Текст книги "Красный бубен"

Глава пятнадцатая
СОБАКИ ЛОНДОНА

Из чего же сделаны наши мальчики?

Чей-то перевод, вероятно, с английского

– 1 —

Валерка вытащил из пачки беломорину и выдул табак в окно. Насыпал на ладонь травку, забил косяк, дунул и передал Эдику. Эдик затянулся и передал Шурику. Шурик затянулся и передал Ларисе. Лариса затянулась и передала опять Валерке. Валерка выпустил дым, затянулся и передал Эдику. Эдик хихикнул, затянулся, сделал пятку и передал Шурику.

– Хорошая, – сказал он, стараясь не выпускать изо рта дым.

– У-му, – сказал Шурик на вдохе и передал Ларисе.

– Гады вы все, – повернулся Коля Дуров. – Не могли дождаться, когда на ночевку встанем. – Он вел машину.

– Знаем мы этот прикол, – сказал Валерка. – Мы встанем, а ты ляжешь.

Все, кроме Коли, захохотали.

Коля выругался матом. И все опять захохотали.

Рок-группе «Собаки Лондона» друзья посоветовали съездить на гастроли в Тамбов. Посоветовал туда съездить известный тамбовский гитарист Чик, потому что в Тамбове, по его словам, можно было приобрести недорого хорошей травы. А кто же откажется от такого удачного приобретения? Экономия получалась серьезная. Рок-н-роллом в этой стране много не заработаешь. Это вам не Штаты. Один черт куда ехать – в Котлас или в Тамбов – ни там, ни там много не заплатят. Но в Тамбове, по крайней мере, можно купить дешевой травы. А в Котласе, в лучшем случае, огрести кренделей от местных и подцепить трипак.

Гастроли прошли нормально, без особенных приключений. Трава оказалась что надо и стоила, по московским меркам, полную ерунду.

Проехали указатель КРАСНЫЙ БУБЕН и долго смеялись этому смешному названию. Кто-то вспомнил выражение «Дать в бубен», и все опять захохотали.

– Ой, я не могу! – Лариска отвалилась на сиденье и заболтала в воздухе ногами. – Сейчас лопну!

– Давай, Колян, вон там сверни, – сказал Валера.

– Косяк сверни, – добавил Шурик и заржал.

Машина съехала с дороги, проехала по кустам и остановилась на поляне.

Музыканты вышли и поприседали, разминая затекшие конечности.

– Здесь и остановимся, – Коля огляделся. – Ты, Валер, за дровами. Эдик ставит палатку. Шурик с Ларисой занимаются жратвой.

– А ты чего?

– А я автосервис.

– Да на хрен они нужны! – сказал Валера и махнул рукой.

– Кто?

– Дрова.

– Для костра.

– Да ну. Бутербродов нарубимся – и спать.

– Палатка, я считаю, тоже не нужна, – сказал Эдик. – В машине переночуем. В ломы ставить…

– Гады вы! – Коля насупился. – Обкурились раньше времени, а теперь их ломает! В следующий раз, пока не остановимся и не сделаем чего надо, курить запрещается!

Все промолчали. Коля в группе считался за старшего. Творческий вклад его был не особенно какой, но с точки зрения организации – незаменимый человек. И если бы не Коля, они бы не смогли зарабатывать ни копейки.

– 2 —

Валерка пошел за дровами. Эдик вытащил из багажника палатку и долго пытался ее в темноте поставить. Но палатка ставиться никак не хотела и всё время падала.

Шурик и Лариса, не спеша, резали колбасу и шутили по этому поводу. Шурик приставлял себе колбасу и говорил:

– Он, кажется, стал покороче на пару колец. Я умоляю тебя, Лариска, режь потоньше, а то не дотянем до Москвы. Надо растянуть до Москвы.

Лариска сгибалась от смеха пополам. Она вообще была девушка веселая и добрая. В коллективе ее любили. Лариска пела бэк вокалом, пританцовывала на сцене и иногда, когда был драйв, показывала залу титьки. Этот номер пользовался у публики неизменным успехом. Когда концерт почему-то не складывался, Лариска выбегала вперед и показывала титьки – дальше всё шло как надо.

