Текст книги "Кастинг. Инициация Персефоны"

Кастинг
Инициация Персефоны
Владимир Буров

© Владимир Буров, 2017

ISBN 978-5-4485-6470-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эпиграфы

The world is my oyster

В мире много разных возможностей.

Вильям Шекспир

Мы говорим на разных языках, и

вещи, о которых мы говорим,

от этого:

– Меняются!

Почти по Михаилу Булгакову

Часть первая

Глава 1

Чистые или Патриаршие?

Смысл только один:

– После смерти:

– Всё только начинается. – Из чего следует, что гробовщик Адриян Прохоров не только чуть не проспал похороны купчихи Трюхиной, но, что еще важнее:

– Полностью проспал свои собственные похороны, – и очутился на том свете, как будто просто так:

– Взял и пришел, – ибо:

– А хоронить-то некому, если гробовщик сам умер раньше времени. – Более того, раньше даже своих похорон.

Так бывает? Очевидно, что да, если Пушкин послал нам уведомление об этом. О чем? О том, что живем мы, как и Германн в:

– Семнадцатому нумере Обуховской больницы.

Только не надо категорически путать ее с сумасшедшим домом, ибо переводится это место, Земля, как место, где:

– Проходит Их – Хомо Сапиенсов – Ини-ци-а-ци-я-я-я.

Ну, и значится, видим, как на бульваре мечутся двое в поисках чего-нибудь холодненького.

– Пиво есть?

– Пиво теплое.

– Но без хлорки?

– Хлорка перебивается пивом, поэтому узнать нельзя. Тем более, пиво только в бутылках.

– Почему?

– Вам надо разбавленное, что ли?

– Не хотелось бы.

– Есть пару бутылок чешского. В холодильнике.

– Давайте!

– Вы хотя бы слышали когда-нибудь, скока такое пиво стоит?

– Ну, две цены, наверное, – сказал один.

– Много, я считаю, полторы достаточно, – сказал второй.

– Если денег мало, берите одну в виде холодной, другую, как теплую.

– Нет, нет, в такую жару теплое не пьют, – сказал первый, которого звали ММ – Михаил Маленький.

– Тем более, если я буду пить холодное, он, естественно теплое не захочет, – сказал второй, его звали Германн Майор.

Вот именно так Германн – с двумя НН, как в Пиковой Даме, что должно, видимо, было означать такую степень серьезности, что, нет:

– Не обязательно с ума сойду на 101 километр или в Кащенко, а:

– Трагедия произойдет обязательно. – Как в данном случае:

– Даже из-за пива, – если оно недостаточно комфортабельно охлаждено.

Майор – потому что любимой его фразой, с которой он начинал каждое свое выступление на заседаниях Союза была:

– Зажирели вы здесь, на вольном-то поселении. – И иногда добавлял, если был очень рассержен:

– А Зона не далеко, – и некоторые особо чувствительные дамочки действительно падали в обморок. – И тогда он мрачно добавлял – это было, правда, когда он был председателем Союза – что бывало не каждый год:

– Держать строй!

И это всё несмотря на то, что фамилия Майор – была настоящая.

– А эта, как ее, знаменитая апельсиновая-то есть хоть? – спросил он.

– Была, – ответила буфетчица, – да кончилась.

– Давно?

– Лет тридцать назад, кажется. Теперь тоже есть, но тока фанта.

– Нет, она слишком сладкая, а у меня подозревают диабет.

– Что значит, подозревают? Взяли бы да проверили.

– Боюсь. И знаете почему? Боюсь тогда в Берендей не пустят.

– Кто? – испугался даже Михаил.

– Диабет.

– Действительно, вдруг его на самом деле нет.

– Ну, вы выбрали что-нибудь, а то я сама хочу пойти выпить кофе.

– Может быть, и нам кофе? – спросил Михаил.

– Оно хотя бы с пенкой? – спросил Майор.

– Кофеварка немецкая, – ответила барменша, – Эрика Краузе.

– Эрика? Чё-то не слышал, – сказал Германн Майор, – а ты? – он хлопнул по плечу напарника.

Правда, напарниками они не были, а так приняла решение барменша. И выразила свою мысль фигурально:

– На дело собрались?

