Текст книги "Проклятие дома Виндзоров"

Согласно донесениям специального отдела Скотланд-Ярда, в Лондоне миссис Симпсон поддерживала тесные связи с немецкими дипломатами, в том числе с послом Третьего Рейха в Лондоне Иоахимом фон Риббентропом, назначенным на этот пост в конце 1936 года.

Германофилия наследника и его любовницы – вот что беспокоило британских политиков в первую очередь.

Между тем на горизонте европейской политики сгущались тучи. В марте 1936 года Германия нарушила Локарнский пакт и ввела войска в демилитаризованную Рейнскую область. Это была чистая авантюра, Гитлер рисковал буквально всем – французские войска, расквартированные на франко-германской границе, не оставили бы мокрого места от трех немецких батальонов, что означало бы полный крах нацизма. Как говорил впоследствии в одной из своих застольных бесед Гитлер, «спасло нас мое непоколебимое упрямство и моя удивительная самоуверенность». Мемуаристы, тем не менее, утверждают, что фюрер страшно нервничал, у него просто тряслись поджилки при мысли о том, что Париж и Лондон дадут ему отпор. 7 марта, в день вторжения, Гитлер находился в своем специальном поезде на полпути к Мюнхену. Несмотря на громогласную речь о непризнании Локарнского договора в рейхстаге, он с тревогой ждал реакции Франции и Англии. Переводчик Гитлера Пауль Шмидт передает его слова: «48 часов после марша в Рейнскую зону были самыми мучительными (nerve-racking) в моей жизни. Если бы французы вошли тогда в Рейнскую зону, нам пришлось бы отступать, поджав хвост, поскольку имевшихся в нашем распоряжении военных ресурсов не хватило бы даже на слабое сопротивление». Наконец, ему доставили телеграмму, по прочтении которой он, по словам Шпеера, облегченно вздохнул: «Наконец-то! Король Англии не будет вмешиваться. Он держит свое слово». Это была депеша немецкого посла в Лондоне Леопольда фон Гоша (von Hoesch) о его беседе с Эдуардом VIII. Пресс-атташе посольства Фриц Гессе, подслушавший разговор, утверждает, что король сказал послу, что он послал за Болдуином и намерен заявить ему, что отречется, если Англия начнет войну с Германией.

Этим свидетельствам можно верить, а можно не верить. Однако непреложный факт состоит в том, что Великобритания отказалась поддержать Францию, а без этой поддержки французский генеральный штаб во главе с генералом Гамеленом решительно отказался начать боевые действия против немецких частей.

Оговоримся: сами по себе германофильские или даже пронацистские взгляды в тогдашнем британском обществе не могли считаться ни предосудительными, ни экстравагантными, ни маргинальными, ни тем более предательскими. Основатель Британского союза фашистов сэр Освальд Мосли был вполне респектабельным членом общества, одним из самых многообещающих молодых английских политиков; свой фашистский союз он организовал еще до победы нацистов в Германии, в октябре 1932 года. Идея войны с Германией не пользовалась успехом ни у широких масс, ни у правящего класса; «партия мира» была сильнее и влиятельнее «партии войны». Однако одно дело мода на нацизм или прагматические интересы лондонского Сити, не желающего потерять свои инвестиции в восстановление немецкой экономики, и совсем иное – нацистские симпатии короля в сочетании с его амбициями и опасными связями женщины, на которой он твердо намерен жениться.

Летом 1940 года Черчилль в разговоре с Болдуином признал, что ошибался, поддерживая Эдуарда. Много лет спустя Черчилль беседовал на досуге с лордом Бивербруком. Последний, по его собственным словам, заявил, что поскольку они ни разу в жизни не соглашались друг с другом, то в каждом случае один из них был прав. На это Черчилль ответил, что исключение составляет история с отречением – в тот раз ошиблись оба.

Оказалось, однако, что после отречения герцог Виндзорский стал едва ли не опаснее, чем до.