Правда, иногда какой-нибудь пьяный козел забирался на сцену, чтобы пощупать Лариску, и тогда Коля давал ему по башке бас-гитарой и спихивал вниз. Это тоже дико всем нравилось. Ребята даже решили сделать такой номер постоянным. Шоу! Коля позвал своего друга по кличке Циклодол, чтобы он за пять баксов вылезал, когда надо, на сцену и хватал Лариску за титьки. А Коля бы его бил гитарой типа по башке. Перед концертом все набухались, на концерте Циклодол вылез и стал щупать Лариску. Фальшивыми ударами его отогнать никак не получалось. Пришлось Коле ударить Циклодола по-настоящему, а после концерта добавить ему еще десять баксов как компенсацию за физический ущерб. Но дальше Циклодол участвовать в шоу отказался. «Еще баксов тридцать заработаю, – сказал он, – и мне конец…»

Из леса вышел Валерка. За ним волочилось по земле длинное сухое дерево без листьев.

– Вот, блин! – сказал он никому, кинув ствол. – Вот вам большое дерево с сухими ветками. Делайте с ним что хотите! Ниггер свое дело сделал. Ниггер умывает руки.

– Ниггер угорает, – сказал Шурик и приставил колбасу.

– В пожаре Куклуксклана, – добавила Лариска.

– Покурив крутого плана, – закончил кто начал, то есть Валерка.

Долгая совместная работа в группе научила музыкантов писать спонтанные тексты или спонтанную музыку к ним.

Все замерли на секунду, а потом Валерка сбегал в машину за гитарой, и все сели на бревно дописывать песню про ниггера. Только Коля в творчестве участия не принимал, он сидел в стороне и один курил собственный косяк.

– 3 —

Валерка взял аккорд и сказал:

– Это будет блюз.

– Нет, – возразил Шурик, – это будет реггей. А третий сказал:

– Пусть будет чего получится.

– Точно, – подытожила Лариска.

Ниггер умывает Руки. Ниггер угорает В огне Куклуксклана Покурив крутого плана.

Вот что уже было написано.

Валерка еще раз провел по струнам, послушал аккорд и, не задумываясь, сказал:

– Вытирай руки.

– Умывай ноги, – добавил Эдик.

– Пиджак, жилетка, брюки, – сказал Шурик.

– Ботинки-буги-ноги, – докончила Лариска. – Это припев такой будет «Буги-ноги».

– О! – сказал Валерка. – Буги-вуги получилось. – Он заиграл буги-вуги и запел. – Ботинки – буги-вуги! Ботинки-буги-ноги! Буги-вуги! Буги-ноги! Это фишка! У этого припева будет дикая популярность!

– С хрена ли она будет? – спросил Коля. – Я вот не понимаю, о чем эта песнь?

– Чего тут непонятного? – спросил Шурик. – Негр удол-бался и сбежал от хозяина с юга на север. Призыв к свободе.

– Негров, – добавил Эдик.

– А, – понял Коля. – Но все равно песня плохая, и тема у нас в стране не покатит. Свобода негров – это вчерашний день.

– А мы сделаем акцент на обдолбанность. На наркотики, то есть. И покатит. Наркотики – это сегодняшний день.

– А кто же будет петь? – спросил Коля с сомнением. – Для буги-вуги у вас ни у кого голос не подходит. Из вас никто буги-вуги петь не может.

– Тогда ты споешь, если такой умный.

– А что, – Коля посмотрел на небо. – Могу спеть. Не налажаю, как некоторые. – Он опустил голову и посмотрел с улыбкой на Эдика.

– Давайте дальше писать, а то забудем, – сказала Лариска.

– Гребет по Миссисипи, – сказал Валерка.

– Английский пароход, – добавил Шурик.

– Американский только, – поправила Лариска.

– Канадский.

– Хорошо.

– Гребет по Миссисипи.

– Канадский пароход…

– И капитан весь в синем…

– Дубинкой негра бьет.

– Бьет негра по прическе…

– Бьет негра по рукам…

– Бьет негра по матроске…

– И по его ногам.

– А тут припев «Буги-ноги»!

– Точно.

– Нормально пока получается.

– Хорошо бы на английский перевести.

– Негры сдохнут.

– Давайте писать, расисты!

– Негр в трюме травку курит…

– Черномазый психодел…

– И по Африке тоскует…

– Где впервые забалдел.

– Лучше прибалдел.

– Пусть.

– И припев.

– И всё! Два раза в конце повторим.

– Запев, припев и допев.

– И припев два раза в конце.

Песня всем понравилась. Строчку «Капитан весь в синем», Лариска предложила заменить на «Капитан из Бразилии».

– Так культурнее, – объяснила она. – Как у Вертинского.

