Текст книги "Кого хранит память"

Беседа продолжалась почти полтора часа. После своей поездки в США, Л. И. Брежнев был полон впечатлений и использовал эту встречу, чтобы высказаться. «Нам надо чаще общаться, – начал он, многие секретари редко звонят. Конечно, я неплохо информирован о политической обстановке и хозяйственных делах на местах, это так. Но, одно дело информация аппарата ЦК, помощников, другое – прямые контакты с вами. Не стесняйтесь „побеспокоить“ лишний раз Генсека. Правда, нужно не размазывать беседу, доклады должны быть короткими, четкими и объективными».

Затем он стал говорить об обстановке в стране: «Сейчас возьмусь за хлеб. Вот, проведу встречу в Крыму с руководителями братских партий, и вплотную займусь селом. Прошлый год был крайне трудным, не могу понять, как нам удалось выкрутиться, выдержать такую жестокую засуху. Благо помогла Сибирь. Сегодня прогнозы неплохие: Казахстан, Украина, Алтай, Поволжье, Молдавия и другие регионы ожидают хороший урожай. Хлеб надо добывать работой, потом, а не ныть, – не хватает-де машин, техники и так далее. Прошу особо не уповать на транспорт, мы привлекли из Минобороны 90000 машин, это максимум, больше нельзя. Главное, – убрать без потерь, сохранить зерно. Если будет хлеб в закромах государства, то всегда поможем.»

Подытоживая эту тему, Л. И. Брежнев как-то проникновенно и доверительно произнес: «Во всех делах надежда и опора на вас. Всегда рассчитывайте на мою поддержку. Не стесняйтесь, излагайте мне свои предложения. Нам нужны контакты, общение. Опора государства, это партия, её ЦК, а на местах – обкомы». (Вновь, как и на встрече в апреле, он упирал на тезис: «Вы – моя опора».)

Потом, ещё более оживившись, Леонид Ильич стал рассказывать о поездке в Соединенные Штаты Америки. Он встал из-за стола, ходил по кабинету, жестами и мимикой дополняя рассказ. «Итоги моей поездки Политбюро обсуждало 6,5 часов. Хотели созвать Пленум ЦК. Но решили, – не стоит. Переговоры были джентльменскими по форме, а по существу весьма острыми и порою резкими. Но об этом вряд ли надо широко распространяться. Никсон был учтив, ухаживал, но свое протаскивал. Любит показуху, – внезапно появлялись корреспонденты. Демонстрировал „демократичность“, а вокруг мощные заборы, колючая проволока, морские пехотинцы в охране. Но я всё-таки не раз отрывался от Никсона, подходя к народу. Это было нарушением протокола, вызывало переполох хозяев. К переговорам мы готовились тщательно, обсуждали разные ситуации, возможные варианты. Было много напряженных выступлений, часто экспромтных. В общем, прямые контакты с Никсоном составили более 50 часов.

Провели день в его усадьбе Сан-Клементо. Там небольшой домик, приземистый и длинный, типа коровника. Вот, мол, как скромно. Обед был хороший, говядина отменная. Что важно? Договорились по Ближнему Востоку. Просил помочь завершить войну в Кампучии и Лаосе. Угнетало его Уолтергейское дело. Поминал недобрым словом сионизм, – в стране более 6 млн евреев, причем на ключевых ролях в политике и финансах. О режиме благоприятствования не договорились, но он обещал.

Встречался с сенаторами, выступал 2,5 часа. Памятными были две встречи с деловыми людьми. Говорил им о политике СССР, о необъективной информации, о том, что мы можем в экономике, как надо строить отношения. Убеждал, – люди вы деловые, но у вас нет масштаба, размаха. Упираетесь в детали, а перспективы не видите. Было время, с нами не считались, а сейчас „киты империализма“ тянутся к Советскому Союзу. Но, не задали ни одного вопроса!? Хотя пресса потом была благоприятная. Теперь надо работать над реализацией договоренностей».

Встреча у Л. И. Брежнева продолжалась до 19.40. В основном это был монолог Генсека. Он хотел выговориться перед секретарями. Был активен, подвижен, даже импульсивен. Много курил. Ничто тогда не предвещало скорого нездоровья. Спрашивал и нас о делах в провинции. Кто-то пытался рассказывать. Он перебивал и вновь возвращался к американской теме. Неоднократно подчеркивал, что ему, ЦК нужна наша поддержка в реализации политических и экономических целей.

