Текст книги "Призраки русского замка"

Глава 2
Увлечение покойной царицы

1. Английский след Романовых

Зябликов отличался завидным упорством еще в советские времена. Во времена перемен это ему только мешало. После беседы с Краминовым сослуживцы напомнили ему армейскую мудрость: «Не спеши выполнять поручения начальства. Оно передумает». Никто не хотел впрягаться в очередную «безнадегу» и глотать пыль в архивах, но Зябликов сам оттуда не вылезал и заставил всех своих сотрудников заниматься судьбами российской монархии.

Краминов, однако, не передумал, и те, кто ему поручил «царское дело», тоже. Через пару дней он вызвал Зябликова и сообщил ему, что в Москву на открытие выставки «Семья Романовых в фотографиях» приезжает принц Майкл Кентский. Он попросил его присмотреться к тому, как себя ведет принц, а заодно тщательнее разобраться с «английским следом» царской семьи. Генерал передал ему шифротелеграмму, полученную перед визитом Кентского в Россию от лондонского резидента СВР Таничева.

«В ответ на ваш запрос, – писал он, – сообщаю, что ясности в деле о царском вкладе в Bank of England, равно как и в какие-то другие банки Англии, нет. Расследование, проведенное американским юристом Эдвардом Фоллоусом по поручению Глеба Боткина (сын царского врача доктора Боткина, расстрелянного вместе с семьей Романовых в Екатеринбурге), в тридцатых годах закончилось полным фиаско. Фоллуос не смог подтвердить заявление Боткина о том, что царь накануне Первой мировой войны положил в Bank of England по пять миллионов золотых рублей на счет каждой из своих дочерей. Данные счета не были обнаружены. Со смертью Фоллоуса в 1940 году расследование было прекращено. А в 1946 году Bank of England был национализирован. В 1955 году г-жа Лили Ден, считавшаяся ближайшей подругой императрицы Александры Федоровны, свидетельствовала под присягой, что после ареста царской семьи в Царском селе императрица сказала ей, что царь разместил в Bank of England „целое состояние“. В 1960 году сэр Эдвард Пикок, возглавлявший Bank of England с 1920-го по 1946 год, заявил: „Я полностью уверен в том, что ни в Bank of England, ни в каком-либо другом банке Англии не было никаких денег императорской семьи России. Я не могу сказать, что их там никогда не было, но, по крайней мере, не было после Первой мировой войны и в течение того срока, что я возглавлял этот банк как директор“. В частном лондонском банке Baring Brothers на счетах царского правительства хранились четыре миллиона фунтов стерлингов, которые были заморожены английским правительством 7 ноября 1917 года. К 1986 году с процентами эта сумма составила уже 62 млн фунтов стерлингов. Судьба этих денег была решена в ходе переговоров Горбачева с премьер-министром М. Тэтчер. Они были использованы для расчетов с английскими держателями акций русских компаний, приобретенных до революции. Оставшаяся часть этих „царских денег“ была использована для погашения долгов СССР. По свидетельству заведующего архивом Baring Brothers Джона Орбелла, нет никаких документов, подтверждающих существование личных счетов царя либо членов его семьи в этом банке. Наши источники в Bank of England и в Baring Brothers подтверждают свидетельства Пикока и Орбелла. Согласно агентурным данным, и Пикок, и Орбелл вели, однако, речь лишь об именных счетах, но не проводили расследования либо скрыли его результаты, были ли у Романовых номерные и кодированные счета. Система кодирования, как известно, может быть самой различной – от цифровой до предметной. В последнем случае кодом может служить, например, вторая половинка специально разделенного надвое предмета. Если вклад в 20 миллионов фунтов стерлингов действительно существовал, то в настоящее время он составил бы свыше 300 млн фунтов стерлингов.

