Текст книги "Танковый погром 1941 года"

Часть 3
Осенний разгром

Смоленское сражение

К 10 июля советско-германский фронт на некоторое время стабилизировался. На северо-западе он проходил несколько севернее южных границ Эстонии, по линии севернее Пярну, Тарту, река Великая, в центре – на рубеже Днепра. На юго-западе – на подступах к Киеву. Советское командование считало, что германские войска будут по-прежнему наступать на широком фронте. Но основное внимание оно сосредоточило на организации отпора противнику на западном направлении. Решительным противодействием наиболее сильной немецкой группировке предполагалось ликвидировать угрозу прорыва врага к Москве и тем самым ограничить его наступательные возможности на других направлениях.

10 июля Государственный Комитет Обороны принял постановление о создании командований трех главных направлений:

Северо-Западного во главе с маршалом К.Е. Ворошиловым, с подчинением ему Северного, Северо-Западного фронтов, Северного и Балтийского флотов;

Западного под командованием маршала С.К. Тимошенко, включавшего Западный фронт и Пинскую военную флотилию;

Юго-Западного, которое возглавил маршал С.М. Буденный, в составе Юго-Западного, Южного фронтов и Черноморского флота.

Этим же постановлением Ставка Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования под председательством Сталина. В состав Ставки вошли В.М. Молотов, маршалы Тимошенко, Буденный, Ворошилов, Шапошников и генерал армии Жуков.

Германский Генеральный штаб в первой декаде июля предполагал, что в распоряжении советского командования на всем фронте, за исключением финского участка, имелось не более 66 боеспособных дивизий. Считая, и небезосновательно, что основные силы Западного фронта разгромлены, немецкое командование приняло решение, не дожидаясь подхода пехотных частей, силами танковых соединений окружить и уничтожить войска противника в районе Смоленска, молниеносным броском устремиться к Москве и в начале августа занять ее.

На совещании в Ставке Гитлера, состоявшемся 8 июля, начальник Генерального штаба доложил, что «из 164 выявленных русских стрелковых дивизий 89 полностью уничтожены, 46 сохранили боеспособность, 18 находятся на второстепенных направлениях, а положение остальных 11 еще не выяснено». Вдохновленный этими цифрами, фюрер заявил о своем желании оставить все выпускаемые новые танки в Германии с целью сохранить в тайне немецкие достижения в танкостроении и дал указание не возмещать в полной мере понесенные на фронте потери, а сводить ослабленные танковые дивизии в полноценные соединения. Восточный фронт лишался каких-либо пополнений танками: «Танковые силы, имеющиеся на Востоке, должны и впредь считаться достаточными». Только Гитлер мог отныне разрешить отправку на фронт хотя бы одного танка. Между тем, спустя всего три недели после этого совещания, количество «выявленных» советских дивизий выросло до 350.

Английский военный теоретик Дж. Фуллер подчеркнул, что основная слабость русских заключается в командовании, а основная сила – в резервах. В первом из этих тезисов немцы вполне уверились, о реальной значимости второго они имели пока весьма смутное представление.

Против советского Западного фронта в новой операции действовали группа армий «Центр» и часть сил 16-й армии на северном фланге. В первом эшелоне должны были наступать 16 дивизий, в том числе 9 танковых, 6 моторизованных и 1 моторизованная бригада. Войска второго эшелона, после ликвидации «котлов» западнее Минска, выдвигались к среднему течению Западной Двины и Днепру. Не дожидаясь их подхода, танковым группам Гота и Гудериана предстояло, наступая концентрически на Смоленск, рассечь на нескольких направлениях войска Западного фронта и окружить их.

