Текст книги "Год 1942 – «учебный»"

Перед Южным фронтом стояла задача ликвидировать прорвавшегося на левый берег Дона противника и, восстановив положение, прочно удерживать занятые рубежи. К моменту отхода войск Южного фронта на левый берег создалось весьма напряженное положение с материально-техническим обеспечением войск. Поспешное отступление потребовало срочной эвакуации материальных ценностей из угрожаемых районов. Железнодорожные пути были забиты эшелонами. По грунтовым дорогам от Дона до Кубани двигалось огромное количество автомобильного и гужевого транспорта, угоняемого скота, беженцев. Это в большой мере осложняло нормальное снабжение действующей армии, в которой остро ощущался недостаток боеприпасов и горючего.

Северо-Кавказский фронт к тому времени занимал оборону от устья Дона по восточному берегу Азовского моря, Керченского пролива и по побережью Черного моря до Лазаревской. В его состав входили, кроме 51-й, 47-я армия генерал-майора Г.П. Котова, 1-й отдельный стрелковый корпус, 17-й Кубанский кавалерийский корпус. Последний являлся добровольческим формированием, основу его составляли казаки непризывного возраста, то есть старше 50 лет. Войскам фронта, насчитывавшим 216 тысяч бойцов и командиров, приказывалось прикрывать побережье, не допустить форсирования противником Керченского пролива.

Черноморскому флоту и Азовской флотилии надлежало поддерживать свои наземные войска и препятствовать высадкам морских десантов врага. Флот выделил для наземных операций 87 тысяч бойцов морской пехоты и береговой охраны. Войска Закавказского фронта под командованием генерала армии И.В. Тюленева обороняли Черноморское побережье от Лазаревской до Батуми и далее по советско-турецкой границе. Часть сил фронта находилась в Северном Иране.

Оборона Кавказа с севера была подготовлена слабо. То, что об этом до лета 1942 года не задумывались, понятно – никто и вообразить себе не мог германские дивизии на берегах Дона и Волги. Но и после ясно обозначившейся угрозы сделано было немного. Правда, Военный совет СКВО еще 16 июня принял решение создать оборонительные рубежи между Доном и Кубанью, по Тереку, на Таманском полуострове, по побережью Черного и Азовских морей, но выполнены эти работы были менее чем на треть. То, что все-таки было сделано, по качеству исполнения нельзя было назвать полноценными оборонительными рубежами – они не были прикрыты инженерными заграждениями, полностью отсутствовала маскировка. Обсуждались грандиозные планы создания нескольких полос заграждений на глубину 100 км на наиболее вероятных направлениях действий противника, но на обсуждениях все и закончилось.

По свидетельству бывшего командарма-12 маршала Гречко: «Командующим армиями и командирам отдельного стрелкового и 17-го кавалерийского корпусов приказывалось подготовить к взрыву все сооружения на дорогах, многие участки полотна дорог, установить минные поля, подготовить районы для затопления и заболачивания, к разрушению – военные объекты и железнодорожные узлы; перед передним краем главной оборонительной полосы и тыловых оборонительных рубежей создать сплошные полосы всех видов заграждений глубиной 6 – 8 км, оставив в них подготовленные к заграждению проходы для своих войск. Однако все эти планы в большей части не были выполнены».

Месяц спустя, уяснив, что немцы вполне серьезно рвутся на юг, вопросами обороны Северного Кавказа озаботилась и советская Ставка. 19 июля Генеральный штаб отбил телеграмму маршалу Буденному: «По данным Генштаба, оборонительные сооружения и организация работ по укреплению Азовского, Черноморского побережий и южного берега р. Дон имеют ряд существенных недостатков, а командование некоторых частей и соединений фронта преступно халатно относится к организации обороны занимаемых ими участков. Так, например, участок обороны 113 сбр за два месяца проверяли девять комиссий и все отмечали одни и те же недостатки. Такое положение свидетельствует также об отсутствии должного руководства оборонительными работами со стороны штаба фронта».

Итогом бурной деятельности штабов, управлений оборонного строительства, саперной армии в составе восьми саперных бригад и 19 строительных батальонов был нуль – никаких рубежей, ни главных, ни тыловых, никаких заграждений, никакого минирования военных объектов. На рубеже Дона также ничего не было сделано. Более-менее окопалась 51-я армия генерал-майора Т.К. Коломийца.