* * *

В октябре 1937 года герцог и герцогиня Виндзорские отправились с визитом в нацистскую Германию с официальной целью изучения положения рабочих в Третьем Рейхе. Британский посол в Берлине сэр Нэвилл Гендерсон получил указание Форин-офиса не принимать участие ни в каких мероприятиях, связанных с пребыванием Виндзоров, и направить на встречу дипломата низкого ранга. Из Берлина. Где они познакомились со всей нацистской верхушкой, Виндзоры направились в Дюссельдорф, затем в Лейпциг – повсюду герцога и герцогиню встречали толпы восклицаниями «Хайль Виндзор!» и «Хайль Эдвард!», а он щедро отвечал на приветствия нацистским салютом.

Наконец, 22 октября автомобильный кортеж, сопровождаемый эскортом СС, достиг Берхтесгадена, где располагалась самая впечатляющая резиденция Гитлера – альпийское «Орлиное гнездо». Хозяин встречал гостей на пороге дома. Содержание беседы Гитлера и герцога неизвестно. Отчет, найденный в бумагах немецкого МИДа, остается секретным. В 1966 году герцог вспоминал: «Он (Гитлер. – В. А.) внушал мне, что красная Россия – единственный враг, и что британским, равно как и европейским интересам, отвечает позволить Германии нанести удар на востоке и сокрушить коммунизм навсегда». После беседы был накрыт вечерний чай, а затем гости направились к выходу. Один из немногих сопровождавших их журналистов, корреспондент «New York Times», написал, что «герцогиня находилась под явным впечатлением от личности фюрера, а он давал понять, что они стали друзьями, прощаясь с ней с подчеркнутой нежностью».

Когда Виндзоры уехали, фюрер обернулся к переводчику Шмидту и сказал: «Из нее выйдет хорошая королева».

Надежда на возвращение престола стала навязчивой идеей герцога и герцогини.

Они поселились в Париже. После вторжения немецкой армии во Францию в мае 1940 года Виндзоры переехали на юг страны, но бежали они не от немцев, а от англичан: Черчилль настаивал на их немедленном возвращении на Британские острова. Супруги справедливо подозревали, что прогневали премьера своим явным коллаборационизмом. Британский генеральный консул в Ницце не смог уговорить их отправиться на английском торговом судне в Гибралтар, и супруги направились в Испанию.

Между Черчиллем и герцогом, через британское посольство в Мадриде, состоялся оживленный обмен телеграммами, большая часть которых остается секретными до 2016 года. «Сухой остаток» этих посланий состоит в том, что Черчилль убеждал Виндзора вернуться как можно скорее в Англию, а герцог ему отвечал, что не получил гарантий и заверений, о которых просил. Иными словами – он не получил иммунитета от уголовного преследования. (Слухи о том, что он будет арестован немедленно по прибытии в Англию, широко распространились и даже попали в газеты.) «Его королевское высочество, писал премьер-министр британскому послу в Мадриде Сэму Хоару, – имеет высокое воинское звание (генерала. – В. А.), и отказ подчиняться прямым приказам существующего военного командования создаст серьезную ситуацию. Я надеюсь, необходимости в таких приказах не появится. С предельной настоятельностью я настаиваю на немедленном исполнении желаний правительства».

Наконец, уступая неослабевающему давлению Лондона, 2 июля Виндзоры направились в Португалию. Черчилль счел за благо не требовать прибытия герцога в Англию, а назначить его губернатором Багамских островов с тем, чтобы удалить его подальше от воюющей Европы. Параллельно в Берлине разворачивался сюжет, многократно изложенный впоследствии как попытка похищения Виндзоров.

Виндзоры поселились в доме, который подыскал им британский посол в Лиссабоне – это была вилла португальского банкира Рикардо до Эспириту Санто-и-Силва (Ricardo do Espiritu Santo y Silva) с пугающим названием Boca di Inferno – «Уста Ада». С хозяином немедленно связалось немецкое посольство, и тот нанял для обслуживания высоких гостей дворецкого-японца, давнего агента Абвера. В свою очередь Черчилль читал всю немецкую дипломатическую переписку, коды которой были к тому времени успешно взломаны.

Вскоре немецкий посол Хойнинген-Хуене (Hoyningen-Huene) докладывал из Лиссабона, что герцог «намерен оттягивать свой отъезд на Багамские острова как можно дольше, по крайней мере, до начала августа, в надежде на благоприятный для себя поворот событий». Таким благоприятным поворотом герцог, по-видимому, считал возможность мирных переговоров, в которых он рассчитывал сыграть выдающуюся роль. «Он убежден, – продолжал посол, – что если бы он оставался на троне, этой войны можно было бы избежать, и охарактеризовал себя как твердого сторонника мирного урегулирования с Германией… Герцог уверен, что продолжительные жестокие бомбардировки подвигнут Англию к заключению мира».