Немецким войскам на смоленском направлении противостояли на широком фронте (от Идрицы на севере до Речицы на юге) пять советских армий – 22-я, 19-я, 20-я, 13-я и 21-я. В район Смоленска прибывала из резерва Ставки 16-я армия генерал-лейтенанта М.Ф. Лукина. Правда, к началу сражения рубежи обороны успели занять 37 из 48 выдвигавшихся из глубины страны советских дивизий. Некоторые из них уже втянулись в бои в Полоцком укрепрайоне (22-я армия), на лепельском направлении (20-я армия), на переправах через Днепр у Быхова и Рогачева (21-я армия). К тому же в неудачных контрударах на Сенно – Лепель Тимошенко уже потерял большую часть из имевшихся в его распоряжении почти 3000 танков. Советская оборона вновь строилась по линейному принципу, не была оборудована в инженерном отношении, вместо окопов отрывались индивидуальные стрелковые ячейки. Особенно плохо обстояло дело с обеспечением стыков между армиями. В среднем на каждую дивизию приходилась полоса шириной 25–30 км. Средств радиосвязи почти не имелось, поэтому вновь были неизбежны проблемы в оперативном управлении войсками.

2-я танковая группа Гудериана наносила удар из района Шклова на Ельню – в обход Смоленска с юго-запада. Ее 24-й мотокорпус наступал южнее Могилева – на Кричев, Рославль; 46-й – на Ельню; 47-й – через Красный на Смоленск.

10 и 11 июля войска Гудериана, почти не встречая противодействия, провели форсирование Днепра севернее и южнее Могилева. В боях за город были окружены соединения 13-й армии – четыре стрелковые дивизии и остатки 20-го мехкорпуса. Их возглавил командир 61-го стрелкового корпуса генерал Ф.А. Бакунин, организовавший круговую оборону Могилева. Советские войска держались здесь до 26 июля. К концу месяца от 13-й армии остался только штаб и управление 45-го корпуса.

3-я танковая группа из района Витебска осуществляла удар в сторону Духовщины, обтекая Смоленск с северо-запада. Левофланговые соединения этой группы из района Полоцка развивали наступление в направлении Великих Лук. 11 июля пять дивизий группы Гота форсировали Днепр на узком участке в районе Витебска и в последующие дни стремительно развивали успех, имея целью выйти к Ярцево. 12 июля 19-я танковая дивизия генерала Кнобельсдорфа и 14-я моторизованная Фюрста, действуя с плацдарма в районе Десны, взломали советскую оборону севернее Полоцка и устремились на Невель, выходя в тылы 22-й армии генерала Ершакова. Ее соединения вынуждены были оставить Полоцкий укрепрайон и отходить на северо-восток в лесисто-озерные районы, ведя бои на промежуточных рубежах. 16 июля немцы завладели Невелем, а 20 июля их танковые части, разбив нашу 48-ю танковую дивизию, ворвались в Великие Луки.

На следующий день советские войска, выдвинутые в этот район из резерва, нанесли контрудар по прорвавшемуся противнику и выбили его из Великих Лук. Воспользовавшись результатами этого контрудара, соединения 22-й армии к 27 июля заняли оборону на рубеже верхнее течение реки Ловать, Великие Луки, озеро Двинье, который удерживали до конца августа. Генерал Кнобельсдорф попытался выйти в тыл войскам Ершакова с юга, но был остановлен подошедшими частями новой 29-й армии, которые прикрыли правое крыло Западного фронта и обеспечили стык с Северо-Западным фронтом.

В центральной полосе фронта главная группировка Гота ударила в стык 22-й и 20-й армий, создавая угрозу охвата с севера войск генерала Курочкина и всего правого крыла Западного фронта. Чтобы задержать продвижение немцев, осуществивших прорыв в районе Витебска, маршал Тимошенко решил нанести контрудар, для чего привлечь наличные силы 19-й армии и часть войск правофлангового корпуса 20-й армии.