6 сентября 1973 года область выполнила план и обязательства по продаже зерна государству, поставив 1.820.000 тонн хлеба. Направив официальный доклад, я позвонил Л. И. Брежневу, сказал о такой победе. Он поздравил, говорит: «Я и не сомневался. А помнишь наш разговор в прошлом году, когда жестокая засуха уничтожила урожай? Как ты переживал! Но мы не стали брать у вас хлеб, понимали, – это подорвет животноводство. И вот успех. Теперь давайте компенсируйте», – со смехом закончил он беседу.

В день Победы 9-го мая 1974 года собрались семьей и двое моих давних товарищей, ещё по школе, с женами у нас на даче в дачном поселке Репное. Я приехал около 13.00, после всех ритуальных мероприятий, проводимых в Воронеже, как правило, очень широко. Меня с нетерпением ждали, – стол накрыт, аппетит хороший. Ну, как и полагается в такой день: тосты за Победу, за память погибших в войне, за здоровье ветеранов и так далее. Настроение растёт, за столом смех, шутки. Вдруг резкий протяжный звонок, – звонит аппарат ВЧ. Я беру трубку. В ответ: «Даю Москву». И не как обычно – «С вами будет говорить Л. И. Брежнев», сразу его голос: «Здравствуйте, Виталий Иванович! Сердечные поздравления по случаю дня Победы, наилучшие пожелания Вам и прошу передать также товарищам и семье!» Я, жестом утихомириваю застолье. И, конечно, благодарю. Высказываю какие-то пожелания и ему. Он говорит: «Наверное, оторвал Вас от праздничного стола?» Я подтверждаю. Смеётся: «Это правильно, такой день грех не отметить». Голос хрипловатый, а интонации явно хмельные. Видно и сам уже отметился. «Радуюсь Вашим успехам. Прошлый год был знаменателен и для страны в целом. Надо закрепить успехи. Мне очень нужна ваша поддержка, поддержка ЦК, при необходимости! Дела у нас предстоят большие и важные». Я не могу сразу собраться с мыслями. О какой поддержке речь? Но говорю что-то соответствующее.

Он переходит на более спокойный тон. Спрашивает, как складывается обстановка на селе? Прошли ли дожди, соединилась ли влага, каковы её запасы? Как с весенним севом? Сколько погибло озимых? Рекомендует не медлить с пересевом. Советует больше посеять ячменя, это даст лучшую отдачу. Я отвечаю, по-возможности, короче, чувствую, что он звонит не мне первому, будет говорить и с другими. Леонид Ильич поддакивает, гмыкает. Затем переходит к праздничной теме. Вспоминает военное прошлое: «Ныне день Победы, – это радость и слёзы. Что естественно и понятно! Ещё раз, Виталий Иванович, поздравляю. Наилучшие пожелания Вам и всем товарищам. До свиданья!»

Вот такой был разговор. Почему я привожу его? Дело в том, что 1974 год стал, как потом выяснилось, своего рода переломным в деятельности Генерального секретаря ЦК. Именно в этом году ухудшилось его здоровье, что сказалось на делах в стране, породило разные слухи и домыслы. Поэтому я хочу сейчас, на опыте моих контактов с ним в этот и последующие годы, рассказать о своем, личном восприятии этой трансформации.

До того, я побывал у Л. И. Брежнева в начале марта. Он тогда постоянно работал в основном здании ЦК на Старой площади (в Кремле бывал лишь раз в неделю, по четвергам, когда там проходили заседания Политбюро ЦК). Дело было так.

Как я уже говорил, мы разработали предложения по совершенствованию структуры управления сельским хозяйством. Познакомившись с ними, Ф. Д. Кулаков посоветовал написать официальную записку в ЦК. Так и было сделано. Ещё раз обсудили эту проблему в обкоме и 4-го марта я приехал в Москву. Зашел к Федору Давыдовичу, тот прочитал все восемь страниц записки, просмотрел схемы специализации и управления применительно к области, району и позвонил К. У. Черненко. Попросил того организовать мне встречу с Л. И. Брежневым, объяснив причину. Я поднялся на 6-й этаж к Константину Устиновичу. Он не стал читать, говорит: «Оставь, а о приеме тебя известим».

