Текст книги "Триколе. Позволение вернуться к себе"

Глава 4

Снежинки на окнах обрадовались. Каждой охота растаять за шиворотом у человека. Ветер затаился, приберегая силу для шутки. Сквозь прореху в облаках выглянула луна. Природа подготовилась к встрече, но люди не спешили. Медленно одевались, стонали, кряхтели. Очень не хотелось им возиться с машинами. Кое-как собравшись, вывалились во двор. И тут ветер проявил фантазию. Для затравки легонько сдунул с крыши горсть снега. Снежинки блеснули звёздочками в свете фонаря.

– Ой, как краси… – охапка снега, брошенная ветром, не дала Марии договорить.

Эффект понравился ветру, и он пошёл вразнос. Давнишняя мечта – порвать в клочья курточки и пальтишки – вернулась к ветру. И он даже не прочь был перевернуть дом, поставить его трубой вниз, но… сил не хватило. В отчаянии он покрутился во дворе, пихнул сколько мог снега в будку собаке и слёг, изнемогая за сараем. Слабак.

Люди недоумённо оглянулись. Ветер почти полностью вычистил двор. Даром что снегом игрался, а на самом деле подмёл всё вокруг. Только у ворот остались сугробы. Подошли с лопатами Андрей и Зина. Сторожевой пёс Надфиль выкарабкался из конуры и пулей примчался к хозяйке. Почти весь белый, только лоб и уши коричневые, а от затылка к носу тянется белая полоса зигзагом.

– Ладно-ладно, испугался ветра, защитник? – ласково пожурила пса Зинаида. – Иди к себе, Надфиль. Не мешайся тут!

Пёс и не подумал слушаться. Вертелся сразу везде, норовя сунуть нос в самые неподходящие места.

– Ты почему его на цепь не сажаешь? – спросил Сергей, уворачиваясь от Надфиля, который подпрыгивал, пытаясь лизнуть сержанта в нос.

– Смысла нет. Он ещё щенком как-то научился цепи обрывать. За то и прозвали его Надфилем, а поначалу он был просто Филей.

– Ты хочешь сказать: он перегрызает цепь? – удивился Сергей. – Она же железная!

– А ему плевать, что железная. Звенья разгибаются, кольца лопаются и всё такое. Дима пробовал его на верёвку посадить, так она даже до вечера не дожила.

Сергей с одобрительным смешком погладил пса. В ответ он прижался к его ноге, стал вилять хвостом ещё быстрее.

– Ветер за нас всю работу сделал, – сказала Зина, осматривая двор. – Сейчас ворота откроем и заезжайте. Две машины можно у сарая поставить и одну здесь во дворе. Клумбы льдом встали, заезжайте смело, ничего не поломаете.

Вскоре машины рассовали по местам. Герман с Бутаном опять закурили, а остальные скучковались возле собачьей будки. Зинаида показывала Сергею коллекцию оборванных цепей. Как скальпы врагов у вигвамов индейцев, висели трофеи Надфиля, прибитые к крыше будки. Пёс крутился рядом, переживая за припрятанные косточки.

– Это муж придумал хранить улики против Надфиля. Вещдоки, как фотоальбом, показывают его детство и отрочество. После первых нескольких случаев мы стали из интереса новые цепи покупать. Хотели ещё подписать, какая сколько продержалась, но всё руки не доходили.

«Удивительно, как это щенок мог разогнуть железяку! – подумала Мария, глядя на первый экспонат выставки. – Наверное, есть что-то такое, чего мы не знаем о железках и щенках. Да и вообще, много чего не знаем, а щёки надуваем. Человек ограничен, а вокруг столько всего интересного. Вот бы научиться вырываться из привычного мира!»

