Текст книги "Кастинг. Инициация Персефоны"

Глава 5

Фёкла закупила глазированные чистым шоколадом сырки по завышенной скидке

Тетя и Мотя пришли на Рижский рынок и, как говорится:

– Встали. – Но тут же какой-то негр, как им показалось, проходя мимо, и также: мимоходом, почти даже не кивнул, ляпнул:

– Запиши им штраф писят евро.

– Это он нам? – изумилась Мотя, – за что?

– Наверное, надо было брать Предварительные билеты.

Они так и сказали подбежавшему мэну:

– Мы не знали, что уже кондуктора никого не обилечивают сами.

– Не привыкли, знаете ли, бегать за билетами, – схватилась за живот Мотя, – пусть сами ходят за своим обедом.

– Так, – сказал парень, в обязанности которого входило, следить за:

– Клиентами.

Но Тетя попробовала его образумить:

– К тому же у нас свободная корпорация.

– Нет, проблем, тогда двойной, – сказал этот перс, и добавил:

– Заплатите, скажите:

– От Бори.

– Представляешь, – обрадовалась Мотя, – он не сказал, кому платить, значит можно их кинуть.

– Думаю, наоборот, – сказала задумчиво Тетя, – за то, чтобы сказали, кому платить – тоже заплатить здесь надо. Тем более, у нас, как говорится:

– Всё равно нет лишних денег – уходим.

– А если покупатель придет без нас. К тому же эти Мишка и Майор нам не сказали на каком именно рынке мы должны стоять.

– Да, – сказала Тетя, – это задача, пожалуй, не меньше, чем Сводящие и Разводящие.

– Кто?

– Ряды, знаю, что Ряды есть не только на рынке, но и в математике. Поедем на Черкизовский.

– Там маслом торгуют?

– Там всем торгуют, это только некоторые думают, что натуральными шубами под лесных барсов, из самой Персии. И что самое главное:

– За треть цены. – Так не бывает

– Но люди верят.

– Потому что они хотят верить в то, что им доступно. Скажи вот, что асфальт натуральный, несмотря на то, что в него входят по полколеса, несмотря на клиренс, как у подводной лодки под Ниагарским Водопадом.

– Там есть к-клирэнс?

– А куда ему деваться, если она не лежит всё время, как рыба об лед – на дне? Ибо, клиренс – это расстояние между вами и вашим же:

– Дном.

– Это я понимаю.

– Если понимаешь, то значит и отсюда нам надо уходить. И знаешь почему? Ты была права:

– Никто не торгует растительным маслом, но, у меня, как говорится:

– Есть мнение, – могут подумать на кокаинум, растворенный в ём, – Тетя щелкнула по четверти, – до жидкообразного состояния.

– Поедем ко мне на дачу, – сказала Мотя, – там все торгуют у дороги, чем попало, значит, можно и маслом.

– У тебя есть дача? – пошутила Тетя.

– Так этот, как его, – тоже пошутила Мотя, – муж получил еще в 91—92, когда давали бесплатно всё, всем, кто хочет.

– Да, – поддержала подругу Тетя, – просто многие боялись и не брали, отказывались.

– Шли в отказ, – как говорят теперь о тех, кто много взял, но утверждают, что:

– Еще не всё.

– От чего тогда они отказываются?

– Так я и говорю: отказываются больше не брать.

Только они встали недалеко от Мотиного с мужем коттеджа – маленького, на 400 метров, не считая подземного бассейна в полу – тогда еще не делали настоящих – в олимпийском стиле. Оно и понятно, у Успе тыща, а она пальцем о палец не ударила, чтобы, как это пишется и поется:

– Раздать всё лудям. – Пусть им будет хорошо в псарнях и овчарнях на выезде, хотя и:

– Не в Амстердам же всем, – некоторые живут даже просто в Австралии. – Прошу прощенья туда еще не доплыли:

– В благословенной Австрии, конечно, где родился и последний режиссер последнего Джеймса Бонда, переведший его на абсолютно боевиковые рельсы. Нам не попробовать?

– Драться, если не купят? – не поняла Мотя.

– Будем драться, если не дадут продать.

– Так по запарке можно продать не тому, кто этого заслуживает.