– Президент Бразилии, – поправил Коля. – Это лучше. Песню переписали в блокнот и записали на диктофон, на всякий случай.

– 4 —

– Чем-то воняет, – сказал Валерка, поведя носом.

И действительно. Воняло так, как будто поблизости в кустах кто-то сдох и протух. Все заметили это, еще когда писали песню, но каждый подумал, что это кажется только ему одному, и ничего не сказал. И только Валерка так не подумал. Он вообще оригинально мыслил. Нестандартно и независимо.

Теперь, когда он произнес это вслух, все опять обратили внимание на вонь.

– Как будто корова сдохла.

– Почему корова?

– Она большая и воняет сильно. Отстала от стада, заблудилась в лесу и сдохла.

– Не может быть. Здесь деревня рядом. Ее бы по мычанию нашли. По звукам «му-у»!

– Ой! Мне страшно! Зачем ты так мычал? Как псих! Я испугалась!

– Му-у! НЕ БОЙСЯ, ЭТО Я, ТВОЙ СКЕЛЕ-ЕТ АБРАМ-М-М!

– Шурик, заканчивай!

– Чем-то воняет, правда… Спать не сможем.

– Давайте переедем.

Все подумали, что надо бы конечно переехать, но уж больно неохота двигаться. Опять сниматься, загружаться, переезжать, раскладываться… Офигеешь! Каждый про себя подумал, что если кто предложит переезжать и если все поддержат, то и он поедет, а сам инициативу проявлять не будет.

Никто не предложил.

Начали потихонечку располагаться на ночлег. Коля спал обычно в машине. Лариску клали в палатке между пацанами, для общественного контроля.

Коля сказал:

– Сегодня лягу с вами в палатке.

– Там и так тесно. Дышать нечем.

– Спи в машине.

– Не могу. Меня чего-то тусует.

Все тоже чувствовали тревогу, которая заполняла темные уголки организма. Каждый решил, что это отходняк, и старался не обращать внимания.

– Хорошо, спи в палатке.

– Только не лапай меня во сне.

– Нужна ты мне. Я тебя и наяву не лапаю.

– Грубиян.

– А что, надо лапать, что ли? Если надо, могу… – он протянул вперед руку.

– У себя лапай.

– У себя неинтересно, когда рядом солистка.

Залезли в палатку. Улеглись. Натянули на дверь сетку от комаров.

– Не выключайте фонарик, – попросила Лариска.

– Батарейки жалко. Сядут же.

– Новые купим. Всё же выключили.

Коля тут же захрапел. Его разбудили.

– В машину пойдешь.

– Идите вы, знаете куда… Полежали, но сон не шел.

Вдруг что-то засвистело, в следующую секунду раздался оглушительный взрыв. Палатку так тряхнуло, что неизвестно, как она вообще устояла.

– Что это?! – Лариска прижалась к Валерке. – Что это было?!

– Не знаю, – прошептал Коля. – Но, по-моему, нужно отсюда сматываться, пока не поздно…

– Ребята, – прошептала в темноте Лариска, – мне кажется, кто-то ходит у палатки…

– Тихо, ты…

– 5 —

Кто-то закричал снаружи:

– Выходи по одному!

Ребята застыли. Они еще надеялись, что это кричат не им.

– Эй, в палатке, предупреждаю последний раз! Если через пять секунд не выйдете, открываем огонь!

Таких угроз ребята никогда до этого не слышали, но поняли, что с ними не шутят. Клацание затвора подтвердило это дело.

– Ну! – закричал голос. – Раз, два, два с половиной… Ребята, наталкиваясь в темноте друг на друга, ринулись к выходу. Палатка завалилась и стала похожа на завязанный мешок, в который насовали маленьких поросят.

– 6 —

Пока музыканты барахтались, кто-то снаружи поджег палатку и дико засмеялся. Палатка вспыхнула. Музыканты внутри закричали от боли и страха. Всем туристам известно, что средняя палатка сгорает секунд за десять. Но эти десять секунд показались ребятам вечностью. Вечными муками. За эти секунды они сильно обгорели, получили страшные ожоги, одежда сгорела наполовину, от волос остались дымящиеся клочки. И когда палатка догорела, на ноги поднялась уже не современная городская молодежь в модном прикиде, а погорельцы неопределенного времени и места действия.

Когда они немного пришли в себя и смогли воспринимать, кроме боли и страха, что-то еще, то увидели перед собой двух солдат в плащ-палатках, со старинными автоматами, с большой круглой шайбой, вместо рожка.

