Текст книги "За светом идущий"

– Ах, Костя, – говорил Тимофей, – кабы еще раз на свет родиться, все с самого начала не так бы делать начал и не к тому бы концу пришел.

– А как бы, Тимоша? – спрашивал Костя, и в глазах друга Анкудинов видел все еще живой интерес, будто не плаха их ждала – воля.

– Поднял бы я холопов и всех гонимых и мучимых, а не бегал бы за войском от короля к султану и от гетмана к королеве. Не той дорогой шел я, Костя. И не по той дороге тебя за собою вел.

– Знать бы! – вздохнув, отвечал Костя, и Тимофей слышал в словах его не укор – сожаление.

– Не пропало бы только все, что выстрадано нами, – говорил Тимофей. – Кто-то другой, что все равно придет за нами, пусть идет иной дорогой. Пусть беды наши, и горе, и казни будут ему уроком.

И Костя говорил:

– А как же не придет? Непременно придет. Ведь после смерти только нас не станет, а все иное останется. Останутся и бедные, и сирые, и голодные, и обиженные. И стало быть, найдутся всем им защитники.

Ненадолго забывались они в тяжком сне, а просыпаясь, вспоминали все, что было с ними, и даже улыбались порой, хоть и нестерпима была боль во всем теле – от обожженных огнем подошв до вывернутых в плечах суставов.

А потом пришел к ним поп для предсмертного покаяния и причастия.

Костя заплакал и, не глядя на друга, стал каяться и просить духовного отца молиться за него, грешного. А Тимофей, сузив глаза, сказал тихо:

– После того, что видел я и что сделали со мной братья твои во Христе, чем можешь напугать меня?

– Вечными муками, – сказал поп.

– Вечные муки устроили вы на земле, – сказал Тимофей. – Смерть, хоть и лютая, избавление от них.

– Еретик! – воскликнул поп. – Воистину говорю: будет тебе анафема!

– Тимоша! – крикнул Костя. – Покайся, спаси душу! Покайся!

Тимофей отполз в угол и застыл немо.

Поп ждал. Тихо подошел он к искалеченному узнику.

– Уйди, сволочь! – крикнул Анкудинов и плюнул кровавой слюной в бороду утешителю.

И наступила их последняя ночь.

В подвале было темно и холодно, как в вырубленной во льду могиле. Чтобы стало хоть немного теплее, Тимофей и Костя прижались друг к другу и дыханием своим пытались согреть один другого.

Потом Тимофей прошептал:

– Много книг прочитал я, Костя. А запомнил немногое. Но что запомнил, то как гвозди в памяти моей. И более всего – с детства, от отца Варнавы.

И оба вспомнили одно и то же: Вологду, мост через речку, косые кресты на расплывшихся бугорках могил, старого дьячка, что выучил их письму и чтению и, несмотря на то что сам был не больно грамотен, не уставал повторять им притчи о пользе мудрости и учения.

Костя, вспомнив Варнаву, произнес тихо и назидательно, подражая и манере, и голосу их первого учителя.

– А еще, чада, сказано царем Соломоном: «Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум, потому что это лучше приобретения серебра, и прибыли от мудрости больше, чем от золота». Им же сказано: «У меня, – сиречь у премудрости, – совет и правда. Я – разум, и у меня – сила. Любящих меня я люблю, и ищущие меня – найдут меня».

Но Тимофей не поддержал попытки друга отвлечь их обоих от невеселых мыслей и проговорил печально:

– Ищущие уже нашли нас, и никакая премудрость уже не поможет нам, Костя.

– Ладно, Тимоша. Чему быть – того не миновать. Попробуем уснуть – нелегкий день ожидает нас. Последний путь надобно пройти твердо.

И, лежа в темноте, вспоминал Тимофей, как началось все это, и как шло, и как, идя за светом, пришел он к конечному своему рубежу и последнему пристанищу.

Всего тридцать шесть лет прожил он, но много пережил, много перевидал и много передумал.

И когда перед взором его встала прошедшая жизнь, он стал перетряхивать ее, как трясут бабы муку в решете, просеивая чистую и выбрасывая сор и полову.