– И грохнут не того человека. Но мы – не должны за Них думать. Того – Этого. Как написано:

– В Содом и Гоморру попали не все, кто этого заслуживает. – Остались такие же, в принципе, беспринципные люди.

Одна баушка хотела купить эту четверть масла даже за сто баксов, но Тетя холодно ответила:

– Не продается.

– Че тогда здесь стоять, – и бабка даже замахнулась клюкой на это драгоценное масло, и так бы и снесла ему голову, как конногвардеец Нарумов, одному своему гостю, который не забыл завернуть пароле, но пароле-пе не загнул.

– А потом? – спросила Мотя.

– Потом извинился, мол, нечаянно. Но было, естественно, поздно:

– Графиня после такого начала должна была умереть обязательно, и не позже 25 марта, когда слякоть, ветер и холодно.

– Да, – поддержала подругу Мотя, – вот такая же вероятность и у нас хорошего конца, как у Графини угадать третью карту:

– Никто здесь нас не найдет.

Но бабушка была настырной, попросила показать, как она выразилась:

– Все верительные грамоты.

И так замахала клюкой, что многие решили:

– Это Дартаньян замаскировался.

Тетя вынуждена была защищаться четвертью, как Дартаньян от мадам Бонасье, что и привело к закономерному результату:

– Оба легли в одну кровать.

А в данном случае, как выразился один мудрец, выбиравший неподалеку молодые свежие огурчики и помидорчики:

– Хватит не на одного Ван Гога. – А это значит произошло то, чего так долго все ждали:

– Масло не выдержало и разлилось. – А как говорил Шекспир:

– Запивай подобное подобным: из него вырастет большое поле кукурузы, которое здеся можно использовать за тем же, зачем Вам Гог рисовал подсолнухи:

– Для их размножения вплоть до Японских Морей. – Здесь можно докатиться до ВДНХ.

Ну может в Манеже покажут.

И тут они узнали Н, он чуть улыбнулся, закупил килограмма три огурчиков, которые выбирал, помидор?

– Тоже три?

– Давайте, – вынул гербовую бумагу и передал Моте:

– Покажешь мужу, а то он уже забыл, что:

– Давно обещался провести трамвайную линию к свому дому.

Так-то понятно:

– Зачем?

– Ретро всегда стоит дороже, а значит:

– И нам надо-о.

Заранее никто бы не додумался, что вот именно здесь, среди людей, повсеместно радующихся жизни, так как – в отличии от Других – не отказались в Своё Время от всего им причитающегося, взяли его в свои, так сказать, собственные таежные, как у медведя лапы, и теперь, где что ни проведут:

– А всё рядом:

– З нами. – Вот даже трамвай, казалось бы:

– Зачем? – но ведь всегда лучче посмотреть на Это Дело из окошка, чем быть:

– Нет, не на месте преступления, а:

– На иво месте.

Хотя это не исключено, если на работе оставят после работы для очередной раздачи пензий, и тут как тут:

– Под трамвай, ибо:

– Аннушка уже разлила масло. – Как раз, как назло. Вот так:

– Шестнадцать в доме – пятнадцать на нем:

– Занимаются, однако, жертвоприношением-м.

Как жрецы племени Майя. На Вавилонской Башне.

Медиум:

Но Аннушка сам первая и попала на это кукурузное, как отмечали некоторые свидетели происшествия:

– Масло маде ин Хру Ник Сер.

Она поскользнулась, но как хоккеист с большим стажем, никак не могла решиться упасть:

– Как сказал один мужик-шофер одной бабе:

– Не дрягай ногами, – и то в лесу.

И она справилась, только парик закачался и сдвинулся набок, так что миловидное личико Грейс Келли, особенно, когда она:

– С широко закрытыми глазами, – рассказывала о своей любви:

– В позе летчика. – Как все правильно и подумали.

Бац, и выплыла, однако прямо к нижним сорок седьмым лапам сокрушенного своим бесполезным поведением Н.

Но Мишка, бывший тут среди даже не покупателей, а продавцов цветов георгинов, выросших раньше времени – обычно только к первому сентября, когда надо:

– Опять в школу, – где спрашивается, да, учат, но чему? Непонятно. По крайней мере, не совсем.

