Текст книги "Диагноз доктора Холмса"

– А белая больше похожа на пластик, покрытый глазурью.

Она и сама видела, что к ним спешат Инга и хозяева центра. Когда Анна была увлечена расследованием, ей казалось, что все остальное не имеет значения. Но при этом она не забывала, что другие люди могут заблуждаться, особенно если гнев мешает им мыслить здраво.

– Что это вы делаете? – возмутилась директор центра.

– Вы кто вообще? – подозрительно прищурилась Инга. – То, что здесь господин Аграновский, внушает мне опасения!

– Статую нужно осмотреть внимательнее, а лучше просветить рентгеном, – указала Анна.

Но ее, конечно же, не послушали. Она и сама не понимала, зачем пыталась так наивно воззвать к их здравому смыслу.

– Еще чего не хватало!

– Уходите отсюда или вас арестуют!

– Но…

– Сейчас же!

Обычно Анна старалась играть по правилам и никого напрасно не провоцировать. Она не боялась ареста, она просто верила, что в тишине можно добиться большего, чем среди возмущенных криков. Но иногда это было просто невозможно, и приходилось прибегать к отчаянным мерам.

Анна никогда не была слабой. Она не отличалась поразительной силой, не больше, чем предполагала ее тонкая фигура. И все же этого оказалось достаточно, чтобы столкнуть белую статую с постамента.

Как она и ожидала, за этим мгновенно последовали крики гнева и возмущения, которые мгновенно стихли. Потому что статуя при падении раскололась, и теперь среди кусков белоснежного пластика, покрытого глянцевой глазурью, струилась ярко-алая кровь.

Наступившее молчание нарушил голос Анны:

– Кажется, я нашла Соню Селиванову.

Глава 5. Генри Говард Холмс

Дмитрий никогда не считал, сколько трупов он видел за свою жизнь, с какими проявлениями смерти столкнулся. Он не находил в этом ничего приятного. Единственным удовлетворением, которое приносила ему работа, была возможность ловить убийц, останавливать их до того, как кто-то еще окажется перед ним на металлическом столе. Но вскрытия, изучение ран, понимание того, через какую боль порой приходилось проходить жертве… Для него это было лишь платой за ответы на важные вопросы.

Однако случай Сони Селивановой все равно был особенным – даже важнее, чем смерть ее мужа или Сергея Увашева. Ее убийство было одним из самых технически сложных преступлений, которые ему доводилось видеть.

Стоя рядом с ней, даже Инга Шипова не могла держаться за свое вечное равнодушие. Она заметно побледнела, ее нервный взгляд метался от омытого после вскрытия тела к кровавым кускам пластика, лежащим на соседнем столе, и обратно.

И все же Инга не уходила. Она не могла позволить себе такую слабость, к женщинам-полицейским и так присматривались внимательнее, заранее ожидая от них сентиментальности.

– От чего она умерла? – тихо спросила Инга.

Дмитрий не сомневался, что она пришла сюда с намерением устроить ему выговор, но, увидев Соню, позабыла обо всем.

– От удушья, – неохотно признал он. – Жидкий пластик заполнил нос, рот, горло… Словом, до легких он дошел. Это было быстро.

– Но она… она была жива, когда все это происходило?

– Да. Но велика вероятность, что она ничего не почувствовала. В ее крови я нашел сильнодействующее снотворное, она спала, когда… когда все случилось. Иначе было нельзя. Для того чтобы получился такой результат, она должна была оставаться неподвижной.

Инга на пару секунд прикрыла глаза, словно стараясь взять себя в руки. Это помогло: ее голос теперь звучал намного спокойнее.

– Как именно это было сделано?

– Думаю, в два этапа. Точно я сказать не могу, с этим еще будут разбираться наши техники. Но могу высказать свое предположение.

– Прошу.

Дмитрий не знал, как похитили Соню Селиванову, да и угадать не брался. В любом случае она оказалась в руках преступника – того же, кто похищал ее раньше, или кого-то совершенно иного. Дмитрий делал ставку на второй вариант, ведь в первом просто не было смысла. Зачем кому-то похищать ее, потом выпускать, позволяя связаться с полицией, и снова похищать? Нет, до нее добрался кто-то еще.