Имеющий преимущество обязан атаковать; фельдмаршал Лист не собирался отдавать темп. 25 июля германские войска начали наступление с плацдармов в нижнем течении Дона. 1-я танковая армия и 40-й танковый корпус армии Гота наносили главный удар на Сальск, Ворошиловск, а 17-я армия – на Краснодар. В один день оборона Южного фронта была взломана во всей полосе, сутки спустя немецкие подвижные соединения продвинулись на глубину до 80 км. Прорыв в район Сальска давал возможность танковой группировке Клейста выйти в тыл основным силам Малиновского, находившимся южнее Ростова.

27 июля начальник оперативного отдела Генерального штаба сухопутных войск генерал Хойзингер указывал начальнику штаба группы армий «А» генералу Грайффенбергу: «Из предмостного укрепления Ростова не нажимать слишком сильно на юг, чтобы не принудить противника к отступлению прежде, чем он будет окружен продвигающимся вперед левым флангом группы армий».

Командование Южного фронта в целях улучшения оперативного положения решило отвести в ночь на 28 июля войска левого крыла на рубеж, проходивший по южному берегу реки Кагальник и Манычскому каналу. Однако планомерного отступления не получилось, дивизии не сумели оторваться от противника и организованно отойти на указанные рубежи. Маневр окончательно дезорганизовал управление войсками, нарушилась связь, по степи вновь носились порученцы.

К концу дня 28 июля фронта уже не было, между советскими армиями образовались большие разрывы, войска оказались неспособными сдержать натиск противника и продолжали откатываться на юг. На ряде участков отступление превратилось в бегство, населенные пункты оставлялись врагу без сопротивления. В дивизиях 12-й, 18-й и 37-й армий оставалось по 500 – 800 штыков. В 56-й, 9-й и 24-й армиях – только штабы и спецчасти.

Выход германских танковых и моторизованных соединений в Задонские и Сальские степи и на степные просторы Краснодарского края создал непосредственную угрозу их прорыва в глубь Кавказа. С целью объединить усилия всех войск на этом направлении Ставка решением от 28 июля образовала из войск Южного и Северо-Кавказского фронтов единый – Северо-Кавказский под командованием маршала С.М. Буденного, подчинив ему же Черноморский флот и Азовскую военную флотилию.

Семен Михайлович тоже был тяжел на руку, но, имея старорежимные привычки, офицерам морду не бил. Правда, 59-летний участник Русско-японской войны и «прославленный герой» войны Гражданской, окончивший в 1932 году Военную академию имени Фрунзе «без отрыва от служебных обязанностей», о «войне моторов» имел самое смутное представление. Хрущев оставил воспоминания о посещении маршалом штаба Юго-Западного фронта:

«…Он заслушал обстановку, заслушал командующего войсками и начальника оперотдела штаба Баграмяна. Его беседа с Баграмяном произвела на меня тяжелое впечатление. Я ее хорошо запомнил и до сих пор не могу забыть. Дело было после обеда. Буденный слушал Баграмяна, который докладывал об обстановке. Баграмян – очень четкий человек, доложил все, как есть, о всех войсках, которые у нас тогда были: их расположение, обстановку. Тут Буденный насел на Баграмяна. Отчего, не знаю конкретно… Помню только, что закончился разбор обстановки такими словами: «Что же это у вас такое? Вы не знаете своих войск». – «Как не знаю, я же вам доложил, товарищ маршал», – отвечает Баграмян. «Вот я слушаю вас, смотрю на вас и считаю – расстрелять вас надо. Расстрелять за такое дело», – этаким писклявым голосом говорит Семен Михайлович. Баграмян: «Зачем же, Семен Михайлович, меня расстреливать? Если я не гожусь начальником оперативного отдела, вы дайте мне дивизию. Я полковник, могу командовать дивизией. А какая польза от того, что меня расстреляют?» Буденный же в грубой форме уговаривал Баграмяна, чтобы он согласился на расстрел. Ну, конечно, Баграмян никак не мог согласиться. Я был даже удивлен, почему Семен Михайлович так упорно добивался «согласия» Баграмяна… Семен Михайлович уехал, а мы остались в прежнем тяжелом положении, которое после его приезда не улучшилось и не ухудшилось».

Во вновь созданном фронте насчитывалось 23 стрелковые, пять кавалерийских дивизий и девять стрелковых бригад. Им ставилась задача разгромить (!) и отбросить врага, во что бы то ни стало вернуть Батайск и восстановить положение по южному берегу Дона. Чтобы улучшить управление войсками, командующий фронтом приказом от 28 июля разделил войска на две оперативные группы: Донскую – на правом крыле и Приморскую – на левом крыле фронта.