Риббентропа осенило: герцога надо уговорить игнорировать назначение на Багамы и оставаться в Европе, в одной из дружественных Германии, но при этом нейтральных стран – например, Испании или Швейцарии.

«При случае, – писал он в своей телеграмме в посольство в Мадриде, – герцога следует поставить в известность, что Германия стремится к миру с английским народом, однако этому мешает клика Черчилля и что было бы хорошо, если бы герцог был готов к дальнейшим событиям. Германия намерена всеми силами заставить Англию заключить мир, а когда это произойдет, будет готова удовлетворить любые пожелания герцога, особенно касающиеся намерения герцога и герцогини вернуться на английский трон. Если у герцога имеются иные планы, но он готов сотрудничать в установлении добрых отношений между Германией и Англией, мы готовы предоставить ему и его жене такое материальное обеспечение, которое позволит ему, будь то в качестве частного лица или в любом другом положении, вести образ жизни, соответствующий королевскому достоинству». К этой инструкции Риббентроп присовокупил сообщение некоего швейцарского информатора о том, что английская разведка расправится с ним при первой же возможности – скорее всего, по прибытии на Багамы.

По настоянию немецкого посла в Мадриде Шторера испанцы направили в Португалию старого друга герцога, лидера мадридской Фаланги, Мигуэля Примо де Риверу, который быль уверен, что действует исключительно от имени своего правительства. Посланец должен был пригласить Виндзоров вернуться ненадолго в Испанию перед отъездом на Багамы, поскольку министр внутренних дел Рамон Серрано Суньер (Ramone Serrano Suňer) желает обсудить с герцогом испано-британские отношения, а также сообщить ему кое-какую важную информацию, касающуюся его лично. Суньер в свою очередь должен был предупредить герцога об опасности, угрожающей его жизни, и предложить воспользоваться гостеприимством и финансовой поддержкой испанских властей.

Ривера, однако, вернулся в Мадрид с пустыми руками. Как докладывал в Берлин 16 июля посол Шторер, «Он (герцог. – В. А.) поставлен в известность о назначении губернатором Багам холодным и категоричным письмом Черчилля, который предписывает ему без малейшей задержки немедленно отбыть к месту службы. В том случае, если он отказывается принять назначение, Черчилль угрожает ему военным трибуналом».

Драматизм исторического момента состоял в том, что, разгромив Францию, Гитлер не имел никакого плана военной кампании против Англии – он был абсолютно уверен в том, что Лондон пойдет на мирное соглашение. 19 июля он выступил с предложением о мире в рейхстаге. «Я не вижу причины, почему эта война должна продолжаться», – сказал фюрер. Спустя час радио ВВС передало в ответ английское «нет». Акции герцога Виндзорского немедленно подскочили. В новой секретной телеграмме Шторер писал: «Когда он (Ривера. – В. А.) посоветовал герцогу не ехать на Багамы, а вернуться в Испанию, поскольку герцога, вероятно, попросят сыграть важную роль в политике Англии и попытаются возвести на английский престол, как герцог, так и герцогиня не могли скрыть своего изумления. Оба ответили, что, согласно английской Конституции, после отречения это невозможно. Когда эмиссар конфиденциально пояснил им, что ход войны может привести даже к изменениям в английской Конституции, герцогиня глубоко задумалась».