Из темноты вышел третий – старик в телогрейке. Из-под кепки у него торчала красная повязка, похожая на повязку дружинника, только на лбу.

– Ну что, пидаразы, наркоманы, фашисты, шпана?! – спросил он, как Костя Кинчев. – Выкурили вас из вашего гнезда разврата? Хе-хе-хе! А ну, стройся живо! – прокричал он так громко и резко, что ноги рок-музыкантов сами выполнили приказ пожилого.

Пожилой прошелся вдоль шеренги и крякнул:

– Не по росту, бляха-муха, встали! Считаю до двух, чтобы встали по росту!

Спотыкаясь и задевая друг друга, ребята задвигались и встали как положено.

– Другое дело, – старик засмеялся сухим каркающим смехом, от которого по спинам побежали мурашки, а остатки опаленных волос поднялись дыбом. – Значит так, – продолжил он, отсмеявшись. – Попались, супчики! Быстро мы вас накрыли. Ха-ха-ха! От русских не уйдешь! Мозолистая рука русской народной расправы сожмет так, что от вас только кусочки костей и жира останутся, – он выставил перед собой тощий кулак и поднес его к носу Коли Дурова, который стоял ближе всех. – Фарш от вас, господа, останется, который мы скормим своим собакам, чтобы они стали еще немного потолще, еще немного позлее и побеспощаднее гамкали на наших врагов!

Старик явно был сумасшедший. Какой-то полный бред он нес, какую-то чепуху! И это всем очень-очень не понравилось.

– Да что тут происходит, в самом деле?! – закричала Лариска. – Кто вы такие?! Что за шутки?!

– Что за шутки? – переспросил старик. И в голосе его прозвучало холодное железо садизма. – Что за шутки? Ты хочешь узнать, американская шлюха, кто мы такие? – Он медленно подошел к Ларисе. Лариса попятилась. Ее глаза округлились. – Куда?! Стоять, тварь! Выровнять носки! – он ткнул пальцем вниз. – Выровнять носки, я сказал!

Девушка подвинулась.

– Вот так… – Старик схватил Ларису за майку и дернул на себя. Майка порвалась. Из-под нее выскочила, как на концерте, большая Ларискина грудь.

– Ой! – Лариска закрыла грудь обеими руками. – Что вы делаете?! – У нее выступили слезы.

– Гы-гы-гы! – загоготал старик, широко раскрыв рот.

– Ты, мудак! – Коля Дуров бросился между стариком и Ларисой. – Ты что делаешь?!

Но сразу же отлетел на землю и схватился руками за разбитый затылок. А над ним стоял и ухмылялся толстый солдат с занесенным прикладом.

– Прыгучий какой, – сказал солдат. – Еще раз прыгнешь, и твоя голова расколется, как тыква, на вашем американском свинячем празднике!

Коля попытался подняться на четвереньки, но солдат пнул его сапогом по копчику. Дуров отлетел вперед и корчился от боли, скребя пальцами землю.

– Поняли, мистеры-твистеры?! – сказал старик. – Еще кто дергаться будет – расстрел на месте! – Он вытащил из кармана клочок бумаги, развернул, посмотрел на всех строгим взглядом и стал читать. – Народный Комиссариат Внутренних Дел сообщает, что в деревню Красный Бубен бешеными собаками американского капитализма запущена летающая тарелка с экипажем шпионов-диверсантов, которые имеют задание разъезжать по России на машине и развращать нашу молодежь проамериканскими песнями…

Что за чушь нес этот ужасный странный старик. Что за НКВД?! Какое НКВД в наше время?! И вообще, говорил он что-то несуразное! Но возражать, после того, что сделали с Колей и Лариской, было страшно. Коля до сих пор корчился на земле. А Лариска стояла зареванная и бледная, прикрыв грудь руками.

Старик приподнял шапку и поскреб грязными пальцами лысину. Звук получился такой, как будто он скреб железом по кости.

Ребят передернуло.

– …Нашими «катюшами» американская тарелка была подбита. Но диверсантам удалось попрыгать вниз на парашютах… кхе-кхе… и временно укрыться в темном лесу около родной деревни. С целью обезвредить засевшего в лесу противника, была послана группа «Рок-н-ролл Мертв» в составе: Колчанова Андрея Яковлевича, это я, – Колчанов улыбнулся, •– бойца Стропалева Михаила и бойца-инвалида без рук Андрея Жадова.