«С чего началось все это? – думал Тимофей, мучительно напрягая ум и память. – С чего?» И вспомнил: конюшня во владычном дворе, посапывающий Игрунок и печальный пастырь Варлаам, спрашивающий: «Нешто есть где такая страна – Офир?» А затем всплыл в его памяти Леонтий Плещеев. Трясущимися руками устанавливал он на окне зрительную трубу и шептал громко, страстно: «Острологикус – вот истинное учение, вот – истина!» Но, перебивая его, кричали Тимоше хором веселые гулевые люди: «В вине и радостях жизни – истина!» А рядом плыл перед глазами скорбный лик друга и оберегателя, дьяка Ивана, и бескровные губы его шептали: «В латынских странах, у кальвинистов и люторей – истина». Но, безмолвно споря с ним, глядел на Тимошу безумными очами Феодосий и не шептал – кричал: «У социниян – истина! У социниян!»

И выступали из тьмы один за другим гетман Хмельницкий и бравые казацкие есаулы и, хитро щуря глаза, покручивая усы, многозначительно похлопывали по серебряным и золотым рукоятям сабель – вот-де она, истина.

И безмолвною толпой стояли позади них казаки и мужики с рогатинами и пиками – всевеликое бунташное малороссийское войско и вместе с ними – псковичи, призывавшие Тимофея в свой город, и белозубый кареглазый Иван Вергуненок, и болезненный, маленький Александр Костка – и у каждого из них была своя правда, которую каждый из них почитал истиной.

«Всю мою жизнь, – подумал Тимофей, – я шел за истиной, а она сколько раз показывалась мне, столько же раз и пропадала. И снова показывалась, и снова исчезала, как оборотень. И наверное, нет ее, истины, а нужно всю жизнь искать ее и гнаться за ней, а она всегда будет где-то впереди, манить тебя, и звать, и уходить все дальше и дальше, а погоня за нею и есть истина».

Близко перед рассветом отворилась дверь, и в темницу вошел маленький, почти бесплотный старик в рясе до пят, с бородой до пояса, в камилавке, надвинутой на брови.

«Варнава», – узнал Тимофей. Он хотел сесть, но старик положил на плечо ему сухую, легкую руку.

– Лежи, чадо мое возлюбленное, – тихо проговорил Варнава. – Собирай остатнюю силу, дюже сгодится она тебе вскоре.

И второю рукой нежно провел по волосам ему.

– Совсем седым стал ты, чадо, – произнес Варнава, и Тимофей услышал в голосе у него слезы.

И Тимофею пришли на память стихи песнопевца Давида, и он, слабо улыбнувшись, сказал:

– Не чаял я, отче, увидеть тебя здесь перед погибелью моей. Помнишь, отче, читал ты мне… Или не ты это читал? Да, впрочем, нет в том никакой разницы. «Исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня. Сердце мое поражено и иссохло, как трава… Не сплю и сижу, как одинокая птица на кровле. Всякий день поносят меня враги мои. Я ем пепел, как хлеб, и питье мое растворяю слезами. Душа моя насытилась бедствиями, и жизнь приблизилась к преисподней. Я сравнялся с нисходящими в могилу. Я стал, как человек без силы, брошенный между мертвыми».

– Милый сердцу моему, – ответил Варнава, – разве только это говорил царь Давид? Сказано же в псаломе восьмом: «Что есть человек? Немного ты, господи, умалил его перед ангелами – славою и честью увенчал его; поставил его владыкою над делами рук твоих, все положил под ноги его». И разве не таким человеком был ты, Тимоша?

– Если это так, отче, почему я здесь, а недруги мои на воле, в пирах и неге?

– Сказано: «Через меру трудного для себя не ищи и, что свыше сил твоих, того не испытывай».

– И это все, отче?

– Нет, чадо мое, не все. Сказано также в книге Екклезиаста: «И обратился я и видел под солнцем, что не проворные побеждают в беге, не храбрым достается победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их. Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них».

– Значит, время наше такое, отче?

Варнава опустил глаза.

– Повсюду ходят нечестивые, ибо ничтожные из сынов человеческих возвысились. И эти ничтожные не знают и не разумеют и ходят во тьме. И проповедуют то, во что уже давно не верят. И нет никого, кто бы бедного заступил. И нет никого, кто бы согрел сироту, и помог вдове, и восстал ради страдания бедных и воздыхания нищих, ибо богатые и нечестивые отобрали у бедных и праведных и надежду, и силу, а хуже всего – разобщили их и душат поодиночке, натравляя на них безумных и простодушных.