Относительно Майкла Кентского. Его полное имя – Майкл Джордж Чарльз Франклин. Он родился в День независимости США – 4 июля 1942 года, и его крестным отцом был президент США Франклин Делано Рузвельт. Его дед, король Англии Георг V, приходился российскому императору Николаю II двоюродным братом. Его отец – принц Джордж Кентский. Его мать – принцесса Марина Греческая и Датская, дочь русской Великой княгини Елены Владимировны, двоюродной сестры Николая II. Считается, что Майкл Кентский на три восьмых – Романов. Принцесса Марина в момент рождения Майкла была православной, что увеличивает его шансы в борьбе за русский трон. Вместе с тем М. Кентский нарушил ряд канонов и русской, и английской монархической традиции. Он женился 30 июня 1978 года на австро-венгерской графине Марианне фон Запари Мурасзомбат, которая была католичкой и до свадьбы с М. Кентским успела развестись. Это отодвинуло его практически на последнее место среди наследников английского трона, на что он имеет право как внук Георга V. Имеет сына – лорда Фредерика Виндзора (род. 6 апреля 1979 г.) и дочь леди Габриэллу Виндзор (род. 23 апреля 1981 г.). М. Кентский закончил Королевскую военную Академию в Сандхерсте, служил в МИ-6, говорит по-русски. Имеет связи с ЦРУ США. Владеет консалтинговой фирмой. Внешне похож на Николая II и всячески подчеркивает, что он его близкий родственник. Активно общается с русской монархической эмиграцией. Установил постоянный контакт с Ассоциацией членов семьи Романовых во главе с Н. Романовым. После развала СССР стал главным представителем королевской семьи Великобритании на всех англо-русских совместных мероприятиях, возглавил Англо-русскую торговую палату, ряд благотворительных обществ по оказанию помощи российским детям и неимущим, Фонд русской поэзии и др. Неоднократно посещал Советский Союз и Российскую Федерацию. Имеет широкие связи в деловых и политических кругах РФ (Собчак, Потанин, Пиотровский и др.). Регулярно посещает мероприятия Посольства РФ. Любитель выпить, предпочитает водку, которую выпивает „по-сибирски“, залпом.

О своих претензиях на русский трон предпочитает не говорить, либо отшучивается. По нашим данным, его регулярно посещают сторонники восстановления монархии в России, в том числе обладатели крупных состояний (см. мое донесение № FC-2000.05/07), а также члены семьи президента. Через финансируемые из английских источников российские НКО в РФ регулярно проводятся опросы об отношении населения к перспективе восстановления монархии. По сообщению „Аборигена“, в МИ-6 создана специальная оперативная группа по защите интересов британской короны в вопросе о престолонаследии в России. Под видом Общества любителей русской истории группа установила связи с организацией археологов-монархистов в районе Екатеринбурга, которая вот уже несколько лет ведет поиски захоронения и останков семьи Романовых. С одним из них, который утверждает, что нашел череп Николая II, агент МИ-6 встречался в начале 1993 года в Москве.

Адрес М. Кентского: 21 Pond Square, London N6 6BA England, Michael, Prince & Princess of Kent – Kensington Palace, London W8 5AF England. Объект находится под наблюдением. Таничев».

Через несколько дней Зябликов увидел воочию героя этой шифровки. Он приехал на выставку Романовых за полчаса до приезда туда Майкла Кентского и так увлекся, рассматривая их фотографии начала ХХ века, что едва не прозевал принца. Его поразили эти лица. Было в них что-то не от мира сего, будто изначально все они несли на себе знаки неминуемой мученической смерти. Рядом с семейным портретом императорской семьи висела икона Царских Страстотерпцев. Под кистью иконописца их лица выглядели даже более живыми, чем на старой фотографии, – испив до дна чашу земных мук, они простили тем, кто причинил им страдания, и обрели покой рядом с Господом…

Ритуальная суета встречи высоких гостей отвлекла Зябликова от его раздумий. Вместе с английским послом и свитой сопровождающих в зал вошел один из наследников трона Романовых. Майкл Кентский не показался ему похожим на Николая II, а уж тем более на человека русской крови. Да и много ли было у Романовых этой крови… Высокий, стройный, с безукоризненной выправкой аристократа, немыслимой без регулярной верховой езды с детских лет, с густой сединой и аккуратно подстриженной бородкой, он переходил от одной фотографии к другой, останавливаясь у каждой ровно столько, сколько этого требовал этикет.