Понял, что это не кто иная, как референтша, случайно попавшаяся на пути со своей апельсиновой газировкой, которой к тому же, кажется, и не было:

– Заметает следы. – Ибо.

Ибо попросилась жалобным голоском воображалы-сплетницы:

– Отнести ее в какой-нибудь приличный дом.

– Не хочу, – говорит умирать без музыки, – а только под Турецкий Марш Моцарта и Сальери. – Видимо, с детства запомнила их как близнецов-братьев, и теперь ни гу-гу, даже симфонию номер 40:

– Знает, но плохо.

И отнесли ее. Прямо в дом Распределителя:

– Всего, чтобы было нажито и так-то непосильным трудом:

– Всех предшествующих поколений, – имеется в виду, кто превращал всякую ерунду, типа мамонтов:

– В нефть, газ и другие бриллианты местного производства.

Как говорится:

– Подайте на мамонта, – буду всю жизнь кормить его, и редко, как Хемингуэй охоться, и только для того, чтобы потрепать себе нервы, измотанные, кстати:

– Не только алкоголем и красивыми блондинками, но:

– Беспрерывными войнами, которые народы не забывают вести между нами.

Мотя подняла руки к небу, и сказала полу восхищенно – полу с ужасом:

– У нас и остановился.

Но все подумали буквально так. Миша, например, сорвал с головы парик, изображавший его лысую голову, и встряхнув хиппованными волосами, пообещался, самому себе:

– Буду просить себе метр восемьдесят пять, – и обязательно в этом году чтобы.

Ибо, ибо. Не Н командует парадом уже, а НН, как и написано Пушкиным в Селе Горюхине. Так сказать:

– Два в Одном, – и именно одну его эманацию:

– Референт рукописей Симона Мага, – они только что увидели-поняли.

А вторая, не высоколобый густогривый Н, а…

А это еще только будет видно.

Медиум в полусне:

– Даю вам задание, и сразу ответ на него, чтобы вы смогли успешно сдать экзамен.

– Пожалуйста, не надо! – говорит кто-то. – Мы можем решить без подсказок.

– Хорошо бы если так, ну и тогда, значится, запишите:

– Перхушково – вот из ит?

– Дальше.

– Дальше по тексту.

Далее, Край, а пока что:

– Эта, где моя парик? – спросил больной.

– Их бин не понимайт, сэр? – сказала Мотя, оставшаяся, между прочим, ухаживать за больной Аннушкой:

– Без согласия мужа – археолога, за которого вышла замуж не так уж давно, но после его ответа на слова:

– Что вы ищите, таланты?

– Да.

– Тогда мы похожи, потому что я тоже, да, согласна.

– У вас уже есть хоть один талант?

– Да, только один и остался, – мрачно ответила Мотя.

Медиум:

В Край – НаКонце:

– Что ты здесь делаешь, кажется, ты должен был умереть?

– Понтий заменил мне ВМН на двадцать пять и пятнадцать по рогам. – Га-Ноцри – ВВ.

– Какой?

– Хочу работать, как сказал Папанов, прежде чем умереть.

– До этого он не работал?

Работал, но, видимо, показалось мало. То скульптором, то выращивал:

– Кулубнику, своими, – Мотя показала на свои, однако, не мозолистые лапы, – руками.

– И вот доигрался, – досказал за нее лежащий на новом раздвижном – для гостей – диване мэн, хотя Мотя думала, а теперь уже не понимала:

– Почему именно, – это должна быть толи Николь Кидман, толи принцесса Монако – если это не одно и тоже.

– Ты что хочешь делать? – спросил парень без парика, а значит, был – как сказал Шекспир, засмотревшейся на него королеве:

– Как все, ваше величество – лысый.

– И да, вы не смогли бы сменить компресс, а, чувствую, опять нагревается?

– На ноге?

– Почему на ноге?

– Я видела, что вы не могли сами идти после падения на масле, и добавлю:

– Хорошо, что еще не провели трамвайную линию, а то бы…

– А то бы тю-тю.

– Так это Тю-Тю еще никогда не поздно сделать, ибо – если вы еще не знаете – моя специализация:

– Соединять вместе времена отдаленные.