Взгляды Сергея и Марии встретились. Она поняла, что отправила в суп очередную мысль. «Неужели это меня так сильно заботило? – сама себе удивилась Мария. – Особых переживаний не припомню. Но если говорить о привычном мире… Да, надоело играть по кем-то установленным правилам. Хочется вырваться из тюрьмы! Так тяжко дышать в правилах…»

Очень кстати вернулся ветер. Закинул в лицо Марии горсть снега. С наслаждением она растёрла снежинки по глазам и щёкам. Стряхнула капельки воды с рук на Андрея.

– Туманио, Мари! – шутливо возмутился Привалов. – Придётся тебе руки цепями сковывать.

Ветер, как доблестный рыцарь, вступился за честь дамы, и Андрей получил снежной лапой по макушке.

– Бегите в дом! – в поддельном ужасе крикнул Антохин. – Ветер с ума сошёл!

Раскрасневшиеся и радостные все вернулись в дом. Разделись намного быстрее, чем одевались. Поднялась суета, кто руки помыть, кто носик припудрить. Сергей подошёл к Зинаиде, отвёл её на кухню для разговора.

– Все уже определились с выбором, суп для них готов. А ты даже не думала всерьёз. Переживала за кого-то, вспоминала что-то. Я не читаю мысли, но вижу, что ты далеко отсюда, светимость померкла. Тебя нет с нами здесь и сейчас. Неужели есть что-то, ради чего ты отказалась от самой себя?

Зина растерянно посмотрела на Сергея. В задумчивости достала из холодильника помидоры стала их мыть. Под шум воды кое-как собралась с мыслями и ответила:

– Я как-то не заметила. То есть да, я знаю, что постоянно думаю о чём-то другом. О Максиме с его письмом, об обмороке Германа… о Диме. Вопросы у меня давно готовы, только, по-моему, и ответы уже есть. Они не рождаются отдельно. Если есть вопрос, то я знаю и ответ. Возможно, это покажется странным…

– Ничуть не странно, – поддержал Новеев. – Ты просто неосознанно пользуешься Знанием. Интуиция родом оттуда. Там нет цифр и времени, но есть все ответы. Я бы предложил тебе кинуть в суп желание получить ясность в общении со Знанием.

Вполуха Зина слушала Сергея и продолжала заниматься помидорами. Сложила их в тарелку, достала разделочную доску и начала резать. Дело пошло слегка необычным образом: с брызгами и застреванием ножа в доске. Помидоры требовали намного меньших усилий, но Зина этого не замечала.

– Ого! – воскликнул Сергей. – Как много света! Что-то сильно задело, и ты решила обновить своё присутствие здесь. Добро пожаловать! Какие ощущения?

На возглас Сергея пришёл Татарников и увидел странную картину. Зина исступлённо рубит ножом помидоры. Красные брызги разлетаются во все стороны. Чуть в стороне, у окна, стоит Новеев с видом абсолютно счастливого человека. Бутан не успел ничего сказать, как получил ошмётком помидора в глаз. Злость взвилась из-под ног и ударила в грудь. «Чего это я так вспыхнул?» – удивился сам себе Бутан. Зина обернулась, увидела Бутана с залепленным глазом и расхохоталась. Бутан поспешно убрал помидор. Точнее, он думал, что убрал, но всего лишь размазал по щеке. Такого удара судьбы Зина уже не вынесла – смех согнул её пополам. Не в силах стоять, она сползла по дверце стола на корточки. Нож так и не выпустила. Закрыла лицо свободной рукой и, всхлипывая, досмеялась всласть. Глядя на бесконтрольное подрагивание ножа в кулачке Зинаиды, Татарников ушёл от греха подальше – умыться в ванную.

Сергей дождался возвращения Зины из похода в страну Ха-Ха.

– Ну, как? Легче стало?

В ответ она мотнула головой, глядя куда-то вдаль.