Варнава умолк и неспешно пошел к двери.

Тимофей проводил его глазами, но не заметил, как старец переступил порог, и не слышал, как растворилась и затворилась дверь.

Он не то спал, не то бодрствовал, когда во мрак и смертный холод подвала вошли люди с оружием и фонарями.

– А ну вставайте! – крикнул начальный из них громко и грубо, и Тимофей с Костей, поддерживая друг друга, поднялись и шатаясь побрели в серый просвет двери.

…Было раннее утро 31 декабря 1653 года. В зыбких и холодных предрассветных сумерках чернели сани с установленной в конце перекладиной. На Тимофея и Костю надели сотканные из черного рядна балахоны. Тимофея возвели на сани. Чтобы не упал, руки привязали к перекладине. Косте накинули на шею веревку и босого погнали по снегу вслед за санями. Рядом с Тимофеем с двух сторон встали палачи. На красные их рубахи были накинуты легкие кожушки.

Кони дернули, сани покатились.

Тимофей глубоко вдохнул свежий холодный воздух. По Москве начинали перекликаться охрипшие на холоду петухи. Тимофей вскинул голову. С края на край неба тянулась широкая звездная полоса Млечного Пути. Чуть розовел край неба, и в глубокой темной синеве начинал тонуть золотой месяц. Тимофей вспомнил: небо, и звезды, и месяц, и радостный петушиный крик. И вспомнил себя – маленького, счастливого, бегущего от сарая к дому. И перед глазами его встали муравьи – два красных и один черный. И живой явью увидел он себя, сильного и справедливого, не давшего двум красным одолеть одного – черного.

И вспомнив, повел глазами.

Палачи, сбросив кожушки, стояли возле него в красных рубахах. А он, в черном рядне, распятый, стоял меж ними, и не было никого, кто мог бы помочь ему.

Ранние белые дымы тянулись в небо. Редкие прохожие, увидев страшные сани, срывали с голов драные шапки и треухи, испуганно тараща глаза и мелко, быстро крестясь. Лица у всех были невеселые, и в памяти у Тимоши всплыло: «И помрачатся смотрящие в окно». «Откуда это? В какое окно?» – подумал он, удивляясь и понимая, что совсем не ко времени вспомнилось все это. Но память, независимо от него, вдруг стала нанизывать одну на другую строки из какой-то книги.

И Тимоша, закрыв глаза, беззвучно, одними губами, стал шептать: «И помрачатся смотрящие в окно, ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его на улице плакальщицы – доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем…»

Сани остановились. Тимоша открыл глаза и, поглядев вперед, увидел высокий деревянный помост. Но прежде чем сойти с саней и подняться по ступеням, сухими и ласковыми, испрашивающими прощения глазами взглянул на друга своего Костю и, не чувствуя боли, пошел обожженными ступнями наверх, к черной плахе с воткнутым в нее топором.

ЭПИЛОГ

В один из зимних дней 1661 года в Кремле, в толпе, стоявшей у патриаршего собора, появился статный молодой мужик с курчавящейся бородкой. Из открытых дверей доносилось благолепное, ангелоподобное пение и грозный левиафанов рык протодьякона: «Подьячему Новой Четверти – Тимошке Анкудинову – анафема!» Наклонившись к седовласому, ясноглазому, по всему видать, книжному человеку, спросил мужик тихо:

– Кто таков Анкудинов?

– Великий еретик! – ответил старец.

А мужик спросил снова:

– И все же за что его так-то – анафеме?

– Нешто не знаешь, сколь уже лет анафемствуют Тимошку, злого еретика, продавшего и церковь, и государя, и именовавшего себя – облыжно – князем Шуйским.

Мужик, тряхнув кудрями, спросил снова:

– Ты, дедушка, не гневись – издалека я, с Соловков иду, а сам с Дону и всего того, о чем ты баишь, не ведаю.

– А пошто это тебе, парень?

Мужик весело блеснул ровными, крепкими зубами.

– Любопытен я, дедушка, до всего, что вижу.

– А как звать-то тебя, любопытный?

– Стенькой, – ответил мужик. – А по батьке – Разей.

– По-московски, значит, будет Разин, – сказал старик.

– По-московски – Степан Тимофеев Разин, – согласно подтвердил парень.