Зябликов вспомнил строки из недавней шифровки: «МИ-6 весьма активно участвует в пиаре романовских корней М. Кентского. Так, МИ-6 предоставила ряд материалов о принце писателю Фредерику Форсайту для его книги „Икона“. В этом полуфантастическом детективе речь идет о подготовке руководителем ФСБ переворота с целью свержения действующего президента России, в котором легко угадывается Б. Ельцин. В романе МИ-6 удается предотвратить эту попытку. Войдя в сговор с Патриархом Русской православной церкви, агент МИ-6 срывает заговор и вместе с патриархом приводит на российский трон члена английской королевской семьи, в котором без труда можно узнать М. Кентского. Книга „Икона“ была издана несколькими тиражами в Англии издательствами „Бэнтем пресс“ и „Горджи букс“».

«Не наш царь, – резюмировал свои наблюдения за принцем Зябликов. – Не наш». Краминов не смог удержаться от смеха, услышав от Зябликова на следующий день в Ясенево эту оценку Кентского, но быстро справился с собой и сказал, что на английском направлении надо будет еще поработать. «У нас в ФСБ работает человек, который вам может хорошо помочь с английским следом Романовых, – сказал Краминов. – Вот его прямой телефон и моя записка. Постарайтесь с ним подружиться. Это вам только поможет».

Зябликов еще раз помянул про себя демократов, вышел во двор, сел в машину и направился опять через всю Москву в Главный архив теперь уже ФСБ. В архиве Зябликова ждал полковник Григорий Эммануилович Войцеховский – ходячая легенда ФСБ, пожалуй, единственный потомственный дворянин-чекист, чудом выживший в годы чисток и разборок в недрах советской контрразведки. Сохранись Советский Союз, он давно бы уже вышел на заслуженную пенсию. Но, как он сам шутил, его просто «забыли в архиве» и он остался в своем хранилище, где в начале девяностых годов справил одновременно и свой 70-летний юбилей, и получение очередного воинского звания. Войцеховский знал о Романовых все.

Выслушав Зябликова, он сказал:

– Как я понимаю, вас интересует в этом деле британский след. Он тянется с давних пор. Известный вам Майкл Кентский – действительно родственник Николая II по линии датских принцесс Дагмар. Одна из них, мать Николая и его брата великого князя Михаила, вышла замуж за Александра III и при крещении получила имя Марии Федоровны, а вторая была бабушкой Кентского по линии его матери принцессы Марины Греческой. Замечу, что впервые право наследия на сокровища Романовых было заявлено еще дедом Кентского королем Англии Георгом V. Как известно, вдовствующей императрице Марии Федоровне удалось бежать из России после революции и вывести часть драгоценностей Романовых. Речь идет не просто о камешках и золоте. Романовы из поколения в поколение передавали некий фамильный ларец с драгоценными украшениями, ни одно из которых наследник не смел ни продать, ни подарить. Он мог этот ларец только хранить, чтобы передать по наследству дальше. Не исключено, что этот ларец удалось вывезти за границу вдовствующей императрице. Говорили, что у нее была большая шкатулка, доверху набитая драгоценностями. Но вот что интересно – при жизни она не продала из нее ни единого камешка. И носила только одну брошь, которую царь подарил ей на свадьбу. Так вот, когда Мария Федоровна умерла в Копенгагене в 1928 году, Георг V дал указание немедленно доставить эти драгоценности в Лондон. И это при том, что еще были живы дочери императрицы – великие княгини Ольга и Ксения. Но их к этим сокровищам не допустили, потому что по степени родства по мужской линии английские родственники Романовых были старше. В Копенгаген приехал личный эмиссар Георга V сэр Питер Барк, который просто отобрал у них шкатулку императрицы и через британское посольство отправил ее в Лондон «на хранение». Впоследствии, как утверждают, содержимое этой шкатулки продали за смехотворную цену – 350 тысяч фунтов, из которых 250 тысяч попросту исчезли неизвестно куда и только 100 тысяч досталось дочерям Марии Федоровны. А там было камней и жемчуга минимум на полмиллиона фунтов по тогдашним еще ценам. Сестрам, скорее всего, дали отступного, да и то не сразу – деньги их держали в Английском банке, а шкатулку передали в Виндзорский дворец.