– Не-е, не легче. Почему я вечно кому-то чем-то обязана? – голос Зинаиды обрёл твёрдость. – Я уже на автопилоте постоянно за кого-то беспокоюсь, вечно перед кем-то оправдываюсь. Мне предлагают место завотделением, но я отказываюсь. А почему? Потому что нет настроения, уверенности. При чём тут настроение? Если хороший врач и знаешь своё дело, то всё будет нормально. Дело не в этом. Дело в том, что… Дима ушёл, а я осталась. Я чувствую себя виноватой перед ним!

Вырвалось признание. Чувство вины, отравляющее жизнь, наконец-то было вытащено на солнцепёк. Здесь оно съёжилось, превратилось из грозного тирана в карлика. Зина швырнула нож на пол, уткнулась лицом в ладони. Нож улетел под посудомойку и там затих.

– Вот и славно, – мягко сказал Новеев. – Сдаётся мне, что ты начала получать ответы, ещё не успев задать вопросы. Это нормально. Время – всего лишь иллюзия.

Плечи Зины мерно поднимались и опускались. Она не плакала, дышала, старалась выкарабкаться из тёмной ямы, разверзшейся перед ней. Получилось. Отчаяние не утянуло её снова в слёзы. Зина удивилась самой себе: «И как это я не разревелась?» Посмотрела на Сергея, вскинув брови. Он предложил руку, Зина опёрлась на неё и встала.

– В интернете я начиталась столько всякого. Неизвестные, но кем-то признанные гуру, что-то советуют, требуют от учеников дисциплины, веры в собственные силы. Если их послушать, я опять должна, как земля колхозу. Раньше я думала, что духовное пробуждение – это путь к свободе. Я и сейчас так думаю, но, бегая по форумам и соцсетям, совсем запуталась. Я не понимаю: кому верить, а кому нет? И вообще, можно ли кому-то верить в деле просветления?

Пришедший накатом вопрос поразил Зину. Она задумчиво посмотрела в окно, закусила губу. В этот момент из ванной вернулся Татарников, хотел что-то сказать, но замер на пороге, почувствовав тревожную тишину. Зина повернулась к Сергею и спросила чуть дрожащим голосом:

– Зачем тут вообще кому-то верить? Зачем, например, мне верить в то, что ты просветленный Мастер? Это не приблизит меня ни на шаг…

– Согласен…

– … вот и чудненько! – Зинаида повысила голос. – Я никому ничего не должна и никому не обязана верить! Я точно знаю, что где-то внутри меня рождается тёплое светлое ощущение перемены. В нём приятно нежиться. По-честному, это единственное, что удерживает меня в жизни. Не будь этой крохотной искорки, я давно бы уже закрыла глаза навечно.

Бутан нахмурил брови. Ему не понравился намек о смерти, и не понравился дрожащий голос Зинаиды, от которого веяло надрывом и неизвестностью. А сержант едва заметно улыбался, рассеянно смотрел на искромсанный помидор на столе. Одни и те же слова были услышаны по-разному, словно каждому было сказано своё.

Выговорившись, Зина достала из-под посудомойки нож, ополоснула и вернулась к помидорам, как ни в чем ни бывало. Бутан поразился её способности переходить из одного настроения в другое. «Пусть хотя бы так, всё лучше, чем разговоры о смерти…» – подумал Боря. Переключившись на свои мысли, он не мог вспомнить: что же хотел взять на кухне? В поле зрения попала помидорная резня, учинённая Зиной. И пришла житейская мудрость, через мгновение снизошедшая до проявления в мыслях: «С помидоров достаточно, пора резать огурцы!» Стало весело. Широкая улыбка появилась на лице Бутана. Сергей взглянул на него, улыбнулся в ответ и вышел из кухни.

– Что тут было, Зинуль? – спросил Татарников. – Мастер отказался резать помидоры?

Не оборачиваясь, Зина ответила:

– Да так, выплеснулось накопившееся. Скоро два года, как Димы нет. Я чувствую, что забываю его. Вроде и легче становится, а вроде и как виновата в чём-то. Сама в себе не разберусь.