И встал, отринутый богом и земными властями, Тимофей Демьянов сын Анкудинов в ряд с ворами и ересиархами, от имен которых в смертном страхе обмирало не одно сердце, ибо перед ним поминали первого самозванца – Гришку Отрепьева, а сразу же за ним вероучителя раскола протопопа Аввакума.

А через несколько лет следом за ним шел Стенька Разин, а потом и Ивашка Мазепа, и Емелька Пугачев – позор и бессмертная слава России. А он, Тимофей Анкудинов, не стал славой России, но не стал и ее позором. Он не был Разиным, но не был и Мазепой. Он шел за светом и хотел рукою коснуться истины. Он умер задолго до рассвета, не в сумерках даже – в глубокой тьме.

Он хотел познать истину, чтобы истина сделала его свободным, а он, принеся ее людям, сделал бы свободными и их. И разве не был он горящей свечой на крестном пути рода человеческого к истине?

СЛОВАРЬ ИСТОРИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ,
ИНОСТРАННЫХ И УСТАРЕВШИХ СЛОВ

Ага (тюркск.) – господин, военачальник.

Агаряне – в народных сказах турки и вообще мусульмане.

Алтын – русская мелкая монета достоинством в три копейки.

Аргамак (тюркск.) – верховая лошадь восточной породы.

Ариане – последователи учения священника Ария из Александрии, признанного ересью.

Архиерей, или епископ, – священнослужитель высокого ранга. Управлял церковным округом – епархией. Имел право суда над священниками и верующими в вопросах веры.

Багатур, батыр (тюркск., монг.) – в фольклоре богатырь, витязь, а также звание, дававшееся за военные заслуги.

Башибузук (тюркск.) – солдат нерегулярных частей турецкого войска, иносказательно – головорез, разбойник.

Бахус – бог растительности, вина и веселья в Древнем Риме.

Бек (тюркск.) – первоначально титул племенной знати, впоследствии – господин.

Божедомы – нищие, живущие подаянием. Просили милостыню чаще всего на папертях церквей – божьих домов.

Бражник – пьяница (от слова «брага» – род пива).

Братия (собир.) – монахи одной общины или одного монастыря.

Брашно (ст.-сл.) – пища, еда, яства.

Бунчук (тюркск.) – конский хвост, привязанный к древку, – знак власти турецкого паши, а также казачьих атаманов, украинских и польских гетманов.

Валахия, Волошская земля – историческая область на юге современной Румынии.

Ведовство – колдовство, ворожба.

Ведьмин сглаз – по поверью, ведьма могла сглазить, навести порчу, то есть напустить на человека или животное болезнь и даже смерть, только взглянув на него.

Венера – богиня любви в Древнем Риме.

Версификоваться – спорить, доказывать правоту.

Вершник – всадник, верховой.

Вершок – старая мера длины, равная 4,4 см.

Ветхий завет – древнейшая, дохристианская часть Библии.

Взыскать – наградить, обласкать.

Видок – очевидец, свидетель. В отличие от него свидетель, слышавший что-либо, назывался послухом.

Волохи – жители Валахии (см.: Валахия).

Волхование – колдовство, ворожба, то же, что и ведовство.

Воровство – разбой, мятеж.

Вор – разбойник, мятежник. (Человек, укравший что-либо, назывался татем, а кража – татьбой.)

Воротники – воины, охраняющие ворота города или крепости.

Всуе – напрасно, попусту.

Выя – шея.

Гайдук (венг.) – слово имело несколько значений: легковооруженный пехотинец, повстанец-партизан против турецкого владычества, вооруженный слуга.

Геенна – ад.

Гиль – смута.

Гиперборейские пустыни (греч.) – северные пространства. Борей – бог северного ветра.

Гиперборейский Цезарь (гр.-лат.) – владыка северных пространств (см. предыдущий термин).

Гонор (лат.) – достоинство, честь.

Гораздо – очень, намного; иногда в значении «хорошо».

Гражане – граждане.

Гридница – часть дворца, в которой жила княжеская дружина, затем – столовая палата, комната больших размеров.

Гугеноты – сторонники учения богослова и реформатора церкви Кальвина во Франции, французские протестанты.

Гяур (турецк.) – неверный, немусульманин.

Деиисусный чин – иконы верхнего ряда иконостаса в православной церкви.

Державца (польск.) – владетель.

Детинец – центральная часть русского города, обнесенная стенами, кремль.

Друкарь (польск.) – типограф.