– В каком смысле? Вы хотите и меня сослать в туды-твою, в эти отдаленные места.

– Всему свое время, тем более вы уже там были, и вместе со своей незабвенной Тетей.

– Я стараюсь об этом не помнить.

– Не бойтесь, я ничего не скажу об этом э литл эпизоде вашей бурной жизни мужу.

– Моему?

– У вас два мужа?

– Да, – улыбнулась Мотя, чтобы ответить шуткой: – Второй – это Тетя.

– Тетя – это та миловидная княгиня, которая уже дописывает трилогию: Брысь под Лексус – три?

– Прошу прощения, но вы ошиблись:

– Пока что только задумала вторую часть.

– Для меня будущее, как для вас настоящее:

– На одном и том же полотне.

– Как у Ван Гога, – сказала Мотя.

– Да, но еще точнее:

– Как у Всех. И да: так чем вы Там занимались?

– Там? Лучше я скажу про Здесь:

– Снимала советские фильмы.

– Не получилось?

– И что самое замечательное: получалось автоматически.

– Это скушно.

– Да, мне скушно, даже с теле попросили удалиться и только за то, что ответила по-честному:

– Ван Гог лучше Шишкина, – забыла пророчество про него:

– Мишку Шишкина не тронь – он у нас кумпания, а то получите быстро тут:

– Здравствуй? – До свидания!

(Оригинал стихов – Владимир Высоцкий)

– Ладно, я пока что ушлю вашего мужа – э-э – куда подальше.

– Надолго?

– Как мудро сказал один режиссер – покойник:

– На всю оставшуюся жизнь.

– Что он будет делать? – осведомилась Мотя.

– Билеты проверять в пригородных электричках!

– Даже так?

– Хочешь чего-нибудь похуже?

– Нет, наоборот, чтобы ему было хорошо.

– Ладно, тогда пошлю сниматься его в Голливуд – по обмену опытом, ищут там кого-то на роль Джеймса Бонда в блокбастере с триллерско-мистическим уклоном:

– Федеральная Резервная Система США и её падение.

– Падение, так сказать, Эмиратов, – только и смогла хоть как-то прореагировать на это резюме Мотя. Но тут же спохватилась и добавила:

– Кстати, режиссер уже назначен этими Эмиратами?

– Нет, нет, нет.

– Почему?

– Вы ничего не умеете делать.

– Иногда лучше ничего не уметь делать, чем хоть что-то, а то вдруг, так сказать, заставят:

– Людей расстреливать! – а я скажу: не умею.

– Это мудро, – если не иметь в виду, что: могут послать и на стажировку.

– Куда?

Глава 6

Ван Гог

– На пирамиду Майя – будете там в качестве юного Монтесумы приносить носителей жизни, да:

– По пятницам-м!

– Неужели нет ничего такого простого, как снимать советские фильмы?

– Есть.

– Скажите, пожалуйста, что?!

– Я уже ответил вам на этот вопрос.

– Приносить в жертву этих, как их, зрителей?

– У вас голова работает, а то зря жалуетесь:

– Вот что ни прочту – ни хрена не помню. – В этом нет ничего страшного, также делал ваш любимый Ван Гог:

– Встанет вместе, точнее чуть раньше солнца, и бац себя по лбу:

– Опять забыл всё то хорошее, что мне сегодня приснилось ночью! – и мольбертум на зад, чтобы подгонял, как сонную скотину на пастбище, туды-твою:

– На плэнэр, трепещущий фиолетовыми листьями, на шуршащую меж черных воронов золотистую пшеницу:

– Они летают, а она все равно растет, хотя и боится:

– Не дадут ведь все равно отвезти на рынок, ибо там:

– А у нас все места заняты-ы!

– Так что, – продолжал НН, – делать вам ничего и не придется.

– Будете только номерки таскать у фраеров ушастых? – я вас правильно поняла? – Мотя.

– На это у меня уже есть помощники, как говорится: от трех до пяти и больше. Будешь пока что варить мне завтрак.

– Да? Хорошо, вы что хорошего любите, Стейк по-Флорентийски, или Котлеты по-Киевски?

– Нет.

