Текст книги "Танковый погром 1941 года"

Однако довольно успешные действия отряда не были своевременно поддержаны главными силами. Ночью 23 июня южнее Радехова два батальона немецких Т-III сильно потрепали на марше колонну дивизии Огурцова, подбив 46 танков БТ-7. Потеряв несколько своих машин, противник отступил. Но в результате основные силы 20-го танкового и 10-го мотострелкового полков подошли к Радехову лишь во второй половине дня и существенно изменить ход боя оказались не в состоянии. Советские танковые части не поддерживались дивизионной артиллерией и не прикрывались зенитными пушками, так как 10-й артполк и 10-й зенитный артиллерийский дивизион все еще находились в пути следования из лагерей, а в боекомплекте танков Т-34 не оказалось бронебойных снарядов (!).

Итог: в контрударе 23 июня приняли участие два полка 10-й танковой дивизии. И все. С севера в этот день не наблюдалось никакого шевеления.

Из-за отсутствия данных о противнике 37-я танковая дивизия получила задачу уничтожить вражеские танки в районе Адамы, где, как выяснилось, никаких танковых частей противника не оказалось. Вследствие этого дивизия не только напрасно потеряла шесть часов драгоценного времени, но и понесла на марше неоправданные потери. Однако, поди ж ты, отрапортовала о 100 уничтоженных танках противника!

19-й танковый полк 10-й дивизии, застряв в болоте в районе Соколувка, Конты, на указанный рубеж вообще не вышел и в атаке не участвовал. Затем полку сменили задачу. 25 июня он получил приказ следовать в район Броды, где якобы появились немецкие танки. Таким образом, корпус Карпезо наступал в северном направлении, а 19-й полк двигался на восток. Полк, между прочим, имел в своем составе до двухсот единиц бронетехники. В первом его батальоне 31 танк КВ и 5 БТ-7, второй полностью укомплектован «тридцатьчетверками», третий – легкими машинами. Бывший командир тяжелого батальона генерал-лейтенант З.С. Слюсаренко вспоминал:

«Нам предстояло пройти около 60 километров. Средняя скорость КВ 20–25 километров в час. Дорога песчаная, день жаркий… В таких условиях не реже чем через час работы двигателя необходимо промывать масляные фильтры…

Приказ, разумеется, мы выполнили, но какой ценой! Более половины машин застряли в пути из-за технических неисправностей. Высланная же мною вперед разведка вернулась с сообщением, что противника в Бродах и его окрестностях не обнаружено. Не успели мы, как говорится, дух перевести, получили новый приказ – немедленно вернуться обратно, в прежний район обороны, идти в авангарде нашего полка форсированным маршем. На подготовку отводилось три часа.

Что за черт! Я ведь еще не успел подтянуть сюда отставшие в пути машины! Однако приказ есть приказ. Но на рассвете 26 июня в пяти километрах от Топорува – команда: «Стоп!» Новый приказ: идти в авангарде полка в район Радзехува, так как там уже два дня ведут тяжелые бои с танковой группой Клейста 10-й механизированный и 20-й танковые полки нашей дивизии…

К моменту подхода 19-го танкового полка наши боевые товарищи успели нанести врагу чувствительный урон, но сами, ослабев, вынуждены были отойти. Таким образом, нашему полку пришлось одному атаковать фашистов. Первым в бой вступил мой батальон в составе восемнадцати КВ: форсированные марши Топорув, Броды, Топорув, Радзехув временно вывели из строя остальные тринадцать машин».

Пока полки и дивизии корпуса Карпезо маневрировали на одном, в сущности, месте в поисках противника, 11-я танковая дивизия Крювеля обходным маневром 25 июня заняла Дубно. Вслед за ней в прорыв вошла 16-я танковая дивизия генерала Хубе, к исходу дня передовыми отрядами «доехавшая» до Кременца, и 16-я моторизованная.

26 июня генерал Карпезо атаковал противника юго-восточнее Радехова, как упоминалось выше, силами одного полка, на открытой местности; атаковал в лоб, прямо на противотанковые батареи немцев – успевших добротно окопаться пехотинцев 57-й и 75-й дивизий. В итоге полк продвинулся всего на два километра, задачу не выполнил и понес большие потери. Тяжелый батальон Слюсаренко вышел из своего первого боя только с двумя уцелевшими машинами. К вечеру в 10-й танковой дивизии генерала Огурцова осталось 39 танков. В этот же день разрывом авиабомбы был тяжело ранен командующий корпусом.