– Понятно…

– Что тебе понятно, басурман? – спросила Зина, смахнув прядку волос с лица. – Ты не один, у тебя есть жена и дети. Ковыряешься в машинах с утра до ночи в своё удовольствие. Откуда ты можешь знать как… как лопается плёнка с кусочками ушедшего счастья на сжигаемых фотографиях?

Бутан отвел взгляд за окно.

– Возможно, со стороны у меня всё в порядке, но в последнее время я чувствую себя оторванным от семьи. Я их люблю и всё для них сделаю, но мне больно видеть, как они натыкаются на одни и те же грабли. Дети ещё ничего, они вообще по-новому смотрят на мир. Мне их не догнать. А Юля совсем зациклилась.

– Помоги ей, на то и муж, – тихо сказала Зина.

– Я пробовал, – со вздохом ответил Бутан. – Она и слышать не хочет. Все разговоры о душе и просветлении обрывает в зародыше. Считает меня чуть ли не шизиком. Потому и работаю в гараже до позднего, чтобы не нарываться на очередной скандал. Наши берега расходятся.

– А ты не думал, что ей рядом с тобой тоже несладко?

– В смысле?

– Очень может быть, что она тоже не прочь взглянуть на жизнь иначе. Начать писать стихи или рисовать картины. Но не получается. Двое детей на руках. Кто будет за ними следить? Кто будет стирать, готовить и сидеть у постели, когда они лежат с температурой? И тут ты, «весь в белом», со своим просветлением…

Глаза Зинаиды буравили авторемонтника, а нож в руке… он просто был, и с этим надо было считаться. Нет, Бутан и не думал, ничего такого. Просто нечаянно выпавший из руки нож мог угодить на ногу хозяйке. Поэтому Татарников доверился интуиции и позволил сорваться с губ первой же добравшейся до них нейтральной фразе:

– Ты бы завязывала резать помидоры. Не аджику готовишь. Как на счёт огурцов?

Перевод стрелок удался. Бутан смог выскользнуть из кухни относительно спокойно. Правда, он так и не взял из холодильника, что хотел, но это мелочи. Главное – все живы-здоровы, а вытащить можно и потом.

Слова Бутана растревожили Зину. Она всегда думала, что у него в семье всё хорошо. Боря никогда не рассказывал о проблемах. Оказалось, даже он столкнулся с непониманием. Имея свой бизнес и возможность вообще не работать, он выбрал возиться с железками в гараже. И ведь никому не объяснишь, что дорога к просветлению – это путь к Вершине из всего, что может сделать для своих любимых человек. Реализовав себя, просветленный Мастер изменит ткань реальности. От него пойдёт свет осознанной жизни во все стороны. Каждый атом почувствует изменение. Достаточно вспомнить Иешуа и Будду. Их влияние прошло сквозь века. И чем больше Мастеров будет ходить по Земле, тем меньше страданий выпадет на долю пробуждающихся людей. Будет проще достучаться до себя, услышать зов. Мастер, живущий по соседству, – это новая эпоха. Его свобода привлечёт внимание, сломает штампы, выкованные за тысячи лет…

Память услужливо достала из архива киноленту с чудесным летним вечером. Чета Пчёлкиных умиротворённо гуляет по набережной, утки подплывают к берегу за кусочками хлеба, воробьи скачут по камням. Дима говорит о влиянии, которое может оказать Мастер, если будет жить в большом городе. Зина слушает, кивает, но толком не понимает, о чём толкует муж.