* * *

Утром 20 июля бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг явился в имперское Министерство иностранных дел по вызову Риббентропа. «Вы, конечно, помните герцога Виндзорского?» – спросил министр после обмена приветствиями. Шелленберг объяснил, что не имел чести быть представленным. «У вас есть на него какие-нибудь материалы?» – задал Риббентроп новый вопрос. Шелленберг сказал, что не готов ответить. «Ну а что вы сами о нем думаете? – не отставал Риббентроп. – Как вы его оцениваете в качестве, скажем, политической фигуры?» Шелленберг сознался, что для такой оценки недостаточно знаком с предметом, но добавил, что британцы, по его мнению, урегулировали ситуацию с отречением разумно. «Мой дорогой Шелленберг, – огорчился Риббентроп, – у вас совершенно превратный взгляд на эти вещи, равно как и на истинную причину отречения…» И министр изложил Шелленбергу план, для осуществления которого последнему предстояло отправиться на Пиренейский полуостров. В заключение беседы он снял трубку телефона и велел телефонисту соединить его с фюрером. Шелленбергу он вручил наушник. Гитлер подтвердил, что санкционирует операцию и со своей стороны добавил: «Шелленбергу следует особо иметь виду важность точки зрения герцогини и постараться во что бы то ни стало заручиться ее поддержкой. Она пользуется огромным влиянием на герцога».

25 июля «юнкерс» Шелленберга приземлился в Мадриде. К этому времени Виндзоры приняли окончательное решение не ехать на Багамы, которые герцогиня называла «Святой Еленой 1940 года», а поселиться на юге Испании. Согласно плану, герцог и герцогиня должны были отправиться на горный курорт близ испанской границы, отправиться на прогулку и, «по недосмотру» одного из секретарей нечаянно оказаться на испанской территории в условном месте, где их будет ждать «случайно» оказавшийся там Ривера, который пригласит их в свое расположенное неподалеку поместье.

Герцог, однако, продолжал колебаться. Британское судно «Экскалибур» (Excalibur), на котором Виндзоры должны были отправиться на Багамы, отплывало из Лиссабона 1 августа. На помощь Шелленбергу в Португалию прилетел его начальник Рейнхард Гейдрих, а затем еще более высокопоставленное лицо, закодированное псевдонимом «Виктор». Одна из теорий (не будем утомлять читателя аргументами в ее пользу) гласит, что под этим псевдонимом скрывался Рудольф Гесс. Бо́льшими, чем заместитель фюрера, полномочиями обладал лишь сам фюрер. 28 июля состоялась встреча герцога с «Виктором», результатом которой стал некий план из семи пунктов (вероятно, мирный план для Великобритании). В конечном итоге, однако, герцог попросил 48 часов на размышление. «Виктор» тотчас отбыл в Берлин, оставив Гейдриха и Шелленберга дожидаться ответа.

В тот же день герцог сказал Шелленбергу, что он ждет гостя из Лондона. Гостем этим был Уолтер Монктон, бывший советник Эдуарда, незадолго перед тем назначенный министром информации. Монктону удалось убедить герцога в том, что Багамы – наилучшее решение, что на островах ему не угрожает абсолютно никакая опасность, что британское правительство не имеет намерения наказывать герцога за коллаборационизм, а главное, что надежды Гитлера на мир с Англией тщетны – Англия будет сражаться до победы. И герцог покорился.

Узнав об окончательном решении Виндзоров, Риббентроп направил телеграмму послу в Лиссабоне с последним напутствием герцогу, которое должен был передать ему Санто-и-Сильва, хозяин виллы: «В сущности, Германия хочет мира с английским народом. На пути к этому миру стоит клика Черчилля…» Далее Риббентроп повторял, что Берлин готов исполнить любое желание герцога и герцогини. В ответном послании посол писал, что герцог в разговоре с Санто-и-Сильва «отдал должное стремлению фюрера к миру, которое он всецело разделяет… Обращенный к нему призыв сотрудничать в установлении мира он воспринял с радостью. Однако в настоящее время он обязан следовать официальным приказам своего правительства. Неповиновение может преждевременно открыть его намерения, вызвать скандал и подорвать его авторитет в Англии. Он также убежден, что для него пока преждевременно выходить на передний план, поскольку еще не существует признаков, что Англия готова к сближению с Германией. Однако, как только в стране изменятся настроения, он будет рад немедленно вернуться. Для этого существуют две возможности. Либо Англия обратится к нему, что он считает вполне вероятным, либо Германия выразит желание вступить с ним в переговоры. И в том, и в другом случае он готов на любые жертвы личного порядка и предоставит себя в распоряжение обстоятельств, пренебрегая малейшими личными амбициями. Он готов поддерживать постоянную связь со своим хозяином (хозяином дома в Лиссабоне. – В. А.) и даже согласовал с ним пароль, получив который немедленно вернется».

