Текст книги "Танковый погром 1941 года"

Часть 2
Летний разгром

В воскресенье 22 июня 1941 года в 3.15 утра 637 бомбардировщиков и 231 истребитель германских ВВС нанесли массированный удар по 31-му советскому аэродрому. Всего в этот день авиаударам, в которых участвовало 1756 бомбардировщиков и 506 истребителей, подверглось 66 аэродромов, на которых находилось 70 % авиации приграничных округов. По германским данным, первый удар привел к уничтожению 890 советских самолетов (из них 668 на земле и 222 в воздушных боях), потери Люфтваффе составили лишь 18 машин. К вечеру потери советских ВВС составили около 1200 самолетов, из них большая часть была сожжена на земле, однако 322 советские машины были сбиты в воздушных боях. Причем Западный ОВО лишился 738 машин. Немцы потеряли 35 самолетов и около 100 были повреждены.

Однако советские Военно-воздушные силы вовсе не были разгромлены, они практически сразу начали ответные действия по германской территории. Эти действия не соответствовали обстановке и задачам оборонительной войны и, при наличии у немцев развернутой системы ПВО, не смогли нанести противнику значительные потери. Зато наземные войска оказались без воздушного прикрытия, под непрерывным воздействием немецких пикировщиков.

Не внезапностью нападения объясняется германское господство в воздухе, а лучшей организацией ВВС и подготовкой немецких летчиков, которые это господство завоевали. Еще в 1932 году комбриг А.Н. Лапчинский очень верно рассуждал: «Превосходство в воздухе состоит не в том, чтобы летать много, а в том, чтобы летать с большим толком, чем летает противник».

Советская авиация была раздроблена между армиями, фронтами, флотами и авиацией Дальнего действия, в то время как немцы оперировали крупными авиационными соединениями. Летная подготовка летчиков Люфтваффе составляла 450 часов плюс солидный боевой опыт, советских – 30—180 часов. За первое полугодие 1941 года «сталинские соколы» в приграничных (!) округах имели по 9 часов налета. Можно ли после этого удивляться, что целые полки новейшей техники, поступавшие именно в эти округа, так и не поднялись в воздух – «не успели освоить». Как вспоминал генерал Г.Г. Захаров, самолет МиГ-3 «ошибок не прощал, был рассчитан только на хорошего летчика. Средний пилот на «миге» автоматически переходил в разряд слабых, а уж слабый просто не мог бы на нем летать. К началу войны в соседней дивизии на аэродроме Белостока было уже около двухсот «мигов», но, кроме командиров полков и некоторых командиров эскадрилий, на них еще никто не летал». Именно эта дивизия должна была прикрывать с воздуха 10-ю армию.

Основное внимание в подготовке как бомбардировщиков, так и истребителей, обращалось на штурмовку наземных объектов. Зато почти не отрабатывалось взаимодействие с сухопутными войсками и ведение воздушного боя. «Массовый» пилот не умел действовать в сложных метеоусловиях, имел низкий уровень огневой и разведывательной подготовки, не знал силуэтов и боевых характеристик ни немецких, ни своих машин. Два года войны у них уйдет только на то, чтобы доказать ущербность тактики «роя», когда истребители летали группами по 6–8 машин в плотном боевом порядке. Только в 1943 году им разрешили летать парами.

По наблюдению немецких генералов, советская авиация очень редко действовала на глубине более 30 км от линии фронта (немецкие – до 300 км) из-за недостатков в штурманской подготовке. К тому же, поскольку воевать собирались на чужой территории, карт Пруссии было сколько угодно, а Белоруссии – одна на корпус. Это было для противника большим облегчением, так как во все периоды войны передвижение войск и грузов в тыловых районах проходило беспрепятственно. Даже после перелома в войне, наступившего в 1943 году, советские самолеты в основном висели с утра до вечера над полем боя, имея при этом боевой радиус до 1000 км.