«Теперь я понимаю тебя, Димчик!» – обрадовано подумала Зина и тут же сникла. Сцены из кошмара, через который она прошла, узнав о смерти мужа, встали перед глазами. Как же так? Уже давно Зина уяснила для себя, что все события в жизни человека происходят только по одной причине – он их сам для себя сотворил. Супруги Пчёлкины встречали эту мысль в том или ином виде на семинарах, в ченнелингах, в книгах. Долго обсуждали, искали подтверждения и вынуждены были согласиться. Разум ныл, сопротивлялся, а свет истины вливался постепенно. Это было время взлётов и падений, после которого нагрянула эйфория. Исчезли поводы для претензий, винить стало некого. «Вампиризм», доставшийся от социума, был пойман и «высушен». Проблемы не исчезли, но изменилось отношение к ним, жить стало проще. Казалось, трагедии навсегда ушли в прошлое, но случилась авария на дороге, и Дима погиб… Это было ударом, который сломал Зину. Она понимала, что винить пьяного водителя смысла нет. В глубине сердца Зина чувствовала, что Дима сам назначил точку выхода, и авария – лишь средство исполнения. Но разве от этого легче?! Как совместить его улыбающееся лицо, планы, радость от по-новому открывающейся жизни и решение уйти? Что ответить на всплывающие в памяти цитаты из духовных книжек вроде «всё хорошо во всём творении», когда рука бросает горсть земли на гроб с телом любимого?

Пальцы Зины сжали нож так, что косточки выступили белыми буграми. Нет! Это должно уйти навсегда! Не нужно столько боли, чтобы заставить человека обратиться к себе! Всё может произойти мягче, красивее, грациознее.

Глава 5

Гости и не подозревали о буре, поднявшейся в душе хозяйки дома. В ожидании бутербродов они скучали: Сергей и Герман беседовали на диване; Андрей слушал их, сидя на стуле перед камином и смотря на пляску огня; Мария сновала между кухней и залом, накрывала на стол, стараясь не потревожить задумавшуюся Зинулю; Бутан устроился в плетёном кресле Марии и тоже смотрел на огонь.

– У меня ощущение, что просветление – это венец обмана, – заявил Герман громко, отвечая на какие-то свои давние мысли. – Достигать его не нужно и невозможно. Это как… как ломиться в открытую дверь. Если пытаться достичь просветления, то это значит толкать дверь, сверлить, взрывать. Каждое усилие требует секундочку, минуточку или год. Слой бронированного времени, отделяющего от цели, нарастает. Но если осознать ситуацию чуть шире, то достаточно просто отойти в сторонку и позволить чему-то более эффективному, чем действия, открыть дверь. Вот тут и появляется закономерный вопрос: что это за штука, открывающая двери?

– Есть предположения? – с усмешкой спросил Новеев. – Сквозняк?

– А чёрт его знает! Знал бы – не сидел тут. Конечно, мне нетрудно наговорить красивых слов про «Я есть» или божественность. Только это всё будет пустым сотрясанием воздуха. Хочется прочувствовать, так сказать, попробовать на вкус, солёно или перчено? Поэтому очень интересно: как это произошло у тебя? Про огонь и про негодяев-браконьеров мы уже слышали, но какие были ощущения, что конкретно помогло?

Слова Германа заставили обернуться Андрея и Бутана.

– Нет проблем. Если интересно, то расскажу, – ответил Новеев, зевая.

Охнув, Мария попросила подождать. Убежала на кухню и вернулась с Зиной. Хозяйка дома не пожелала садиться и стала слушать, прислонившись к дверному косяку. Мария села в плетёное кресло рядом с Бутаном.

Сержант с ухмылкой оглядел аудиторию и начал рассказ.

РАССКАЗ ПОГРАНИЧНИКА

Было это в начале ноября. Снег ещё не лёг, что выпадет, быстро растает. Мы шли обычным маршрутом наряда, цепочкой по едва заметной тропинке. Пять человек посреди сухого, как порох леса. Ветер хлестал, мотал нас то в одну сторону, то в другую. Бил в лицо песком, закидывал листьями. По рации поступила команда: свернуть в лес и проверить квадрат в районе старой лесопилки. Мы так и сделали – проверили лесопилку, осмотрели тракт.