Тот, которого назвали Жадовым, мотнул плечами, плащ-палатка слетела на землю, и все увидели, что он действительно без рук. А пустые рукава гимнастерки заправлены за солдатский ремень. Тем не менее на шее у бойца висел автомат.

– …При задержании шпионов, – продолжал читать Колчанов, – приказано устроить над ними полевой суд и расстрелять врагов на месте. Лица трупов обезобразить, а трупы облить керосином и сжечь. А что останется, растолочь в костную муку и скормить свиньям… чтобы не получилось, как с семьей Николая Кровавого… Уничтожить так уничтожить…

– Да вы что! – не выдержал Валерка. – Какие мы шпионы?! Мы русские, как и вы! Какие тарелки?!.

Колчанов резко выкинул вперед руку и схватил Валерку за яйца.

– Русские?! – он приблизил свое лицо к лицу Валерки, обдав его смрадным запахом, и крутанул руку с яйцами на полтора оборота по часовой стрелке.

Валерка взвыл.

– Русские так не воют, – сказал старик. – Так воют американские шакалы, которые называются у вас койоты! Это раз! Русские так не одеваются, так не стригутся, и от русских так не воняет дерьмом! – Он ударил свободной рукой Валерке в глаз. – Русские пьют водку, а не курят дурь! – Старик засунул руку Валерке под косуху и вытащил оттуда пакет с травой. – На, жри, падло американское! – Он впихнул мешок Валерке в рот. Трава посыпалась на грудь. Изо рта у Валерки потекла зеленая слюна. – Русские не пишут таких песен Ботинки-буги-ноги! А тем более их не поют! Русские поют песню Расцветали-яблони-и-груши! Три-четыре!

Солдаты затянули «Катюшу»:

Рас-цве-тали-ябло-ни-и-гру-ши По-плы-ли-ту-маны-над-ре-кой Вы-хо-ди-ла-на-бе-рег-Ка-тю-ша На-вы-сокий-бе-рег-на-кру-той… Ой-ей-ёй — страшно громыхало эхо над макушками деревьев. И совы под-ухивали им – полуночные бэквокалистки черного леса.

Колчанов одной рукой дирижировал в воздухе, продолжая другой держать Валерку за яйца. В конце каждого куплета он сжимал кулак, и Валерка истошно вопил.

– Вот как поют русские солдаты, – сказал он после песни. – И вот как воют американские шпионы в бессильной злобе им помешать! – Он разжал руку, и Валерка повалился на землю без чувств. – Вставай, америкашка, – Колчанов пнул его ногой. – Если бы ты был русский, ты бы не валялся в грязи, как теперь, а сражался бы до конца за свои тухлые яйца! Хе-хе! До конца тебе, впрочем, осталось немного. – Он пнул Валерку еще раз и подошел к Ларисе. Лариса замерла. От страха она перестала дышать. – Что, боишься меня, шлюха? А титьки свои показывать не боялась русским людям? А?! Давай, покажи нам титьки, – он дернул Лариску за руку.

– А-а! – закричала девушка, пытаясь прикрыться второй рукой. Но Колчанов дернул за вторую.

– Не сметь! Перед придурками тебе обнажаться не стыдно, а перед русскими солдатами стыдно?! Пусть русские солдаты посмотрят, они заслужили это право! Они, может, такого всю войну не видели! Ты это понимаешь, тварь?! Эй, солдатики, – Колчанов оглянулся, – глядите!

Солдаты подошли.

– Ого! – сказал толстый. – Вот это титьки! Таких титек я еще не видел!

– Да. У наших женщин таких титек нет, – добавил второй. – Потому что они работают для фронта сутками, не отходя от станков, недоедают и не могут себе нажрать такие батоны, как у этой американской суки.

– Давай ее отдрючим. Все равно ее скоро расстреливать.

– Давай, чтоб зря не пропадала.

– Доставим ей последнее удовольствие.

– Помоги мне, Мишка, ширинку расстегнуть, а то без рук неудобно.

– Не, мне противно. Пусть она тебе сама расстегивает, целка американская. Ей это привычно!

– Верно. Жаль, что у меня рук нет, а то бы я за ее уши держался.

– А ты ногами держись, вроде обезьяны.

– Так это сапоги придется снимать.

– Тогда не держись, если лень сапоги снять.

– Тогда не буду.

Солдаты набросились на Ларису. Колчанов посмотрел на них и вздохнул.