И этот кто-то изнасиловал ее, сомневаться не приходилось. Тогда она была в сознании, и все следы борьбы, которые нашел Дмитрий, были связаны исключительно с этим. То есть, когда ее похищали, она почему-то не пыталась сопротивляться. Но когда ее изнасиловали, она уже не могла оставаться спокойной.

Увы, сопротивление ей не помогло. Тот, кто это сделал, был сильнее – настолько, что он даже не связывал ее.

– Биологический материал остался? – холодно спросила Инга.

– Нет, он позаботился о том, чтобы не осталось ничего. Но это сделал один человек.

Когда он получил свое, Соню снова усыпили, на этот раз навсегда. Дмитрию сложно было объяснить, как именно был проведен весь процесс. Но, похоже, сначала тело погрузили в жидкий пластик, убрали лишнее, превращая ее в некое подобие манекена – впрочем, довольно примитивного.

А потом в игру вступил 3D-принтер. На рынке не было моделей, способных на такое, и все же обычный большой принтер было не так сложно изменить для такого результата. Именно 3D-принтер создал вокруг тела Сони идеальную копию статуи, которая стояла в торговом центре много лет. Правда, та статуя была керамической, а принтер мог использовать только пластик. Но сверху статую покрыли глазурью, призванной скрыть подмену.

Что ж, на этот раз Гудини превзошел сам себя. Ему хватило суток, чтобы похитить Соню, изнасиловать, убить ее, заточить в статую и установить эту статую в центре холла, по которому каждый день проходят сотни людей! Дмитрий не представлял, как это было сделано – и зачем? Соня не была важной свидетельницей, чьей-то конкуренткой и даже наследницей своего мужа. Не было причин убивать ее, да еще и так жестоко.

Они получили доказательство того, что за этим стоит не простой наемный убийца.

– Был ли шанс, что Селиванова осталась жива внутри той статуи? – спросила Инга.

Это был вопрос с таким подвохом, что даже сомневаться в нем не приходилось. Дмитрий посмотрел на нее с нескрываемым удивлением, однако следовательница невозмутимо выдержала этот взгляд.

– Нет, конечно!

– Значит, Анна Солари не могла ее убить этой своей выходкой?

Вот и подвох.

– Исключено. Это скажу вам не только я, но и любой другой эксперт, перепроверьте, если хотите.

Дмитрий по-прежнему не любил Анну Солари, он прекрасно знал все ее недостатки. Но даже он был вынужден признать, что тут она поступила правильно – не было другого пути, более цивилизованного, что ли. Да, она повредила тело. А как иначе? Никто не стал бы ее слушать, просвечивать статую на рентгене или даже проверять ее состав. Если бы Анна сделала это сама, но позже, без полиции, улики потеряли бы свой вес.

Поэтому она привлекла их внимание единственным способом, который тогда мог сработать. Это, между прочим, по-своему спасло Ингу: иначе она могла даже лишиться работы, если бы хозяева торгового центра оказались достаточно настойчивыми и мстительными.

Теперь же им предстояло давать объяснения, которых у них не было. Вот что было истинной целью Инги, вот что должно было занимать ее сейчас, а вовсе не Анна Солари!

Жаль только, что эта упрямая ослица отказывалась видеть очевидные вещи.

– Перепроверю, уж будьте уверены.

– У вас что, так много времени на это? – поразился Дмитрий.

– На справедливость всегда найдется время.

– Вы себя слышите вообще? Вы ведь не голливудский коп!

– Попрошу без оскорблений, – поморщилась Инга. – Скажите спасибо, что я не напоминаю о вашей собственной оплошности.

– Скажу, как только вы напомните мне, что это за оплошность.

– Вы привели на место обыска двух посторонних!

– У меня было на это разрешение.

– Которое еще нужно двадцать раз проверить!

– Проверяйте и это, – кивнул Дмитрий. – Все, что угодно! Я вот только одного не пойму: зачем вам это? Чего вы добиваетесь?

– Я хочу, чтобы и вы, и вам подобные не думали, что вы выше других, правила для всех одни!

Для него, всю жизнь строго следившего за соблюдением правил, это было не просто глупостью – это было оскорблением. Дмитрию становилось все сложнее сдерживаться, хотелось высказать ей все, что он о ней думает, и тут он вспомнил совет Анны.

