Текст книги "Черный Леопольд"

Глава пятнадцатая

Круг сужается

Возглас «убили!», тем более таким истошным криком, не произносился в Лопухово уже лет пять. С тех самых пор когда, двое лесорубов, повздорив из-за бабы, естественно, на хмельную голову, подрались лопатами, да так остервенело, что один от побоев умер на месте, а второго схоронили через неделю. Визг, и, как правило, женский, тогда стоял над всей округой. Бабы, нашедшие двоих мужиков в луже крови, голосили, словно их было двадцать. Случай, конечно, это был не привычный, но прибывший из уезда следователь, которого почему-то все называли околоточный, сказал, что преступление налицо, но, поскольку преступники расправились сами с собой, то и расследовать тут нечего, добавив. – Слава богу, оба душегубца были одинокими, и у родственников претензий быть не может. – Следователь заполнил необходимые бумаги и особо даже не заморачиваясь опросом свидетелей, отбыл восвояси, домой.

Василию почему-то вспомнился этот случай, когда он бежал на крик. К месту происшествия подтягивались люди. Со стороны бараков к конюшне бежал бригадир шабашников, Мария Храпова поспешала от калитки. Другие соседи, услышавшие крик, тоже собирались на пепелище.

Василий растолкал несколько спин, пробился к остаткам конюшни и, наконец, увидел из-за чего столько шума. На пожелтевшей от недавнего пожара траве, лицом вниз лежал Никита. Беда настигла его совершенно неожиданно. Руки его были в таком положении, что не вызывало сомнений, он упал навзничь, ничего не поняв и не услышав. На затылке у Никиты алела свежая кровяная рана, а рядом валялось обугленное бревно, с вмятиной от сильного удара. Над ним стояла молодая девица, проходившая мимо околицы и увидевшая бедолагу первая. Пройдя прямо на усадьбу, она думала что Никита, по своему обыкновению, просто пьян, и только приблизившись на расстояние нескольких шагов поняла, что случилось, и закричала.

Никита не двигался, но лёгкий стон, который он издал через несколько секунд, заставил всех собраться и прекратить гомон. Никиту бережно подняли на руки и понесли в дом, а шустрый юноша, проживавший через три дома от Сомовых, уже вскочил верхом на кобылицу, крикнув. – Я в уезд за лекарем. – Ускакал в сторону проезжей дороги.

Подобное рвение соседей было вполне понятно. Сомовы добра не забывали, и оказать им услугу стремился каждый, в надежде, что когда-нибудь, в свою очередь, в помощи не откажут и ему.

Вася очень испугался за дядьку, но детектив внутри него поборол семейные переживания и заставил его не пойти с остальными, а остаться на месте происшествия. Очень внимательно, прищуристым взглядом, он провожал толпу сочувствующих зевак, и отмечал, кто был среди них, и главное, кого среди них не было. Тщательно осмотрев следы, примятую траву, бревно, которым стукнули несчастного Никиту, он наконец-то подметил для себя главное и тоже направился к дому.

На крыльце он встретился с соседями, которые уже уходили, решив, что помогли, а докучать лишний раз не следует.

– Отчаюга каторжник по лесам шастает. – Болтали они между собой. – Приметил дом зажиточный, вот в который раз забраться пытается. Ну, ничего, подежурим по очереди у дома Петра Матвеевича, глядишь и споймаем супостата. – Говорили они так, чтобы Василий их непременно услышал.

В доме творилось что-то невообразимое. Мария Храпова, которая немного разбиралась в оказании первой помощи, пыталась остановить сочившуюся кровь и наложить повязку на разбитую голову пострадавшего. Никита то совершенно недвижимый, внезапно начинал мычать, таращить глаза, и размахивать руками, срывая повязку. Пытающиеся его удержать Михаил и Тимофеев всё время лезли с вопросами, что случилось. Екатерина Владимировна металась по комнатам, не в силах взять себя в руки. И на фоне всего этого, со второго этажа, раздавался хриплый голос Петра Матвеевича и из детской рыдания перепуганной Дуняши. В таком сумасшествии прошёл примерно час, и только прибытие доктора, уже с бригадой, немного всех успокоило.