– Эх… Соскучились по бабе, соколики… – И повернулся к ребятам. – Жаль, что вы не бабы, а то бы я вас тоже отодрал… Здесь, в этом документе, – он потряс бумагу, – ничего не говорится о пытках и мучениях, которые следует учинить перед расстрелом. Из чего понятно, что пытки и мучения допускаются самые разнообразные, на усмотрение исполнителей. Это ясно читается между строк.

– Покажите бумагу, – попросил Эдик.

– На, смотри, – Колчанов поднес листок к его лицу.

Эдик насупил брови, но прочитать успел только одно непонятное слово Хамдэр. Затем Колчанов убрал бумагу от его лица и сунул в карман телогрейки.

– Почитал?

– Не успел.

– Еще бы! Не научился на чужом языке быстро читать, а лезешь!

– Я не лезу.

– Лезешь-лезешь, – старик сказал это как-то даже добродушно. – У нас в стране поголовная грамотность. А у вас в Америке нет поголовной грамотности. – Неожиданно он размахнулся и врезал Эдику кулаком в живот. Эдик согнулся пополам. Колчанов добавил сверху двумя руками ему по затылку и успел еще подставить колено, чтобы Эдик разбил как следует нос.

В кустах кричала Лариса, которую зверски насиловали два бойца…

Глава шестнадцатая
ЖЕНИХ С ТОГО СВЕТА

Зато я теперь буду благородные напитки пить! Шанпанское и Салют!

– 1 —

Витек бежал по направлению к пожару, полыхавшему недалеко от церкви.

– Витенька, не поспеваю я, – кричала сзади него престарелая мамаша. – В боку у меня закололо!

– Отдохни, маманя, а я вперед побежал! Может, там помощь моя требуется!

Про помощь Витек сказал к слову, ему просто хотелось посмотреть, чего там упало и чего горит.

Бабка Вера схватилась руками за забор и тяжело дышала, глядя вслед растворяющейся в темноте спине сына. Спина помелькала белой майкой и исчезла. Бабке Вере стало обидно, что сын ее не подождал. Но если бы она знала, что видит его в последний раз, она бы так не обижалась.

– Эхе-хе, – выдохнула она, поправляя на голове съехавший назад платок. – Молодые старых не уважают…

Кто-то положил ей на плечо руку:

– И не говори!

Бабка вздрогнула. Рука была холодная, как лед.

– Ой! – вскрикнула она. – Кто это тут?!

– А-ха-ха! – засмеялся голос. – Что, не узнала? Это я, Колчанов.

– Фу! – выдохнула бабка. – Напугал меня, лисапедист! – Она медленно повернула голову. – Чего это у тебя руки такие холодные, как ледышки?

– В погреб лазил… за шанпанским… – Колчанов ухмыльнулся.

– Это в чьем же ты погребе шанпанского достал?..

– В своем и достал…

– Да у тебя и погреба-то нет никакого! – махнула рукой бабка Вера.

– Раньше не было, а теперь есть… Я теперь богатый человек… как Ельцин…

– Откуда ты богатый Ельцин стал, козел ты вонючий?!

– Ты, бабка, так меня не называй, пока не дослушала. Мо-жет, я теперь поворотная стрелка в твоей судьбе стану.

– Ты, видать, от пьянства совсем очумел! Несешь не знамо чего!

– Дура ты! Я, чтоб ты знала, клад нашел евреев бубитых!.. – Колчанов выдержал для эффекта паузу. – Евреи-то бубитые клад зарыли, а я отрыл!.. И теперь богатейший в СНГ человек! Поняла?..

– Ладно брехать-то! Трепач кукурузный!

– На, смотри, – Колчанов вынул из-за пазухи бутылку шампанского, поставил на землю, снова слазил за пазуху и вытащил оттуда бусы из жемчуга.

Бабка раскрыла рот и медленно переводила глаза от шампанского к бусам.

Колчанов потряс ниткой у нее перед глазами:

– Вот они, сокровища! Все теперь мои! А я… свататься к тебе пришел. Надоело мне одному жить бобылем… Некому щей с похмелья поднести… А бухаю я, сама знаешь…

– Во-во, – растерялась бабка Вера, – на фига ж мне муж пьяница?!