«Наличных сил» у Конева оставалось не так уж много. Его армия выгружалась в Витебске, когда туда ворвался противник, танки 26-го мехкорпуса остались без горючего южнее города, а некоторые части еще находились в эшелонах, скопившихся в огромной железнодорожной пробке за Смоленском. 10–11 июля Конев пытался выполнить поставленную задачу, бросив в бой 220-ю механизированную и 229-ю стрелковую дивизии, а также последние танки только что вышедшей из района Сенно из окружения 14-й танковой дивизии. Две немецкие танковые дивизии их просто разметали во встречном бою. В советской тактике все еще преобладает идея непрерывных контрударов и пренебрежение организацией прочной обороны.

К 14 июля остатки частей полковника Васильева были окружены и окончательно разбиты восточнее Лиозно, через два дня после этого немцам сдался старший лейтенант Я.И. Джугашвили. Трудно винить потерявшего надежду и ошарашенного крушением пропагандистских штампов молодого офицера – его солдаты разбегались, переодеваясь в гражданскую одежду, а крестьяне не пускали в дома и ждали немцев. Впрочем, в тот период в плен порой сдавались целыми полками с оружием и оркестром.

У противника «было много танков, а 19-я армия их почти не имела, – объясняет маршал Еременко. – Наши войска не имели достаточного опыта борьбы с танками. Тяжелая артиллерия оказалась неповоротливой и также не имела опыта борьбы с танками». Интересно, разве для этого предназначена тяжелая артиллерия? «Пехота и кавалерия при появлении танков чаще всего уходили в недосягаемые для танков районы – в леса и болота». Другими словами, не видя никакого прока ни от своей артиллерии, ни от танков, ни от авиации, и не обученные борьбе с бронетехникой, красноармейцы попросту разбегались при первом натиске противника.

«В мирное время мы учили наши стрелковые войска укрываться от танков в противотанковые районы… щели и окопы, если они отрыты, и пропускать танки, чтобы затем с ними расправились противотанковая артиллерия, наши танки или другие средства. Пехота же должна лишь отсекать от танков вражескую пехоту и уничтожать ее. В результате такой учебы… получив сигнал о появлении танков врага, наши роты, батальоны, полки иногда метались в поисках укрытий, нарушали боевые порядки, скапливались в противотанковых районах. Авиация противника… засекала места скопления нашей пехоты, наносила по ним сильнейшие удары». Родился новый термин – «танкобоязнь».

В итоге, «преодолевая слабое сопротивление противника», к 13 июля 7-я танковая дивизия генерала Функа вошла в Демидов, 20-я танковая взяла Велиж, а 12-я – Рудню.

В подтверждение слов Еременко, генерал армии А.В. Горбатов оставил воспоминания об «обороне» Демидова. Город, являвшийся важным узлом шоссейных дорог, должны были защищать части полностью укомплектованного личным составом и техникой 25-го стрелкового корпуса, которым командовал комкор С.М. Чистохвалов. Корпус выгрузился на станции Рудня и занял позиции в 10 км юго-восточнее Витебска, штаб корпуса находился в 25 км от города. Вот краткое описание боевых дел этого соединения:

«Однажды утром (11 июля) я услышал далекую канонаду в стороне Витебска, обратил на нее внимание командира корпуса и получил разрешение поехать для выяснения обстановки… Не доехав километра три до переднего края обороны, я увидел общий беспорядочный отход по шоссе трехтысячного полка. В гуще солдат шли растерянные командиры различных рангов. На поле изредка рвались снаряды противника, не причиняя вреда… Стал выяснять причину отхода. Одни отвечали, что получили команду, переданную по цепи, другие отвечали: «Видим, что все отходят, начали отходить и мы». Из группы лежащих недалеко солдат раздался голос: «Смотрите, какой огонь открыли немцы, а наша артиллерия молчит». Другие поддержали это замечание. Мне стало ясно, что первой причиной отхода стало воздействие артогня на необстрелянных бойцов, второй причиной – провокационная передача не отданного старшим начальником приказа на отход. Главной же причиной была слабость командиров, которые не сумели остановить панику и сами подчинились стихии отхода».