– Естественно, – только и мог ответить Миша, у которого ноги были не то, что коротковаты, но было бы лучше, как часто думал он:

– Если бы они могли вытянуть его рост со 175-ти до 185-ти санти. – Другие не особенно жалуются и на 165, даже на 160, а тут, действительно закономерно:

– Очень надо 185. – Нет, тянут уже, но где? Неизвестно. Тем более известно, что надо для этого дела ломать прежние нохги:

– Обязательно. – Не хотелось бы лишаться того, что есть во имя того, что хочется. А с другой стороны, так могут и признать:

– За чужого сына. – А без родословной, может статься:

– И посмеяться, как следует не разрешат.

А так надо чего-то вот так уж, позарез, побежал на коленках к президенту, да и лбом в окружающий газон мрамор:

– Мол, ничего не боюсь, а лоб расшибу, если надо.

Дайте только пятикомнатную на Кой Кого, и семь гектар, как у Поз на Рижском шоссе. Впрочем, а сколько у Любви Усп? Может и мне столько же попросить? Кусты, любовь, деревня, праздность, сирень – я предан вам душой, всегда я рад замерить разность между смородиной и мной. Клубника – вечная подруга народа местного, как знать:

– Приду с ней утром, а ты ишшо ванну – на четвертом этаже:

– С картошкой будешь принимать.

– Какое дело?

– Вот? – слегка поперхнулся Миша толстой пенкой.

– Я грю, может и меня с собой возьмете? – спросила буфетчица.

– Ты, чё, в натуре, Сонька Золотая Ручка, что ли? – мрачно осведомился Майор.

– Та не, я ар… я ар…

– Не можешь выговорить? – тоже приготовился к худшему Михаил.

– В армию хочешь? – Германн осмотрел ее с головы до ног и обратно, заглянув даже за прилавок, где они были – чуть выше колен. – Скромно.

– Что? – спросила она уже совсем робко.

– Юбку подними, – сказал Миша.

– Не совсем, не совсем, – придержал ее Германн, – и так хорошо уже видно:

– Их есть у меня.

– У тебя? – не понял Михаил.

– Надо загадать желание – кому повет, тот и возьмет.

– Может не надо торопиться, – сказала девушка.

– Почему?

– Вы не знаете, чего я хочу.

– Ты не сказала?

– Пока нет.

– Мне послышалось было:

– Артисткой хочу быть!

– Прошу прощения, но нет, ибо вижу: я не Мэрилин Монро.

– Почему это видно? – спросил Миша.

– Волосы не те, не блондэ.

– Это вер-на-а, – согласился Германн.

– Но я могу петь.

Пришлось заводить Эрику Краузе в следующий раз – у ребят дрогнули руки, они фыркнули, как лошади, понявшие, что у хозяина осталось мало денег, и опять будет просить подыскать ему богатую невесту.

– Петь все могут, – наконец подытожил Миша, – опять начиная вторую чашку с толстой пенки.

– Да?

– Разумеется, – поддержал разговори Майор.

– Что мне тогда делать? – спросила она, и добавила: – Если предположить, что мне уже надоело поить пивом, теплой апельсиновой, и хорошим кофе с полутора сантиметровой очень вкусной пенкой разных оболтусов и обалдуев? Кстати, – добавила она, – к вам, я вижу, это не относится: вид не только приличный, но и очень, очень умный.

Третий раз кофе наливать не пришлось, но было близко к этому, ибо Миша все-таки выронил чашку, и попросил:

– Ту бутылку, которая холодная, – я заплачу вдвойне, и если возможно, рублями, курс опять подняли, не стал менять доллары.

Майор удержал, но маленькое пятнышко все же царапнулся лацкан его пиджака.

– Простим ее? – сказал Миша.

– Ладно, но и вы к нам, в том смысле, что извиняйте: не часто люди, вот так прямо в лицо говорят правду – разволновались.

Сейчас у нас дело, – продолжил Германн, – а чуть позже мы опять подойдем, но вы к этому времени подготовьте, уж сделайте милость:

– Всю программу сразу.

– В каком смысле?

– В том смысле разъяснил Михаил, – что и литературу, и басню, и песню.

– Простите, первое, что было? Я запишу, если вы не против. Первое – это литература? В каком, простите, смысле?

– Напишите э литл эссе.

– А! понятненько, басня – это про лису – знаю, песня про Вэ тоже знаю. Чапайте пока до вашего делу, а я сейчас быстренько всё изготовлю.