Бои в районе Радехова продолжались до 29 июня, когда все-таки собрались все силы 15-го мехкорпуса. Кроме того, к ним присоединилась 8-я танковая дивизия из корпуса генерала Власова. Правда, из 325 имевшихся в наличии танков к месту сражения явилось только 65 машин! Остальные пропали без вести.

Немецкое командование, ощутив угрозу удара в южный фланг подвижной группировки, решило перейти к обороне, используя выгодные условия местности – заболоченные поймы рек Западный Буг и Островка. Для удержания этого рубежа были выделены три пехотные и 9-я танковая дивизии, усиленные большим количеством противотанковой артиллерии.

Условия для танкового наступления были самые неподходящие. Тем не менее советские танкисты смело и безрезультатно атаковали противника, организовавшего сильную противотанковую оборону, атаковали фронтально, на очень тяжелой местности. В результате много боевых машин было потеряно при переправах через реки и болота. Но русские части упорно рвались вперед, стремясь разгромить вражеские войска, а их остатки отбросить в западном направлении. Однако вследствие неодновременного выхода войск 15-го мехкорпуса в район боевых действий удары наносились отдельными частями поочередно и желаемых результатов не давали. Корпусу Карпезо не удалось выполнить поставленную задачу.

Наряду с вышеуказанными причинами, неудачные действия танковых частей обуславливались широкой полосой наступления, плохим управлением войсками из-за неисправности и недостатка средств связи и просто бездарной организацией. Если немцы считали, что война с Россией трудна и в ней недопустимы нарушения уставов, то советские военачальники действовали с невероятной беспечностью, забыв про все тактические наставления. И это главная причина поражения 15-го механизированного корпуса.

Например, 212-я механизированная дивизия действовала отдельно от танковых частей. В результате танки, как правило, не поддерживались пехотой, атаковали противника одни и захваченных рубежей не закрепляли. Из-за отставания советской артиллерии огневая подготовка и поддержка танков в атаке не проводилась. Слабым было и авиационное прикрытие. В общем, из лукавых описаний советских учебников вырисовывается следующая картина: танки Карпезо прут через болота на заранее организованную оборону противника без поддержки своей пехоты, артиллерии и авиации. Те машины, что не застряли в трясине, немцы в упор расстреливают из противотанковых и зенитных орудий, а германские киношники спокойно пишут этот процесс на камеры. И это называется хорошо подготовленный контрудар?

В результате «решительного успеха по разгрому противника в районе Радехов не было достигнуто». Это констатирует и маршал Жуков: «Несмотря на свою полную укомплектованность, корпус действовал неудачно».

24 июня в наступление западнее Луцка совместно со 135-й стрелковой дивизией перешел 22-й мехкорпус – силами 19-й танковой дивизии генерал-майора Семенченко, которая имела в своем составе всего 45 исправных танков Т-26 и 12 бронемашин (куда испарились остальные 118 танков (!) – неизвестно по сей день, но к месту боя они не дошли. 41-я танковая дивизия корпуса так и не объявилась.

В дальнейшем она использовалась побатальонно для поддержки действий стрелковых частей и перестала существовать как ударная сила, бестолково потеряв за семь дней боев 293 танка).

В районе Войницы завязался ожесточенный встречный бой с частями 14-й танковой дивизии. Немцы отразили атаки советских частей, а затем, зайдя с фланга, создали угрозу окружения. К этому моменту советская дивизия потеряла почти все свои танки, а в ее артполку осталось 14 орудий. Командир дивизии получил ранение в руку, оба командира танковых полков были убиты, начальник артиллерии пропал без вести, а командир мотострелкового полка скончался от ран. Примерно в таком же состоянии были и другие подразделения, участвовавшие в нанесении контрудара. Генерал Семенченко принял решение отступить к Луцку за реку Стырь и занять там оборону совместное 1-й противотанковой бригадой Москаленко. Впрочем, отступали так быстро, что намеченный рубеж «обороны» проскочили с ходу, сам комдив на следующий день обнаружился в 90 км от места боя.