Донская оперативная группа, которую возглавил Малиновский, в составе 51-й, 37-й и 12-й прикрывала ставропольское направление. Приморская группа генерала Я.Т. Черевиченко в составе 18-й, 56-й и 47-й армий 1-го стрелкового и 17-го кавалерийского корпусов прикрывала краснодарское направление и Таманский полуостров.

Однако издание приказов не могло в один миг превратить разбитые войска в боеспособные дивизии. В Донской оперативной группе по-прежнему ощущалась острая нехватка боеприпасов. Большинство войсковой артиллерии и артиллерии усиления находились в движении, взаимодействие между общевойсковыми командирами и артиллерийскими начальниками из-за нарушения связи практически отсутствовало. Бронетанковые войска группы состояли из пяти танковых бригад, трех отдельных танковых батальонов и 14-го танкового корпуса. Не так давно это было почти 500 танков, теперь – 15 боевых машин.

Боевые действия войск Донской группы поддерживала 4-я воздушная армия под командованием генерал– лейтенанта К.А. Вершинина, которая имела в то время 130 исправных самолетов. Перед авиацией была поставлена задача: прикрыть отход наземных войск, бомбардировочными и штурмовыми ударами максимально задержать наступление противника и снизить темпы его продвижения. Штаб Вершинина не имел устойчивой связи со штабом фронта и штабами общевойсковых армий. Поэтому действовала авиация самостоятельно, по собственному разумению с «учетом обеспечения выполнения общей задачи».

Оборона войск Донской группы была организована слабо и не подготовлена в инженерном отношении, чем занималась у Буденного 8-я саперная армия – неизвестно. На ряде участков пехота уже и сама была бы рада оборудовать для себя окопы и другие оборонительные сооружения, но не могла этого сделать из-за отсутствия шанцевого инструмента. Противотанковые мины не завезли. Тыловые части, самые «мобильные» при отступлении, далеко оторвались от своих армий и потеряли с ними связь, оставив войска почти без боеприпасов, горючего и продовольствия. Управление дивизиями тоже не стало лучше, по-прежнему не были организованы устойчивая связь, взаимодействие, наземная и воздушная разведка.

В таких условиях войскам, казалось бы, надо поставить простую и конкретную задачу. И маршал Буденный ее поставил: 29 июля армиям Донской группы прекратить отступление, перейти к обороне, а с утра 30 июля силами левофланговых частей 51-й армии и двух едва поспевавших к сроку резервных танковых бригад нанести контрудар (?!) в направлении на Николаевскую, Константиновскую. В общем, какая-то логика в этом есть – лопат все равно не завезли. Руководство группой войск, наносивших контрудар, было возложено на генерал-майора Б.А. Погребова. К исходу 29 июля 115-я кавалерийская дивизия и 135-я танковая бригада заняли исходное положение для наступления в районе Большой и Малой Мартыновки. Время начала атаки было назначено на 7.00 следующего дня.

Немцы не знали, что за двое суток наши войска прошли такую мощную реорганизацию, и как ни в чем не бывало продолжали развивать операцию «Эдельвейс». 30 июля за несколько минут до советского наступления в Большую Мартыновку ворвались танки 3-й танковой дивизии генерала Брайта. Они разметали имевшиеся у генерала Погребова подразделения и его штаб, обезглавив управление войсками группы, которая так и не успела перейти в наступление. Немцы записали на свой счет 75 сожженных советских танков.

К вечеру войска 51-й советской армии оказались отрезанными от основных сил фронта, разрыв составил около 65 км. Связь между штабом армии и штабами группы и фронта нарушилась. В этой обстановке Ставка ВГК 31 июля передала 51-ю армию в состав Сталинградского фронта. Столь же легко противник разрезал фронт на стыке 37-й и 12-й армий.