На другой же день мне передали, чтоб к 18.00 быть в ЦК КПСС. Л. И. Брежнев принял меня в 18.50. Встретил приветливо, у двери. Проводил до большого стола, сам сел в торце. Вид немного усталый и какой-то заторможенный. Начал разговор с итогов прошлого года, поздравил с успехами. Спросил, как дела в этом году. Я коротко ответил. Он повел разговор о самочувствии: «Что-то не по себе. Вроде грипп, но без температуры. Слабость. С утра ничего, а потом… – нет сил. Врачи обследовали, сделали рентген, – снизу и сверху. Зубы беспокоят. Вовремя не следил, всё некогда, а теперь… Но итоги обследования успокаивают, – слава Богу. Понятно, ведь нагрузки огромные. Я вчера приехал домой уже после полуночи. И держу себя в форме».

Перешел затем к основной теме. Напомнил о том, что в декабре 1973 г. была разослана членам ЦК его записка о необходимости развития на селе межхозяйственной специализации и совершенствования управления сельским хозяйством. Сказал, что получил дельные предложения на этот счет от нескольких первых секретарей: «Верю им. Мы попали в кон по межхозяйственным животноводческим комплексам. Это подтверждают неплохие цифры показателей их работы. Важно не торопиться с организационными перестройками, учитывать специфику конкретного района. В записках из Алтая, Кубани, Марийской республики ставят вопрос о необходимости иметь в крае, области единый сельскохозяйственный орган. Недопустимо работать с 13–14 организациями. Но нужно идти по этапам. Теперь, о мелиорации, – важное дело, это – линия. Об удобрениях. Будет около 900 млн тонн и более высокого качества: сложные по составу, гранулированные. В записках подняты важные вопросы. Кто их пишет? Обкомы партии».

Начал читать мою записку. Медленно, вдумчиво. Комментирует: «Хорошо, что растут у вас комплексы. Сейчас 39 тыс. скотомест, плюс 16 тыс. в системе „Скотопрома“, это всего 55 тысяч голов единовременной постановки по откорму КРС. Неплохо. Они дали почти половину говядины в 1973 году. Так, среднесуточные привесы на откорме 950 грамм, себестоимость центнера привеса 78 рублей! Вот бы такие показатели иметь по стране, а? Теперь свинокомплексы. Их всего 76. Они дали государству 63 тыс. тонн свинины, или 65 процентов. Затраты низкие, себестоимость центнера привеса 68 рублей. Совсем хорошо. Так, так. Ну, в птицеводстве у нас везде показатели хорошие».

Стал рассуждать: «Первым взялся за спецхозы Н. Ф. Васильев. Некоторые его стали шельмовать (явно, стрела в А. Н. Косыгина), что дорого, а сами не разбираются в сельских проблемах. У нас дельный секретарь ЦК Ф. Д. Кулаков. Контактный, его уважают на местах. Хороший мне помощник».

Опять стал читать записку. «Значит, специализация будет у вас продолжена за счет средств самих хозяйств? Это важно. А, то некоторые Ваши коллеги всё ходят с протянутой рукой к государству. Но надо строить качественнее. Думаю Минживмаш будет давать более современное оборудование».

Долго читал следующий раздел. «Структура управления интересная. Значит, замкнуть все рычаги на уровне области и района?! Но здесь не надо торопиться. Сельхозтехнику предлагаете разделить? Вернее функции снабжения выделить. А, что? Помню, ведь был у нас…, как это называлось? (Я подсказал – ГУТАП.) Вот, вот. Они неплохо справлялись с обеспечением запчастями. Хотя, Александр Александрович (Ежевский) инициативный министр, но ведь и хозяйство огромное».

В итоге сказал, что разошлет мою записку по Политбюро и обсудят предложения на заседании. Здесь же написал резолюцию на Записке. Ещё поговорил о письмах, идущих с мест: «Весьма чувствительные». О декабрьском Пленуме ЦК: «Хорошо прошел. Важно закрепить успехи 1973 года и по-доброму завершить пятилетку».