Предпринятый 24 июня контрудар силами 15-го и 22-го механизированных корпусов провалился, ценой неоправданно больших потерь лишь незначительно замедлив германское наступление. Немцы были вынуждены развертывать значительную часть сил ударной группировки на флангах, так как вели непрерывную авиаразведку и установили, что в районах Луцк, Ровно, Радехов, Броды сосредоточиваются подвижные соединения противника. Поэтому с утра следующего дня продолжала наступление лишь 11-я танковая дивизия, которой к концу 25 июня удалось ворваться в Дубно. В период с 22 по 25 июня германским соединениям удалось продвинуться на глубину до 100 км.

Командующий Юго-Западным фронтом решил утром 26 июня ввести в сражение подошедшие резервы и разгромить-таки противника. В приказе генерала Кирпоноса от 25 июня указывалось, что главный удар по вражеской группировке наносят 8-й и 15-й механизированные корпуса. Командующему 5-й армией предписывалось объединить под своим командованием 9-й и 19-й мехкорпуса и атакой вдоль железной дороги Луцк – Броды содействовать общему наступлению и разгрому радеховской группировки противника. На это направление нацеливались и основные силы авиации. В целях повышения надежности управления и координации боевых действий армии Потапова, 9-го и 19-го мехкорпусов, решением Военного совета фронта была создана оперативная группа во главе с первым заместителем командующего генерал-лейтенантом Ф.С. Ивановым. Находясь на вспомогательном пункте управления, группа обеспечивала связь 5-й армии со штабом фронта.

Замысел операции заключался в том, чтобы силами шести механизированных корпусов атаковать фланги 1-й танковой группы Клейста с севера и юга и разгромить ее западнее Луцка, Дубно. А именно: части 4, 15 и 8-го корпусов наносили удар на южном фланге, а 9, 19 и 22-го – атаковали с севера. Хотя 4-й и 22-й можно уже вычеркнуть. Наступление всех корпусов было назначено на 9 часов утра 26 июня. В окрестностях Дубно в этот момент находились три танковые дивизии противника – 13, 11 и 16-я.

Для нанесения сосредоточенного удара по противнику такими силами необходимо было тщательно согласовать действия корпусов и организовать четкое управление ими. Это было тем более необходимо, что удаление войск от исходных районов было различным, а некоторые из них – 4, 15, 22-й мехкорпуса – уже втянулись в бои. Целесообразно было объединить управление корпусами, действующими на одном направлении, под единым командованием. Ничего этого сделано не было, корпуса не имели даже связи между собой. Отсутствие четкого управления привело к тому, что советские корпуса вступали в сражение разрозненно, не координируя свои действия, ввязывались в бой по мере выхода в район операции и действовали несогласованно между собой.

В период с 23 по 25 июня танковые и механизированные соединения из глубины округа, совершая утомительные марши и теряя по пути технику, сосредоточились в районе Луцк – Ровно – Броды. Здесь с 23 по 29 июня развернулось крупнейшее за всю войну танковое сражение, в котором участвовало более 3000 боевых машин, причем немецких наличествовало около 400.

Как оно выглядело, кратко описал маршал Ротмистров: «Механизированные корпуса Юго-Западного фронта вступили в это сражение после 200—400-километровых маршей в условиях господства в воздухе авиации противника. Ввод в сражение этих корпусов осуществлялся без должной организации наступления, без разведки противника и местности. Отсутствовала авиационная и должная артиллерийская поддержка. Поэтому противник имел возможность отражать атаки наших войск поочередно, маневрируя частью своих сил, и одновременно продолжать наступление (!) на неприкрытых направлениях». Вот и весь фокус. Оказывается, немцы вели разведку, постоянно и непрерывно отслеживали ситуацию, ориентировались в обстановке, имели надежную связь, четко управляли и маневрировали своими силами. Хотя все вышеперечисленное – это азбука военного дела, советские генералы ничего этого не делали. Так пьяный мужик, залив глаза, бежит на супостата с дубьем, не глядя под ноги.

Вот с севера наносит удар 9-й механизированный корпус генерал-майора К.К. Рокоссовского. В его составе 20-я, 35-я танковые и 131-я мехдивизия. Корпус полностью укомплектован личным составом, но новую технику получить не успел. Поэтому в нем «всего» 316 танков. Имелся свой артполк – 24 орудия калибра 122 и 152 мм.

Уже 22 июня корпус не имел связи со штабом фронта, но, вскрыв по приказу командующего 5-й армией довоенный пакет, Рокоссовский узнал свою задачу – выступать в направлении Ровно – Луцк – Ковель. В 14 часов, по-прежнему не имея никакой связи, корпус выступил. Маршал Рокоссовский вспоминал: «С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат». В первый день танковые дивизии прошли 50 км, а131-я полковника Н.В. Калинина к исходу 22 июня достигла Ровно, совершив 100-километровый переход.