– Может тогда эти, знаменитые грибочки кокот, раковые шейки, незатейливо переложенные красной икрой?

– Почему красной, а не как в лучших домах Ландона, черной?

– Подорожала сильно.

– Почему?

– Пока сами не можем понять почему, вроде, да, воруют, но это давно известно, а почему всё равно всё дорожает, значит есть еще что-то, более важное, чем воровство.

– Да, действительно, привыкли, а толку уже и от этого – никакого.

– Ну, значится, так и решили: будешь пока что мне здесь полы мыть, чтобы пыли меньше было, – сказал НН, поднимая лапы, и ставя их на фиолетовый американский ковер с небольшим желтым оттенком, переходящим кое-где в розовый, а у самого камина – в голубой, как ясное небо.

– Дело в том, мессир, что у меня есть скрытый микрофон под этой кроватью-диваном.

– Что это значит?

– Я все ходы записываю.

– Да?

– Включить рипит ит, плииз?

– Спасибо, верю. Просто из головы вылетело, что вы режиссер с советским уклоном: пока не стукнешь на кого-нибудь – ни за что не назначат. Это как пароль:

– Тук-тук?

– Да, заходите – подписано.

– Думаю, сэр, вы всё-таки неправы, потому что у нас – как у Всех, и всё отличие в том, что:

– Это – держится в тайне-е.

– А именно?

– Надо обязательно дать.

– Взятку?

– Деньги не берут – только натурой, против нее нет закона. И это плохо. И знаете почему?

– Почему?

– Не все добрые леди в это, приятное во многих отношения занятие, могут поверить.

– Почему?

– Так не было официальной отмашки, что, мол, можете, как в Голливуде:

– И вы использовать позу летчика.

– Без отмашки не получается.

– Да. Точнее, нет, у некоторых получается, но ясно – не у всех. Одна намедни лет пятьдесят назад даже под поезд бросились, а то всё пела:

– Приходите Завтра, а?

– Люди не понимают, – сказал он, – что после семнадцатого года напрочь отменили привычку понимать, что люди здесь, на Земле, не самые главные, ну они и прут, как быки на матадора, которым и является в данном случае режиссер. И да: ты полы помыла, а то я боюсь иногда микробной эманации. Как говорится:

– Не так страшны микробы, как их предвидение. – Как и подписался Винсент Ван Гог на всех своих картинах. А вы, дорогая моя, по сути обвинили всё телевидение, что они:

– Едят одни тока-а мик-роб-ы-ы. – Само их мясо, имеется в виду, эманацию, всё самое вкусное, как сказал Фейербах – выбрасывают из списка отдела кадров.

Так на чем мы остановились, вы записывали?

– Да, – ответила Мотя, – вы меня назначили этой, как ее, директором вашего кабака.

– Он называется Пабло Пикассо?

– Нет.

– Клод Моне?

– Нет.

– Тогда ясно: Ван Гог.

– Верна-а. Значит, будем кормить людей не просто так, а с:

– Эманацией. – Подадим Котлету по-Киевски, а скажем:

– Флорентийский стейк был очень вкусным?

И будет вам, как написано:

– По барабану, что есть: Бараний Бок или Пельмени в Горшочке со сметаной и томатным соусом, а Фляки Господарские заменим на только что пойманные:

– Цыплята Табака. – С чесночным соусом и разбавленным лимонным соком для рук.

Мотя радостная пошла-поехала, пока что, правда, не на трамвае в Ван Гога, а там уже есть, как было сказано при встрече:

– Это наша Компьютерная Сеть.

– К-компьютер-ная? – переспросила Мотя.

– Вы плохо слышите? Я сказала Кулинарная, а сеть да, у нас именно:

– Сеть, – и более того в доле с, – и леди с лицом Принцессы Монако, показала пальцем:

– Вверх.

Мотя не нашлась, что еще спросить, кроме, как:

– Что вы для Них готовите?

– Для Них у нас специальный банкетный зальчик.

– Зайчик?

– Не зайчик, зайчик, а зал, зал-ь-чик-к с Их любимыми Гамбургерами Черного Билла, чей дядя, кажется, изобрел и эту, что вы назвали:

– Большую Компьютерную Сеть.

– Дак, эта, меня назначили сюда директоршей, – промяукала Мотя.