Только мы доложили о следах недавнего пребывания людей, как увидели дым. Пока снова доложили, пока сбегали осмотреть лесопилку – огонь успел взять нас в кольцо. Раньше мы уже попадали в пожары, и всегда было ясно куда бежать. Но в этот раз ветер метался в разные стороны, растаскивая дым повсюду. Прохода не было видно ни с земли, ни с дерева. Тогда мы побежали в сторону реки. Дым поглотил всё, впереди через пять метров ничего не было видно. Мы пробовали дышать через мокрые повязки, но толку от них было мало. В дыму мы потеряли друг друга. Очередной порыв ветра растащил завесу дыма, и я увидел впереди стену огня. Путь к реке был отрезан.

Надо было бежать обратно, а сил уже не осталось. Кое-как я добрался до небольшого овражка и упал на землю. Там, у самой земли, оставалась полоска воздуха почти без дыма. Навалившееся ощущение беспомощности было мерзким. Я лежал в овражке и всё не мог прокашляться от дыма. Вдруг я услышал крик – кто-то звал меня. На четвереньках я выполз из оврага и увидел сквозь клочья дыма небольшую полянку. По ней бегал Ваньша Топорков и звал меня, надрываясь в крике. Остальные парни остервенело рыли сапёрными лопатками яму. Я понял, что они задумали в ней спрятаться. «Печёная картошка…» – вот о чём я подумал в тот момент.

Ярко вспыхнула мысль: «Лучше задохнусь, чем печься в яме!» И тут я понял, что сама смерть не страшит. Просто очень не хочется боли и тоскливо умирать вот так, без цели, без смысла, толком не пожив. Я скатился обратно в овражек и закрыл глаза. Сил не осталось даже смахнуть налипшую на лицо паутину, и я решил: «Будь, что будет…» Стало легче. Где-то на заднем плане мерцала мысль о необходимости бороться за жизнь. Но её накрыла другая, даже не мысль, а понимание, что сейчас не время дёргаться. Мозг неожиданно подчинился, перестал лихорадочно искать пути спасения. Впервые в жизни я ощутил отсутствие мыслей. Не всех. Например, я мог сказать себе мысленно, что чувствую дым, усталость. Но этим всё заканчивалось. Мыслей-приказов не было. Не было воспоминаний о прошлом, догадок о будущем. На фоне неожиданно нахлынувшей передышки разума я поймал один взволновавший меня факт: «Почему нет животных?» Мы раньше видели места пожарищ. Там часто попадались останки животных. Но сейчас вокруг не было никого. «Они нашли выход?» – спросил я себя. Ответ пришёл тёплой волной в области сердца. Такой приятной, что хотелось растянуть это мгновение теплоты, утонуть в нем, забыв про всё. Вернулись мысли-приказы, разум требовал действий. Я уже понял, что спасение рядом, осталось только найти его.

Я встал и пошёл наугад, пригибаясь к земле, где дыма меньше. Прошёл мимо копающих парней, они уже по пояс вгрызлись в землю. Ваньша тоже копал, увидел меня, ничего не сказал и стал дальше махать лопатой. Ноги вывели меня на край поляны, к старой берёзе. Она давно прогнила, половина ствола обломилась. Под образовавшейся аркой я заметил черную дыру в ковре прошлогодней листвы. Шатаясь, я подошёл к берёзе и упал на колени. Под листьями оказались ветки закрывающие лаз. Оттуда тянуло холодным чистым воздухом. Радость ворвалась в грудь, и я заорал: «Сюда! Здесь землянка!» Никто не ответил. Грохот от пожара и буйства ветра заглушили мой крик. Тогда я на карачках подполз к горке выкопанной земли, забрался на неё и закричал: «Скорее! Там землянка!» Парни услышали. Первым полез из ямы Ваньша. Его взгляд я не забуду никогда – голубые глаза и чёткие красные линии полопавшихся от едкого дыма сосудов. Это как голубой бриллиант в кровавой сетке. В нём бились насмерть: рыть или пойти к землянке? Парни выбрали землянку…