23 июня 9-й механизированный корпус был подчинен 5-й армии и получил задачу сосредоточиться в районе Клевань, Олыка. Связь и данные о противнике по-прежнему отсутствовали. Специальные группы, возглавляемые офицерами из штаба корпуса, отправились на разведку и поиски соседей. С одной из таких групп разъезжал на мотоцикле начальник штаба корпуса, пытаясь добыть хоть какую-нибудь информацию.

24 июня корпус Рокоссовского вышел в район сосредоточения и вступил в бой. 131-я механизированная дивизия, отбросив за реку Стырь форсировавшие ее пехотные части противника, заняла рубеж южнее Луцка. 35-я танковая генерал-майора Н.А. Новикова вела бой юго-западнее Клевани, имея перед собой части 13-й танковой дивизии немцев. 20-я танковая под командованием полковника М.Е. Катукова на рассвете головным полком с ходу атаковала расположившиеся на привале в районе Олыка моторизованные части 13-й танковой дивизии, нанесла им потери, захватив первые трофеи и пленных. Это сильно подняло моральный дух бойцов, но как вспоминает Катуков: «Первая победа под Клеванью обошлась нам дорого… в этом неравном бою мы потеряли все наши «бэтушки». Наши БТ не представляли собой грозной силы, к тому же использовали мы их неправильно. С такими быстроходными и легковооруженными машинами нельзя было ввязываться в открытый бой… Опыт боев на Украине впервые заставил меня задуматься над вопросом широкого использования танковых засад». Собственно говоря, с этого момента 20-я танковая дивизия превратилась в стрелковую. В середине августа ее остатки будут сведены в 20-й мотострелковый полк, который сгинет в окружении.

На следующий день войска Рокоссовского вели оборонительные бои на том же рубеже: Луцк, Олыка, южнее Клевани с танками и мотопехотой 13-й и 14-й немецких дивизий. 26 июня мехкорпус нанес контрудар в направлении Дубно, прикрывая свой правый фланг 131-й дивизией, и немного потеснил противника. Задним числом маршал Рокоссовский писал: «У меня создалось впечатление, что командующий фронтом и его штаб в данном случае просто повторили директиву Генштаба, который конкретной обстановки мог и не знать. Мне думается, что в этом случае правильнее было бы взять на себя ответственность и поставить войскам задачу, исходя из положения, сложившегося к моменту получения директивы Генерального штаба».

Погибший в бою генерал Кирпонос не оставил воспоминаний, но мне думается, что он действительно «мог и не знать», что три его механизированных корпуса, имевших около 1400 танков, окажутся неспособны справиться с тремя дивизиями 3-го германского мотокорпуса. Теоретически они должны были раскатать их в блин.

В этом же направлении начал наступать 19-й механизированный корпус генерал-майора Н.В. Фекленко совместно с 36-м стрелковым генерал-майора П.В. Сысоева. Мехкорпус состоял из 40-й и 43-й танковых и 213-й механизированной дивизий – 453 танка, в том числе Т-34 и КВ.

Частям корпуса Фекленко предстояло преодолеть 300-километровое расстояние от места дислокации в районе Житомир – Винница до Ровно. Следует отметить, что маршрут выдвижения к границе был на практике основательно отработан еще в мирное время, но на этот раз сроки оказались сжатыми, и корпусная артиллерия безнадежно отстала. 213-я моторизованная дивизия полковника В.М. Осьминского была изъята из состава корпуса, передана в подчинение оперативной группе генерала М.Ф. Лукина и получила задачу выдвигаться на Острог в полосе 6-й армии.