Указав полку новую линию обороны, Горбатов поехал разыскивать «нашу артиллерию»: «В лесу, справа от шоссе, я нашел корпусной артиллерийский полк и обнаружил, что его орудия не имеют огневых позиций, а у командиров полков, дивизионов и батальонов нет наблюдательных пунктов. Собрав артиллеристов, пристыдил их и дал необходимые указания, а командира артиллерийского полка связал с командиром стрелкового полка и установил их взаимодействие… Возвратясь, доложил подробно командиру корпуса о беспорядке в передовых частях, но, к своему удивлению, увидел, что это произвело не больше впечатления, чем если бы он услышал доклад о благополучной выгрузке очередного эшелона. Такое отсутствие чувства реальности меня удивило…» После 13 часов того же дня Горбатов вновь не нашел на месте 501-го стрелкового полка, бойцы разрозненными группами двинулись на восток к станциям Лиозно и Рудня. Это при том, что противник в полосе корпуса активных боевых действий не вел, позиции его не бомбил и наступал на другом направлении.

Надо ли говорить, что когда на следующий день немцы фланговым маневром вышли к Демидову, то посланный помочь войскам организовать оборону комбриг Горбатов не обнаружил в городе никого из своих «орлов»: ни стрелкового полка, ни артдивизиона. Немцы взяли Демидов без единого выстрела. 25-й стрелковый корпус фактически разбежался, даже не вступая в бой, – от беспокоящего артиллерийского огня противника. Комкор Чистохвалов сдался в плен вместе со своим штабом.

13 июля штаб группы Гота доложил в ставку Гитлера: «За первые три недели боев войска 3-й танковой группы понесли большие потери, которые, однако, меньше потерь войск, действовавших на Западном фронте. Так, потери 19-й танковой и 14-й моторизованной дивизий в общей сложности составляют только 163 офицера и 3422 унтер-офицера и солдата. Тем не менее физическое напряжение личного состава, вызванное сильной жарой, пылью, плохими условиями расквартирования и недостатком сна, значительнее, чем на Западе. Кроме того, моральный дух личного состава подавлен огромной территорией и пустынностью страны, а также плохим состоянием дорог и мостов (а если бы их все взорвать?), не позволяющим использовать всех возможностей подвижных соединений. Значительное влияние на состояние морального духа личного состава оказывает также упорное сопротивление противника, который неожиданно появляется повсюду и ожесточенно обороняется. Но, несмотря на это, немецкий солдат чувствует свое превосходство над противником».

Надо сказать, что воспитанные на советской пропаганде народы СССР в это время еще верили, что заграничные пролетарии не сегодня-завтра поднимут восстания против фашистов и эксплуататоров, а германские солдаты повернут оружие против Гитлера. Наши идейные вожди не забывали подбрасывать соответствующие «факты»:

«Немецкий летчик, взятый в плен после того, как его самолет был сбит нашей авиацией, заявил: «С русскими воевать не хотим, деремся по принуждению. Война надоела; за что деремся, не знаем»;

«Многие пленные немецкие солдаты на допросах рассказывают, что их сняли с гарнизонов, расположенных в оккупированных областях Франции, посадили в поезда, не сказав, куда их направляют. Только столкнувшись с красноармейцами, они поняли, что началась война с Советским Союзом. Военнопленные сообщают, что их гнали в бой под угрозой расстрела из пулеметов в спину»;

«На нашу сторону перелетел немецкий самолет «Ю-88» 1-го звена 1-й группы 54-й эскадры. Бортмеханик этого самолета ефрейтор Пауль Гофбауэр в своем обращении к обманутым Гитлером летчикам и солдатам немецкой армии говорит: «Братья! Поверните штыки против Гитлера и фашизма. Переходите в Советскую Россию. Я нахожусь сейчас в Советской России и вижу, что с пленными здесь обращаются хорошо, гуманно, по-человечески. Летчики! Не бросайте бомб на мирные русские города. Перелетайте на своих самолетах в Советскую Россию и вместе со всеми культурными людьми помогайте уничтожать кровавый фашизм».