О состоянии Никиты сказать было нельзя ничего утешительного. Доктор явно уже уставший от нарастающего числа пострадавших в Лопухово, сказал, что Никиту необходимо немедленно перевезти в больницу, а то за его жизнь никто не поручится. Бедолагу перенесли на дрожки и аккуратно, чтобы не растрясти, повезли в больницу. Несколько раздражённый доктор, ворчал, убеждая всех, что у него есть и другие пациенты. Но солидный гонорар, моментально вернул его учтивость, и оставшаяся бригада осмотрела Сомова и заглянула в дом к соседу Храпову.

– Екатерина Владимировна. – Объяснялись с хозяйкой медики. – Состояние вашего мужа пойдёт на поправку тогда, когда его можно будит оградить от беспокойства и волнений. А у вас каждый день, то пожары, то покушения. В такой обстановке и здоровый заболеет, а уж чего говорить о человеке, перенёсшем удар.

Врачи уезжали из Лопухово с прискорбными лицами. Труды их, конечно, были оплачены, но профессиональная этика медиков получила солидный удар под дых. Ни Сомов, ни Храпов не пребывали в удовлетворительном состоянии, если не сказать хуже. Пациент, которого увезли, был тяжелее всех. Можно было бы и дальше ссылаться на то, что лечение не эффективно из-за отсутствия должного ухода, но врачам от такого оправдания и своего бессилия было ещё более противно и стыдно. Мысли перевезти Петра и Мирона в больницу, вслед за Никитой, были отвергнуты старшим врачом, потому как беспокойство больных в дороге могло повлечь за собой и роковые последствия.

***

День заканчивался спокойно, насколько это было возможно. Сомов спал на втором этаже. Микстура, которую он принимал, всё чаще клонила его в сон, но была необходима для поправки. Екатерина Владимировна заперлась в детской с маленькой Дуняшей. У бедной женщины начали появляться навязчивые идеи постоянной опасности. Ребёнка она держала всё время на руках и никому не открывала дверь в детскую, в которой держала оборону с того момента, как уехали врачи. Единственные слова, которые она произнесла через дверь, это настоятельная просьба послать кого-нибудь, завтра в уезд за следователем. Дескать, произошло покушение, и полиция не откажет в разбирательстве, и кого-то, да обязательно пришлёт.

За околицей прогуливались два облома, с дубинами. Убеждённые, что покушение это дело рук беглого каторжника, скрывавшегося в лесах, заботливые деревенские мужики, сторожили покой своего благодетеля, полагая, что Сомов после поправки непременно их отблагодарит.

Инженер Тимофеев чертил что-то в своей комнате. Его работы пока прекратились, и он откровенно валял дурака, делая вид, что занят очень важными расчётами.

Два брата сидели в большой комнате, мимо которой нельзя было пройти ни наверх к отцу, ни в детскую к матери с сестрой. Заряженная двустволка стояла в углу, а Михаил и Василий тихо шептались.

– Следи за моими мыслями. – Говорил Вася. – То, что это дело рук беглого каторжника, всё чушь собачья. Я убежден, что покушение на Никиту – козни Чёрного Леопольда. Следы того, кто ударил дядьку поленом ведут не от калитки, а со двора, но, к сожалению, теряются на усадьбе. Значит, это сделал тот, кто бывает у нас в доме, я больше скажу, я знаю кто это.

Михаил даже дрогнул от услышанного. – Кто?

– Обо всём по порядку. Помнишь восемнадцатое июля, когда все собрались за столом и отец рассказывал свою историю.

– Конечно, помню.

– Отец сказал, что пирата Вальдмана называли Умбра Дагон, что означает морской дьявол из темноты, помнишь?

– Помнишь, помнишь. Что ты заладил? Помню! Говори яснее.

– Сосредоточься, я не просто так заостряю твоё внимание на деталях. Так вот. Мать тогда ещё посмеялась, что отец с каждым разом присочиняет к своей истории, новые моменты, и в прошлом году пирата звали просто Дагон. Слово Умбра отец услышал за несколько дней до праздника, когда Мать читала Дуняше книгу, про греческую мифологию. Отец, так любивший приукрашивать свою историю, не задумываясь, добавил слово Умбра к прозвищу пирата.

– И что? – Не понимая переспросил Миша.

– А то, что я подробно расспросил отца, и он мне сказал что призрак, приходивший к нему ночью, тоже назвался Умбра Дагон. Со своей историей в Лопухово отец одолел всех. Даже шабашники знали про пирата Дагона. Но никто кроме тех, кто восемнадцатого июля присутствовал за столом, не знал, что отец добавил к прозвищу Вальдмана, слово Умбра. Злодей допустил ошибку и тоже назвал это слово ночью, когда приходил к отцу. Тем самым, он выдал себя.