Попрощался. Встал, проводил до двери. Вновь пожал руку и пожелал успехов. Встреча заняла 55 минут.

Во время нашей беседы звонил Ю. В. Андропов. Леонид Ильич слушал его, не перебивая. Сказал только: «Смотри сам. Это полезно, будешь в курсе». Потом с К. У. Черненко: Передай Андрею Андреевичу о сроках, в 15.00 (что-то о заседании Секретариата). Тот, видимо, напомнил о каких-то обещаниях Шеварднадзе, потому что Леонид Ильич упомянул эту фамилию, но отмахнулся, не стал далее слушать и положил трубку.

Я, конечно, остался доволен разговором. Хотя Политбюро и не приняло по моей Записке специального решения, но затронутые в ней вопросы несколько раз обсуждались в ЦК и правительстве, наряду с аналогичными предложениями по проблемам села, поступавшими из других регионов страны. Были приняты и решения, способствовавшие углублению специализации сельского хозяйства и совершенствованию управления им.

Несколько иной была встреча с ним в июле 1974 г.

Предстояли Пленум ЦК и первая сессия Верховного Совета СССР девятого созыва. Я приехал в Москву 23-го июля. На следующий день в 10 часов в Свердловском зале Кремля открылся Пленум ЦК. Вел заседание Л. И. Брежнев. Рассмотрели вопросы первой сессии ВС. Определили кого рекомендовать Председателем Президиума ВС СССР, заместителями. Состав Президиума ВС из 37 человек, председатели Палат ВС СССР, а также Комитетов и Комиссий ВС.

Следующий вопрос – о составе Правительства СССР.

Начал Леонид Ильич с «шутки»: «Товарищ Косыгин отказался. Не совсем, а временно…» (улыбнулся, смех, реплики). А. Н. Косыгин словно и не слышал, сидел с обычным непроницаемым видом. (Это была явно бестактная шутка, она не понравилось многим, но говорили мы об этом в кулуарах, после Пленума).

Затем Л. И. Брежнев стал читать по тексту, что Политбюро рекомендует Председателем Совета Министров А. Н. Косыгина. Заместители Косыгина: Мазуров, Архипов, Байбаков, Дымшиц, Кириллин, Лесечко, В. Новиков, Т. Новиков, Нуриев, Смирнов, Тихонов. Потом перечислил фамилии министров, председателей Госкомитетов. Генеральным прокурором – Руденко.

Вопросов, обсуждения не было. Никаких серьёзных изменений состав Правительства не претерпел. Проголосовали единогласно.

Весь Пленум прошел за 40 минут.

Как всегда, будучи в ЦК КПСС, мы заходили к секретарям ЦК, в отделы по своим вопросам. Я был у Ф. Д. Кулакова. В конце беседы он невзначай, как и в прошлый раз, заметил: «Вам следовало бы информировать о делах и Генсека». Естественно, я понял намек.

Вечером, после заседания старейшин в Кремле, я пошел на Старую площадь и поднялся на 5-й этаж. Там, перед приемной Л. И. Брежнева уже полно моих коллег, человек 30. Ясно, что и они получили рекомендации. В 19.00 нас пригласили в кабинет Л. И. Брежнева.

Поздоровались, расселись. Он сразу взял сельскую тему.

«О хлебе. Уборка идет. Где складывается хорошо? У Табеева, Шакирова. Готовят сюрприз – хотят дать 1 млрд пудов „заговорщики“: Оренбург, Волгоград и Саратов. Хорошо у Воротникова и Орлова. Правда, в ЦЧО кое-кто поглядывает сбоку, – а что скажет ЦК. Не называют цифры. Сложно в Казахстане. У Горбачева прихватило зерно на наливе. Трудно в Сибири. Там засуха. Украина борется за 1 млрд. Почему сразу о хлебе? Это не сезонный вопрос, не потому, что идет уборка. Это государственный вопрос. Винить секретарей обкомов, что не было дождя, нельзя. Но много можно сделать и в этих условиях. Сейчас стало модно идти в отпуск до уборки. Раньше мы об этом и думать не могли. Убрал урожай, отчитался, – тогда иди со спокойной душой отдыхать. Беспокоит Средняя Азия по хлопку. Колоссальный недобор воды. Не было таяния снега в горах и в долинах засуха. О кормах. Очень важно взять всё, что есть и заготовить впрок. О транспорте. В Минобороны мы взяли 80 тысяч машин. Всё. Больше не просите. Особо о свёкле. Сахар купить негде. Поэтому не упустите свёклу. Машины на уборку свёклы дадим.