К утру 26 июня только 43-я танковая дивизия полковника И.Г. Цибина (237 танков) заняла исходное положение для контрудара, остальные находились на марше. Но и эта дивизия не могла поддержать действия соседнего 9-го мехкорпуса, так как у танков кончилось горючее, а у артиллерии не было снарядов. Согласно плану развертывания, боеприпасы предполагалось получить с ровенских складов, но неприятельские бомбардировки сорвали своевременный их подвоз. Между тем из докладов разведывательного батальона Цибин знал, что в каких-то 10–15 км от него стоят и точно так же ожидают заправки полки 11-й танковой дивизии противника. 43-й разведбатальон под командованием капитана В.С. Архипова еще накануне вышел в тылы немецкой танковой дивизии, разгромил колонну бензозаправщиков и теперь скрытно вел наблюдение за скоплением техники в районе Хомутов. Даже танковый разведбат Красной Армии образца 1941 года был довольно мощным подвижным соединением. В его состав входила рота из 17 танков Т-34 и Т-26, две роты пулеметных и пушечных бронеавтомобилей, рота мотоциклистов и зенитная рота – 12 пулеметов ДШК и четыре 37-мм пушки, артбатарея из 6 орудий, смонтированных на грузовиках, а также отдельные взводы – управления, связи, саперный, комендантский и взвод ранцевых огнеметов. По тревоге разведбатальон усиливался дивизионом 122-мм гаубиц и саперной ротой.

Наконец, согласовав свои действия с командиром дивизии, батальон Архипова в 16.45 нанес внезапный артиллерийский удар в тыл 11-й дивизии 48-го мотокорпуса. Для немцев это оказалось настолько неожиданным, что их штаб послал радиограмму с требованием перестать бить по своим. В 17.00 в наступление перешла вся 43-я танковая дивизия, имея впереди тяжелые КВ и средние Т-34. За четыре часа боя части полковника Цибина изрядно потрепали 11-ю танковую и отбросили ее на 30 км к западу, выйдя к Дубно. Правее 40-я танковая дивизия полковника

М.В. Широбокова разбила колонну противника у Млинова. Однако немцы успели взорвать мосты через реку Иква, и с наступлением темноты советское наступление застопорилось. Дивизиям Фекленко было приказано вернуться к Ровно. Дело в том, что к этому времени 22-й мехкорпус был уже разгромлен противником, а корпус Рокоссовского не продвинулся ни на шаг.

Командующий 5-й армией генерал Потапов не только не сумел объединить усилия предоставленных в его распоряжение трех корпусов, но почти не имел связи с каждым из них. «Связь корпуса с 5-й армией чаще всего отсутствовала, связь с соседями то и дело прерывалась… Всю информацию пришлось добывать самим».

Командование фронта, видя, что контрудары не приносят желаемого результата, решило прекратить дальнейшие атаки в районе Дубно и перейти к обороне. Замысел состоял в том, чтобы силами 31-го, 36-го и 37-го стрелковых корпусов, подходивших из тыла, занять рубеж рек Стоход и Стырь, далее – Дубно, Кременец, Золочев. Механизированные корпуса отвести за линию обороны и подготовить их к переходу в общее контрнаступление. Это решение Ставка не поддержала. Она приказала генералу Кирпоносу возобновить атаки на прежних направлениях. Принятая поздно вечером телеграмма из Москвы требовала «ни дня не давать покоя агрессору». Выполняя это распоряжение, штаб фронта поставил задачи войскам: наступление намечалось на 9 часов 27 июня.

Однако немцы, подтянув из района Луцка 14-ю танковую и 25-ю моторизованную дивизии, сами атаковали, и к 29 июня остатки 9-го и 29-го мехкорпусов с тяжелыми боями отступили на рубеж реки Горынь.

Если координация действий мехкорпусов с севера была возложена на генерала Потапова, то совместные действия с юга должен был организовать штаб фронта. Согласно приказу генерала Кирпоноса, с этой целью создавалась «подвижная группа фронта» в составе двух механизированных корпусов. 15-му приказывалось нанести главный удар в направлении Радехов утром 26 июня, а 8-й должен был наступать из района Броды на Берестечко. Но и здесь все «гладко было на бумаге».

Корпус генерала Карпезо вел боевые действия с 23 июня. Его части понесли уже большие потери и были растянуты на широком фронте. Утратив свои ударные способности, 15-й мехкорпус сам теперь отражал непрерывные контратаки пехоты (!) противника. Попытки Карпезо перейти в новое наступление силами одной дивизии одновременно с выдвигавшимся справа 8-м мехкорпусом успеха не имели.