«Я нахожусь в головной походной заставе. Около 20 неприятельских бомбардировщиков атакуют нас. Бомба за бомбой падают на нас, мы прячемся за танками… Взрывы раздаются со всех сторон. Истребители обстреливают нас. Наших истребителей не видно», – записал 22 июня немецкий унтер-офицер 2-й роты 36-го танкового полка в первый день войны. Но очень скоро немецкие наземные войска почти перестали замечать советскую авиацию.

Люфтваффе достигли господства в воздухе не в результате внезапного удара, а потому что летом 1941 года немецкие летчики, обладая качественным превосходством, уничтожали до 200 самолетов противника ежедневно. Первый Железный крест пилоты Восточного фронта получали только после 75-го сбитого советского самолета – настолько слабыми противниками считались наши летуны. Именно на Восточном фронте Эрих Хартман довел счет своих побед до 352 самолетов. А всего за войну из 45 тысяч советских машин 24 тысячи сбили 300 немецких асов. Для сравнения, трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб сбил 62 самолета.

При чем здесь танки? При том, что долгое время советские наземные части не имели никакой поддержки со стороны своей авиации. Не было ни связи, ни взаимодействия, каждый род войск выполнял свои задачи. Ведь по плану «Гроза» германская авиация уничтожалась в первые дни прямо на аэродромах, и советские конно-механизированные группы действовали в условиях «чистого неба».

Северо-Западный фронт

22 июня 1941 года после сильной артиллерийской подготовки, в 3 часа утра войска группы армий «Север», а также 3-я танковая группа и 9-я армия группы «Центр» перешли в наступление в полосе Прибалтийского ОБО. Основные усилия немцы сосредоточили на шауляйском и вильнюсском направлениях.

На шауляйском направлении в полосе 125-й стрелковой дивизии 8-й армии, развернувшейся в 25-км полосе западнее Расейняй, наносили удар три танковые и две пехотные дивизии. Следом за ними продвигались три моторизованные дивизии второго эшелона 4-й танковой группы. При этом 41-й мотокорпус генерала Георга Рейнгардта имел задачу наступать в направлении на переправы через Двину в Екабпилс. Справа от него наступал 56-й моторизованный корпус генерала Манштейна, стремясь выйти на шоссе северо-восточнее Каунаса, ведущее к Даугавпилсу. В связи с необходимостью отсечения расположенных вдоль Двины советских войск и быстрого развития операций захват мостов через Двину неповрежденными имел для группы армий «Север» решающее значение, так как широкая река представляла собой сильное естественное препятствие.

Командир 125-й стрелковой дивизии генерал-майор П.П. Богабгун построил боевой порядок в два эшелона. Основой полковых участков являлись батальонные и ротные районы обороны, находившиеся в огневой связи друг с другом. Дивизионные артполки были приданы стрелковым полкам первого эшелона и вошли в группы поддержки пехоты. Переданный дивизии 51-й корпусной артиллерийский полк составил дивизионную группу артиллерии дальнего действия. Две батареи противотанкового дивизиона придавались полкам первого эшелона, при этом плотность противотанковой артиллерии в полосе обороны дивизии едва достигала 3 орудий на километр. Для отражения массированного танкового удара противника такая плотность была явно недостаточной. Слабо были прикрыты войска и с воздуха. Зенитный дивизион не мог обеспечить прикрытие боевого порядка дивизии на широком фронте.

Тем не менее советские войска оказали на этом участке ожесточенное сопротивление. Особо упорные бои велись в районе Тауроген. При поддержке артиллерии 125-я стрелковая отбила несколько атак, но к середине дня, потеряв большое количество личного состава, дивизия оставила город.

Овладев Таурогеном, 41-й моторизованный корпус немцев, не встречая сопротивления, устремился к Расейняй. В состав корпуса входили 1-я и 6-я танковые, 36-я моторизованная и 269-я пехотная дивизии – 408 танков. К вечеру его головные подразделения достигли Эржвилкаса.