О мелиорации. Остановить этот процесс никто не смеет! Вложения на мелиорацию будем увеличивать. Вообще, обеспечение водой приобретает колоссальное значение на будущее. Голландия возит воду танкерами. Видимо, придется ускорить рассмотрение вопроса об использовании северных рек. (Именно тогда возникла эта спорная идея?!) Уходит Каспий и другие крупные водоемы. Надо думать, и решать своевременно.

О руководстве уборкой, да и другими делами. Главное, это предвидеть, а не констатировать. Иногда звонят, пишут записки о том, что мы и сами знаем. Надо видеть перспективу, вносить предложения, чтобы не допустить срыв. Мы всегда внимательны к таким запискам. Я говорю вам о проблемах, – вы руководящее ядро партии. Вы должны знать обстановку в стране, позицию Политбюро».

Потом Л. И. Брежнев обстоятельно разобрал положение в животноводстве. Отметил положительные подвижки в производстве мяса, молока, яиц. Посетовал, что мало говядины и баранины. Подчеркнул важность зерновой проблемы. «Будет зерно, – будет и мясо. О комплексах. Мы за этот курс, но ребята не наломайте дров. Гонка не нужна. Надо разумно тратить капиталовложения».

Затем изменил тему: «На высоком уровне прошли выборы в Верховный Совет. Кое-где набросали против (посмотрел в сторону Куличенко, Волгоградского секретаря, получившего немало голосов против). Не надо это драматизировать. Нужно смотреть и не допускать провалов, влияющих на настроение людей. Дело ведь не только в мясе и молоке. Нельзя упускать вопросы воспитания, нужно знать обстановку, иметь постоянные контакты с народом, его разными социальными слоями».

Заговорил о международных делах: «Они, прямо скажу, забивают. Нет времени. Наши успехи в этом налицо. Все стремятся приехать к нам, попасть на прием к руководству страны. Просятся: Шмидт, Вильсон. Политбюро ИКП приглашает меня приехать в Италию. Это хорошо. Наш принцип, – хочешь мира, борись за него. А не болтай попусту. Сейчас воздержимся от визитов, сделаем перерыв. Но международные вопросы очень важны. При В. И. Ленине Политбюро ЦК заседало до 15.00. Он считал, что дальше непроизводительное время. Но и тогда сначала рассматривали международные вопросы. Хотя в стране была тяжелейшая обстановка: интервенция, разруха, саботаж и т. д.

Вот, сколько наговорил я вам. Давайте, расплачивайтесь хлебом! (Смех, шутки). Понимаю, – пока рано говорить о караваях. И хотя у меня свой счёт, я верю вам».

Собственно, на этом встреча закончилась. Кое-кто из товарищей пытался подкрепить и развить темы, затронутые Брежневым, но было ясно, что ему нужно было высказаться перед группой руководителей наиболее крупных областей, краев и республик. А они разнесут содержание беседы по стране. Видно было, что Генсек устал, как-то сразу сник. От начального активно-напористого поведения не осталось и следа. Я тогда объяснил такое состояние чрезмерной перегрузкой в работе. Он и сам подчеркивал это. Однако, последующие встречи с Леонидом Ильичем, его внешний облик, поведение, разговор явно говорили о нарастании болезненного состояния. Мы ещё не знали тогда о серьёзном срыве, происшедшем с ним во время недавнего визита в Польшу. Но, именно с этого момента перед нами стал представляться другой Брежнев. Все более снижались его энергия, активный напор, коммуникабельность, внешнее обаяние. Особенно заметно трансформация личности проявилась на последующих встречах в декабре этого же года.