– Вокруг этих царских сокровищ, – сказал, завершая свой рассказ Войцеховский, – вообще много тайн. Но пока что это единственный след «сокровищ Романовых» в Английском банке. Об этих богатствах написаны тома, но доказательств их существования так и не найдено. Великая княгиня Ольга незадолго до своей смерти сказала, что все Романовы закрыли свои счета в зарубежных банках в 1914 году и все средства использовали на ведение войны с Германией. Единственно, где царские счета остались, – так это в Берлинском банке, там было несколько миллионов марок, но после поражения Германии марка так обесценилась, что на эти миллионы только пару пачек сигарет можно было купить. Официально ни в одном зарубежном банке денег Романовых или их сокровищ в кофрах нет.

– Но почему же тогда англичане так упорно отстаивают свое право на русский престол? – спросил Зябликов.

– Хороший вопрос, – ответил Войцеховский. – Меня он тоже интересует. Для того чтобы вступить в права наследования после смерти родственника, в том числе царской особы, надо доказать факт смерти этого родственника. Виндзоры проявили такую заинтересованность в захоронении останков царской семьи, что потеряли всякую осторожность. Немного помучаю вас деталями. Англичане провели целый ряд анализов. У них все совпало. На весь мир объявили, что, действительно, наш доморощенный археолог Гелий Рябов нашел захоронение царской семьи. Но вот вскоре в США, в Стэнфордском университете и в Национальной лаборатории в Лос-Аламосе, сделали свой анализ – сравнили анализ привезенной из Иерусалима частички мощей святой Елизаветы с данными анализа тканей царицы Александры Федоровны, которая приходилась ей родной сестрой и чьи останки якобы были обнаружены Рябовым. Оказалось, что их ткани очень сильно различаются. А этого быть не может, потому что по всем законам генетики митохондриальные ДНК сестер должны абсолютно совпадать. В нашем Институте общей генетики также пришли к выводу, что образцы ДНК, полученные британскими специалистами в начале девяностых годов, отличаются «слишком хорошим качеством» и не могли быть получены в результате анализа костей, более 70 лет пролежавших в могиле. Дело в том, что после смерти организма ДНК начинает очень быстро деградировать, «рубится» на части, и чем больше времени проходит, тем эти части становятся короче. За те примерно 80 лет, которые трупы Романовых пролежали в земле, отрезки ДНК длиной больше 200–300 нуклеотидов не сохраняются. При этом Екатеринбург не находится в зоне вечной мерзлоты, где эти останки могли бы сохраниться без значительных повреждений цепочек нуклеотидов. А при анализе, проведенном британскими спецами, удалось якобы выделить отрезок длиной 1223 нуклеотида. Нонсенс! Явная подтасовка! А этот «вывод» между тем использовали в российской Госкомиссии по захоронению царской семьи, где и объявили, что «екатеринбургские останки» принадлежат «членам семьи Романовых». Обо всех этих, мягко говоря, натяжках стало известно руководству Русской православной церкви. И Патриарх, видимо, тоже в выводах Госкомиссии усомнился. Так что пока идет перетягивание каната.