56-й мотокорпус включал в себя 8-ю танковую дивизию, основу которой составляли чешские танки 38(t), 3-ю моторизованную и 290-ю пехотную дивизии – всего около 223 танков. Около полудня корпус Манштейна также прорвал советские позиции на границе севернее Клайпеды и, продвинувшись за день на 80 км, овладел мостом через Дубиссу около Айроголы. Рубеж этой реки представлял собой глубокую речную долину с крутыми, недоступными для танков склонами. Если бы большой мост у Айроголы был взорван, это стало бы серьезной проблемой. В Первую мировую войну немцы строили мост через Дубиссу несколько месяцев.

Нынче в первый день боевых действий они получили сразу два неповрежденных моста, которые давали им незаменимый трамплин для продолжения операции. История с «подаренными» противнику мостами с завидной регулярностью повторялась на всем протяжении советско-германского фронта.

На вильнюсском направлении, которое прикрывали войска советской 11-й армии, на 100-км фронте успели развернуться лишь 11 батальонов 5, 33 и 188-й стрелковых дивизий. Против них вела наступление 3-я танковая группа и два армейских корпуса 9-й армии, имея в первом эшелоне три танковые, одну моторизованную и шесть пехотных дивизий. Сильные удары наземных войск непрерывно поддерживала авиация 8-го авиационного корпуса.

Главной задачей первого дня наступления был выход к переправам через Неман, располагавшимся на расстоянии 45, 65 и 70 км от границы. С этой целью обе танковые дивизии 57-го мотокорпуса генерала Кюнтцена нацеливались на Меркине, а две танковые дивизии 39-го мотокорпуса генерала Шмидта – на Алитус. За ними продвигались моторизованные дивизии. Немцами была достигнута абсолютная внезапность нападения, во второй половине дня все три моста через Неман были захвачены в исправном состоянии, что, по воспоминаниям Гота, было для него самого «большой неожиданностью». Это позволило беспрепятственно и безостановочно развивать наступление в глубь советской территории.

К исходу 22 июня передовые части 4-й танковой группы вышли в район северо-западнее Каунаса к реке Дубисса, а войска 3-й танковой группы форсировали Неман в районах Алитус и Меркине.

Переправы в районе Алитуса пыталась удержать советская 5-я танковая дивизия, имевшая около 250 танков. Она схватилась с 7-й танковой дивизией немцев – 299 машин, в основном чешского производства. Русские Т-34 показали в бою свое превосходство, но ничего не могли поделать против «беспрерывно штурмовавшей наземные цели авиации противника». Непонятно, какой ущерб могли причинить «тридцатьчетверкам» немецкие истребители и «горизонтальные» бомбардировщики, ведь пресловутых пикировщиков в составе 1-го воздушного флота не было ни одного. Вечером к городу вышла 20-я танковая дивизия генерала Штумпфа, тоже, кстати, на чешских легких танках, и остатки советских войск были отброшены от неманских переправ.

«Этот прорыв, – отмечало командование группы армий «Север» в своем донесении, – удался благодаря тому, что пограничные позиции противника либо оборонялись очень слабо, либо совсем не были прикрыты». Об этом же говорилось и в отчете 3-й танковой группы: «Многочисленные полевые укрепления были недостаточно обеспечены гарнизонами или же не имели их вовсе». Все это следствия достигнутой внезапности.

На других участках фронта под давлением немецких войск русские везде отступили на 15–20 км. Таким образом, в первый же день фронт обороны советских войск оказался прорванным на нескольких направлениях, нарушена система связи, потеряно централизованное управление войсками.