Мы раскидали ветки и обнаружили вход. Тут недавно были люди: на полках лежали мешки и всякая мелочевка. В дальней стене зияла черная дыра подземного хода, из которого шёл свежий воздух. Мы поползли. Стены и потолок прохода были укреплены толстыми поленьями. В этих местах было особенно трудно пролезть. Один раз мы почувствовали упавшее наверху дерево: огонь сожрал ствол внизу и оно свалились, заставив содрогнуться землю над нами. Очень неприятное ощущение. Но свежий воздух прочищал легкие, и надежда придавала сил. Неожиданно быстро мы выбрались на берег реки. В этом месте она образовывала рукав, глубоко врезающийся в лес. На него-то мы и вывалились с обрыва.

Долго лежали, остывая, жадно дыша чистым воздухом. Одна моя нога угодила в воду, но сил перекатиться на песок не было. В тот момент я как-то особенно осознал, что лаз был там давно, он словно ждал меня. Он уже был во время утреннего развода, был, когда я принимал присягу, когда впервые пошёл в наряд. Скорее всего, его вырыли ещё в войну, до моего рождения. Мелькнула мысль: «А не я ли его рыл в прошлой жизни?» Стало смешно, а потом резко кольнуло сердце – я почувствовал пустоту времени. Оно показалось мне бессмысленной штукой, годной только на то, чтобы свести друг с другом разные части мира.

В больнице я много думал об этом. Иллюзия времени раскрывалась всё полнее. Я понял, чем время схоже с пастушьей дудочкой. Заскучал пастух, захотелось добавить в жизнь немного красоты – сделал дудочку и заиграл на ней мелодию. Так и мы играем ноты на дудочке времени. А ведь музыка в нас самих. Это просто выражение себя.

Сержант закончил рассказ. В наступившей тишине ветер опять заиграл ведущую партию. Первым не выдержал тишины Привалов.

– Туманио… Что же ты чувствовал?

Сергей встал с дивана, подошёл к окну и стал всматриваться в игру ветра со снегом. Без обычной улыбочки, с нотками удивления ответил:

– Это продолжает расширяться. Каждый день я открываю что-то новое. Впервые я почувствовал произошедшие перемены в момент, когда сказал себе: «Будь что будет». Тишина обрушилась на меня, словно мысли испугались и решили не высовываться. Но тогда я этого не осознавал. Кайф от осознания перемены пришёл в больнице. Почти месяц я валялся на койке не в силах встать. Врачи ничего не могли сделать. Они думали, что был ожог лёгких и отравление дымом, но моё тело просто перестраивалось под новый уровень осознанности. Именно тогда со мной связалась Урусвати и попросила прийти к вам. Это было ласковое прикосновение мыслей без слов, от которого отступили боль и жалость к себе. Сначала я подумал, что это галлюцинация. Но потом пришла уверенность в реальности просьбы.

– А как ты вышел на Зину? – спросил Антохин.

– Здесь очень тонкая грань, – Сергей обернулся, сложил руки на груди и оглядел всех, как капитан Немо команду «Наутилуса». – Раньше, я тут же начал бы что-то делать, искал бы контакт с Урусвати, чтобы узнать ваши адреса или телефоны. Но к моменту выписки из больницы я уже заметил странную особенность. Если не предпринимать никаких действий по достижению задуманного, то всё происходит само собой. Достаточно сделать выбор и почти забыть про него. Да, это именно то, о чем только что говорил Герман. Но у людей этот трюк плохо работает по одной простой причине – вы тратите себя на бесконечные сомнения и тревоги. Все эти дёргания не позволяют встретиться двум нужным точкам на нитке времени.