– Да неужели? А разве вы сами безгрешны? Разве то, что сделали вы, дает вам право судить других?

Это был выстрел вслепую, но результат превзошел все ожидания Дмитрия. Инга, до этого бледная, побагровела, сделала шаг назад. Она открыла рот, чтобы ответить, но так и не произнесла ни слова. Повисла пауза, неловкая, напряженная, и следовательница не выдержала первой. Она развернулась на каблуках и направилась прочь из зала.

Дмитрий не брался сказать, что это было и чего он добился. Но теперь, вероятнее всего, жалоб начальству с ее стороны можно не ожидать.

* * *

День выдался непривычно теплым для ноября, и они проводили его в саду возле ее дома, рядом с разожженным на специальной кованой подставке костром. Вокруг них мирно шумел лес, воздух был по-осеннему чистым и свежим; казалось, это просто дружеская встреча или даже свидание. Вот только тема, о которой они были вынуждены говорить, все портила.

– Это ведь маньяк, да? – спросил Леон.

– Несомненно, – кивнула Анна. – Если маньяком ты называешь человека, который получает удовольствие от чужой смерти.

На своей территории она не видела смысла перевоплощаться в кого-то другого. Она встретила его в обычных джинсах и теплом свободном свитере. Тоник постепенно вымывался из ее волос, и, возможно, скоро у Леона появился бы шанс увидеть их истинный цвет. Анна выглядела задумчивой и печальной, но никак не напуганной.

В этот день в ней было что-то непривычно уютное, домашнее, то, что ему хотелось бы видеть рядом с собой всегда. Но Леон, конечно же, не сказал об этом ни слова.

– А ловко он замаскировался! И не подкопаешься…

– Замаскировался? – переспросила Анна. – В смысле?

– Ну, он выставил эти убийства как заказные…

– Они, скорее всего, и были заказными, все на это указывает. Ваши ведь уже обнаружили, что незадолго до исчезновения Увашева Селиванов снял со счета фирмы крупную сумму. Это дело все еще расследуется, но, думаю, рано или поздно найдутся доказательства того, что Селиванов заказал Увашева. Кто заказал Селиванова – уже вопрос. Хотя лично я считаю, что это связано с тем же делом: возможно, он недоплатил, попытался торговаться или еще как-то спровоцировал убийцу. Но в целом это бизнес.

А ведь Леону только начало казаться, что он понимает ситуацию!

– Ты хочешь сказать, что маньяк-убийца действует по заказу? Как такое возможно?

– Тут все просто, – невесело улыбнулась Анна. – Деньги. Золотой телец нравится не только адекватным людям. Это не самое типичное поведение для маньяков, обычно сама суть их преступлений в том, что удовольствие им может доставить только причинение боли. У них нарушена работа головного мозга, центры удовольствия работают не так, как у обычных людей… Но это большинство. Не все, и пласт тех, кому доступны и другие виды удовольствия, довольно велик. Они любят деньги и красивую жизнь, то чувство власти, которое дает богатство, почти так же сильно, как пытки и убийства. Один товарищ в этом плане стал особенно показателен… Он стал легендой.

Теперь Леон догадывался, почему она была такой отрешенной все утро. Он-то считал, что так на нее повлияло обнаружение тела Сони. Но нет, мысли Анны уже унеслись в прошлое, к человеку, которого он не знал, да и не хотел знать, однако обстоятельства заставляли.

– Ну и кто же он? – осведомился Леон.

– Доктор Генри Говард Холмс. Тебе знакомо это имя?

Имя Леон действительно помнил, однако лишь из-за схожести с литературным персонажем и того, что о нем рассказывала Анна.

– Только от тебя – ты как-то упоминала, что его в одно время считали подозреваемым по делу Джека-потрошителя…

– Не совсем так. В год охоты Джека никто не считал его подозреваемым, его собственные преступления еще не были раскрыты. Волну подняли его наследники уже в наши дни. Но Холмсу не нужно было становиться Джеком, чтобы запомниться. Он был первым американским серийным убийцей – и именно он породил последовавшую после моду на серийных убийц, если можно это так назвать. Я имею в виду то отношение к ним, которое существует сегодня. Они легенды, пусть и темные, и чем извращеннее их действия, тем больше к ним внимания. В этом отношении Холмс пользовался не только правом первенства, его запомнили бы, даже если бы он был сто двадцать вторым серийным убийцей в истории. То, что он делал, нельзя было упустить или забыть, но и повторить тоже нельзя – для этого нужен был такой же искаженный ум, как у Холмса. Вот только, боюсь, теперь, спустя сотню лет, нашелся еще один умник…

Леон прекрасно помнил все преступления, связанные с этим делом. Их было всего три, но и трех было достаточно, чтобы понять: за убийствами стоит насквозь больное существо.