Несмотря на неудачи в боях и отступление по всему фронту, департамент Мехлиса не терял надежды, что «братья по классу» в германском тылу поднимутся на борьбу с агрессором. Начальник Политуправления требовал регулярно забрасывать к немцам пропагандистскую литературу, а политотделы в каждом донесении докладывали о проделанной работе. Один только 7-й отдел политуправления Юго-Западного фронта за период военных действий до 3 июля издал воззваний, листовок и газет на немецком, румынском, польском и венгерском языках около 11 миллионов (!) экземпляров. Однако восстаний в германском тылу так и не дождались, число перебежчиков исчислялось единицами. Так что и эта часть советской политической доктрины на практике не оправдалась.

А тем временем командир 39-го моторизованного корпуса генерал Шмидт получил приказ передовыми частями любой из своих дивизий выйти на автостраду северо-восточнее Смоленска и преградить противнику путь отступления на восток. Дивизии второго эшелона корпуса развернуть по обеим сторонам шоссе Смоленск – Демидов фронтом на юг с тем, чтобы воспрепятствовать отходу советских частей из Смоленска на север. Выполняя эту задачу, 7-я танковая дивизия устремилась на Духовщину, Ярцево и начала выходить в тыл армиям Конева и Курочкина.

К удовлетворению немецкого командования, «все данные указывали на то, что противник не намерен использовать преимущества, которые предоставляют ему обширные просторы страны, а наоборот, несмотря на понесенные потери, чувствует себя достаточно сильным, чтобы контрударами и упорным сопротивлением на оборонительных рубежах остановить вторжение в его страну».

16 июля части 7-й танковой дивизии Функа, прорвавшиеся со стороны Духовщины, захватили Ярцево, перерезали автомагистраль Москва – Минск и преградили советским войскам важнейший путь отхода на восток. Вслед за ней двигалась 20-я мотодивизия Цорна. Одновременно немцы выбросили сюда крупный парашютный десант. В распоряжение Тимошенко из состава Резервного фронта были выделены 110-я мотострелковая и 69-я танковая дивизии, получившие приказ с утра 18 июля нанести удар на Духовщину, разгромить 7-ю танковую дивизию противника и выйти к Смоленску. Эту задачу советские дивизии не выполнили, так как действовали разновременно и с опозданием.

Не менее серьезная обстановка сложилась в районе Орши и Шклова на стыке 20-й и 13-й армий. Танковая группа Гудериана прорвала здесь оборону и начала развивать наступление на Горки, Ельню, а правым флангом – на Чериков и Кричев. Саму Оршу упорно обороняла 73-я стрелковая дивизия полковника А.И. Акимова. Здесь же русские впервые применили новое сверхсекретное оружие – реактивные установки БМ-13.

Трехдневные бои в районе Орши вела выведенная было в резерв 1-я Московская мотострелковая дивизия. 12 июля она получила приказ во взаимодействии с частями 61-го стрелкового корпуса нанести удар на Копысь и отбросить немцев за Днепр, а еще через два дня дивизия оказалась в полном окружении. 16 июля комдив приказал уничтожить все оперативные документы и технику и прорываться на восток. В поход выступили 1500 человек. К концу месяца остатки 1-й мотострелковой были расчленены на мелкие разрозненные группы, каждая из которых выбиралась к своим самостоятельно. Сделать это удалось немногим.

Обойдя Оршу с юга, 47-й мотокорпус Лемельзена приближался к Смоленску. Теоретически оборона города возлагалась на 16-ю армию. Действительно, генерал Лукин привез из Забайкальского военного округа полнокровную армию, в составе которой, наряду с прочим, имелось 1300 танков. Но к моменту выхода немецких дивизий к Смоленску в его распоряжении осталось всего две стрелковые дивизии. Армию растащили, значительная ее часть, в том числе танковые соединения, была передана генералу Курочкину и успешно потеряна.