8-й механизированный корпус, которым командовал генерал-лейтенант Д.И. Рябышев, считался хорошо укомплектованным и обученным, имел 932 танка, из них 70 КВ и 100 Т-34, а также 48 пятибашенных Т-36, 141 орудие и 30 тысяч человек личного состава. Его развертывание осуществлялось довольно своеобразно. С началом войны соединения корпуса, в соответствии с планом развертывания, вышли в район Самбора, затем Рябышев получил распоряжение выдвинуться в район восточнее Львова и перейти в подчинение командующего 6-й армией. В полдень 23 июня корпус вышел в назначенное место и получил от генерала Музыченко приказ утром следующего дня перейти в наступление, совместно с 6-м стрелковым корпусом отбросить врага за государственную границу. Однако вечером того же дня последовал новый приказ командования ЮЗФ: войскам 8-го мехкорпуса к исходу 24 июня сосредоточиться в районе Броды и утром 25-го нанести удар по германской танковой группировке в направлении Броды – Берестечко.

«…Странно складывалась судьба нашего корпуса в первые дни войны, – вспоминал бывший его комиссар Н.К. Попель. – Другие приграничные соединения, истекая кровью, пытались сдержать напор врага, а мы, словно бы выбирая получше место для удара, метались в заколдованном треугольнике Стрый – Перемышль – Львов. Воздушная разведка противника, проявлявшая к нам повышенный интерес, была, видимо, сбита с толку Да и сами мы с трудом постигали смысл своего маневра».

Вконец сбив с толку разведку противника, совершив в течение четырех дней почти 500-километровый «сверхфорсированный» марш, без соблюдения элементарных уставных требований обслуживания материальной части и отдыха личного состава, корпус к концу дня 25 июня сосредоточился в районе Броды (по уставным нормативам обычным маршем для танков считалось 60 км в сутки, форсированный – 80 км). При этом его танковые дивизии заняли исходный район, имея не более 50 % боевых машин и артиллерии. Остальная часть корпуса, в том числе механизированная дивизия, отстала. Половина материальной части осталась брошенной на маршрутах выдвижения из-за поломок, в том числе почти все тяжелые танки Т-35.

«Оставшаяся материальная часть после таких скоростных маршей оказалась для боя не подготовленной в техническом отношении. Отсутствие службы регулирования со стороны фронта и армии на важнейших оперативных магистралях приводило к беспорядочному передвижению войск, созданию «пробок», огромному количеству аварий и несчастных случаев, а также к бесполезной трате времени на передвижение войск, что вело в результате к несвоевременному выполнению приказов», – вспоминал Рябышев. В это время 1-я танковая группа Клейста, развивая успех, своими передовыми частями вышла в район Луцка, Варковиче в 20 км северо-восточнее Дубно.

Корпус получил задачу овладеть Лешневом, форсировать реки Стырь, Сытенку, Слонувку и выйти к Берестечку. Решение этой задачи должно было привести к перерезанию вражеских коммуникаций, ведших в Дубно, и отсечению вклинившихся танковых германских соединений от остальных сил ударной группировки. Никаких сведений о противнике генерал Рябышев от штаба фронта не получил, не было информации о соседях слева и справа: «Мы не знали, с кем будем взаимодействовать и какие авиачасти должны поддерживать боевые действия соединений корпуса».

Имелся только приказ – наступать.

Так как к началу контрудара развертывание мехкорпуса полностью закончено не было, вновь предстояла атака с ходу и без подготовки силами имевшихся в наличии двух танковых дивизий. На правом фланге на 10-километровом фронте развернулась 34-я дивизия полковника И.В. Васильева, на левом фланге на фронте 8 км – 12-я дивизия генерал-майора Т.А. Мишанина. 7-я механизированная, под командованием полковника А.В. Герасимова, выдвигалась позади левого фланга.

Исходные рубежи для наступления танковых соединений были выбраны неудачно: впереди боевых порядков протекала река Слонувка с заболоченными берегами. Продвигаться вперед можно было только по единственной дороге, плотно прикрытой противотанковой артиллерией противника. Атака, начавшаяся в 9 часов утра 26 июня, первоначально успеха не принесла. Лишь после того, как мотострелковые подразделения овладели мостом через реку и вышли на северный берег, упорное сопротивление 75-й пехотной дивизии, прикрывавшей правый фланг 48-го германского мотокорпуса, было сломлено. Дивизия генерала Мишанина вошла в Лешнев. Однако, ввиду необходимости преодолевать труднопроходимую болотистую местность, советские танки продвигались крайне медленно. К исходу дня танковые дивизии генерала Рябышева с боями продвинулись на 10–20 км и вышли в район западнее Берестечко. 7-я мехдивизия, вступившая в бой на левом фланге только в середине дня, успеха не имела и была остановлена на рубеже реки Островка 297-й пехотной дивизией. Подвергшись ударам авиации и не имея связи с другими корпусами, 8-й механизированный перешел к обороне.