Оценивая сложившуюся к вечеру 22 июня обстановку, Военный совет Северо-Западного фронта принял решение: силами стрелковых соединений 8-й и 11-й армий не допустить прорыва противника на Шауляй, Каунас и Вильнюс, а 12-му и 3-му механизированным корпусам нанести контрудар по его группировке, прорвавшейся в район Дубисса на шауляйско-тильзитском направлении, и разгромить ее. Генерал Ф.И. Кузнецов считал, что главный удар немцы наносят вдоль шоссе Тильзит – Шауляй, поэтому поражение вражеских войск на этом направлении должно было, по его мнению, решить судьбу оборонительной операции фронта в приграничном районе. После разгрома немецких соединений на этом направлении он планировал перебросить механизированные корпуса в полосу 11-й армии и разгромить противника на каунасском и вильнюсском направлениях.

Впрочем, генералу Кузнецову не пришлось долго думать. Он просто вскрыл пакет с оперативными планами на случай войны и узнал, что должен наступать на Восточную Пруссию, каковую задачу войска округа и отрабатывали накануне войны. И хотя эти планы устарели с первыми залпами, других конвертов в сейфе не было, поскольку оборона никакими довоенными документами не предусматривалась. Тем более что, как утверждает бывший начальник автобронетанкового управления войск ПрибВО генерал П.П. Полубояров, корпуса были подняты по тревоге и выведены в места сосредоточения за три дня до войны. Поэтому они получили задачу на нанесение контрудара уже в 9.45. утра 22 июня.

12-й механизированный корпус под командованием генерал-майора Н.М. Шестопалова состоял из 23-й, 28-й танковых и 202-й мехдивизии. В соединении было 780 танков и 49 бронеавтомобилей (по другим данным – 606 танков и 96 бронеавтомобилей). По разным причинам при выдвижении корпуса в районе постоянной дислокации было оставлено 14 % общего количества танков, поэтому в контратаке должны были участвовать 683 танка.

Основу 3-го мехкорпуса генерал-майора А.В. Куркина составляли 2-я и 5-я танковые и 84-я механизированная дивизии. Перед войной в корпусе имелось 672 танка, в том числе 109 машин Т-34 и КВ и 224 бронеавтомобиля. Танки КВ-2 были загружены бетонобойными снарядами, что вполне логично, если готовишься к прорыву железобетонных укрепленных полос.

Хотя 5-я танковая была уже практически уничтожена, одновременный удар имеющимися силами мог получиться весьма эффективным. Но гладко было на бумаге… Между игрой на картах за «красных» и действиями в реальной экстремальной обстановке очень быстро обнаружилась огромная разница.

Выполняя приказ командующего фронтом, 3-й механизированный корпус выдвигался в район Расейняй с целью уничтожения противника 23 июня совместно с 12-м мехкорпусом. На период выполнения этой боевой задачи оба корпуса были подчинены командующему 8-й армией. Соединения 12-го мехкорпуса должны были нанести удар от Шауляя в юго-западном направлении, а войска 3-го мехкорпуса – из района южнее Расейняй в северо-западном направлении.

Утром 23 июня войска Северо-Западного фронта вновь подверглись яростным атакам. Германские самолеты полностью господствовали в воздухе, проводили многократные бомбардировки аэродромов, районов сосредоточения войск, железнодорожных узлов, складов и командных пунктов. Под прикрытием авиации немцы высадили большое количество диверсионных групп с целью дезорганизации тыла и захвата мостов, аэродромов и других военных объектов. В образовавшийся накануне разрыв между советскими 90-й и 125-й стрелковыми дивизиями снова вклинился 41-й мотокорпус и продолжал наступление на Шауляй.

На подступах к городу развертывалась 9-я противотанковая артбригада полковника Н.И. Полянского. Такие механизированные бригады были созданы незадолго до войны и представляли собой грозную силу. Укомплектованное соединение имело более 6000 человек личного состава и около 250 орудий, из них более сотни калибра свыше 85 мм. Командир бригады умело организовал оборону, создав несколько противотанковых районов, находившихся в огневой связи и эшелонированных в глубину. Сюда же выдвигалась 202-я мехдивизия полковника В.К. Горбачева.