13 сентября 1940 года во время дневного немецкого налета на Лондон прицельному бомбометанию подвергся Букингемский дворец. Messerschmitt 110 оторвался от эскадрильи, «нырнул» над Трафальгарской площадью, пролетел над аркой Адмиралтейства и на бреющем полете и огромной скорости пролетел вдоль ведущего к дворцу Молла, едва не задевая за верхушки деревьев и подняв вихрь опавших листьев. На другом конце Молла, в одной из комнат Букингемского дворца, Георг VI и королева Елизавета стоя наблюдали в окно за налетом. Вместе с ними был Алек Гардинг, в свое время напугавший короля Эдуарда последствиями его упрямства. Самолет летел прямо на них, заставляя вибрировать и дребезжать оконные стекла. Две сброшенные им бомбы разорвались в 30 ярдах от монаршей четы. Третья угодила в часовню, убив рабочего. Еще две упали на землю, но не взорвались. Не взорвалась и единственная бомба, попавшая в здание дворца.

Весной 1945 года на юге Германии, оккупированном американскими войсками, появился сотрудник британской разведки MI5 Энтони Блант. Его сопровождал королевский библиотекарь Оуэн Моршэд (Owen Morshead). Блант прибыл с деликатной миссией: он должен был найти и доставить в Лондон документы, касающиеся связей герцога Виндзорского с главарями Третьего Рейха. Добравшись до замка принца Филиппа Гессенского «Фридрихсхоф» в горах Таунус (юго-восточная часть Рейнского Сланцевого горного массива), посланцы короля убедились в том, что имение занято частью Третьей армии генерала Паттона, а его владелец взят под стражу как видный деятель нацистского режима. Семейство принца американцы выселили в маленький домишко в близлежащей деревне.

Блант предъявил американскому военному коменданту замка свои документы и потребовал доступа к личным бумагам Филиппа Гессенского, утверждая, что они являются собственностью британской королевской семьи (Ландграфы Гессен-Кассельские действительно состояли в родстве с британскими монархами – к этому дому, в частности, принадлежала последняя русская императрица, внучка королевы Виктории, Александра Федоровна, в девичестве Алиса Гессенская. По странному совпадению, за штурвалом «мессершмитта», бомбившего Букингемский дворец, находился младший брат Филиппа Кристоф Гессенский, погибший в воздушном бою над итальянскими Альпами в октябре 1943 года.) Американский офицер, однако, не пожелал вникать в тонкости королевской генеалогии и не признал полномочий Бланта.

Но визитеры на этом не успокоились. Они направились в деревню и встретились с матерью арестованного принца, которая снабдила их письмом к прислуге с распоряжением предоставить англичанам нужные документы. Блант и Моршэд вернулись к замку под покровом ночи и проникли в него тайно. Они быстро нашли бумаги, уложили их в два ящика и тотчас покинули «Фридрихсхоф», стремясь как можно скорее добраться до британской оккупационной зоны. Неделю спустя документы были доставлены в Виндзорский замок, после чего их больше никто не видел.

В 1963 году Блант был разоблачен как агент Москвы. В обмен на иммунитет от уголовного преследования он дал показания и продолжал пользоваться покровительством королевы-матери, вдовы Георга VI, вплоть до своей смерти в марте 1983 года.

* * *

Герцог и герцогиня Виндзорские оставались на Багамах до конца войны. Эдвард кончался в 1972 году. Уоллис приняла участие в церемонии погребения и по приглашению королевы останавливалась в Букингемском дворце. До своей смерти в 1986 году в возрасте 86 лет она вела уединенный образ жизни в Париже. В последние годы была прикована к одру болезни. Похоронена рядом с мужем на королевском кладбище Фрогмор. В апреле 1987 года в Женеве на аукционе Sotheby's за 50 миллионов 281 тысячу 887 долларов были проданы драгоценности герцогини, среди которых были уникальные предметы, принадлежавшие бабке герцога Виндзорского супруге Эдуарда VII королеве Александре. Дом Виндзоров в Булонском лесу принадлежит ныне известному коммерсанту Мохаммеду Аль-Файеду. В нем не раз останавливались покойный сын коммерсанта Доди Аль-Файед с покойной же принцессой Дианой Уэльской.

^{«Шутник» принц Гарри на первой странице популярного британского издания The Sun}