Тем временем фельдмаршал Клейст подтягивал в этот район несколько танковых и пехотных частей, а также всю противотанковую артиллерию 48-го моторизованного корпуса, сосредоточив управление ею в руках командира специально созданного полка. По просьбе командующего 1-й танковой группой немецкая авиация непрерывно бомбардировала части 8-го советского мехкорпуса по обе стороны дороги Броды – Лешнев. Так как части генерала Карпезо в районе восточнее Радехова также вели наступление, хотя и небольшими силами, германский 48-й мотокорпус в середине дня 26 июня оказался в критическом положении. Гальдер следующим образом оценивал сложившуюся обстановку: «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. На стороне противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина… Противник, как и ожидалось, значительными силами танков перешел в наступление на южный фланг 1-й танковой группы. На отдельных участках отмечено продвижение». В результате немецкое командование было вынуждено сосредоточить против соединений генерала Рябышева крупные силы. Для прикрытия правого фланга 48-го мотокорпуса подходил 44-й армейский корпус, в район Берестечко выдвигалась 16-я моторизованная дивизия, 670-й противотанковый дивизион и батарея зенитных орудий.

Однако советские войска развить успех не сумели. Части атаковали противника неодновременно и на широком фронте. Танки не сопровождались пехотой и не всегда прикрывались авиацией. Такие действия не приводили к решительным результатам. Вследствие этого немцам удалось удержать основные коммуникации, связывавшие их передовые части с тылами, и локализовать прорыв. Сложность операции и трудность обстановки поставили под сомнение целесообразность продолжения наступления 8-го мехкорпуса. Была даже сделана попытка вывести его из боя. Однако Москва приказала продолжать контрудары.

27 июня в 4 часа утра генерал Рябышев получил указание Кирпоноса отвести 8-й мехкорпус в тыл за боевые порядки 36-го стрелкового корпуса и занять оборону. Собиравшийся развивать наступление командир корпуса с некоторым недоумением отдал соответствующие приказания своим комдивам. Всего через два часа последовал новый приказ штаба фронта. На этот раз генерал Кирпонос требовал немедленно повернуть корпус на восток и нанести удар из района Броды в новом направлении – на Дубно, в тыл наступающей в восточном направлении группировке противника, к исходу дня овладеть городом. Штабные стратеги двигали корпусами, будто шашками. В результате утром 27 июня 8-й мехкорпус представлял собой три изолированные группы, разбросанные на глубину 20–30 км. 7-я механизированная дивизия оборонялась на рубеже реки Островка, центральная 12-я танковая, в соответствии с первым приказанием, ушла в тыл, причем ее неорганизованный отход под ударами вражеской авиации больше походил на бегство, а 34-я танковая, не получив вообще никаких указаний, продолжила наступление на Берестечко.

Пока генерал Рябышев соображал, как же ему собрать теперь свой корпус и осуществить удар на Дубно, в помощь ему в 9 утра, то есть через три часа после получения приказа, прибыл крупный специалист по «моральному фактору» корпусной комиссар Вашугин:

«Он шел, подминая начищенными сапогами кустарник, прямо на Рябышева. Когда приблизился, посмотрел снизу вверх в морщинистое скуластое лицо командира корпуса и сдавленным от ярости голосом спросил:

– За сколько продался, Иуда?

Рябышев стоял в струнку перед членом Военного совета, опешивший, не находивший что сказать, да и все мы растерянно смотрели на невысокого, ладно скроенного корпусного комиссара.

Дмитрий Иванович заговорил первым:

– Вы бы выслушали, товарищ корпусной…

– Тебя, изменника, полевой суд слушать будет. Здесь под сосной выслушаем и у сосны расстреляем (прокурор, председатель Военного трибунала, взвод бойцов – тут же, готовы к работе!).

Я не выдержал и выступил вперед:

– Можете обвинять нас в чем угодно. Однако потрудитесь прежде выслушать.

– А, это ты, штатный адвокат при изменнике…

Теперь поток ругательств обрушился на меня.

Все знали, что член Военного совета не выносит, когда его перебивают. Но мне нечего было терять. Я воспользовался его же оружием, то не был сознательный прием. Гнев подсказал.