Наступление вермахта на Кавказе развивалось настолько успешно, что именно в эти дни Гитлер решил перебросить 4-ю танковую армию (без 40-го корпуса) на сталинградское направление, где Паулюсу все еще не удалось захватить город. Эта непоследовательность немцам обойдется дорого. По мнению Дёрра: «Если в противоречившем действительной обстановке плане операции от 23 июля еще можно обнаружить главную группировку (группа армий «А» в составе трех армий и группа армий «Б» в составе только одной немецкой армии), то в новом приказе Гитлера от 30 июля последние остатки оперативной концепции были выброшены за борт. Две равные по численности группы армий под прямым углом продвигались к целям, не имевшим между собой ничего общего, так как если ставилась задача овладения Кавказом, не нужно было стремиться к захвату Сталинграда, а если задача стояла в овладении Сталинградом, то не нужно было проводить наступление на Кавказ».

«Это была одна из самых неудачных идей, осенивших Гитлера», – записал А. Верт, который был, кстати, еще и полковником британской армии.

У фельдмаршала Листа стало на восемь дивизий меньше, и именно на левом, ударном фланге. Пока это его не беспокоило.

С утра 2 августа немцы продолжили наступление на Сальск и к концу дня вышли на рубеж Пролетарская, Сальск, Белая Глина. С этого рубежа 1-я танковая армия стала быстро продвигаться двумя танковыми корпусами: 57-й корпус наносил удар на Кропоткин, а 40-й корпус – на Ворошиловск. Чтобы избежать окружения войск Донской группы, 3 августа Военный совет фронта отдал приказ на отход.

37-я армия, прикрываясь арьергардами, отступала в юго-восточном направлении на Ворошиловск, который был сдан 5 августа. 12-я армия с боями отступала за реку Кубань в сторону Армавира и к исходу 5 августа переправилась на левый берег. К этому времени армия потеряла связь со штабом Донской группы и распоряжением командующего фронтом была включена в состав Приморской группы войск.

После захвата Ворошиловска танковый корпус фон Швеппенбурга развил активные действия на рубеже Невинномысск, Минеральные Воды, Георгиевск. На этом закончилась оборонительная операция Донской оперативной группы, от которой остались лишь разрозненные и деморализованные подразделения генерала Козлова. Валентин Пикуль пишет: «…это было, пожалуй, стихийное бегство массы людей, облаченных в воинскую форму, и вся эта орава (иначе не скажешь) драпала на Кавказ, а в Ессентуках заградотрядам пришлось даже отбивать «атаки» на винные склады, на элеватор и консервный завод».

В Ессентуках, в одном из госпиталей, находился на излечении политрук Плотников, выживший после крымской эпопеи, успевший вновь побывать на передовой и получить еще порцию железа: «В половине первого ночи 10 августа 1942 года всех разбудили и сказали, что фашисты у Минеральных Вод, в любую минуту могут быть здесь. Нам возвратили партийные документы, отдали истории болезней, направления на дальнейшее лечение в глубоком советском тылу.

Ходячие больные отправились самостоятельно (пешком) в сторону Нальчика – прямо в госпитальных пижамах. Тысячи людей и повозок запрудили шоссе.

Я присоединился к Ивану Кравченко (он ходил на костылях) и к Василию Ванину (у него правая рука в гипсе). У меня забинтована голова и рука на косынке. Километров через шесть снова ухудшилось зрение, поэтому держался за здоровую руку Василия.

Добрели до Нальчика, там посоветовали ехать дальше. В тамбуре доехали до Махачкалы». Трудно себе представить, но наш герой таким образом самостоятельно (!) в больничной пижаме (?) через Каспийское море, Красноводск, Алма-Ату, Ташкент, Оренбург, Челябинск добрался до «глубокого советского тыла» – Свердловска, где получил, наконец, медицинскую помощь.

Не менее тяжелая обстановка сложилась для советских войск на левом крыле Северо-Кавказского фронта. Здесь основной удар армии Руоффа приняли на себя ослабленные 18-я и 56-я армии. Наиболее боеспособные, свежие, полностью укомплектованные войска группы Черевиченко были размещены на второстепенных участках. Так, 47-я армия находилась на Таманском полуострове в ожидании вражеского морского десанта, а части 1-го отдельного стрелкового корпуса – 417-я дивизия и четыре стрелковых бригады – передислоцировались для занятия Краснодарского оборонительного обвода. Из танковых частей имелась Майкопская танковая бригада, приданная 17-му кавалерийскому корпусу, и 126-й отдельный танковый батальон в составе 47-й армии. Боевые действия войск группы обеспечивала 5-я воздушная армия генерал-лейтенанта С.К. Горюнова. К этому времени армия имела 135 исправных самолетов разных типов.