– Ну и как это было? Что конкретно произошло само собой?

– Да всё было очень просто! Я шёл в военкомат оформить документы и захотел перекусить. По дороге встретилось кафе, в нём столики с компьютерами. В поисковике по слову Урусвати ваш сайт попался через несколько кликов. Были и другие, но ваш отозвался приятной дрожью в районе груди. Остальное дело техники.

Зинаида тихонько прокомментировала:

– Действительно просто… Когда ты позвонил, я почувствовала волну жара по всему телу. Потом ты сказал про Урусвати, встречу. Я сразу вспомнила тот случай, когда мне удалось пообщаться с ней.

Андрей, Мария и Герман одновременно засмеялись. Мария пояснила:

– Мы пробовали устроить ченнелинг, все заснули, а Зинуля что-то на кухне доделывала. Пришла сюда, а мы все дрыхнем.

– Да, это было весьма странно. Я села в кресло и чувствовала себя очень неловко среди спящих. Что делать, непонятно. Потом меня тоже потянуло в дрёму, но на краю сна я задержалась, и произошёл первый контакт с Урусвати. Вот тогда я и попросила встречу хоть с кем-то из воплощённых Мастеров.

Картинка сложилась и вправду простая. Всё само собой, никаких особых усилий. «Вот оно, то самое, что круче любых действий! – понял Антохин. – Только как это вызволить в себе, как пробудить?»

Сергей прокашлялся в кулак, досадливо потёр горло.

– Есть ещё кое-что для сведения, на всякий пожарный. В больнице иногда накатывали моменты, когда я готов был умереть, лишь бы избавиться от боли. Понимаете, я не был готов. Не понимал, что происходит, боялся инвалидности или бесконечности боли. Я отчетливо осознавал, что стоит только выбрать – и я уйду. Но заноза, больше похожая на неудовлетворённость от серо выстрелившей жизни, чем на страх смерти, помогла мне остаться. И сейчас я благодарен себе за то, что обнаружил эту занозу, обратил на неё внимание и позволил ей ныть.

– А перед пожаром ты интересовался духовным развитием? – спросила Мария.

– Кое-что знал. На заставе пылились на полках красного уголка три книги Кастанеды и одна Экхарта Толле. Кастанеду я пролистал кое-как, потом за Толле принялся. Он мне больше понравился. Особенно момент ожидания мысли «как кот ждёт мышку возле норки». Что-то в этом было, заставившее меня задуматься. Вот и весь багаж знаний.

– А религии какие-нибудь? – спросил Антохин. – Библию не читал?

Сергей повернулся к Герману, потягиваясь. Улыбка так и играла на щеках.

– Весной мне стукнет двадцать. Вы себя-то помните в этом возрасте? Короче, мысли болтались вокруг девчонок, компьютеров и хромированных байков. Если бы не послабление режима «старичку», я бы никогда и не прочитал тех книг.

По комнате разлилась тишина. Все катали на камушках разума услышанное.

– М-да, вот и узнали мы, как это бывает, из первых рук, но толку от этого никакого, – грустно подытожил Привалов.

– Так уж и никакого?! – возразила Мария, и кудряшки опять взлетели на мгновенье. – Я, например, узнала, что Ваньша Топорков – замечательный молодой человек с голубыми глазами! И… чем это так вкусно пахнет?

Пахло действительно очень вкусно. Андрей потянул носом воздух, непроизвольно сглотнул слюну. Зинаида усмехнулась, спросила громко, глядя на Марию:

– С просветлением всё ясно. Есть вопросы по бутербродам: все будут горячие бутерброды с колбасой и сыром, или кому-то нужно что-то диетическое с воздухом?

Понятное дело, вопрос касался не мужчин. Они-то всегда рады чему-нибудь сытному и вкусному. Мария недолго колебалась.

– Сегодня можно. Боюсь, суп будет не наваристый.

Зина кивнула и ушла на кухню.