13 июля жаркие бои разгорелись под Красным, где двум немецким дивизиям 47-го мотокорпуса противостояла 57-я отдельная танковая дивизия полковника В.А. Мишулина (в ней еще оставалось два взвода танков БТ-7), 152-я стрелковая, снова отобранная у Лукина, подвижный мотоотряд и бригада Смоленского гарнизона под командованием полковника П.Ф. Малышева, состоявшая из батальона милиции и трех батальонов ополчения. Они держали оборону трое суток, затем, когда немцы их обошли, еще пять дней дрались в окружении.

В ночь на 16 июля 29-я мотодивизия Больтенштерна ворвалась в южную часть Смоленска. Город остались защищать лишь добровольцы Малышева. «Захват южной части Смоленска был связан с тем, что мы в то время не научились еще организовывать оборону в крупных населенных пунктах малыми силами… при минимальной подготовке города могли быть превращены в прочные опорные пункты, которые нелегко было бы преодолеть даже с помощью авиации, артиллерии и танков». Из слов Еременко можно понять, что ничего для превращения Смоленска «в прочный опорный пункт» сделано не было. Следом подоспела 17-я танковая дивизия и развернулась южнее города, чтобы воспрепятствовать отходу советских частей. Дивизии вторично не повезло: в боях под Смоленском был смертельно ранен ее командир генерал фон Вебер, на его место заступил генерал фон Тома.

19 июля 10-я танковая дивизия генерала Лепера завладела Ельней, создав здесь плацдарм, довольно далеко выдвинутый на восток. Три советские армии – 19-я, 16-я и 20-я – оказались в оперативном окружении в районе Смоленска. Их связь с тылом можно было поддерживать лишь по лесисто-болотистой местности южнее Ярцево через Соловьево. Примерно в это время маршал Тимошенко доложил в Ставку: «Подготовленных в достаточном количестве сил, прикрывающих направление Ярцево – Вязьма – Москва, у нас нет. Главное – нет танков».

Еще в начале боев за Смоленск и Могилев, когда немцы только развертывали наступление к востоку от Днепра, левофланговая 21-я армия Западного фронта, которую возглавил бывший командующий Северо-Западным фронтом Ф.И. Кузнецов, получила задачу «нанести ответный удар по противнику в общем направлении на Бобруйск» и восстановить фронт по реке Березине. В состав армии в это время входили 7 стрелковых дивизий и 25-й механизированный корпус под командованием прославившегося на весь мир брестским парадом генерал-майора С.М. Кривошеина. В корпус входили 50-я, 55-я танковые и 219-я мехдивизия – всего 300 танков. На главном направлении действовали соединения 63-го стрелкового корпуса комкора Л.Г. Петровского. Одновременно планировалось наступление на Горки с двух направлений: 28-м стрелковым корпусом – вдоль восточного берега реки Проня; объединенными силами 4-го воздушно-десантного и 25-го механизированного корпусов под общим командованием генерала Жадова – из района Кричева. 13-я армия должна была силами 20-го мехкорпуса и двух стрелковых дивизий наносить удар на Горки вдоль западного берега Прони и осуществить ликвидацию прорыва противника в районе Быхова.

Однако с рассветом 14 июля немецкая авиация произвела массированные налеты на Чериков и Пропойск. Около 4 часов утра танки 4-й-дивизии Лангермана неожиданным ударом с северо-запада прорвались через мост на реке Проня у Пропойска, отбросив 55-ю дивизию, и повели наступление на Чериков, который взяли на следующий день. 17 июля они захватили Кричев. Ударная группировка 13-й армии оказалась отрезанной от основных сил фронта в районе юго-западнее Чаус. При выходе из окружения ее войска понесли большие потери, командир 20-го механизированного корпуса генерал С.И. Герасименко погиб.