Общее состояние дел в Приморской группе мало отличалось от положения в Донской группе: оборонительные рубежи подготовлены не были, работа тыла дезорганизована. Большие усилия были приложены для оборудования на побережье Азовского и Черного морей опорных пунктов, укреплений и узлов сопротивления. В районах Азова, Ейска, Новороссийска, на Таманском полуострове было возведено почти полторы тысячи огневых точек, но все это великолепие было ориентировано в сторону моря. Подступы к предгорьям Главного Кавказского хребта с севера в инженерном отношении не укреплялись, города Армавир, Майкоп и другие, реки Кубань, Лаба, Белая к обороне подготовлены не были.

К моменту ликвидации Южного фронта лишенные управления части 18-й армии Камкова беспорядочно отступали, не оказывая противнику сколь-либо серьезного сопротивления.

«При отходе от Ростова очень часто нарушалось управление войсками, – вспоминает генерал Провалов. – Штабы некоторых наших объединений теряли связь с подчиненными дивизиями и не имели полного представления о складывающейся обстановке. Такое случалось и у нас в 18-й армии. Изредка появляющиеся из штарма командиры связи привозили лишь боевые распоряжения о занятии того или иного рубежа обороны. Где противник, сколько его, как дела у соседей? Спросишь нарочного, а он тоже почти ничего не знает. Неорганизованности, за которую приходилось расплачиваться кровью, было предостаточно».

29 июля противник передовыми частями форсировал реку Кагальник в районе Новобатайска и продолжал развивать наступление в южном и юго-восточном направлениях, стремясь выйти в глубокий тыл нашим частям, действовавшим на кущевском направлении и Таманском полуострове.

В этих условиях бравый командующий Северо-Кавказским фронтом приказал именно войскам 18-й армии 30 июля нанести контрудар и во взаимодействии с 12-й армией и 17-м казачьим корпусом, который должен был наступать на Батайск, восстановить положение на Дону. Штабу 56-й армии предписывалось отойти за Кубань и организовать оборону по южному берегу реки и на Краснодарском обводе.

Однако командование 18-й армии было не в состоянии управлять своими войсками, а 17-й кавкорпус получил приказ штаба фронта с большим опозданием: контрудар не состоялся. Армия Камкова продолжала беспорядочно отходить. Положение войск Приморской группы стремительно ухудшалось.

АРМАВИР И МАЙКОП

Не сумев окружить армии Северо-Кавказского фронта между Доном и Кубанью и установив их отход за Кубань, командование группы армий «А» решило изменить направление главного удара. Основные силы 1-й танковой армии – две танковые, три моторизованные и одна легкопехотная дивизии – поворачивались на юго-запад на Армавир и Майкоп с задачей во взаимодействии с 17-й армией, наступавшей на Краснодар, прорваться к побережью Черного моря в районе Туапсе, окружить и уничтожить советские войска. На грозненском направлении оставлялся лишь один танковый корпус Швеппенбурга.

5 августа генерал Клейст ввел в разрыв между 12-й и 37-й советскими армиями 13-ю танковую дивизию и дивизию СС «Викинг». На следующий день они форсировали Кубань, овладели Армавиром и продолжали наступление на Майкоп. На этом направлении шести германским дивизиям противостояли соединения 12-й армии и 1-го особого стрелкового корпуса. Маршал Гречко утверждает, что оказал врагу «жестокое сопротивление», однако немецкий источник меланхолично отмечает, что 13-я танковая дивизия «почти без боев продвинулась до Майкопа», при этом следует учесть, что танкистам генерал-майора Герра по пути пришлось трижды форсировать водные преграды.

Одновременно армия Руоффа нанесла удар на Краснодар. Оборонявшаяся на Краснодарском обводе 56-я армия к этому времени имела 93 орудия и 203 миномета. Снарядов в армии было 0,2 – 0,4 боекомплекта. Некоторые артиллерийские части оказались вовсе без боеприпасов.

9 августа Краснодар пал, день спустя части Клейста захватили Майкоп. Майкоп – это уже первая нефть, к которой Гитлер так стремился. Начальник Генерального штаба итальянской армии маршал Кавальеро в эти дни записал в своем дневнике: «За армиями Листа следуют 10 тысяч специалистов и квалифицированных специалистов, которые должны после взятия Майкопа восстановить нефтяные скважины. Согласно подсчетам для того, чтобы снова пустить их в эксплуатацию, потребуется от 4 до 5 месяцев». На деле потребовалось гораздо меньше времени. Хотя запасы нефти и бензина были русскими заблаговременно вывезены, буровые скважины забиты, демонтированное оборудование удалось эвакуировать лишь частично, а минирование таких стратегически важных объектов, какими являются нефтяные промыслы, вовсе не производилось. Так что фюрер получил все это во вполне приличном состоянии и уже через месяц начал качать майкопское «черное золото».