– Точно тебе говорю, – когда они двинулись по аллее сказал один, – купит бутылку Камю, а потом лучше сюда не ходи – замучает требованиями: когда, да будет ли толк?

– Надо самим купить ей что-то хорошее, и будет всегда держать для нас холодное пиво, и горячую кофе.

– Горячую?

– А что, уже можно и так.

– Можно, если иметь в виду чашку, а не ее кофе.

– Ты отстал от жизни Верли-Ока. – Но время приблизилось к двенадцати, и они сосредоточились.

Медиум:

– Гена Хаз даже в этом – приличном – возрасте ходил на Красную Площадь подрабатывать Брежневым – очень похож.

– Никого. Почему?

– Ты думал, они придут заранее?

– Они? Нет, я думаю, он будет один.

– В общем так, я буду с ним разговаривать, а ты рыскай глазами по сторонам, но не подавай вида, что заметил.

– Заметил, что?

– Ты забыл? Он точно будет не один, как минимум двое будут на хвосте, но в незаметном виде.

– Ну, окей, я постараюсь их узнать. Хотя – не поворачивайся – у нас, в том смысле, что у тебя за спиной, а вижу так, невооруженным взглядом именно двое уже сфотографировались.

– Но это бабы, – сказал Миша.

– Откуда знаешь?

– Шанелью номер пять потянуло.

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

– А никогда не может быть никогда, потому что уже:

– Было, было, было.

– Кстати, ты бинокль с собой не взял?

– Зачем?

– Мы не договаривались?

– Подожди, я сейчас повернусь, и увижу их и без бинокля, а чтобы никто ничего не заметил, ты поворачивайся вместе со мной.

– Там нет ничего интересного

– Будешь смотреть на Чистые Пруды.

– Это скушно, но ладно, посмотрю.

Почти сразу Майор негромко рявкнул:

– Я их узнал.

– Не может быть! – тоже тявкнул от волнения Миша Маленький.

– Точно тебе говорю, это…

– Подожди, теперь я скажу.

– Не надо.

– Почему?

– Ты ничего не можешь видеть в прудах.

– Нет, вижу, вышел водолаз. И мне понятно: информация не просто просочилась в массы, а хлещет ручьем, как в самом начале утопления Титаника.

– Кто-то проболтался, но кто, если предположить, как и раньше:

– Никто ничего не знал.

– Я никому ничего не говорил.

– Я – само собой. Ну, хорошо, говори, кто там?

– Это Тетя и Мотя, их недавно выгнали с теле.

– Когда недавно, давно уже. Говорят, работают контролерами на входной двери в Нанокорпорацию.

– Скорее всего, только числятся, а работает кто-то другой.

– Тогда понятно: от нечего делать есть время, чтобы узнать важную информацию об этой нетрадиционной встрече. Но баб сюда не берут, чего им надо?

– Может, случайно здесь прогуливаются, зашли на пенку с кофе к Эрике?

– Так не бывает.

Они стали оба смотреть на Тетю и Мотю, и поняли, что они, да, дефилируют, но, как сказал Майор:

– Не сюда.

– Тут только два варианта, – сказал Михаил: – Или место встречи всё-таки, наконец, удалось изменить, или.

– Или – я доскажу – своим ложным маневром дамы хотят сманить нас с насиженного места, куда мы пришли первыми.

– Как выбрать?

Подумать они не успели, так как водолаз, на которого они больше не смотрели – думали или утопленников ищет, или рыбу ловит стрелами, а это отношения к делу не имеет – хлопнул их огромными лапами по плечам, но тут же мягко добавил:

– Заждались, голубчики?! – и склонил с высоты своего почти двухметрового роста – 194—196 – чуть улыбнувшееся лицо.

Германн Майор взялся за сердце, как его тезка в Пиковой Даме, когда проиграл всё, что было нажито трудом всех предшествующих поколений, и понял, что:

– Придется идти в киллеры, ибо нигде больше хорошо не платят обычному человеку – Хомо, так сказать:

– Вулгарис. – Конечно, каждому хочется собирать бабочек и разговаривать с лютиками на своих семи гектарах, как некоторые, но информейшен о такой ситуэйшен – не доходит до нас сиськи-миськи, что значит:

– Никогда не известно, когда она появится в природе и обществе, чтобы успеть первому схватить за ее тонкий-тонкий мыший хвост.