От маршала Тимошенко последовал приказ вернуть Кричев, овладеть Пропойском и развивать наступление на Могилев. В наступлении участвовали части 50-й танковой и 219-й механизированной дивизий генерал-майора П.П. Корзуна. Их атаки совпали с натиском с севера сводного отряда 45-го стрелкового корпуса, выходившего на Пропойск из окружения. По воспоминаниям маршала С.С. Бирюзова, все свелось «к ожесточенным атакам позиций противника в лоб. А противник, хорошо укрепившись в Пропойске, сумел использовать подвижные группы танков и автоматчиков для маневра во фланг и тыл атаковавшим его войскам». До конца июля на рубеже реки Сож шли кровопролитные бои, однако части Лангермана удержали Кричев, а подоспевшая 10-я мотодивизия фон Лейера – Чериков и неоднократно переходивший из рук в руки Пропойск. Чтобы прикрыть свой правый фланг, Гудериан приказал перейти к обороне дивизиям 24-го и частично 46-го мотокорпусов.

Более удачно развивалось наступление 63-го стрелкового корпуса Петровского. Утром 13 июля его войска начали форсировать Днепр. Это наступление оказалось настолько неожиданным для противника, что он вначале почти не оказывал организованного сопротивления. Развивая успех, части корпуса вышли на западные окраины Рогачева и Жлобина, отбросив немцев на 20–30 км. Южнее 232-я дивизия 66-го корпуса продвинулась до 80 км и захватила переправы на реках Березина и Птичь. Удар Красной Армии на Бобруйск в обход Могилевской группировки серьезно встревожил командование группы армий «Центр». Ему пришлось перебрасывать в полосу 21-й армии несколько дивизий и полков с других участков фронта и резерва. Но и советское командование, ввиду прорыва Гудериана на могилевском направлении, вынуждено было повернуть часть сил 21-й армии фронтом на север и не смогло помочь Петровскому развить успех. До 1 августа советские войска продолжали с боями рваться к Бобруйску и вышли к реке Березина. Конная группа генерала Городовикова в составе трех кавдивизий вышла в тылы противника и перерезала Варшавское шоссе юго-западнее города. Немцам пришлось выдвинуть сюда три армейских корпуса. За успешное руководство вверенными войсками комкору Петровскому было присвоено звание генерал-лейтенанта.

Лишь 13 августа в рамках новой операции германские войска форсировали Днепр на этом направлении и обошли 61-й стрелковый корпус, оставшийся на рубеже под Рогачевом и Жлобином. Командование армии 15 и 16 августа просило Ставку отвести войска Петровского к Гомелю, однако та не согласилась. 17 августа противник полностью отрезал корпус, в тот же день генерал-лейтенант Петровский погиб у селения Скепня. Немцы, опознав труп, похоронили советского генерала со всеми воинскими почестями. На его могиле был установлен крест с надписью: «Генерал-лейтенант Петровский, командир «черного корпуса». Дело в том, что 61-й стрелковый был корпусом штрафным; и 69-й стрелковый, и почти вся 16-я армия, и почти вся 24-я и многие корпуса и дивизии армий второго эшелона. Основной контингент в них составляли зэки, одетые в черную лагерную форму, что не преминула отметить немецкая разведка. Замечательно то, что формировать эти армии начали еще осенью 1940 года, а в середине июня 1941 года они уже выдвигались к западным границам. То есть товарищ Сталин предоставил обитателям ГУЛАГа возможность «искупить кровью свою вину перед Родиной» задолго до нападения Гитлера, которого он к тому же не ждал. Командовали этими соединениями тоже успевшие «посидеть» комбриги и комдивы: Петровский, Рокоссовский, Лукин, Ворожейкин, Горбатов, Магон и еще многие другие. Им тоже предстояло «искупить вину», и, как правило, они доверие оправдывали. А кто не оправдал, тех снова сажали.