Очередной Пленум ЦК КПСС состоялся 16 декабря 1974 г. Открыл его, как всегда Л. И. Брежнев. Посвящен он был проекту плана и бюджета на 1975 год. Начались прения. Леонид Ильич был невнимателен, скорее безразличен к происходящему. Перебрасывался словами с коллегами в президиуме, запаздывая предоставить слово очередному оратору. Выступило всего 13 человек. В заключение взял слово Л. И. Брежнев. Говорил он, в отличие от своих речей на предыдущих Пленумах, коротко, без задора, монотонно по довольно стандартной схеме. Примерно к полудню мы завершили работу.

Сессия Верховного Совета открывалась 18-го числа, поэтому 17-е было свободным (возможно, его резервировали для продолжения Пленума, но такая надобность отпала). Я побывал в этот день у Мазурова, Нуриева, Соломенцева, Кулакова. Из бесед с ними я понял, что наши предложения о совершенствовании управления сельским хозяйством завязли в аппаратах Совминов и ЦК. И я решился обратиться к Брежневу, ведь он дал добро этой инициативе. От Кулакова поднялся на 5-й этаж. Зашел в приёмную Л. И. Брежнева. Там тихо, сидит одна Э. С. Насриддинова, которую освободили на прошлой сессии от работы председателя Совета Национальностей ВС. Секретарь сказал: «Леонид Ильич не планировал сегодня кого-либо принимать, но сейчас у него А. Ф. Добрынин, наш Посол в США. Подождите, я спрошу примет ли он Вас». Вскоре Анатолий Федорович вышел. Секретарь доложил и, выйдя пригласил Ядгар Садыковну, сказав что Брежнев примет и меня. Она пробыла у Леонида Ильича минут 40. Было уже около восьми часов вечера.

Л. И. Брежнев встретил меня ворчливо: «Заходи, Воротников. Все говорите надо беречь Брежнева, а сами нагружаете. Вот Насреддинова вымотала мне душу». Ну, подумал я, на кой чёрт пришел не вовремя?! И решил, не говорить о деле. Генсек был расстроен и заторможен. Говорил медленно, ещё более было похоже, мешал ему прикус зубов. Не спрашивая меня о цели прихода, он сам стал рассуждать: «Мы всё о делах и делах. Вот и на Пленуме: снабжение, мясо, деньги, лимиты. Конечно, нельзя не учитывать проблем, что ставит жизнь. Надо видеть и анализировать их». Потом, без логического перехода: «Вот какие срывы. Строим одновременно 300–350 заводов. Ни одного не ввели. Почему? Кто за этим смотрит? Лучше начать 50 и через два года ввести в строй. Строим, – бросаем, строим, – бросаем. Аппарат, – 1500 человек, отделы, сектора. Кто же смотрит? Я специально на Пленуме привел пример о компенсационных сделках. Кому за этим смотреть? „И выше…“, – многозначительно произнес он, и после паузы, – „Вы заметили, что этого не было в тексте? (Опять самые прозрачные намеки в адрес Совмина и А. Н. Косыгина). Капиталисты заставят нас платить штрафы. Во Владивостоке я хорошо поговорил с Фордом во время прогулки. Совещание по безопасности в Европе будет. Нам нужно ещё 30 лет прожить без войны“. Доволен, что получил поддержку на Пленуме: „Это приятно“. О роли парторганизаций: „Этому в Вузе не учат“. Ну и, конечно, несколько фраз о делах в сельском хозяйстве. Перешел вновь к своим встречам. О Жискар де-Эстене: „Французская барышня, она имеет большой вес. За ней надо ухаживать“. И завершил 20-минутный разговор: „На Пленуме я был нездоров, вы наверное заметили“. Я понял, что встреча окончена. Сказал два слова, что дела идут в области неплохо. Проблемы решаем. Поблагодарил за беседу, извинился, что задержал его. Он положил руку мне на плечо, проводил до двери и попрощался.

Вот такой была, по сути, предпоследняя моя личная встреча с Л. И. Брежневым. Впечатление не радостное. Какая-то неадекватность поведения, перескакивает с темы на тему, теряет нить разговора. То оживится, то потухнет, замолчит. Лишь много позднее нам стало известно, что именно во время Владивостокской, очень важной и напряженной встречи с Фордом, его состояние было на грани срыва, который и произошел во время поездки в Монголию в ноябре 1974 года. Он впал в „невменяемое астеническое состояние“ – так считает Е. И. Чазов, – „по причине чрезмерного приема сильнодействующих успокаивающих средств, к чему он все более и более пристрастился“. Другие говорят, – был приступ нарушения мозгового кровоснабжения. Так или иначе, состояние здоровья Л. И. Брежнева с этого времени стало ухудшаться.