10 августа Ставка Верховного Главнокомандования указала маршалу Буденному: «В связи с создавшейся обстановкой самым основным и опасным для Северо-Кавказского фронта и Черноморского побережья в данный момент является направление от Майкопа на Туапсе. Выходом противника в район Туапсе 47-я армия и все войска фронта, находящиеся в районе Краснодара, окажутся отрезанными и попадут в плен… ни в коем случае, под Вашу личную ответственность, не пропустить противника к Туапсе». Таким образом, Ставка категорически потребовала перекрыть пути выхода противника к морю.

Для этой цели предполагалось использовать силы 18-й армии и 17-го Кубанского корпуса. Одновременно 12-й армии была поставлена задача обеспечить стык 18-й и 56-й армий. 47-я армия перемещалась в район Новороссийска, оставляя Таманский полуостров морской пехоте. Кораблями Черноморского флота из Закавказья перебрасывались 236-я и 32-я гвардейские дивизии, с задачей занять дорогу от Майкопа на Туапсе.

Между тем противник продолжал наступление двумя ударными группами: силами 16-й моторизованной и 101-й легкопехотной дивизий на Апшеронский, Нефтегорск и силами 13-й танковой, 97-й легкопехотной дивизий и дивизии СС «Викинг» на Кабардинскую, Хадыженскую, пытаясь окружить войска 18-й армии. 12 августа немцы захватили Белореченскую. Здесь вела тяжелые бои 383-я стрелковая дивизия генерала Провалова, справа от нее оборонялись 31-я стрелковая и 9-я дивизия НКВД, слева 17-й кавалерийский корпус – 12, 13, 15-я и 116-я дивизии. Германские части форсировали Лабу восточнее Белореченской на участке кубанцев и прорвались в район Хадыженской. По этому поводу Военный совет Северо-Кавказского фронта отмечал в своем постановлении:

«1. Прорыв противника в районе Хадыженская произошел исключительно по вине командования 17-го кавалерийского корпуса генерал-майора Кириченко и… полкового комиссара Очкина… 2. В течение 12 – 16.8.42 г. командование 17-го кавалерийского корпуса не выполнило ряд задач: а) допустило прорыв противника на участке Ханское, Великое; б) не уничтожило противника в районе Гурийское, Кабардинская, несмотря на полученные указания дважды; в) на протяжении двух дней 17-й кавалерийский корпус топтался на месте и не вел решительных действий по уничтожению противника в районе Тверская, Хадыженская; г) командование корпуса неоднократно меняло место расположения своего штаба без разрешения штаба фронта, отрываясь от войск до 50 км, что приводило к потере управления войсками и связи со штабом фронта. 3. Командование 18-й армии, генерал– лейтенант Камков, член Военного совета бригадный комиссар Кузьмин, не приняло решительных мер по усилению обороны Хадыженской и в течение двух дней не нанесло решительного удара по противнику, занявшему Хадыженскую».

Сопротивление советских войск, регулярно подпитываемых резервами, нарастало. По данным штаба группы армий «А», потери в личном составе с начала операции «Эдельвейс» составили около 54 тысяч солдат и офицеров, из них более 10 тысяч за последние десять дней. К середине августа наступление немецких войск застопорилось на рубеже Самурайская, Хадыженская, Ключевая, Смоленская.

В это время у немцев возникли первые трудности со снабжением, которые затем «стали хроническими и постепенно превратились в настоящее бедствие… Коммуникации настолько удлинились, что автоколонны, подвозившие горючее, сами расходовали в пути большую часть своего груза, в качестве «бензовозов» приходилось использовать верблюдов. Войска генералов Клейста и Руоффа продвинулись на 100 – 120 км, но поставленных целей не достигли. Почти все силы фельдмаршала Листа оказались скованными в полосе Приморской группы, а ведь надо было еще непременно взять Баку.

За это время войска Закавказского фронта заняли оборону по рекам Терек, Баксан и на перевалах Главного Кавказского хребта, прикрыв направления Грозный, Баку и Орджоникидзе, Тбилиси.