Вася первый раз за последние несколько дней улыбнулся. – Видишь, даже самые талантливые преступники совершают ошибки.

– Невероятно! – Миша смотрел на брата большими голубыми глазами и одобрительно обнимал его за плечи. – Но ты сказал, что знаешь кто это?

– Чёрного Леопольда можно вычислить методом исключения. Помимо матери, отца, тебя, меня и Дуняши, за столом, восемнадцатого июня, были Храпов с женой, Никита и инженер Тимофеев.

– Можно было бы подумать на Храпова. Из-за сарая у него на отца был зуб, но, однако, Мирон валяется дома, весь переломанный, а злодеяния продолжаются. Никита тоже мог решиться на подлость, наш дядька не из благородных, к тому же совсем уже допился, но не мог же он сам себе поленом голову пробить, а главное для чего.

Миша закончил мысль за брата. – Остаётся инженер Тимофеев.

– Точно!!! – Вася был очень доволен своим вердиктом. – Этот увалень не умеет строить никакие мельницы. Я давно за ним наблюдаю. Наверняка отец бы выгнал его через неделю, другую, а может и вообще бы наладил в тюрьму. Вот инженер и задумал отца в могилу свести, а потом бы стребовал с матери неустойку и рванул дальше, других обывателей обманывать.

Пауза повисла в воздухе. Братья ещё раз обдумывали, не упустили ли они ничего важного, и наконец, каждый произнёс. – Точно это он.

– Что же теперь? – Спросил Миша.

– Теперь нужно не спугнуть Тимофеева. Главное чтобы он ни о чём не догадался. – Вася был на пике своей дедуктивной энергии. – Завтра ты поедешь в уезд и обо всём расскажешь в полиции. Следователь должен приехать не один, а с конвоем, и арестовать инженера. Доказательства против него найдутся, наверняка в его комнате есть какие-нибудь улики. И ещё. – Вася подмигнул брату. – Когда Тимофеева уже арестуют, надо будит забрать из лечебницы Верного. Вдобавок ко всему собака залает на него, когда увидит и вспомнит, кто её пырнул. Это развеет всякие сомнения.

Мишель насторожился. – А если пока меня с полицейскими не будет, инженер сделает следующий ход?

Вася кивнул брату. – Я же останусь, буду на чеку.

– Нет, нет, лучше тебе отправится в полицию. Ты расскажешь всё лучше меня, а я присмотрю за Тимофеевым. Я и покрепче буду, да и с ружьём лучше тебя обращаюсь.

Глава шестнадцатая

Достать Тимофеева

Рано утром два брата стояли, обнявшись, у околицы. Свежий ветер трепал их неприбранные, взлохмаченные волосы.

Сколько раз глядя в глаза друг другу Михаил и Василий обсуждали какие-то общие дела, но никогда в их сердцах не было такой тревоги, как сегодня. Начинался пятый день мстительной эпопеи Чёрного Леопольда, и что-то подсказывало двум братьям, что всё сложится ни так просто, как они задумали.

– Не нравится мне наша затея. – Сопел Миша. – Чувствую, не предусмотрели мы чего-то. Тимофеев поднялся сегодня раньше обычного, выспрашивал, кто в уезд поедет, во дворе чего-то тёрся, как бы не прознал о планах наших. Может, не поедешь!? Попросим соседей урядника пригласить, а здесь уже всё ему и расскажем.

– Нет, Миша, мне ехать надо. Кто быстрее меня домчит, да и у Тимофеева может подозрение закрасться, чего это вдруг я остался. Нам с тобой день этот выиграть, вечером я уже с полицией нагряну.

Мишель хлопнул брата по плечу и передал ему удела осёдланной кобылицы. – Не несись слишком шибко, Берёзка козлит что-то в последнее время, да и после пожара ещё пугается, осторожней.

Василий кивком успокоил Мишу и, вскочив на Березку, сорвался с места в сторону лесной дороги, что была кратчайшей до уездных владений.

