазнобушки?

– Элементарно. Ты, вместо того чтобы отправляться на свои похождения, сегодня ночью проберёшься в барак, в котором отец разместил шабашников, дождёшься пока они выпьют, и подслушаешь о чём они будут говорить. Если злоумышленники они, то наверняка проболтаются. Тебе это сделать проще всего, ночью тебя никто не хватится, все будут думать, что ты пошёл по бабам.

Мише идея тоже понравилась. Его брат так красиво и логически рассуждал, что приёмный сын Сомова тоже вошёл в азарт и, восприняв это больше как приключение, одобрительно кивнул Васе. Какое-то время они ещё обсуждали детали ночной слежки и разошлись.

Михаил перед бессонной ночью завалился спать. Вася ещё долго сидел у себя на чердаке и пачкал карандашом бумагу, рисуя на ней схемы, стрелки, а иногда и вовсе несуразные каракули, которые как ему казалось, помогали думать.

Под рукой лежал раскрытый свежий номер журнала «Наше время», с иллюстраций которого на Васю одобрительно смотрел мистер Крэмпэ.

Глава четырнадцатая

Ваш ход, господин призрак.

Василий Сомов мирно посапывал на чердаке, уткнувшись носом в свои планы и схемы расследования. На щеке восемнадцатилетнего детектива отпечатался грифель карандаша, который прилип к лицу, когда сон овладел сыщиком прямо во время построения логической цепочки дедуктивного метода, который Вася назвал «метод Крэмпэ». Ему снился отец. Его напуганное лицо, обеспокоенный вид, дрожащие руки. Навязчивая мысль, что Вася упустил что-то важное из последнего разговора с отцом, не покидала его даже во сне.

– Умбра Дагон вернулся. – Виделся сыщику, мутный образ молодого моряка, которым когда-то был Сомов старший. – Вернулся, понимаешь. Но стоит мне сказать об этом, и твоя мать упечёт меня в дом для сумасшедших. Я-то там, может, и буду в безопасности, но тогда он доберётся до вас. А этого я допустить не могу. Не спускай глаз с брата, матери, Дуняши, тебе одному я могу довериться в этой ситуации, остальные мне не поверят. У меня ещё есть пара козырей в рукаве, кое, что я приготовил для пирата, когда он явится в следующий раз, а пока следи за нашими, и сам будь осторожен, вам всем угрожает опасность.

Внезапный шум разбудил Василия. Щурив глаза от яркого света керосиновой лампы, он осмотрелся по сторонам, корчась от ломоты в затёкших руках и плечах.

Над ним стоял Михаил. – Спишь бродяга. Дрыхнешь пока я там по задворкам лазаю.

– Прости, я ждал тебя, и вот сморило. Что удалось узнать?

– Пробрался я к ним, значит, прямо под окна, там темень от старой липы падает, можно легко укрыться. Ставни настежь, мне весь их разговор хорошо слышно было. Шабашники эти и впрямь ребята не благонадёжные, все бывшие каторжане, таким на лихой поступок решится, ничего не стоит.

– Это понятно, а чего конкретно они говорили?

– Да в том то и дело, что про злые замыслы ничего. Так, пьяный базар. Квасили до полуночи, ругались друг с другом, а потом просто без сил попадали, да задрыхли. Было бы чего ими задумано, наверняка бы кто из них чего брякнул. Короче, зря я, наверное, туда лазил, не они это, не они.

– Не факт. – Не согласился с ним Василий. – По пьяной лавочке они могли и не разговаривать об этом деле, а вот утром, когда проснутся и на работу собираться станут, могут и сказать, что-нибудь важное.

– Я больше не пойду. – Буркнул Миша.

– Да я тебе и не предлагаю. Ты и так всю ночь не спал, я пойду, может мне повезёт больше. Скверно пока всё складывается в нашем расследовании.

– Почему?

– Четвёртый день начинается. Сегодня Чёрный Леопольд нанесёт следующий удар, а у нас пока никакой новой информации.

Неловкая пауза повисла в воздухе, когда Михаил в сердцах стукнул кулаком по сухому чердачному стропилу.

Вася одобрительно посмотрел на брата. – Ты здесь не причём. Твоя слежка была выполнена хорошо, просто момент был выбран неправильно. Ложись спать, а я ещё раз всё разведаю.

– Будь осторожен брат. – Промямлил Михаил, в зевке скривив свою физиономию.

***

Выждав ещё какое-то время, Василий направился к бараку шабашников, который располагался не на усадьбе, а был вынесен прямо к полю, чтобы работники могли больше уделять время прямым обязанностям, а не болтаться впустую, от дома к дому. Здесь же, в дальнейшем, планировалось поставить и мукомольный комплекс.