– Что, этот Холмс был таким же психом?

– Хуже. Но Холмс уже мертв, а наш, видимо, в расцвете сил. Если честно, когда я читала историю Холмса, я была убеждена, что он уникален. Не может, ну просто не может появиться второй такой человек, хоть через век, хоть через тысячу лет! А вот он…

– Ты не знаешь, насколько он похож на Холмса, – заметил Леон.

– Но я уже вижу достаточно, чтобы заподозрить такое сходство.

– Например?

– Тяга к деньгам. Холмс с юных лет промышлял мошенничеством. Он любил деньги и искал любые способы их заработать, степень законности его действий его мало волновала. Чтобы ты правильно понимал его предприимчивость, он еще студентом Мичиганского института наловчился похищать трупы, которые предназначались для обучения медиков, уродовать их и выдавать за жертв несчастных случаев.

– Зачем? – поразился Леон.

– Он оформлял на них фальшивые страховые полисы и получал страховку. В те годы, а это была вторая половина девятнадцатого века, аферы со страхованием жизни не были редкостью, однако Холмс в них особенно преуспел, причем в весьма юном возрасте.

– Сообразительный паренек. Я так понимаю, денег он захотел раньше, чем убивать?

– Да, но и желание убийства не заставило себя долго ждать. Имена его первых жертв неизвестны, но предполагается, что это были дети из городков, где он жил и работал. Когда над Холмсом сгустились тучи подозрений, он бежал и сменил имя. Тогда он и стал Генри Холмсом.

– А кем был до этого?

– Германом Уэбстером Маджеттом. У него были и другие имена, но для нас важны не они. За свою не слишком долгую жизнь Холмс провернул десятки крупных афер – с лекарствами, недвижимостью, торговлей лошадьми. Даже из тел своих жертв он умудрялся извлечь выгоду: он делал из останков обучающие скелеты для медицинских школ и продавал их через знакомых по Мичиганскому университету. В то время получить настоящий человеческий материал было непросто и дорого, так что покупатели не задавали лишних вопросов. Да, Холмс не был наемным убийцей, но ему ничего не стоило убить ради наживы.

– И это единственное сходство между ними?

– О нет, если бы это было единственное сходство, я бы вообще не провела параллель, – покачала головой Анна. – Есть кое-что поважнее: изобретательность. Холмс прославился во многом благодаря своему «отелю смерти». Он переехал в Чикаго, выкупил там несколько зданий и на их основании построил то, что сегодня называлось бы развлекательным центром. Это нечто включало в себя отель, магазин, бар – словом, вполне себе выгодное заведение. Только там было одно большое «но»: Холмс сам спроектировал здание, дополнив его тайными коридорами, лестницами, камерами пыток и даже территорией для уничтожения тел. Он знал десятки способов убить человека и столько же – избавиться от трупа. Все указывало на то, что от этого процесса он получал истинное удовольствие.

– Как можно построить отель с камерой пыток и никого при этом не насторожить? – поразился Леон.

– Очень просто: он трижды менял подрядчиков при строительстве. Он сделал все, чтобы никто не представлял отель как единое целое. И даже тогда появились люди, настороженные этим местом, но и они не могли догадаться, что он устроит здесь на самом деле. Холмс был заворожен смертью, он искал все новые способы призвать ее, наблюдать, контролировать. При этом он никогда не забывал о выгоде. Про продажу тел я тебе уже говорила, и это не все. Он часто заставлял служащих, устраивающихся на работу в его отель, страховать свою жизнь. Естественно, вскоре после этого они погибали при загадочных обстоятельствах.

– Э-э… А это было не слишком очевидно?