Дуван (турецк.) – воинская добыча.

Думный дьяк – чиновник Боярской думы, составлявший и правивший проекты решений Боярской думы и царских указов.

Дьяк – крупный государственный чиновник в приказах и больших городах Руси.

Еллинская земля – Греция; еллины (эллины) – греки.

Ендова – большая чаша для вина.

Ересиарх – основатель ереси, религиозного учения, расходящегося с господствующей религией.

Жолнёр (польск.) – воин.

Заводчик – заводила, инициатор какого-либо неугодного властям дела. Чаще всего тот, кто подбивал людей к непослушанию и бунту.

Загонова шляхта (польск.) – мелкопоместные дворяне, разорившиеся мелкие помещики, жившие из милости в имениях крупных помещиков.

Закоморный жилец – зависимый от хозяина работник.

Замятня – бунт, мятеж, непокорство.

Затинщики – русские воины, обслуживавшие крепостную артиллерию.

Зелье (ст.-сл.) – отвар, настой; хмельное зелье – вино.

Зрадца (польск.) – изменник, предатель.

Иса – турецкое соответствие имени Иисуса Христа.

Истамбул (тюркск.), Константинополь (греч.), Царьград – разные названия столицы Оттоманской империи. Ныне этот город называется Стамбул.

Кальвинист – последователь Кальвина – протестантского богослова и реформатора церкви.

Камень – старинное русское название Уральских гор.

Камень-електрон (греч.) – янтарь.

Капудан-паша (турецк.) – адмирал, командующий флотом.

Кат – палач.

Каторга – гребное судно.

Кафа – название города Феодосии в Крыму в XIII-XVIII вв.

Каштелян (польск.) – начальник административного округа.

Келейник – монах или послушник, живущий в одной или соседней келье с лицом высокого духовного сана и прислуживающий ему.

Кизылбашский – персидский.

Кир (греч.) – владыка, господин.

Киса – кошелек.

Кистень – вид оружия, гиря в виде шара на ремне, надеваемом петлей на руку.

Конфидент – доверенное лицо, советник.

Кружало – кабак.

Куранты (франц.) – часы.

Латыне – католики (богослужения у католиков ведутся на латинском языке).

Левиафан – в Библии огромное морское чудовище.

Люторе – лютеране. Последователи Мартина Лютера – протестантского богослова, реформатора церкви, основателя протестантизма.

Лядунка – сумка для патронов и пороха у всадников.

Маалим (тюркск.) – учитель. Почтительная форма обращения к ученому человеку.

Маетность (польск.) – имение, имущество.

Мазар – могила мусульманского святого, обычно в виде мавзолея или склепа.

Майдан (араб.) – базар.

Медресе – мусульманская школа.

Мерской анъел – мерзкий ангел, дьявол. По библейской легенде, Сатана сначала был ангелом.

Митра – парадный головной убор высшего православного духовенства, из серебра или золота, усыпанный драгоценными камнями.

Монастырские трудники – крестьяне и ремесленники, работавшие в монастыре.

Мунтянская земля – восточная часть Валахии.

Муравль – каменщик.

Мыт – торговая пошлина.

Мытник – сборщик торговых пошлин.

Наборзе – быстро, спешно, скоро.

Наперсный крест – нагрудный крест. От старославянского «перси» – грудь.

Неофит – новообращенный, недавно уверовавший во что-либо.

Нобиль (лат.) – благородный, знатный.

Новый завет – поздние, христианские, книги Библии.

Нукер (монг.) – конный воин, слуга, телохранитель.

Нятство – плен, заточение.

Обретаться в нетях – быть неизвестно где, быть в бегах, скрываться от чего-либо.

Овый – тот.

Окольничий – близкий к царю служилый человек, выполнявший различные поручения царя. Окольничие назначались воеводами, сидели в думе и приказах, принимали участие в посольствах.

Опила – немилость, гнев царя.

Ордонанс (франц.) – королевский указ.

Офеня – бродячий мелкий торговец.

Офир, земля Офир. – В Библии – страна, в которую отправлялись морские экспедиции за золотом, слоновой костью и др. В живом языке слово «Офир» означало сказочную землю, полную изобилия.

Паны-рада (польск.) – совет магнатов в Речи Посполитой – в Польше и Литве.

Паны-электоры – паны-избиратели, магнаты, участвовавшие в выборах короля.