Занявшая высоты западнее Расейняй, 48-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора П.В. Богданова встала на пути 6-й танковой дивизии генерала Франца Ландграфа. Напряженный бой длился несколько часов. К полудню советские части были отброшены за реку Дубисса. Действуя двумя боевыми группами, 6-я танковая дивизия овладела мостами через реку и заняла два плацдарма на ее правом берегу. Ударную силу дивизии составляли собранные в одно соединение 149 снятых с производства чешских трофеев типа 35(t), танки Т-II и три десятка машин типа Т-III и T-IV.

Советские мехкорпуса должны были нанести контрудар в 12 часов дня, однако сделать этого им не удалось вследствие серьезных недостатков в организации операции.

12-му мехкорпусу предстояло действовать в полосе шириной до 60 км, глубина поставленной задачи также равнялась 60 км. Рассредоточение сил на широком фронте, в нарушение советских же тактических наставлений, и большая глубина задачи свидетельствуют о недооценке командованием сил и возможностей противника. Взаимодействие между дивизиями было отработано плохо. Командир корпуса предполагал с началом действий организовать связь с дивизиями по радио. С этой целью оперативная группа, выехавшая на командно-наблюдательный пункт, была обеспечена взводом танков с рациями и, кроме того, двумя полевыми радиостанциями. Однако радисты были слабо подготовлены для работы в условиях радиопомех и загруженном эфире, к тому же – мелочь, «данные для радиосвязи были оставлены в штабе корпуса».

23-я танковая дивизия полковника Т.С. Орленко на рассвете 23 июня начала тремя колоннами выдвигаться на исходное положение. В войну дивизия вступила с 333 танками Т-26. В течение дня, совершая марши в дневное время под ударами авиации, дивизия, не встречая противника, из района восточнее Кальварии продвинулась на 60–70 км к югу. При этом ее тылы оказались отрезаны немцами от танковых колонн. К исходу дня части 23-й танковой еще не вступили в серьезные бои.

28-я танковая дивизия полковника И.Д. Черняховского, имевшая 250 танков и 100 бронеавтомобилей, также рано утром начала выдвижение. На марше ее колонна четыре раза подвергалась ударам авиации противника и понесла потери. К 10 часам дивизия вышла в исходное положение для наступления и остановилась из-за недостатка горючего. Все топливо отдали авангардному 55-му танковому полку, который атаковал части 1-й танковой дивизии. Полк разгромил вражескую колонну и уничтожил артиллерийскую батарею. Однако, потеряв 13 танков и не поддержанный другими частями дивизии, отступил на 6 км к северу.

Таким образом, 23 июня в контрударе 12-го механизированного корпуса вместо двух дивизий принял участие лишь один танковый полк под командой майора Попова.

Потрясающий результат, если учесть то обстоятельство, что механизированные корпуса были подняты по тревоге 18 июня. Даже на одной полной заправке наши танки имели запас хода 180–300 км по пересеченной местности, а уходя в наступление, должны были иметь с собой еще одну заправку в канистрах. Дивизия Черняховского, не имея перед собой противника, одолела около 40 км по дороге Куршенай – Ужвентис и встала как вкопанная. Они что, вообще забыли заправиться? Как же они Европу собирались «освобождать»?