– Не забывай, что мы говорим о девятнадцатом веке. Не было толковой экспертизы, не было анализа ДНК, не было даже интернета, чтобы поднять вокруг этого должную шумиху. Холмс пользовался услугами разных страховых компаний, и частые смерти, выгодные ему, никого не насторожили. Да, страховые компании ценили свои деньги не меньше, чем сейчас, и старались проводить свои расследования. Однажды это даже стоило Холмсу крупной суммы. Однако в целом им не хватало опыта и самого понимания того, на что способен серийный убийца. Ведь серийных убийц тоже не было! Холмс был безумен, но при этом очень умен, в отношении маньяков это не такой уж парадокс. Его инженерные навыки поражали, и это при том, что по образованию он был медиком, а не архитектором. К тому же он был обаятелен и очень убедителен в своей лжи, еще одна распространенная среди серийных убийц черта. Я думаю, сейчас мы охотимся за кем-то похожим на него.

Что ж, открытие было неутешительное, но спорить с Анной Леон не решался. Он и сам видел, что они столкнулись со слишком странными убийствами. Да, такую смерть могли устроить, чтобы запугать кого-то. Но сначала ведь нужно было ее придумать, нужно было обладать достаточно больным сознанием для этого!

– То есть ты считаешь, что за всем этим стоит один человек, эдакий новый Холмс? – уточнил Леон.

– Этого я не говорила. Я не отрицаю, что у него есть помощники – у Холмса они тоже были. Но помощник – это человек, который воплощает идею. Нам же интереснее автор идеи. Он – источник, при нем – исполнители. У него есть клиенты, которые терпят его странности, потому что он предоставляет им нечто такое, чего больше не может дать никто. Он убил Соню Селиванову ради собственного развлечения, это наверняка, ее смерть никому не была выгодна. Но в этом убийстве его поддержали все те же люди, чтобы их любимый «художник» не терял вдохновения.

От ее рассуждений, отстраненных и неумолимо справедливых, Леону стало не по себе. Нет, он не винил Анну в том, что она способна не поддаваться эмоциям: эта черта и позволяла ей считать себя охотницей. Но те, кто это делает… Не сам маньяк, а якобы обычные люди рядом с ним… Чем они думают? Насколько сильна должна быть жажда наживы, чтобы докатиться до такого?

– Хорошо, что нам это дает? – вздохнул Леон. – Это нам вообще что-то дает?

– Без сомнений. Я думаю, что у него есть свой «Замок», такое же убежище, каким для Холмса был его отель.

– С чего ты взяла?

– А ты вспомни смерти, с которыми мы столкнулись, – посоветовала Анна. – Особенно последнее убийство. Ему нужно было место, где он мог месяц держать Сергея Увашева, чтобы никто не слышал его криков. Нужно было безопасное хранилище для клетки с бумслангом. Нужно было помещение, чтобы установить очень большой 3D-принтер для создания статуи из Сони Селивановой. Это убежище – его уязвимость, неопровержимое доказательство его вины. У него наверняка есть покровители, найти его будет непросто, не говоря уже о том, чтобы поймать. Но «Замок», полный устройств для убийства и пыток, – совсем другое дело. Если мы найдем эту крысиную нору, мы остановим убийцу.

* * *

Это не жажда мести, это стремление к справедливости. А стремление к справедливости – допустимое и даже благородное чувство для полицейской. Этим Инга успокаивала себя, давая себе позволение на любые действия.

Она понятия не имела, как Аграновский докопался до правды и как много ему вообще известно. Без помощи его брата тут не обошлось, это наверняка. У них там странная компашка – эти двое и какая-то совсем уж непонятная девица. Еще после дела того маньяка, который якобы случайно умер при нападении на них, полиция должна была насторожиться! Но прошлые ошибки уже не исправить, и Инге оставалось лишь позаботиться о будущем.

Успех в торговом центре повысил ее авторитет и развязал ей руки. Инга предпочитала считать это своей заслугой, ей не за что было благодарить братьев Аграновских.

Поэтому нужный ордер она получила еще утром и не стала медлить. Она наблюдала за Дмитрием, но не подходила к нему открыто. Это было несложно: Аграновский весь день был чем-то занят, а иначе он очень удивился бы, увидев следовательницу неподалеку от своего кабинета.