Паче – более, сверх (того), лучше (того).

Паша (турецк.) – титул высших военных и гражданских чиновников в Османской империи.

Пенжинское море – Охотское море.

Перст – палец.

Пищик – писец, писарь.

Подскарбий (польск.) – казначей.

Подыменщик – самозванец.

Подьячий – средний чиновник в приказах и воеводских избах.

Полтина, полтинник – пятьдесят копеек.

Полушка – самая мелкая русская монета достоинством в одну четверть копейки.

Порфироносец буквально: «носящий пурпур»; пурпурный – красный цвет, в древности считался цветом власти.

Поместник – то же, что и помещик.

Потентат (лат.) – вельможа, знатный человек.

Послух – свидетель, слышавший что-либо. В отличие от него свидетель, видевший что-либо, назывался видоком.

Постолы – грубая обувь из цельного куска кожи, стянутого сверху ремешком.

Починок – пашня или небольшое селение на вновь расчищенном месте.

Правеж – истязание по приговору или приказу.

Прапор – знамя.

Приказ – центральное административно-судебное учреждение на Руси.

Принципал – лицо, наделенное властью.

Причт – священники и церковнослужители, состоящие при храме.

Протори – убытки.

Ратман (нем.) – член городского совета.

Рез – процент, доля.

Ромеи – римляне.

Румелия, Румелийское бейлербейство – в административной системе Оттоманской империи округ, включающий южную Болгарию.

Русское море – Черное море.

Рынок – центральная площадь в польских городах.

Рядно – грубая ткань из оческов льна и пеньки.

Сажень – старинная мера длины, равная 2,134 м.

Сакма (тюркск.) – степная дорога, шлях.

Святая земля – Палестина – по библейскому преданию, место рождения, жизни и смерти Иисуса Христа.

Силяхтар (турецк.) – оруженосец турецкой армии.

Сипах (турецк.) – всадник турецкой армии.

Скоп – сборище.

Скуфья – шапка, жалуемая в виде отличия священникам.

Смута – мятеж, бунт.

Собинный – особенный, особый, особо близкий.

Стрелец – воин, служивший в русском стрелецком войске. Стрельцы в Москве охраняли Кремль, ходили на войну. В других городах несли гарнизонную и пограничную службу, выполняли поручения местных властей.

Студеный окиян – Северный Ледовитый океан.

Сулея – бутыль.

Сура (араб.) – глава в Коране.

Схизматики – раскольники, еретики. Схизматиками называли друг друга православные и католики, считая каждый только себя истинно верующим.

Съезжая изба – застенок, где содержались арестованные и производились наказания.

Телепень – нерасторопный человек, увалень, растяпа.

Толмач – переводчик.

Торговище, Тыргавиште – город на юге современной Румынии.

Украины – окраины государства, приграничные местности.

Универсал – воззвание.

Урус (тюркск.) – русский.

Фелюга, фелюка (исп.) – легкое, быстроходное парусное и гребное судно.

Фондук – крупная золотая монета.

Фортеция – крепость.

Xабара (укр.) – прибыль, барыш.

Xаким (тюркск.) – врач, мудрец.

Хвалынское море – Каспийское море.

Хиджра – переселение Мухаммеда и его сторонников а 622 году из Мекки в Медину. Начало мусульманского летосчисления.

Христовы невесты – монахини, посвятившие свою жизнь любви к Христу – «небесному жениху». Здесь: незамужние, овдовевшие женщины, старые девы-фанатички.

Хумбараджи (тюркск.) – артиллерист, пушкарь.

Цвинглиане – последователи протестантского богослова и реформатора церкви Ульриха Цвингли.

Чекмень – верхняя мужская одежда.

Черкасы – украинские казаки.

Черноризец – монах, носящий черную одежду, но не имеющий священнического сана.

Шабала, шебала (татарск.) – ветошь, лохмотья. Здесь в значении «дурная голова».

Шильник – плут, пройдоха, проходимец.

Шляхетство, шляхта (польск.) – дворянство.

Шляхтич (польск.) – дворянин.

Юрод, юродивый, блаженный – по народному поверью, ясновидящий, прорицатель, чаще всего отмеченный увечьем, уродством или психической болезнью.

Янычары-балтаджи (турецк.) – пехотинцы, несшие службу в султанском дворце.

Ярыга, ярыжка – низший служитель в приказах.