Только к вечеру 2-я танковая дивизия 3-го мехкорпуса под командованием генерал-майора Е.В. Солянкина совместно с отошедшими войсками 48-й и 125-й стрелковых дивизий атаковала противника в районе Расейняй. В этом сражении впервые продемонстрировали свои выдающиеся качества танки КВ. Советские танкисты ударили по южному плацдарму на реке Дубисса, на котором обосновалась боевая группа «Зекендорф» 6-й танковой дивизии, выбили передовой батальон противника, перешли на левый берег и под сосредоточенным огнем сотни «панцеров» принялись утюжить позиции германской артиллерии: «Окутанные огнем и дымом, они неотвратимо двигались вперед, сокрушая все на своем пути. Снаряды тяжелых гаубиц и осколки ничуть им не вредили». Непробиваемые «Ворошиловы» произвели на немцев неизгладимое впечатление, особенно когда один из них просто раздавил гусеницами «новейший» 35(t), а другой без видимых повреждений выдержал выстрел из 150-мм гаубицы с пистолетной дистанции. Однако весь следующий день вводимые в бой поочередно полки 2-й танковой дивизии посвятили лобовым атакам на занятые противником высоты западнее Расейняя, в то время как подоспевшие 88-мм зенитные батареи расстреливали советские танки один за другим.

На другом плацдарме, в шести километрах к северу, находилась боевая группа «Раус» с 30 танками, которая по идее должна была прийти на помощь полковнику фон Зекендорфу. Но сделать этого не смогла, поскольку у нее в тылу, на единственной дороге, ведущей в Расейняй, материализовался танк КВ в количестве одной единицы. Два дня группа «Раус», отрезанная от своих коммуникаций, сражалась с этим «ужасным монстром», используя танки, зенитную артиллерию и саперную диверсионную группу, пока, наконец, сумела одержать победу.

Чтобы оказать помощь Ландграфу, командир 41-го танкового корпуса развернул вправо 1-ю танковую дивизию генерала Фридриха Киршнера.

Но в целом 23 июня контрудар не получился. Советские соединения переходили в наступление разновременно и без взаимной поддержки. Тогда командующий фронтом решил, не отступаясь от задуманного, повторить контрудар на рассвете 24 июня силами 12-го мехкорпуса. Генералу Куркину было приказано, оставив 2-ю танковую дивизию, с остальными войсками корпуса возвратиться в 11-ю армию с тем, чтобы быть готовым «очищать правый берег р. Неман в районе Каунаса от частей противника». В связи с этим штаб 3-го мехкорпуса в течение суток лишь совершал марши из одного района в другой, по существу, не управляя войсками.

Советское Информбюро о положении на Северо-Западном фронте 23 июня сообщило: «На Шауляйском… направлении противник, вклинившийся с утра в нашу территорию, во второй половине дня контратаками наших войск был разбит и отброшен за госграницу; при этом на Шауляйском направлении нашим артогнем уничтожено до 300 танков противника». За один день политруки «уничтожили» половину группы – Гёпнера! Сталин был уверен, что все идет по плану, в этой уверенности он пребывал еще четыре дня.

И на следующий день в организации контрудара были допущены серьезные просчеты. Вместо того чтобы наносить массированные удары по врагу, танковым командирам предписывалось «действовать… небольшими колоннами с целью рассредоточить авиацию противника». Передвигать танки ночью запрещалось наставлениями, а днем надежное прикрытие с воздуха не было обеспечено. В итоге 24 июня снова ничего не вышло.

28-я танковая дивизия весь день простояла в ожидании горючего, которое получила лишь к вечеру. Тем не менее 23-я танковая была брошена в бой. И по приказу командира 10-го стрелкового корпуса часть танковых батальонов была выделена для поддержки 90-й стрелковой дивизии, которая отходила на восток от реки Юра. Эти танковые батальоны с ходу контратаковали противника, однако им самим пришлось действовать без поддержки пехоты, продолжавшей «наступать» в обратную сторону. Оставшимися силами 23-я дивизия атаковала в районе Калтиненай, однако успеха не имела. Неодновременно проведенные контратаки других подразделений дивизии также были безуспешными. Потеряв до 60 % боевых машин, дивизия Орленко прекратила бой. Ее части, не имея связи с соседями и вышестоящими штабами, к исходу 24 июня отдельными группами отступили на северо-восток.

В этот день 2-й армейский корпус ворвался в Каунас. Правда, на этот раз развить успех с ходу немцам не удалось, русские взорвали мосты через Неман.