Он засобирался уходить рано, еще до обеда. Он спешил, Инга видела это, и заметно волновался. Она последовала за ним, уже чувствуя, что ей повезет, и не ошиблась: он встречался в городе со своим братом и той девицей, Анной Солари.

Идеально.

Они собрались в кафе и что-то обсуждали, но Инга не позволила им закончить этот разговор. Она вызвала подкрепление и вошла в зал в сопровождении двух патрульных. Их, конечно же, заметили все, но на остальных посетителей следовательница просто не обращала внимания, она остановилась у столика братьев Аграновских.

– Анна, вам придется проехать с нами, вы задержаны, – спокойно объявила она.

– По поводу? – удивилась Анна.

– Что происходит? – нахмурился Леонид Аграновский.

Дмитрий ничего не сказал, но смотрел на Ингу так, будто сомневался: не мерещится ли ему все это?

– По подозрению в убийстве Сони Селивановой, – все так же невозмутимо ответила Инга. Она старалась не показывать то удовольствие, которое доставляла ей эта маленькая победа.

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Да это же полный бред! – возмутился Леонид.

– Что вы делаете? – наконец сумел произнести Дмитрий. – В этом же нет смысла!

– В том, что она якобы случайно нашла труп, нет смысла. Никто не нашел – а она нашла, чудо просто! Нет, слишком уж это подозрительно. Да и потом, я просмотрела предыдущее уголовное дело, с которым она была связана, и там подозреваемый погиб!

– Я там вообще-то тоже был, – напомнил Леонид.

– Но вы были серьезно ранены, а она почти не пострадала! Все это я считаю достаточными основаниями для задержания.

Пока Инга была совсем не уверена в том, что Анна связана с этими убийствами. Но ведь нет доказательств, что она не связана, все нужно проверять! По большому счету для этого не нужна была такая кардинальная мера, как арест, вот только…

Инге хотелось наказать всю эту компашку. Проучить их, заставить запомнить раз и навсегда, что нельзя действовать за ее спиной. Хотят помочь следствию? Пожалуйста, пусть приходят и пишут заявление, дают показания, а не играют в детективов!

Кое-что у нее получалось, она видела, что Дмитрий зол, а Леонид и вовсе готов ее убить. Еще бы! Она сразу заметила, что между ним и этой девицей какая-то связь. То, как Леонид рвался защитить ее, подтверждало ее теорию и делало победу слаще.

Но к этой сладости примешивалась и нотка горечи: она видела, что сама Анна Солари осталась невозмутимо спокойна. Она свободно откинулась на спинку кресла и наблюдала за Ингой так, будто она была директрисой школы, а следовательница перед ней – проштрафившейся ученицей.

– Вы совершаете ошибку, – заявила Анна без тени недовольства. – Причем очень большую. Отступите, пока еще не слишком поздно.

– Вы что, угрожаете мне?! – вспыхнула Инга.

– Боже упаси. Я просто указываю, что ваше время – безусловно, ценное, – можно потратить на нечто гораздо более полезное, чем мое задержание. Вы хороший следователь, Инга, но такими импульсивными поступками вы можете навредить себе.

– Так и запишем: пыталась давить на полицейского при исполнении, – злорадно улыбнулась Инга.

– Как вам будет угодно. Я сказала все, что должна была.

От ее ровного, миролюбивого тона Инге даже стало не по себе, но она быстро опомнилась. Какой преступник признает, что он преступник?

Да и потом, неизвестно, кто именно добыл информацию о ее прошлом, упомянутую Дмитрием. Инга тогда была так шокирована, что не запомнила толком, что он сказал. Но наверняка он упомянул важные детали! На допросе она собиралась выяснить, откуда это могло быть ему известно. Или, может, сведения поступили как раз от Анны?

Чувствовалось, что Леонид готов хоть драться за свою эту девицу, если придется, но Анна не позволила ему. Она мягко опустила руку поверх его руки и что-то прошептала ему на ухо. Он все еще был зол, но быстро кивнул, продолжая испепелять Ингу взглядом.

Повторять требование не пришлось, Анна поднялась сама. Ее улыбка была улыбкой Моны Лизы, ее взгляд – взглядом ядовитой гадюки. Разве не могла она быть убийцей? Конечно, могла! Инга еще раз напомнила, что делает это в первую очередь ради справедливости, а потом уже для того, чтобы намекнуть Дмитрию: с ней связываться опасно, так что нечего совать нос в ее дела!