– А кто не пьет?.. Курица и та пьет! Зато я теперь буду благородные напитки пить! Шанпанское и Салют! Дом выстрою каменный в два этажа, как у Чубайса, и работать нам теперь с тобой не надо!.. Аттракционы в огороде поставлю… эту… карусель с лошадками! Будешь на них крутиться с утра до вечера, пока башка не заболит. Все нам завидовать станут!

– Да иди, ты, – сказала бабка неуверенно.

– Куда – иди?.. На вот, примерь, – Колчанов надел ей на голову бусы. – Посмотри, как тебе идет.

– Это мне?..

– А кому ж? Ты ж теперь моя невеста… – Колчанов схватил бабку за руку и напялил ей на палец толстенное золотое кольцо с камнем.

Бабка Вера не знала чего сказать, никто ей сроду таких подарков не делал.

– Ну так что, согласна за меня пойти?

– А это посмотрим на твое поведение, – ответила она никак.

– Чиво?! – неожиданно обиделся Колчанов. – Я тебе и то и се – и замуж, и сокровища старинные, и карусель с лошадками, а ты мне такие слова обидные!.. Да на хрен ты мне сдалась, невеста беззубая?! Буду один пить! – Он схватил шампанское и резко сорвал проволоку. Пробка стрельнула, из горлышка вырвалось облако густого красного дыма.

Бабка Вера вскрикнула и открыла рот.

Красный дым, воспользовавшись этим, моментально превратился в тонкую змею и влетел в бабкину глотку.

Бабка почувствовала, как холодная скользкая змея заползает в нее. Бабку сотрясли спазмы, от которых хвост красной змеи немного выскользнул изо рта. Бабка схватилась за него обеими руками и дернула. Змея выскочила. Теперь ее ужасная красная морда с зубастой пастью раскачивалась в полутора сантиметрах от бабкиного носа. Змея шипела. Скользнув правой рукой по туловищу гада, бабка перехватила змею возле головы и сдавила ее что есть силы. Змея стремительно рванула к лицу, и бабке стоило неимоверных усилий удерживать ее подальше от себя. Глаза змеи смотрели на бабку с адской ненавистью, с какой обычно нечистая сила смотрит на человеческое племя. Конечно же, люди слабы и часто поддаются дьявольским соблазнам, но все же именно люди носят и хранят в себе Божий свет, который так ненавидят силы тьмы. Глаза змеи, круглые и бездонные, притягивали бабку к себе. Змеиный взгляд таил в себе опасность. Эти глаза могли запросто утянуть в себя не только старую женщину, но и всю деревню. Бабка Вера с усилием отвела свои глаза в сторону и увидела там мерзко смеющегося Колчанова. Колчанов прислонился к забору и прихлебывал из бутылки дымящуюся жидкость.

– Посмотрела на мое поведение, старая дура?! Ну и как?.. – он приложился к бутылке.

Бабка Вера размахнулась и огрела Колчанова по голове змеей. Колчанов захлебнулся, у него изо рта полезли рубиновые пузыри с мелкими белыми червячками. Бабка Вера накинула змею Колчанову на шею и попыталась задушить его, как удавкой. Колчанов захрипел. Бутылка выпала из его руки и больно ударила бабку Веру по ноге. Бабка подпрыгнула и случайно заехала коленом Колчанову по яйцам. Колчанов перегнулся. Бабка Вера еще сильнее сдавила змею у него на горле. Голова Колчанова надулась, как пузырь. Из его ушей и ноздрей полезли белые червяки. Еще чуть-чуть – и она победит! Но она забыла о дьявольских подарках. А, как известно, подарки дьявола еще никому не приносили счастья.

Пока бабка душила Колчанова, бусы на ее шее превратились в белую змею поменьше, а кольцо на пальце превратилось в маленькую, но страшную желтую гусеницу с волосками, начиненными ядом.

Змея на шее бабки завязалась простым узлом и пережала ей все дыхательные пути. У бабки помутнело в глазах, она ослабила хватку, выпустила красную змею и схватилась за белую на шее.

Колчанов отлетел к забору. Он отхаркнул червяков, вытер нос и прочистил уши:

– Фу!

Бабка Вера пыталась сорвать с шеи белую змею, но у нее не получалось. Змея все крепче сжимала горло. Перед глазами бабки поплыли разноцветные круги. Она теряла сознание. Но тут ей как-то удалось ногтем подцепить змеиный хвост и намотать его на палец. Она потянула было за него, но желтая гусеница доползла до ее лица и проскользнула в левую ноздрю. Бабка почувствовала, как иголки, начиненные ядом, втыкаются в ее слизистую оболочку.