Как пишет в своей книге Е. И. Чазов: „Брежнев все более и более терял способность к критическому анализу, снижалась его работоспособность и активность, срывы были более продолжительными и глубокими“. Но, Генсек продолжал исполнять должность.

После 1974 г. я видел Л. И. Брежнева лишь на партийных форумах и праздниках. При переводе меня из Воронежа на работу в Совмин РСФСР, в июле 1975 г., со мной беседовал А. П. Кириленко. Утверждали на заседании Секретариата ЦК, который вел М. А. Суслов. Но с Л. И. Брежневым беседы не было.

19 декабря 1976 года. 70-летие Л. И. Брежнева.

В Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца был прием в честь юбилея Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева.

За главным гостевым столом, вместе с членами Политбюро ЦК: Э. Герек, Э. Хонеккер, Я. Кадар, Т. Живков, Н. Чаушеску, Г. Гусак, Ю. Цеденбал, Рауль Кастро. Остальные гости разместились за отдельными столами по 8—12 человек. Столы располагались в зале рядами вдоль основного прохода, а также в углублениях (пилонах) между колоннами. Мне было предоставлено место именно за одним из таких столов с правой стороны, недалеко от „президиума“. Соседство приятное, одни оборонщики: П. В. Дементьев, С. А. Зверев, В. В. Бахирев, С. А. Афанасьев, несколько военных, предсовмина БССР Т. Я. Киселев. Так что, компания дружная, и тем для разговоров много. Вечер прошел оживленно, на подъеме.

В 1975—79 гг., – в период работы 1-м заместителем председателя Совмина РСФСР, во время отсутствия М. С. Соломенцева, – в отпуске, командировке, или по болезни, меня приглашали на заседание Политбюро ЦК. Как правило, заседания Политбюро вел Л. И. Брежнев, а также М. А. Суслов или А. П. Кириленко.

Запомнились некоторые из них, которые вел Л. И. Брежнев.

Заседание Политбюро 22 июля 1976 г.

Обсуждали Записку Совмина РСФСР, МИДа и КГБ о некоторых пограничных вопросах с КНР. Речь шла о заселении приграничной зоны, откуда ранее были переселены жители. Практика показала, что эта мера осложнила охрану границы. Когда в приграничной зоне находилось население, они помогали быстрее обнаружить „чужака“ и уведомить об этом погранзаставу. Докладывал Ю. В. Андропов. Выступили: А. Н. Косыгин, Ф. Д. Кулаков, обосновал позицию Совмина и я. Записку одобрили, определили меры материальной помощи переселенцам, строительство жилья, обустройство и льготы.

Леонид Ильич сказал три слова: „Ну, одобрить? Хорошо“.

На заседании Политбюро 24 июня 1977 г. обсуждались вопросы: „О развитии черной металлургии“, „О мерах развития торговли“ и „О повышении эффективности использования трудовых ресурсов в легкой промышленности“ – речь шла о внедрении нового оборудования и облегчения труда, так как отрасль испытывала недостаток в людях рабочих профессий. Решения по первым двум вопросам были приняты практически без обсуждения. А по третьему разгорелся спор. Особенно горячо и резко выступал А. П. Кириленко, и А. Н. Косыгину, знатоку легкой промышленности, пришлось репликами „осаживать“ оппонента. Тогда Л. И. Брежнев предложил: поручить им и Комиссии ЦК уточнить проект постановления с учетом обсуждения. (28 июня, с моим участием, такое обсуждение состоялось, и нашли приемлемое решение).

7 июля 1977 г. на заседании Политбюро ЦК рассматривали вопрос „О завершении строительства 2-й очереди завода „Атоммаш“ в Волгодонске“. Докладывал И. Т. Новиков.

Он говорил, что в стране определена широкая программа сооружения АЭС. За 1981—86 гг. намечено ввести мощности на 28 млн квт, плюс за рубежом – 11 млн. квт. А поставки оборудования для атомных электростанций отстают. Большие надежды на Атоммаш, но там строительство идет медленно».