Леонид рвался сопровождать ее, но Инга не позволила. Анна ехала в машине с патрульными, на заднем сиденье, как и полагалось задержанной. Так она даже туда умудрилась залезть с лицом царицы! Инга отправилась следом на своей машине, продумывая все вопросы, которые ей предстояло задать этой психопатке.

Они добрались до участка, Анна все так же шла первой. Инге хотелось надеть на нее наручники, чтобы показать ей ее истинное место, но следовательница понимала, что это будет совсем уж непрофессионально. Да и потом, братьев Аграновских здесь не было, а без них эффект получался уже не тот.

Они вместе вошли в участок – и уже с этого момента что-то пошло не так, потому что у окошка дежурного их встречал начальник следственного отдела, непосредственный руководитель Инги. Покрасневший от гнева, возмущенный настолько, что ему едва удавалось сдерживаться, он попытался улыбнуться, но улыбка эта больше напоминала трещину на спелой тыкве.

– Анна, здравствуйте, приносим свои извинения, произошла большая ошибка! – быстро, словно боясь не успеть, сказал он. – Вы, конечно же, свободны, и мне очень жаль…

– Я не в обиде, – заверила его Анна. – Я сразу подумала, что это какая-то ошибка.

– Жаль ваше время…

– У меня его много. Правда, я смею надеяться, что это больше не повторится.

– Не повторится, под мою ответственность!

Инга глазам своим поверить не могла, она была поражена даже больше, чем братья Аграновские при задержании. Она всегда уважала своего начальника – в первую очередь за то, что его нельзя было подкупить или запугать. Она даже восхищалась им за это! Но теперь он вел себя как раз так, будто его подкупили или запугали.

Удивление оказалось настолько велико, что Инга и слова не сказала, когда Анна вышла за дверь. А вот начальник отмалчиваться не стал:

– В мой кабинет, живо!

Она и сама была не прочь с ним поговорить! Инга даже позабыла, из-за чего именно она решила задержать Анну и какую роль в этом сыграл Дмитрий Аграновский. Ее душил праведный гнев: что за привилегии такие?

Когда они вошли в кабинет, она заговорила первой:

– Валерий Семенович, послушайте, я…

Но он прервал ее, ударив по столу с такой силой, что на пол посыпались папки с документами.

– Молчать! – рявкнул он, ни на кого никогда не повышавший голос. – От тебя я такого не ожидал.

– Но у меня было позволение…

– Лишь потому, что я привык доверять тебе, я не думал, что ты способна на такую глупость, Инга! Ты задержала совсем не того человека, да еще и по причине, высосанной из пальца, вот что хуже всего!

– У меня есть основания полагать, что она может быть причастна к убийству! И даже двум.

– Основания у тебя, может, и есть – причин нет. Нет ни одного доказательства ее вины, даже косвенного. Инга, ты из всех людей… – Он чуть успокоился, устало прикрыл глаза. – Ладно. Что сделано, то сделано. Я и сам не люблю таких людей, как она, – со связями. Но, поверь моему опыту, их лучше не трогать.

Только теперь Инга поняла, почему Анна не стала спорить с ней сразу, почему позволила братьям Аграновским возмущаться. Пока Дмитрий и Леонид отвлекали внимание на себя, она успела отправить кому-то сообщение, она все время держала телефон в руках.

Но что это за связи такие, способные довести обычно невозмутимого начальника следственного отдела чуть ли не до истерики?

– Что теперь будет? – тихо спросила Инга.

– Пока не знаю, все зависит от нее. Но ты изрядно подпортила себе жизнь, если она тебе не нравится.

– В смысле?

– Теперь тебе нужно делать все, чтобы она не стала жаловаться. А это значит, что, если она у тебя спросит что-то об этом деле, ты ответишь, даже если тебе не хочется отвечать.

– Но это же неправильно! Кто она такая, чтобы лезть в расследование?

– А вот это тебя не касается. Инга, все очень просто: либо ты радуешь вниманием Анну Солари, либо прощаешься с работой. Только так – теперь, когда ты разворошила осиное гнездо.

И, глядя ему в глаза, Инга была вынуждена признать, что он не шутит.