– Этого не может быть, так как не может быть никогда! – ответила эта пресловутая Грейс Келли. – Мне, – она показала пальцем себе на высокую прическу над – слегка, но менее – высоким лбом – конкурентши нэ нужны!

– Но меня назначили.

– Опять она завела свою пластинку, – КК – Кулинарная Сеть обвела своей лапой нарядных официантов и некоторых официанток, занимающихся систематической сервировкой столов, и даже кивнула на подглядывающих через не полностью закрашенную картинами Ван Гога прозрачную стену потенциальных поваров во главе с их шефом, которым и был, первоначально принятый за самого НН, почти двухметровый, как сказал бы, но он еще до сих пор этого не сделал – пропустим его имя, чтобы не частить:

– Это – мой шеф-повар. – Или даже:

– Это мой повар, М… В… Гена. – Шутка, конечно, Слава. Слава, так сказать всему, что он не готовит сам, но отдает тем не менее:

– Другим на съедение.

– Послушайте, Славик, – позвала Мотя, заметив через кухонный перископ его чуть насмешливые глазки, – кам хирэ, плииз.

Да таким голосом, как будто не наниматься пришла в посудомойщицы, как ташкентско-узбекский простой пролетариат с навыками приготовления мантов-пантов, а будто бы ее пришли снимать с работы ни за что, после пятилетнего здесь стажа, а она:

– Не хочет з ним раззтаваться. – Думает:

– Это, как их собственный-й! – Дом на Рублевке, или что у них есть еще там на Рижском шоссе с улицей Кой Кого в придачу.

Леди Грейс с воем сирены, заподозрившей, наконец, что Одиссей прорвался-таки через ограду города Царицына, бросилась почти в объятия иво почти брату со словами:

– Господин Склифосовский! – Они хочут наз охграбить.

Но услышала в ответ простое человеческое, нет не спасибо, да, и тем более, благодарю вас:

– Нет, – а:

– Да, всё уже согласовано на самом верху, – и тоже, как партийное приветствие, поднял вверх указательный палец.

– Да-а?

– Да.

Она хотела спросить про, каков будет их процент, но решила сразу взять быка, а точнее, козу за рога и в стойло, но только улыбнулась простой человеческой улыбкой, от которой не только Многие, но и Некоторые падали на колени с просьбой, отправить их или в Америку:

– Открывать ее, – или в Австралию, но уже только за тем, чтобы крикнуть, аж до самой Венеры, ползущей как муха по стеклу в Шапке Владимира Войнича, через всё Солнце:

– Я ни-че-го-не-зн-аю! – И на этом надо было закончить.

Но она тем не менее спросила:

– В нашем контракте уже записано, кто кого первым должен приветствовать?

– Вы меня спрашиваете? – Склифосовский хотел интуитивно уклониться от прямого ответа. Или, по крайней мере, оттянуть его развязку.

– Когда я снимал свой последний фильм Битва за русскую Трою город Царицын в 18-м году и даже чуть позже, – я объяснил это наступление-отступление, как:

– Компромиссум.

– К-как?

– Вот, пажалте взглянуть, – и Ми – почему-то некоторые близкие его так звали – вынул лист гербовой бумаги, – где вы сами запишите ваше решение. И кстати, вот черновик: – он вынул простой уже лист А4 – по понедельникам, средам и пятницам, вы отдаете ей честь, а по вторникам, четвергам и субботам:

– Вы ей.

– Опять я ей?

– Нет, конечно, а как раз наоборот.

– По воскресеньям, я так поняла, мы вынуждены будем заниматься одним из двух возможных единоборств?

– Борьбой или боксом, – умно вставила Мотя.

– Не обязательно, – сказал Ми, – вы можете просто не ходить в этот день в ресторан.

– Нет, мы лучше будем драться.

– Я согласна.

– Я тоже.

– У нас когда воскресенье? Завтра?

– Послезавтра.

– Ну, хорошо, я успею подготовиться.

– Я – нет.

– В этом нет ничего плохого, – сказала Леди Грейс, – я буду просто бить тебя, так сказать:

– Сдачи не надо.