Обсуждение было активным. От Совмина выступал К. Т. Мазуров. Я высказал замечание по проекту, что следует особо обратить внимание на ускорение сооружения жилья и объектов социальной сферы, сооружение которых отстает от производственного строительства. Все поддержали проект постановления, но также внесли ряд предложений.

Л. И. Брежнев, заглядывая в бумажку, сказал: «Мы набрали на себя большие обязательства. Дай бог справиться. Задача сложная, так как мы решили строить Атоммаш комплексно. Параллельно с возведением производственных корпусов вводить жилье, больницы, школы, объекты коммунального хозяйства. Это всем ясно. Нужны дополнительные KB и добавить строителей. Поручить Мазурову, Кириленко, Новикову В. и Госплану – Лебедеву, с учетом обсуждения отработать проект постановления ЦК и СМ».

28 мая 1978 г. На заседании Политбюро рассматривали предложения среднеазиатских республик, поддержанные Минводхозом СССР, о переброске части стока северных и сибирских рек на юг, с целью улучшения водоснабжения этих регионов и мелиорации рисовых плантаций. Несмотря на обоснованные протесты, что проект сырой, не проработан экологически, не обоснован в финансовом отношении, – принципиальное решение было принято. (Вновь возвратились к этому вопросу в декабре).

21 декабря 1978 г. Заседание Политбюро.

Мне запомнилось это заседание потому, что перед рассмотрением повестки дня Леонид Ильич повел речь о регламенте работы ПБ. Видимо ему было трудно вести заседание даже в течение 1,5—2-х часов, и он привел пример из опыта работы Политбюро во времена В. И. Ленина. Вот что зачитал Л. И. Брежнев:

«По докладу В. И. Ленина был определен регламент работы Политбюро: 1. Докладчику – 10 мин.

2. Ораторам: 1-й раз – 5 мин., 2-й раз – 3 мин. Причем, выступать не более 2-х раз.

3. По порядку ведения – 1 мин.

Было принято: изъятие из этих правил – по особому разрешению Политбюро. Владимир Ильич строго следил, и без церемоний останавливал ораторов. Пресекал попытки переговоров во время заседания. Дежурному секретарю вменялось в обязанность останавливать разговаривающих. Вот, так бы и нам», – закончил читать Л. И. Брежнев. Но эти слова остались добрым пожеланием.

Затем пошли по повестке.

Утверждение кадров.

О новогоднем поздравлении. Читать Левитану.

О переброске части стока сибирских рек. Решили: пока вести научно-исследовательские, проектные проработки. Конкретно рассмотреть по мере готовности проекта. «Но надо подходить к этой проблеме», – подчеркнул Л. И. Брежнев.

4 января 1979. Заседание Политбюро.

За повесткой. Заслушали мою информацию о последствиях сильных морозов, накрывших европейскую часть РСФСР, и принятых мерах. Наши мероприятия одобрили, и поручили Совмину Союза и РСФСР, также и местным органам незамедлительно оказать необходимую помощь предприятиям и людям, пострадавшим от морозов.

По повестке.

О строительстве автомобильного завода в Красноярске.

Об образовании союзного министерства речного флота.

Предложение внес Отдел транспорта ЦК. Возник спор. В. И. Долгих и А. П. Кириленко – за. Андропов – «надо поручить этот вопрос Совмину, пусть он внесет предложения». Я выступил категорически против, и обосновал, так как 93 % речного судоходства ведется на территории РСФСР. Сказал, что нужно немного помочь капвложениями, а все проблемы речников мы решим сами. Молчавший до этого А. Н. Косыгин поддержал меня: «Незачем плодить союзные министерства. Просьбы России мы рассмотрим». Однако Л. И. Брежнев, в пику Косыгину, все-таки заявил, что пусть Комиссия ещё раз изучит этот вопрос. (Позже авторы отказались от этой идеи).

Было ещё несколько заседаний Политбюро, в которых я принимал участие. Что можно сказать в обобщение? Леонид Ильич Брежнев был уже тогда болен, порой, можно было наблюдать такую картину: идет горячая дискуссия, а он подремывает на председательском кресле. Вел заседания по шпаргалке, сбиваясь, путая вопросы. Картина была грустная.