Василий пробирался к бараку огородами, так, чтобы его никто не мог увидеть. В ранний час, когда солнце ещё не показалось, а местные петухи-горланы ещё спали, это было сделать удобнее всего.

Подсолнухи, которые росли недалеко от барака, уже поворачивались своими верхушками на восток. – Скоро рассвет. – Шептал Василий, довольный своими верными расчётами, но как только он подобрался к самому бараку, его ждало и первое разочарование. Окна были плотно закрыты.

Детектив – шпион уже был готов убраться восвояси, когда, потянув ручку двери, обнаружил, что барак не заперт. – Оно и логично, чего брать у этих голодранцев. – Продолжал рассуждать Василий, на цыпочках и на ощупь пробираясь внутрь. План его был прост и в то же время дерзок до крайности. Пройдя в маленькие сени и укрывшись каким-то тряпьём и шкурами, он как мышка притаился и просто стал ждать, когда шабашники проснуться.

Прошло меньше часа, когда солнце обожгло верхушки деревьев и белый петух с малиновыми перьями на хвосте, взгромоздился на плетень и выдал для всех свою утреннюю песню. Из-под арапников и шкур Василий слышал, как постепенно храп и ворочание сменилось кашляньем, сморканием, а потом и просто благим матом. Вася сделал себе маленькую щёлочку и получил обзор комнаты, которая уже налилась утренним светом.

Не прошеного визитёра охватил страх и паника. Таких страшных людей ему ещё никогда видеть не приходилось. Помятые, злые, с похмельными лицами за столом сидели пятеро страшилищ, которые повидали, казалось, все круги ада. Всю водку они выпили вчера ночью, и поправиться им было нечем, а из закуски оставались лишь перья зелёного лука, которые они жевали так, словно это самая мерзкая и невкусная вещь на земле.

– Господи! – Подумал Василий. – Если они найдут меня здесь, то даже не поймут, что я сын хозяина. Решив, что я воришка, меня измордуют до полусмерти, а может быть, даже и убьют.

Вся невменяемость и отречённость от внешней действительности, делала этих людей и в правду жуткими и опасными. Мысль о том, что на больную голову и пустой желудок сейчас придётся идти в поле и горбатится там весь день, заставляла ненавидеть их весь мир.

– Дурак, дурак, зачем я сюда залез?!

Парню ещё никогда не было так страшно, как сейчас, в бараке шабашников. Понимая, насколько он горячился, когда собирался разоблачить Чёрного Леопольда, сейчас, когда ни на шаг, не приблизившись к разгадке, уже влип в такие неприятности. Одна мысль что кому-нибудь из пятёрки, что-то может понадобиться в той куче, под которой он прятался, довела его до дрожи и исступленья.

Кряхтение и ворчание потихонечку стало сменяться голосами, такими же могильно жуткими, как и их обладатели.

– Я сдохну сейчас братцы, может вы до обеда без меня поработаете?

– Братцы твои в овраге лошадь доедают. Нашёл дураков за тебя полдня корячится.

– Резаный, да ты что, не человек что ли!? Говорю же тебе, помру ненароком.

– Хватит ныть, бродяги. – Подал голос самый рослый из пятёрки, очевидно, старший в бригаде. – Я сейчас дойду до Никиты, попрошу у него на опохмел, он мне должен, а вы все сбирайтесь на работы. О том, чтобы кто-то сегодня не вышел, не может быть и речи. Хозяин и так уже косился на нас на той неделе, ещё один залёт, и выгонят нас к чёртовой матери.

Самый помятый шабашник, немного колеблясь, всё же осмелился перечить старшему. – Хозяина на поле сегодня не будит, заболел он.

– Да не заболел, а умом тронулся. Никита сказывал, что пират, которого он в молодости убил, к нему теперь по ночам является. Помнишь, когда Сомов нас на работу брал, он нам рассказывал. Как он там пирата этого называл!?

Старший встал из-за стола и пристально зыркнул. – Дагон, он его называл, и на этом утро воспоминаний объявляю закрытым. Тронулся умом хозяин или не тронулся, а работу он с нас, всё одно, спросит. Опохмел я вам принесу, а вы, чтобы через пять минут на поле были. И чтобы про этого Дагона я больше от вас не слышал. Хозяин прознает, осерчает ещё, не равен час.

Вася тихонечко натянул тряпьё плотней, и только слышал, как старший вышел из-за стола и тяжёлыми шагами, пройдя, буквально, в одном локте от него, хлопнул дверью и направился в сторону усадьбы.

Оставшаяся бригада, чертыхалась, плевалась, материла старшего, а потом, по одному, поплелась на работы. Последний, в сердцах, проходя мимо кучи, под которой прятался Вася, пнул её со всей силы ногой.