Не всё то золото, что блестит!

В ее голове взорвался огромный золотой шар.

– 2 —

Витя Пачкин прибежал к месту взрыва первым. Во всяком случае, никого он пока поблизости не заметил.

На холме, недалеко от церкви, полыхало пламя. Витя остановился и огляделся посмотреть – нет ли кого из деревенских. Но никого не заметил. Только маленькие костерочки горели там и тут, по сторонам от основного пожарища. Его немного удивило, что никого нет. Ну, нет и ладно…

Из пламени что-то торчало. Что-то черное. Витек подошел поближе. Мамочки! Посреди огня возвышался столб, к которому был привязан человек.

Ветер донес до Пачкина запах жареного мяса. Витек отпрянул назад и потер глаза. Человек не исчез. И запах тоже. Теперь Пачкин разглядел его получше. На столбе висел мужчина в летчицком шлеме. Его голова была опущена на грудь, а руки скручены над головой. За столбом Витек увидел догорающий хвост самолета.

Кто-то сзади положил Витьку руку на плечо.

– Ваши документы! – произнес хриплый голос. Пачкин вздрогнул. Он не слышал, как к нему кто-то подошел.

Сзади стоял солдат в пилотке и плащ-палатке.

– Ваши документы! – повторил он.

У солдата был доисторический вид, как будто он сбежал со съемок фильма про Великую Отечественную войну.

– А чё такое? – ответил Витек.

– Хрен через плечо!.. Документы!

– А ты кто такой?!

– Сейчас узнаешь, – молниеносным движением солдат выхватил из-под плащ-палатки автомат ППШ и двинул прикладом Витьку в челюсть.

Пачкин отлетел. Когда голова снова начала соображать, она сообразила, что в ней стало на… раз, два, три… несколько зубов меньше. Витек сплюнул зубы на ладонь, другой рукой потрогал разбитые губы. С детства он не помнил, чтобы ему доставалось так, как сегодня. Сначала получил по голове от шлюхи, потом от Коновалова гаечным ключом, теперь ни за что ни про что выбили зубы. Нет, не зря ему так не хотелось ехать домой, в деревню. Он не был здесь несколько лет и отвык от такого беспорядка. Все же в городе так часто по морде не дают. И еще он подумал, где же он будет зубы вставлять с теперешними-то ценами.

– Ты чё дерешься?! С ума сошел?! – Витек поднял глаза и увидел перед собой дуло автомата.

– Документы давай! Последний раз повторяю! – щелкнул затвор.

Витек наконец понял, что его могут убить, и полез в задний карман брюк. Вытащил паспорт и протянул солдату.

– Так, – солдат раскрыл документ. – Виктор, значит, Пачкин. – Он захлопнул паспорт и швырнул в огонь.

– Ты чего делаешь?! – закричал Витек и метнулся вперед за паспортом.

Но тут же повалился на землю, сбитый тяжелым прикладом.

– Тебе он больше не нужен, – сказал солдат будничным тоном. – Мертвецам паспорта не нужны. Теперь у тебя не будет ни имени, ни фамилии, ни паспорта, ни прописки, ни всякой другой такой ерунды… Да…

– Как же это я буду без паспорта?..

– Хе-хе, – осклабился солдат. – Так и будешь ты теперь беспаспортный труп.

– Как это?!. За что?! – всхлипнул Пачкин.

– Очень просто. Упал и разбился сверхсекретный военный самолет, – солдат показал пальцем за спину. – Упал?

– Упал…

– Едем дальше… Как ты, Пачкин, понимаешь, это абсурд. Не можем же мы делать сверхсекретные самолеты, которые разбиваются, как обыкновенные? Не можем?

– Не можем…

– Правильно… Поэтому летчика за то, что он самолет угробил, который таких деньжищ стоил, мы, как видишь, поджариваем… Поджариваем?

– Поджариваем…

– Ведь он заслужил?

– Он… заслужил…

– Ну вот! А всех свидетелей гибели сверхнадежного самолета мы пускаем в расход, чтобы разговоров не было. Пускаем?

Ужасная логика солдата дошла до Витька. Логика железная, не допускающая возражений.

– Я никому не скажу, – просипел Пачкин.

– Все так говорят, а потом ползут слухи вредные… Ты вот, вижу, мужик-то неплохой… Но тоже… потерпишь-потерпишь, а потом нажрешься и разболтаешь по пьянке. Водку-то пьешь?