А Миша только присел, и так, на полусогнутых приготовился бежать, надеясь, что все примут это бегство за шутку. Нет, страх был – не скрою – но не один, а напополам с тем, что называется:

– Ему и больно, и смешно, – когда одна из трех жен просит повысить плату за алименты. – Ибо:

– С одной стороны:

– Рабо-о-отать-ь на-а-адо-о, а с другой стороны, появилась надежда, что, наконец-то, будет, как это и написано:

– Сами, сами всё дадут, – а если и догонят, то ноутбук на перевод бабла в оффшор, уж будет навострен. А если нет, то хоть на Титаник, но сяду, чтобы – если уже не удалось письмо послать – самому оказаться:

– Далеко от берега.

– Вот Вы какой! – Миша вернулся с раскрытыми для объятий руками, но постепенно опускал их все ниже, и ниже, так как лицо водолаза – чем ближе он подходил – становилось меньше похожим на букву В – в ее импортном варианте, а приобретало наоборот черты экспортной буквы Н. Можно, с небольшой натяжкой, идентифицировать эти буквы, как Веру и Надежду, но все равно:

– Без Любви, – толку не будет.

– Хау а ю. – Без вопросительного знака первым сказал Германн, так как на знак духу уже не хватило.

Миша осмелился протянуть лапу, но она осталась незамеченной.

Когда сели на скамейку Э предложил так и называть себя:

– Э, – но ребята смутились:

– Не можем.

– Почему?

– Страшно, – сказал Миша. – И знаете почему? У меня есть долги перед женами, и боюсь, при упоминании этого знаменитого Э-управления, они будут только увеличиваться.

– Я тоже стесняюсь, – сказал Германн, – и знаете почему?

– Почему?

– Похоже на поставленную на уши Дабл В в ее импортном исполнении.

Глава 2

Продолжение

– А вы не заметили, что и Н – похоже.

– Вы думаете, что все буквы в принципе похожи на Дабл В – в эмпорте? Прошу прощения – здесь пока И.

– Из И тоже можно сделать W, – сказал водолаз.

– Как?

– Сдвинуть на полшага интервал между ними.

– У нас дроби запрещены, – сказал Германн.

– Почему, не понимаю? – сделал удивленное лицо Н.

– Единовластие не допускает деления целого уже числа на его части.

– Да, – согласился Миша с напарником, – все деньги уже давно в оффшоре, как их можно еще раз поделить? Ответ – нельзя.

– Так сказать – непредставимо, как это и было, кажется, еще даже при Аристотеле, – сказал Майор. И добавил:

– Тем более, даже если букву N перевернуть с ног на голову – всё равно ничего не изменится.

– Вы не пробовали зеркало? – спросил водолаз, похожий в голограмме Михаила Маленького на большученную букву Н.

– У нас мебеля импортные – они все без зеркал, – сказал Германн.

– Верю, но вот посмотрите, – он поднял левую ладонь, на которой проступила белая на розовом фоне буква N, становясь – если присматриваться – наоборот, огненной на белом фоне.

– Похоже на молнию на Луне, – сказал Германн.

– А теперь обернитесь, – и он показал правую ладонь.

И они увидели, как N на левой ладони сначала превратилась в восточную Н, и на правой проступила буква И.

– По-хо-же-е, – только и мог сказать Миша.

Далее, приходит парень ростом 170 см, а скорее даже 168, которые он сам выдает за 177, и говорит, когда его спрашивают:

– Кто ты? – и показывают на высоченного и здоровенного мужика, преподавшего уже им урок, который Пушкинский NN преподнес жителям села Горюхина:

– Показал, что их место в собачьей конуре.

– Его номер 16-й, – говорит парень. И добавляет:

– А, впрочем, познакомьтесь – это мой повар.

Почему-то после этих слов даже Тетя, курсирующая с Мотей на горизонте метрах в ста, и таким образом надеясь поймать удачу за хвост раньше, чем другие, не замечая, что ее уже ту юс – используют как:

– Зрителя, – спотыкается, а удивленная этим состоянием подруги Мотя поздно замечает идущее ей навстречу дерево, и более того, так и не сворачивает, пока Мотя не находит его своим лбом.