Ветер в спину, казалось, нёс всадника на невидимых ураганных крыльях, но, когда картинка деревенских домов, полей и оврагов сменилась лесными буреломами и чащами по обеим сторонам от дороги, Берёзка замедлила ход, и, как одержимая, плохо слушалась хозяина. Лес предстал перед лошадью и всадником, жутким и таинственным. Было это от беспокойства и тревоги, что Василий испытывал в эту минуту, или просто день выдался таким мрачным, да только шум листьев, сливающийся в нервозный и неприятный гул, вызвал странные ощущения у утренних гостей на лесной дороге. Как огромная ненасытная чёрно-зелёная пасть поглощала дубрава юношу, который подгонял лошадь изо всех сил, лишь бы только скорей миновать это страшное место.

На несколько мгновений лошадь мотнуло в сторону. – Спокойно милая. – Шептал ей Вася. Но из-за топота копыт и шума, окружающего их со всех сторон Берёзка, конечно, ничего не услышала. Лошадь дрожала, трясла головой и хрипела так, словно уже престарелую кобылу загнал нерадивый хозяин. Её мотало из стороны в сторону ещё сильнее, и Василий понял, что если он и дальше продолжит скакать также быстро, то просто не удержится в седле и свалится.

Опыта в таких делах у юного детектива ещё не было, и, растерявшись, Василий резко натянул удила, чтобы остановить бешеную скачку. Это была его ошибка. Боль пронзила всё тело лошади, и резко остановившись, Берёзка поднялась на дыбы, а потом и вовсе потеряла равновесие, и с силой завалившись на бок, ударилась об лесные коряги, торчащие из пыльной, утоптанной дороги.

Василий падал. За доли секунды в его глазах промелькнули угрюмые кучевые облака, синие шапки высоченных елей, буераки и снова облака, пока, наконец, он не зажмурился от страха и не шлёпнулся, завершив свой полёт глухим ударом о землю.

На беду, никому больше не понадобилось в тот день ехать лесной дорогой, которую и без того в местных деревнях и сёлах недолюбливали. Юноша лежал лицом вниз и почти не двигался, лишь изредка издавая еле слышный стон. Берёзка напротив, жёстко приложившись об корявые корни старого дуба, билась в предсмертной агонии, поднимая клубы пыли и кусая землю. Сломанная шея доставляла ей невыносимую боль в предсмертные минуты, но добить, облегчив тем самым её страдания, было некому. Хозяин не двигался, хозяин лежал и молчал.

***

Шло время. Солнце поднялось над лесом, провело там добрую часть летнего дня и уже потихоньку начало спускаться. Труп несчастного животного начал остывать и коченеть, когда, наконец, сознание потихоньку вернулось к Василию, и он открыл глаза. В голове всё мутило и бежало по кругу, словно раскрутившись в хороводе, он ненадолго забылся и закружился больше обычного. Виски стучали невыносимой болью, а глаза горели так, будто в них вставили тлеющие угольки.

– Берёзка, Берёзка. – Звал он любимую кобылку, как вдруг посмотрев в сторону, увидел её издохшее тело.

– Ах. – Щемануло его сердце. – Ты что, милая? – На четвереньках он пополз к ней, и, не обращая внимание, что голова лошади повернута неестественно и может значить только то, что шея сломана, начал срывать с неё петли седла, чтобы послушать сердце. Приложив голову к её животу, он вдруг отдёрнулся чем-то больно уколов затылок.

– Господи. – Василий не верил своим глазам. В спине Берёзки, где ещё минуту назад было седло, торчал толстый, стропильный стержень, аккуратно примотанный бечевкой, чтобы он не вывалился. Марля, которая также была прилажена вокруг раны, впитывала в себя кровь, и под седлом ничего не было заметно.

Ещё с детства Василий знал, что любая лошадь встаёт на дыбы, если седок причиняет ей боль в спине. Всё было просчитано точно. Пока он скакал по деревне, Берёзка ещё терпела, но когда их начало трясти на колдобинах лесных поворотов, ей стало очень больно. Как только он натянул удила, она не выдержала и, встав на дыбы, упала, измождённая этим чёртовым стержнем.

Утирая слёзы, Вася обнимал бедную животинку. Представляя, как же страшно и тяжело было ей, когда совсем одна она вздыхала в последний раз.

– Вот ты и нанёс свой следующий удар, Чёрный Леопольд, а вернее сказать, господин Тимофеев. Не зря ты тёрся утром во дворе, мерзавец. А я-то, какой дурак, даже не проверил Берёзку, перед тем как ехать.

Парень на прощанье погладил лошадь и, уняв слезы, посмотрел в сторону дороги, которая вела обратно в Лопухово. – Прости милая, мне даже похоронить тебя некогда, надо срочно возвращаться домой, я достану Тимофеева, обещаю тебе, достану.