«Каждая армия Второго стратегического эшелона создавалась специально в расчете на внезапное появление на западных границах. Каждая армия – на крупнейшей железнодорожной магистрали. Каждая – в районе концлагерей: мужики там к порядку приучены, в быту неприхотливы и забрать их из лагерей легче, чем из деревень: все уже вместе собраны, в бригады организованы, а главное, если мужиков из деревень забирать, без слухов о мобилизации и войне не обойтись. А Сталину все надо тихо, без слухов… Для того и мужиков предварительно в лагеря забрали, тут к дисциплине приучили, а теперь – на фронт без шума» (В. Суворов. «Ледокол» с.233)

Поэтому такой неожиданностью оказалось для германского командования существование Второго стратегического эшелона. Контингент ГУЛАГа выгребался из лагерей на фронт до 1943 года включительно, дав Красной Армии около миллиона бойцов, в том числе генералов и адмиралов.

После взятия немцами Смоленска перед советским командованием встала задача во что бы то ни стало прикрыть ярцевское направление и не допустить продвижение танков противника в сторону Вязьмы, ибо это ставило под угрозу переправу в районе Соловьево и всю узкую горловину, через которую осуществлялось снабжение борющихся под Смоленском войск и выход их из окружения. В районе соловьевской переправы действовал сводный отряд полковника А.И. Лизюкова, состоявший из остатков танкового и механизированного полков, ранее принадлежавших 5-му механизированному корпусу. От корпуса осталось 15 танков. Прикрытие этого направления Ставка решением от 17 июля поручила группе генерала Рокоссовского, подчинив ему все части и соединения, отошедшие на ярцевский рубеж. Из резерва в группу вошли 38-я стрелковая и 101-я танковая дивизии. Поначалу этим дивизиям, как водится, была поставлена чисто наступательная задача: «ударом из района Ярцево на Духовщину разгромить мотомехчасти противника и в дальнейшем развивать наступление на Смоленск». Как бы то ни было, но группа Рокоссовского в ожесточенных боях под Ярцевом, неоднократно переходившим из рук в руки, остановила 7-ю танковую дивизию.

«Вскоре в группу вошла 101-я танковая дивизия, которой командовал Герой Советского Союза полковник Г.М. Михайлов. Людей в ней недоставало, танков она имела штук 80 старых, со слабой броней, и семь КВ», – вспоминал Рокоссовский. Дальше звучит знакомая песня: «Танки КВ произвели на врага ошеломляющее впечатление. Они выдержали огонь орудий, которыми были вооружены в то время немецкие танки… Хорошо показали себя танки БТ-7: пользуясь быстроходностью, они рассеивали и обращали в бегство неприятельскую пехоту. Однако много этих машин мы потеряли – они горели как факелы». Ну, это мы уже проходили: ведь у немецких танков хоть и карбюраторные двигатели, но все же работают на «тяжелом топливе». Правда, основу 7-й дивизии Функа по-прежнему составляют чешские 38(t). В конце июля Рокоссовскому передали из резерва несколько танковых батальонов и штаб бывшего 7-го мехкорпуса вместе с генералом Виноградовым. От самого мехкорпуса остались в основном тыловые подразделения; так, 14-я танковая дивизия имела к этому времени около 300 человек личного состава, две «тридцатьчетверки» и три бронеавтомобиля. Виноградову больше не довелось проявить свои полководческие способности, в августе он был назначен начальником тыла 30-й армии и в дальнейшем всю войну занимался вопросами снабжения войск, дослужившись к 1944 году до должности начальника штаба тыла Советской Армии.

Ставка Верховного Командования принимала самые энергичные меры, чтобы предотвратить дальнейшее продвижение вражеских войск. 20 июля она отдала директиву о вводе в сражение на западном направлении свежих резервов. Был развернут новый эшелон резервных армий – 29-я, 30-я, 24-я, 28-я, сосредоточенных на линии Осташков – Брянск. В распоряжение Тимошенко передавалось еще 20 дивизий. Эти соединения, по замыслу Ставки, должны были нанести одновременные контрудары с северо-востока, востока и юга на Смоленск, разгромить прорвавшиеся войска противника и соединиться с основными силами 16-й и 20-й армий, которые сражались в окружении восточнее города.