– Я в шоке, – говорит Тетя, – почему-то все идут не туда, куда надо – не в нашу сторону, а к ним, как будто там расположена пивная. Ты вообще правильно записала координаты? – Далее слова из ПП, которые говорит Белл перед тем, как уходить, в том смысле, что Фекла уже закупила по дешевке глазированные сырки, и даже перепродала их с неприличной наценкой, а – значит – жди энддиректора с внеплановой провери. А именно:

– Раз, два… Меркурий… – прошу прощенья – это уже было, было, было, а вот современный перевод:

– Брюс Виллис опять в своем репертуаре, вылез из канавы – но к этому мы уже привыкли: значит, что спасать кого-то будет точно, но надо же:

– Докатился до того, что будет теперь спать с хохлушкой. – А они гордые:

– Намучается. – А потребует она немало, если не новый дом на Луне, то Луну, как таунхаус на горе в Беверли Хиллз. А на горах, если они Лысые – сами знаете, кто живет.

Медиум:

Тетя и Мотя стоят у Берендея. Мимо бредет солидный мужик.

– Ты не Луна? – говорит Тетя.

– Ну, в смысле, не Луначарский случайно будешь? – спрашивает Мотя.

– Возможно.

– Дай конрамарку.

Участвуют Жирмунский, Виктор Шкловский, Юрий Тынянов, Алексей Толстой, Демьян Бедный, Маяковский, Есенин. А также некоторые уже умершие артисты:

– Михаил Козаков, Абдулов, Ролан Быков, Янковский, Пуговкин, Алейников, Борис Андреев и др. по четыре человека сидят за столами в Берендее.

Наги периодически, как будто это он сам, заменяет дама. Кто? Ксе Соб?

Иисуса Христа играет Владимир Выс.

Возможно ли сделать по Аристотелю:

– Провести весь роман в одном ресторане. Наверное, будет скучно. Ну, баня, сауна, добавить Берендей, еще какой-нибудь кабак. Или надо реально перейти в 1-й век.

Рассказ в параллельном времени должен быть?

Ресторан Россия будет называться Иерусалим, а еще какой?

Скорее всего должно быть Другое время. Но и там, как говорится:

– Та же дребедень – ресторан.

В пьесе Машенька самое интересное бой на мечах со щитами.

В детективе – удар ногой и противник, ломая дверь шкафа влетает в него – тоже:

– Все, что есть интересного в книге. – Это рассуждения за столами или на собрании о литературе.

Кто Степа Мрачный?

Метрдотель – Эт.

Директор ресторана Прим. Или лучше – Энддиректор Греческий?

Кто вообще – Дуня? Тоже Наги? Вряд ли.

Степа Мрачный – Маш – две клички: Олигарх и Машинист.

Куда деть Домога?

Пилат – Жири.

Парф с женой – кто? Гости из Америки Бон и Клад? Ходят по кабакам и устраивают ограбления?

– Могу я для своей просьбы применить Мой Метод? – спрашивает Михаил Маленький у – уже у самого Эн.

– Хороший метод? – спрашивает Эн.

– Жена иногда не только разрешает мне им пользоваться, но и даже просит:

– А побегай-ка ты Ефремушка, на коленках.

Дело в том – о чем все знают – что я умею ходить на полусогнутых – но могу не только ходить, но и бегать на коленках.

– Так что вы просите, вы есчё не сказали?

– К вам хочу?

– Зачем?

– А вы уж сами примените это мое умение бегать на коленках.

– Мне это не нужно.

– Ошибаетесь, мистер Н. И знаете почему? Номер в Метрополе вам не дадут, так как никто вас по сути не знает, а я вам пробью квартиру на Кой Кого.

– Зачем мне какая-то там квартира на Кой Кого, если у меня в паспорте прямо написано:

– Я буду жить в вашей.

– В-в нашей? Но у меня дети и три-четыре жены, не меньше. Их вы оставите себе?

– Простите, нет, вероятно, ваша паспортистка описалась.

– Скорее всего, это описались на Малой Арнаутской.

– Вы думаете? И да, вы на самом деле являетесь обладателем этого метода:

– Бегать на коленках?

– Да, хотя еще не запатентовал.

– Будет патент – приходите, нам люди нужны, но. Но с дипломом оттуда.

– Откуда? Из Ландона?! Рад был познакомиться, но у меня на это никаких денег не хватит. Взяли бы так-к.