У Зябликова от всей этой научной терминологии голова пошла кругом. Но все же он сосредоточился и спросил:

– А почему, по вашему мнению, англичане пошли на такой прямой подлог?

– Если рассуждать логически, – ответил Войцеховский, – они вряд ли стали бы так усердствовать, чтобы заявить права того же принца Кентского, скажем, на какое-то конфискованное имущество Романовых в России. Российское законодательство это исключает, и менять его никто не собирается. Скорее всего, они что-то знают о некоей царской собственности за рубежом. А это уже – тайна века.

– А Алексея и Анастасию так и не нашли…

– И да, и нет. Сам губернатор Свердловской области Россель заявил, что знает, где искать. Мы это «перспективное захоронение» проверяли. Конечно, без лишней огласки. Этому могильнику 50 лет всего, а семью царя расстреляли раньше на 30 лет с лишним. Так что Росселя ввели в заблуждение. Да и лаборатория в Лос-Аламосе наших гробокопателей подвела…

– Англичане могли об этом узнать по своим каналам? – спросил Зябликов.

– Думаю, что узнали. Да об этом и в нашей прессе писали, – ответил Войцеховский. – Но, скорее всего, англичане просто не стали рисковать и решили, раз уж почти 90 лет прождали, подождать еще. У Майкла Кентского наследников хватает. Другой вопрос – что наследовать. Еще в двадцатых годах в Берлине, как вы знаете, объявилась некая мадам Андерсен, выдававшая себя за Великую Княжну Анастасию Романову. Какое-то время она весьма успешно выступала в своей роли, но затем ей устроили очную ставку с сестрой покойной царицы Иреной Прусской, с близкой к царской семье баронессой Софьей Бухсгевен и наставником царских детей Пьером Жильяром. Они в ней Анастасию не признали. Но вскоре появились новые самозванки. И все Анастасии. Причина в том, что «царское золото», которое частично большевики отбили у Колчака, а частично захватили японцы и переправили к себе на острова, было завещано Николаем II его младшей дочери, Анастасии. Вот это «наследство», якобы хранящееся у японского императора, и не дает покоя ни реальным, ни самозваным наследникам царской семьи. Но тут не все просто. Японцы так и не признали официально, что золото Романовых у них. Так же как ни один банк в мире не признает, что хранит царские сокровища. Никаких документов у нас на этот счет нет. Если не считать одного донесения, которое мы получили из Швейцарии от нашего резидента в 1965 году…

Войцеховский достал пожелтевшую шифрограмму из одной из папок, которые приготовил к приходу Зябликова, и сказал:

– Наш резидент сообщил, что встречался с одним из родственников швейцарца Пьера Жильяра, воспитателя царевича Алексея, которого императрица Александра Федоровна вскоре после Февральской революции сделала своим душеприказчиком. Жильяр на своем смертном одре показал ему рисунок, на котором были изображены два перстня в виде свастики, и книгу своих фотографий, которые он сделал в 1918 году в Екатеринбурге, в доме Ипатьева, где была расстреляна царская семья. Жильяр побывал в этом доме вскоре после того, как город заняли белогвардейцы. В комнате, служившей спальней императору, императрице и царевичу Алексею, на левом косяке правого окна он обнаружил левостороннюю свастику, рядом с которой рукою Александры Федоровны была поставлена дата «17/30 апреля 1918 г.», то есть день приезда царской семьи в Ипатьевский дом. Такой же знак, только без числа, был нарисован на обоях стены у кровати, принадлежавшей, видимо, наследнику. Пьер Жильяр сделал снимки этих свастик, которыми, как он знал, увлекались в семье императрицы еще в Дармштадте. Жильяр по этим знакам понял, что императрица попросила его, таким образом, как своего душеприказчика, выполнить ее последнюю волю. Еще до того, как большевики запретили Жильяру сопровождать Романовых в Екатеринбург, она рассказала ему, что в 1905 году, испугавшись революции, она положила в Английский банк с разрешения царя около 500 млн фунтов стерлингов под 3 % годовых. Когда началась война с Германией, эти деньги перевели в один из швейцарских банков в Цюрихе, а проценты, набежавшие за эти годы, передали на военные нужды. Вот откуда сведения о том, что все царские деньги из Английского банка передали русскому военному ведомству. На одном из перстней, переданных Жильяру императрицей, был нанесен адрес банка в Цюрихе и его название. Увидеть эту надпись можно было только под сильной лупой. По договору императрицы с банком царь и она, а также их законные наследники после их смерти могли бы получить эти деньги в том случае, если бы предъявили такой перстень-свастику, как на рисунке Жильяра. В банке царица оставила точную копию этого перстня, выполненную ее личным ювелиром. Копию другого перстня со свастикой царица передала некоему купцу в Тобольске, которого Жильяр знал лично. У этого купца царица спрятала какие-то свои драгоценности. Так вот, свастики на стене Ипатьевского дома послужили Жильяру сигналом – передать «ключ» к счету в банке и к кладу в Тобольске тому, кто выживет из семьи Романовых. Жильяр вернулся в Швейцарию в начале 1919 года и с тех пор в России больше никогда не был. Он обещал царице в течение 50 лет ждать приезда кого-либо из членов царской семьи, а через 50 лет, в случае если монархия в России не будет восстановлена, передать «ключи» русскому правительству. Жильяр честно выполнил свое обещание и даже, как я уже говорил, присутствовал на встрече тех, кто знал царскую семью, с Андерсен, то есть лже-Анастасией. Швейцарец уверенно заявил, что она самозванка, и «ключи» ей не отдал. Убедившись, что никого из членов царской семьи нет в живых и что монархия не имеет в Советском Союзе никаких перспектив, Жильяр незадолго до своей смерти обратился за визой в советское консульство в Женеве. Ответа он не дождался. В какой банк в Цюрихе положены были царские деньги, Жильяр не успел или не захотел сказать своему родственнику до того, как умер у него на руках. А о том, были перстни-свастики у самого Жильяра или нет, его родственник ничего не знал. После смерти Жильяра его квартиру ограбили. Исчез его архив, какие-то ценные вещи. Наш резидент все же взял у его родственника рисунок перстней, снял с него копию и попытался было по своим каналам разузнать в Цюрихе, в какой банк могли попасть деньги Романовых, но… В общем, нашли нашего Штирлица с пробитой головой в придорожной канаве. Версия такая, что его сбила машина. А рисунок… Ну, впрочем, это не важно.

– Признаться, я никогда не слышал, что царица увлекалась свастиками. С чего бы это? Тогда и о Гитлере никто ничего не слыхал, – удивился Зябликов.

Войцеховский усмехнулся в усы и сказал:

– У Гитлера монополии на свастику не было. Знак этот древний, как само человечество. Даже в наших деревнях его в старину использовали в вышивках крестиком. Во всей этой истории со свастикой есть своя мистика. Покойная императрица считала свастику своим фамильным священным знаком. Она ставила ее на своих письмах известному до революции бурятскому ламе Бадмаеву, который, кстати, общался с Распутиным и лечил его от пьянства иглоукалыванием. Думаю, что именно через Бадмаева, который был хорошо знаком с буддистской символикой, Распутин познакомился с сибирскими свастиками, что ему помогло войти в доверие к царице. Она была дочерью Людвига IV, великого герцога Гессенского. Мало кто знает, что в ее генеалогическом древе есть принц Карл Гессен-Кассельский и Фридрих II Прусский. Принц Карл под именем «Возродившегося Льва» был заместителем гроссмейстера ордена тамплиеров «строгого чина». А под именем Мельхиседек еще во времена нашей Екатерины II, в 1790 году, он создал масонский орден «Посвященные братья Азии». Символом ордена была свастика, и у его членов был тайный обряд – они ложились на пол так, чтобы их тела образовали свастику. Императрица знала об этом с младенчества и во все это, конечно, посвятила Николая II. Уже в России она стала членом тайного общества «Балтикум» (оно же «Консул»), созданного по указанию кайзера Вильгельма, и втянула в него царя. В это общество входили, в частности, царские полковники Винберг и Тальберг, а также другие обрусевшие потомки тевтонских рыцарей, в основном прибалтийского происхождения. Бывал там, кстати, и Распутин. Орден служил кайзеру верой и правдой, делая все возможное, чтобы не допустить вступления России в Антанту. После февральской революции члены ордена попытались освободить царскую семью из-под домашнего ареста, под которым она находилась по приказу Керенского. Но неудачно. Корнилов помешал. Потом они служили у Колчака. И вновь попытались выкрасть царскую семью уже из-под Тобольска. Не знаю, предпринимали они такие попытки в Екатеринбурге или нет, но полагаю, что не для чекистов царица нарисовала две свастики в Ипатьевском доме, в своей комнате. Скорее всего, это был сигнал «Консулу». Ну, а после революции члены этого ордена ушли в эмиграцию и были, по нашим сведениям, в ближайшем окружении Гитлера. Это все те же полковники Тальберг и Винберг, основатель «Балтикума» бывший адъютант кайзера Вильгельма II генерал фон дер Гольц, царские генералы Бискупский, Авалов, Скоропадский, Шаберский-Борк и другие. Вот такая история с историей…

– М-да. А в списках царских сокровищ, которые были конфискованы после революции, есть какое-то упоминание о свастиках с бриллиантами? – спросил Зябликов.

– У нас таких данных нет, – ответил хранитель чекистских архивов. Зябликов заметил, что он как-то напрягся после этого вопроса и даже сделал непроизвольный жест рукой, будто защищался от удара. – В КГБ всерьез вопросом о царских деньгах в Цюрихе после этой истории с нашим резидентом никто не занимался. Все, что известно о царских сокровищах, в наших архивах есть. Для вас они открыты. Царской семье удалось вывести часть семейных сокровищ в ссылку в город Тобольск. Какие-то драгоценности зашили в платья царевен и самой царицы. После расстрела царской семьи в Екатеринбурге со всех сняли одежду и тщательно ее просмотрели. Так и нашли бриллианты и золото в пуговицах, в лифах… Список всего того, что нашли, у нас есть. Но там нет описания этих драгоценностей. Просто – перстень с бриллиантом, колье с изумрудами и так далее. Все это чекисты сдали в Гохран, так что следы этих сокровищ надо искать там. Большую часть, как нам известно, продали за границу…

Из доклада Свердловского ОГПУ за 1933 год, который ему выдал Войцеховский только после звонка генерала Краминова, Зябликов узнал, что в течение 1932–1933 годов сотрудниками ГПУ были произведены обыски у всех, кто так или иначе был связан с тобольским периодом ссылки Романовых. В ноябре 1933 года в Тобольске после долгих поисков в подполье дома бывшего тобольского рыбопромышленника Корнилова нашли старинный ларец, который купец хранил по поручению царицы. Всего было изъято 154 предмета общей стоимостью 3 270 693 золотых рубля. Именно в том подполе нашли четыре диадемы царицы, броши с бриллиантами под сто каратов, уникальные колье. В деле были даже фотографии чекистов, которые сфотографировались с изъятым царским кладом. Но различить, как эти царские украшения выглядели, качество фото не позволяло.