Бедный парень едва не вскрикнул, когда кирзовый сапог угодил ему прямо в живот. Охотничий арапник немного смягчил удар и отлетел в угол. Васю стало видно, но по счастью в бараке уже никого не было. Сыщик корчился от боли и валялся по полу, ругая себя за такую опрометчивость. Но всё же мысль, которая пришла через секунду в его голову, стала одной из самых удачных его мыслей в этой истории. Помимо того, что бригада шабашников в покушении была не причём, детектив понял ещё кое-что, очень важное.

***

Сомов лежал на своей постели, на втором этаже и внимательно прислушивался к происходящему в доме. Ему всё ещё было очень плохо после удара, который он перенёс в ночь, когда случился пожар. Голова кружилась, а сердце то замирало, то колотилось так, словно это был заводной механизм в часах, висевших в прихожей.

Несколько раз он пытался подойти к окну, но заглядывающая время от времени к нему Екатерина Владимировна, всякий раз укладывала его обратно.

То, что Чёрный Леопольд сегодня сделает свой следующий коварный ход, Сомов понимал лучше остальных. Но в своём положении Петру Матвеевичу оставалось только молиться, что призрак из прошлого придёт прямо к нему, а не заглянет по дороге к его родным и близким.

Козырь Сомова, про который он говорил младшему сыну, был всё ещё при нём и, уповая на него, как на животворящий крест в ночь перед рождеством, надеялся на лучшее.

Торопливые шаги на лестнице немного воодушевили Сомова. – Вася!

Младший сын ворвался в комнату отца как ошпаренный. Чудом улизнувший целым и невредимым из барака шабашников, он теперь не мог думать не о чём другом, кроме как о своей новой гипотезе. Василию необходимо было уточнить у отца одну деталь, но и Сомова в свою очередь многое интересовало.

Отец жестом подозвал к себе сына и дрожащим, хриплым голосом начал расспрашивать. – Где Мать и Дуняша?

– В детской, книжки читают.

– Хорошо. Я уже сказал им, чтобы никуда не выходили, но ты на всякий случай посматривай, и Михаилу скажи, чтобы глаз с сестры и матери не сводил. Дом заприте. Рабочие сами знают, что делать нужно. Инженер пусть помогает, и пускай в дом к соседу нашему, Храпову Мирону Лукичу, двух, трёх рабочих отошлёт, может помощь нужна. Как там мой друг, кстати?

Вася опустил глаза. – Пока не очень. Наши лошади его сильно помяли. Лежит весь переломанный, и по голове тоже досталось. Пару раз в себя приходил, но в основном всё больше в беспамятстве прибывает. Врач у него уже два раза был, говорит, шансы есть, небольшие, но есть. Жена его Мария, утром к матери приходила, денег взаймы брала.

– Никаких взаймы. – Отрезал Сомов. – Просто так дайте, сколько Мария попросит столько и дайте. Он Михаилу нашему жизнь спас. Если бы не Миронушка, Сармат бы от Мишки мокрого места не оставил. Поклон его семейству передавайте. Даст бог, поднимусь, по-настоящему отблагодарю Миронушку.

Сомов глядел на сына ясными и любящими глазами, словно отдал бы всё на свете, чтобы не отпускать от себя Васю, но прекрасно понимал, где сейчас должно быть его место. – Иди дорогой мой. Да накажи всем, чтобы вместе держались. Пьяньчужку этого Никиту домой загоняй, хватит по дворам шляться.

Вася держал отца за руку. – Хорошо, я всё сделаю, как ты мне наказываешь, но прежде, чем я уйду, ответь и ты мне на один вопрос.

– Спрашивай.

– Вася придвинулся ещё ближе. – В точности скажи мне, как называл себя призрак, когда пришёл к тебе в первый раз.

– Умбра Дагон.

– Ты уверен, ты ничего не путаешь, он назвал оба этих слова.

– Абсолютно уверен сын, а зачем тебе, ты ничего не задумал?

– Нет, батя, ничего особенного, просто пытаюсь его представить.

Вася вышел из комнаты и медленно спускался на первый этаж. Лицо его было невероятно сосредоточенным, а перед глазами, конечно в воображении, на несколько секунд появился образ мистера Крэмпэ, который одобрительно кивнул юному сыщику.

– Не вероятно! – Повторял шёпотом Вася. – Не вероятно!

В его голове строилась логическая цепь дедуктивных рассуждений. Медленно меряя шагами комнату, он раскладывал по полочкам, свои догадки и версии, которые как ему казалось, сконцентрировались вокруг одного человека.

Женский крик на улице вырвал Васю из маленького мирка, где все клетки его мозга неустанно трудились над разгадкой тайны Чёрного Леопольда.

– Убили, убили. – Слышалось с той стороны, где когда-то стояла конюшня.

– Вася выскочил из дома и бросился на крик. – Меня опередили, свой ход он сделал первым. – Ругал себя за медлительность юный сыщик.