Немецкие атаки под Шауляем, в районе Кельме, отражали 9-я противотанковая бригада и 202-я мехдивизия.

Впрочем, пока это были только передовые части 36-й моторизованной дивизии генерала Оттенбахера.

Между тем на правом фланге 4-й танковой группы корпус Манштейна, вклинившись в глубину советской территории на 170 км, вышел в район Укмерге и оседлал дорогу на Даугавпилс. Две дивизии 56-го мотокорпуса, оставив позади части противника и свою пехоту, полным ходом рвались к Двине, опрокидывая советские заслоны. Части из танковой группы Гота вступили в Вильнюс.

Утром 25 июня 28-я танковая дивизия Черняховского смогла наконец перейти в наступление. Встретив на своем пути колонну немецкой мотопехоты, дивизия нанесла ей потери и продвинулась на 6 км. Но и сама потеряла 84 танка и много людей, столкнувшись с 1-й танковой дивизией. В бою погибли командир 55-го танкового полка майор С.Ф. Онищук, командиры танковых батальонов майор Александров и капитан Иволгин, помощник комдива по технической части подполковник Соболев и вся ремонтная бригада. В дальнейшем подразделения Черняховского, в которых уцелело около 40 боевых машин, использовались в основном для прикрытия отходившей пехоты.

В этот же день 2-я танковая дивизия была окружена 41-м моторизованным корпусом восточнее Расейняй. К этому времени у советских танкистов не было ни горючего, ни боеприпасов, ни связи. Генерал Солянкин пал на поле боя. В ночь с 25 на 26 июня, взорвав оставшиеся машины, отдельные группы сумели вырваться из окружения и уйти к Западной Двине.

На этом закончилась контратака советских войск в районе юго-западнее Шауляя. Механизированные корпуса в ходе трех дней боев потеряли основную массу боевой техники, к 26 июня в них осталось лишь по нескольку танков. Полки и дивизии наступали в различных направлениях, поодиночке, без связи и взаимодействия между собой. 23-я танковая дивизия использовалась побатальонно для прикрытия бежавшей с поля боя пехоты и вскоре перестала существовать как боевой организм. Работа тыла была организована плохо или дезорганизована, в результате 28-я танковая бездействовала 24 июня из-за отсутствия горючего, в то время как 23-я дивизия вела бой. Это сильно ослабило силу удара корпуса и дало противнику возможность бить советские войска по частям. Управление войсками и разведка были на очень низком уровне. Ударные силы фронта были бездарно потеряны, и здесь дело не только в достигнутой немцами внезапности, но и в «шапкозакидательском» умонастроении советских командиров, в постоянном стремлении наступать во что бы то ни стало, в проявленной тактической безграмотности, во всегдашнем российском бардаке, когда героизм одних обязательно прикрывает разгильдяйство других. Оперативный результат советского контрудара юго-западнее Шауляя был незначителен.

Разгромив советские танковые части, генерал Рейнгард бросил свой корпус к Двине. Под угрозой явного окружения русские оставили Шауляй.

Правда, в конце дня 24 июня генерал Кузнецов принял решение об отводе войск 8-й и 11-й армий на новый рубеж, на котором планировал, организовав упорную оборону, выиграть время для приведения в порядок потрепанных частей, подтягивания резервов с целью последующего разгрома противника. 8-й армии было приказано отойти и занять рубеж Плагеляй – Телыиаи – река Шушва; 11-я армия должна была отступить и занять оборону на рубеже Кедайняй – река Вилия – Олькеники, организуя там противотанковые районы. 27-я армия продолжала сторожить побережье Балтийского моря от возможной высадки морских десантов противника.