Это была самая большая добыча чекистов в год прихода Гитлера к власти. Кое-что удалось найти по мелочи во время различных обысков, но настоящего клада не было. Где он хранился, так и осталось тайной. В Свердловском ОГПУ выяснили, что накануне отъезда в Екатеринбург царь передал свою золотую шашку и фамильные бриллианты на хранение полковнику Кобылинскому, которого к тому времени чекисты давно успели расстрелять. Ни шашки, ни бриллиантов найти не смогли, хотя и допрашивали с пристрастием всех, кто что-либо мог о них знать. Чекисты выяснили также, что царица поручила настоятелю храма Пресвятой Богородицы в Тобольске священнику Алексею Васильеву «вынести и скрыть чемодан с бриллиантами и золотыми вещами не менее пуда». Найти этот чемодан также не удалось, так как отец Алексей Васильев скончался в 1930 году, а дети его, которых тоже допрашивали, ничего о царском чемодане не знали. А подробно описать драгоценности, которые палачи выпотрошили из одежды на еще не остывших трупах членов царской семьи, в Екатеринбургском ЧК, видимо, не успели…

Почему ОГПУ провело повальные обыски в Тобольске, Москве и Ленинграде именно в год прихода Гитлера к власти? Почему именно тогда вспомнили о царских сокровищах? Войцеховский, когда его об этом спросил Зябликов, предположил, что чекистам было дано указание искать царские украшения со свастикой после того, как в Париже был похищен советскими разведчиками генерал царского генштаба Миллер. Ему рассказывали старожилы Лубянки, что во время допроса в Москве, где Миллера обвинили в сотрудничестве с Гитлером и в пропаганде нацистской символики среди белого офицерства в эмиграции, тот сказал, что царица увезла с собой в Тобольск целый ларец со своими любимыми свастиками, украшенными бриллиантами, а потому символика эта не нацистская, а царская. Но было и еще одно обстоятельство, о котором Войцеховский почему-то не говорил. После встречи с ним Зябликов порылся в архиве ЦК КПСС, где обнаружил донесение от эмиссара Коминтерна во Франции, подписанное явным псевдонимом Ле Руж (то есть «Красный»), в котором тот сообщал о выставке «Путь свастики». Ее организовал в Париже в октябре 1930 года некий «профашистски настроенный французский профессор де Бриан». Ле Руж писал, что главной целью выставки, которая официально посвящена общему историческому прошлому германцев и славян, является пропаганда фашистской партии НСДАП в Германии, которая избрала свастику своим символом. Гитлер объявил, что под этим знаком НСДАП будет бороться с евреями и коммунистами. Во Франции поэтому, уверял Ле Руж, растет волна протеста против этой провокации де Бриана. «На своей выставке, – сообщал в центр эмиссар Коминтерна, – де Бриан представил свою коллекцию драгоценностей с изображениями свастики, которую, видимо, в угоду нацистам назвал „Арийский ларец“. В нем находятся ювелирные изделия, принадлежавшие русской царице, и скифские украшения в виде свастики. Де Бриан выставил и такие клеветнические экспонаты, видимо им же и сфабрикованные, как советские деньги со свастикой и значки командиров Красной армии с этим фашистским символом, и даже крестьянские вышивки в виде свастики». Ле Руж предлагал немедленно «выкрасть экспонаты, компрометирующие славянские народы СССР, а также ВКП(б), и, если это невозможно будет сделать, выставку уничтожить, сымитировав пожар».

На телеграмме была резолюция заместителя Бухарина, шефа Коминтерна: «НСДАП – это рабочая партия Германии, и с ней идет работа. Выставку не трогать. Драгоценности царицы по возможности конфисковать».

Настоящая удача ожидала Зябликова в Гохране. Там ему показали опись коллекции царских драгоценностей, украшенных «крестами с загнутыми концами», включая три перстня, диадему Александры Федоровны, два браслета, серьги, золотой скифский гребень, головной обруч и другие золотые украшения скифов с такими же крестами из ларца императрицы. Приобрел эти сокровища в 1922-м и 1927 годах гражданин Франции Люсьен де Бриан, который действительно выставлял этот ларец на выставках в Париже и Берлине в начале тридцатых.