– Ну, как так, я не понимайт? Мне, чтобы вот так просто с улицы кого-то взять, надо договариваться на Сириусе, и не только. В несколько Галактик надо слетать, чтобы это все утрясли. Сам пойми, если здесь, на Земле, никогда никого не берут никуда:

– Просто так, – то тем более, в общей системе мироздания это невозможно.

– Берут по блату, – возразил Миша.

– По блату?

– Да!

– Так, мил человек Миша, По Блату – это и есть Система Мироздания.

И теперь представьте себе, скольким, хрен знает на кого похожим личностям мне придется Дать – и заметьте не на Лапу, а:

– Чемоданами, – чтобы вас:

– Сделать Своим человеком, человеком, имеющим у меня:

– Блат.

– Хорошо, но тогда если вам чего-то от меня понадобится – придется пла-тить.

– Разумеется, мой дорогой Миша, но не чемоданами, я надеюсь.

– Возможно, это придется делать бочками сороковыми, – обиженно ответил Миша, – ибо сопьюсь я после вашего отказа окончательно. И так-то пью часто, даже на интервью на Радио Свобода приперся слегка:

– Датым.

– На Свобода можно и датым, потому что кто там только не пил-л! Довлатов – пил, Шаламов – тоже пил, Некрасов, а эта, как ее, Синтаксис разве не пила, если не поверила двум приличным людям, что в России никто не читал книгу этого самого Некрасова:

– В окопах города Эстэ.

Или взять Бродского, разве он не пил?

– Скорее всего, нет, – ответил Миша, – только сидел ни за что.

– А разве это не одно и тоже? – Н открыл книжечку, – у меня записано, что Гулаг и пьянка – синонимы братья.

– Вот я вам и говорю, взяли бы лучше меня, а то ведь все:

– Врут, врут, врут-т.

– Почему же врут? Разве с горя не спиваются? Почему тогда вообще пьют, не от радости, надеюсь?

Медиум:

Далее, второй половине – девушке – говорят:

– Ты должна говорить голосом Басила.

– Почему не этого сивого мерина? – невозмутимо спрашивает она.

– Потому что он говорит голосом Басила.

– Вы не обидитесь, если мы скажем, – пропел неторопливо Майор, – если мы признаемся, что оказались здесь не случайно, чтобы заподозрить вас в шпионаже – несмотря на то, что вы только что вылезли из Чистого Пруда, где водолазам, в общем-то, делать нечего по определению:

– И так все чисто, – а:

– Пришли, – продолжил Маленький, – наняться на работу.

– Вы как к этому относитесь?

– Я? – Н почесал волосатой лапой волосатую грудь, и на – как показалось пришельцам, имеется в виду Мише и Германну, – шестом его пальце блеснул бриллиант – с чем-то смешанный – синим огнем. И Миша на некоторое время даже забыл:

– Чего, собственно, я просил? – И только одна мысль заняла его воображение:

– Какой огонь горячее: синий или белый? – Может быть, оранжевый?

– В принципе, можно, – наконец ответил высокий Н, – но могу ли я спросить:

– Что вы умеете делать?

– Мы не хотели бы делать ничего особенного, так как обучались только в театральных вузах, а металлургических с уклоном в корабельно-тракторную ассоциацию:

– Не кончали.

– Могли бы в принципе – если надо – писать мемуары, как все, но это все, на что мы способны, – сказал Германн.

– Не много, – ответил Н, и сказал: – Разрешите узнать, у вас курят?

– Нет, уже запретили, – ответил Майор, но Миша возразил:

– Если рядом нет видеокамер – можно.

– Как узнать?

– Вот как раз так, как сделали мы, назначив вам эту встречу на Чистых Прудах.

– Их так назвали Чистыми, что здесь нет видеокамер – чисто.

– Да, – сказал Майор, – чисто и светло.

– Но я сомневаюсь, что это вы назначили встречу, скорей я ее подготовил, – выразился Н.

– Если бы вы назначили встречу, вы бы приперли с собой своих, а не нанимали нас на работу, ибо, я вижу, что вы этого очень хотите, но нарочно набиваете цену, как будто мы сами рвемся Туды-Твою. – Ребята посмотрели на Землю, как будто уже сейчас она может разверзнуться и принять их Туды-Твою на работу, как чертей Мишку и Серого.

– Хорошо, не буду с вами спорить, как вы хотите – так и будет, но, как я уже говорил:

– Будет конкурс, – как это принято на Земле.