25 июня войска фронта, ведя арьергардные бои, отходили на указанные рубежи. Однако разбитые части 11-й армии оказались не в состоянии на них закрепиться и продолжали откатываться к Западной Двине. Как подметил Лев Толстой еще в Крымскую войну, не обученные отступлению войска в такой ситуации неизбежно обращаются в бегство. В результате быстрого продвижения немецких танков в стыке советских армий направление на Даугавпилс оказалось вовсе не прикрытым войсками. Не встречая сопротивления, 8-я танковая и 3-я моторизованная дивизии выходили к Двине. Обстановка приняла для советских войск катастрофический характер. Все попытки ликвидировать прорыв немецких группировок или хотя бы остановить их продвижение оказались безуспешными.

Под давлением соединений 4-й танковой группы, поддержанных бомбардировочной авиацией, войска Северо-Западного фронта отходили по расходящимся направлениям: соединения 8-й армии – к Риге, а войска 11-й армии – на Свенцяны, Дисну. Причем «отходили» настолько быстро, что у отдельных немецких стратегов сложилось впечатление, будто это был заранее продуманный маневр: «Судя по всему, советское командование не считало, что началась настоящая война, пока наши войска не вышли к рекам Днепр и Луга… русских можно назвать мастерами отступлений».

Фронта фактически уже не было.

«26 июня положение отходивших войск резко ухудшилось. 11-я армия потеряла до 75 % техники и до 60 % личного состава. Ее командующий генерал-лейтенант В.И. Морозов упрекал командующего фронтом генерал-полковника Ф.И. Кузнецова в бездействии… в Военном совете фронта посчитали, что он не мог докладывать в такой грубой форме, при этом Ф.И. Кузнецов сделал ошибочный выводу что штаб армии вместе с В.И. Морозовым попал в плен и работает под диктовку врага…»

Требовалось проведение срочных мероприятий по организации обороны на реке Западная Двина и ликвидации прорыва на центральном участке фронта.

Оборону на рубеже Двины было решено организовать силами 8-й армии и выдвигаемой из глубины 27-й армии. Согласно приказу командующего фронтом 8-я армия, в которую входили остатки 10-го, 11-го стрелковых корпусов и 202-й мехдивизии, должна была занять оборону на рубеже от Риги до Ливани. Соответственно, командующий 8-й армией приказал 10-му стрелковому корпусу в составе 10-й и 90-й дивизий, 402-го гаубичного артполка с одним полком 9-й противотанковой бригады занять и упорно оборонять участок от Рижского залива до Рембате. 11-му корпусу генерал-майора М.С. Шумилова силами 125-й, 48-й стрелковых дивизий с одним полком 9-й бригады поручалось занять участок Рембате – Плявинас. 202-я механизированная дивизия получила приказ удерживать рубеж Плявинас – Екабпилс, а также быть готовой к переходу в наступление в направлении Весите, Акнисте. В резерве генерал Собенников оставил две стрелковые дивизии. 67-я дивизия, ранее входившая в 27-ю армию, должна была сосредоточиться в районе Ропажи, подготовить противотанковый рубеж и быть готовой «к уничтожению противника и нанесению контрудара в направлении Риги». 11-я стрелковая дивизия получила задачу подготовить и занять противотанковые рубежи в раойне Мадлиена, быть готовой к нанесению контрудара в направлениях Рембате и южнее. Все соединения армии должны были подготовить оборону к исходу 28 июня, в течение одних суток.

Левее 8-й армии от Ливани до Краславы отходили соединения 16-го стрелкового корпуса и выдвигались войска 5-го воздушно-десантного. Для координации действий этих соединений комфронта решил выдвинуть вперед управление 27-й армии с частями обслуживания. Штаб генерала Берзарина на автомобилях перебазировался в район Резекне и с вечера 28 июня вступил в командование частями на даугавпилсском направлении. Из Московского военного округа Ставка перебрасывала сюда 21-й механизированный корпус генерал-майора Д.Д. Лелюшенко – 42-я, 46-я танковые и 185-я мехдивизия. Корпус не был укомплектован боевыми машинами и имел в своем составе «всего» 175 танков и 129 орудий.