Ноги Василия оказались целыми, но невыносимо ныло плечо, и болела голова. Молодой парень бежал обратно домой. – Дурак, дурак. – Ругал он себя. – Надо было скрутить этого мерзавца, а уж потом ехать за урядником. Теперь Леопольд там, среди моих близких, затевает что-то.

Уже совсем смеркалось, когда весь в синяках и ссадинах Василий выбрался из леса и добрался до Лопухово. – Нельзя отдыхать. – Кусал он свои губы в кровь, измождённый дорогой и ушибами от падения с лошади. – Матери, отцу, брату, сестре может угрожать опасность. Ах, Тимофеев, как ловко ты строил свои козни у нас под носом! Как легко ты предал нас и воспользовался доверием, добротой нашего дома. Ты ответишь за всё, сволочь, обязательно ответишь.

Перед глазами Василия стояли все несчастья, которые причинил им Чёрный Леопольд. Доведённый почти до сумасшествия отец, разбитый Никита и бедолага Мирон Храпов, всё это являлось его взору на фоне страшного пожара, крика матери и плача сестры. – Ответишь, за всё ответишь.

Сердце бешено заколотилось, когда среди соседских плетней и заборов показался родной двор. – Нет, нет, неужели что-то ещё произошло. – Простонал Вася, когда увидел, что на усадьбе суетятся соседи. Два облома с дубинами быстрым шагом ходили от амбаров к сараям, словно чего-то искали. Или кого-то. Из дома показался Михаил, который заметил Васю и, побледнев как покойник, бросился к нему на встречу. Через несколько секунд обессиленный Вася буквально упал ему на руки.

– Господи Брат, что случилось.– Дрожащим голосом произнёс Мишель.

– Берёзка сбросила меня и сама расшиблась, я думаю это дело рук инженера. Что у вас?

– Сбежал сволочь, очевидно, догадался, что мы всё знаем, а может разговор наш утром подслушал, да только с обеда как сквозь землю провалился, мы его всей деревней ищем.

– А вещи его?

– Всё оставил, налегке улепетнул, теперь далеко, наверное. В Лопухово, во всяком случае, его точно нет, каждый угол несколько раз обшарили. Спасибо, все соседи помогали.

Вася укусил кулак. – Я виноват, что мы его упустили. Надо было его ещё утром брать, а уж потом за полицией отправляться.

– Чего теперь скажешь, слава богу, хоть так, а закончилось всё. Во всяком случае, к нам он больше не сунется, да и смысла ему нет, раз преступления все мы его разоблачили. – Василий опёрся на плечо брата, и они медленно поплелись к дому.

Этим вечером дом Сомовых наконец-то прибывал в спокойствии. Мать хлопотала вокруг помятого и побитого сына, но сама чувствовала себя уже гораздо спокойней и уверенней. Пётр Матвеевич тоже, несмотря на перенесённый удар, храбрился и всех уверял, что теперь-то скоро пойдёт на поправку. Спустившись, хоть и не без посторонней помощи, со второго этажа он немного посидел рядом с Васей, которого уложили на большой софе на первом этаже и снимали ему боль примочками и отварами. Отец целовал Васины руки, плакал и говорил, что во всём виноват только он сам.

– Как я мог бандюгу этого в свой дом пустить, как мог, проглядеть тварь этакую?! До сих пор поверить не могу что это он меня так вокруг пальца обвёл, я то и впрямь поверил, что Вальдман с того света за мной явился. Какой же ты молодец, Васенька, что разобрался во всём, от опасности нас такой избавил. Теперь даст бог, Никита и Мирон поправятся, и заживём все как раньше, дружно и счастливо. Водки больше никогда в рот не возьму, а ты, милый мой мальчик, ежели захочешь на сыщика в Петербурге учиться, так я никаких денег не пожалею, а мечту твою исполню. Вижу талант я теперь твой, и благословляю его.

Спать легли все в добром расположении. Екатерина Владимировна с Дуняшей в детской. Пётр Матвеевич на втором этаже. Вася, на правах раненного героя остался в низу на большой софе, а Миша даже снизошёл до ночных приключений и отправился по своим зазнобушкам. Даже ветер стих до приятного ветерка, подкинув предзнаменование конца несчастий этого дома.

Кто бы мог подумать в тот поздний час, что самое страшное и непоправимое ещё впереди.