– Что будет? – спросил Майор, – драка? Мы не из клана Дзю До.

– Нет, нет, мы мирные люди, – спел Н, – но наш поезд стоит за рекой в тени таежных деревьев, потому что мост сломали Силы Природы.

– Мы не в курсе, – сказал Майор, – хотя некоторые и намекают, что в нем живет почти пять лет уже Царевна-Лягушка.

И случилось – хотя и не явление Христа народу пока что, а:

– Прибежала тележка с продукцией импортного мини-хозяйства, и предложила:

– За недолго приготовить Стейки по-Флорентийски.

Кстати, чему больше всего были удивлены Миша и Германн, при тележке была милая леди, очень, похожая, как сориентировался Майор, на:

– Жительницу таежного, еще не совсем сломанного паровоза, и даже наоборот, импортного производства. – Не паровоз, а наоборот:

– Она.

А Миша изумился:

– Она уже здесь!

– Ты че? – спросил он, – уже написала эссе, выучила басню, и сочинила песню?

– Шустрая дама, – согласился Германн, – но ты постой пока там, где была, на месте встречи у апельсиновой газировки, у нас, знаешь ли:

– Тоже есть дела.

Медиум:

В роли энд-директора Сирано де Бержерак, бывший первый секс-символ милиции Новой России, мент в черной широкополой шляпе и красном – нет не плаще с белым подбоем, а:

– Шарфе, – но только, когда другой энддиректор – тоже, в общем-то, мент – если, когда работал следователем в генеральной прокуратуре – уезжает в Край в роли Фишмана, чему его предварительно учит сам Фишман-Германн Майор.

Иисуса Христа не распинают – возможно – а только ссылают в Край, где уже есть Бродский, и таким образом:

– Бродский и Вы – Га Ноцри – встречаются.

– Пусть прыготовит, – сказал Н, и зачем-то улыбнулся. Хотя Миша подумал, что это, конечно:

– Опять ему показалось, – хотя что казалось ему до этого, к своему удивлению, уже забыл, но отмахнулся от раннего склероза из-за сиськи-миськи пьянки, а решил: ничего не было, потому что я:

– Никогда ничего не забываю.

– Прошу прощения, мессир, но у нее было предварительное задание, – сказал Германн.

– И пусть она сначала сдаст экзамен, а то – чувствую – вотрется она к вам в доверие, так сказать:

– Вне конкурса.

– Ну-у, если вы меня опередили даже в этом, то это будет экзамен и для вас, – развел огромные лапы в стороны, и приподнял вверх плечи Н, как будто тоже сдавал экзамен, и назойливо хотел показать милой профессорше-экзаменатору:

– Между прочим, я умею и летать, – а, следовательно, такую ерунду, как решить уравнение Пятой Степени – могу. Ибо:

– Если Галуа мог – значит это в принципе возможно.

– Я хочу в данном случае заметить, – сказала девушка, – что для решения этого уравнения 5-й степени, как для любо-о-й атомной бомбы нужна Доставка. А она тоже стоит больших денег.

– А не понимаю, а при чем здесь это? – сказал Майор недовольно, так как уже запланировал для себя взять буфет, не буфет, точней, а под свое крыло буфетчицу первым, но видно было, она сама рвется навстречу своему счастию:

– Выше всякой меры. – Но – к Другому.

– Это тема моей диссертации-эссе, над которой-ым я трудилось все это время по вашему заданию, – она улыбнулась слегка, но опять не Майору, а на этот раз Мише.

И он выдал:

– По первому вопросу зачет.

– Так она еще ничего не сказала! – ахнул Германн.

– Если Моцарт скажет:

– Это симфония номер 40, а потом еще ее сыграет, тебе от этого будет лучше?

– Нет, – ответил Майор, – номера вполне достаточно. – И пояснил для Н, стоящего со сложенными между ног ручками, и слегка свесив на бок головку, что, мол:

– Не велите казнить – лучше помилуйте.

– Мне достаточно номера, потому что я после него уже вижу себя, как МР-3 проигрыватель, и независимо от окружающей действительности:

– Кто смотрит боевик, кто детектив, кто мелодраму – записываю его, этот трек, в память, а потом ночью, перед сном прослушиваю: так легче заснуть – под теле не могу:

– Свет мешает.