– Спасибо, – сказала Мотя, – уж лучше вы полежите в это воскресенье дома. И провела – без приглашения – Переднюю Подножку в прямо заданном направлении, именно так, чтобы на первых порах не сломался ни один стол и не больше двух стульев.

Так и вышло. Грейс не сказала ни одного слова против, а только попросила Мотю сказать своё, и Мотя не растерялась, как артист, который всегда привык слушать суфлера:

– За вами остался ваш выстрел, миледи.

Вы всегда вольны применить его, или:

– Отказаться. – Это последнее слово было произнесено только про себя.

Медиум:

Тетя говорит своей собаке, которую иногда заменяет Германн:

– Кусай меня за пятку, – если я буду говорить не по существу.

– А именно? Когда вы будете тянуть резину, как подкупленный судья на международном матче в его финале:

– Да? То есть, как бы?

– Да, мой друг, именно так.

Медиум:

Бросьте всё и идете за мной. Это значит, у вас меньше времени, чем у Луны, чтобы превратиться в Месяц, меньше одной ее фазы, меньше одного Дня и одной Ночи, меньше ночи, вы не успеете даже пожарить котлеты, чтобы не опоздать – остановите их приготовление, и бегите, если успеете, потому что кажется:

– Успеть можно всегда – нет, вы забудете даже про себя.

Дома Дима, как он просил называть себя в дружеской обстановке, сказал Моте, чтобы:

– Так больше не делала.

Люди это по большей части интеллигентные, и проводить Заднюю Подсечку им не только не желательно, но и вообще не надо. И знаете почему?

– Почему? Тем более, это была не Задняя, а Передняя, и не Подсечка, а Подножка – меня муж-электрик научил. Он так делает, когда его достают. А за что?! Говорят, что зря дал:

– Не всем. – Ну и – Как Все – научился на старости лет Дзю До. Как видите: получается.

– В следующий раз придется все переделывать заново. И знаете почему?

– Почему?

– Вы подрываете мой престиж. Так как я живу здесь…

– Простите, что перебиваю, один в семи комнатах.

– Не надо говорить то, чего вы не видите, – и тут же хлопнул в ладоши, но никто не вышел на его, так сказать, свист. – Чуть не забыл, – Ди хлопнул себя ладошкой по лбу, – я их отправил в командировку На Край Света, дела, знаете ли, есть. Да – есть. Но если вы настаиваете, я могу позвать кого-нибудь ужасного. – И действительно, за третьей дверью поскреблись.

– Точно, Кот уже здесь. Вы видели, как он прошел?

– Нет.

– Точно?

– Абсолютно.

– Вот, а ты говоришь, никого здесь нет. Поэтому, давай повторим заново сцену в ресторане.

– Вы и я? Не знаю, получится ли у меня провести вам подхват, у вас 100? Я еще не закончила предложение, сто шестьдесят – еще не всё – сто шестьдесят девять.

– Восемь.

– Я не подлезу под вам – вас.

– Ты забыла, что мы отрабатываем обратную ситуэйшен.

– Хорошо, значит, я вижу эту Грейс Келли и говорю:

– Здрасте – пожалуйста, и сюда приперлась! – Так?

– Нет.

– А как? Они вложили триста миллионов, чтобы мне разговаривать с ними культурно, придется просить мужа снять деньги с книжки.

– З-с-книжки?

– Да, он написал триллер, а не блокбастер, как думал, ибо до такого не додумался бы даже Крестный Отец, и прибыль планируется где-то в этом разрезе. Продавать будут на всех шести ама-зоно-вских языках, кроме русского. И что наиболее интересно:

– Даже в Японии будут продавать, а в России:

– Нет. – Почему, спрашивается?

– Почему?

– Здесь никого не учат считать. Прошу прощенья:

– Чи-та-ть-ь.

– Если бабки есть – вложитесь и разговаривайте культурно, чего проще.

– Так, деньги у Всех есть, как вложить в прибыльное дело непонятно, чтобы его зарей… не зарейдо… не внесли во внеочередной список рейдерских захватов.

Именно поэтому я изучала Захваты Дзю До.

– Неужели никого нельзя Подвинуть в этой Кулинарной Сети?

– А кого? Если с одной стороны Они, а с другой:

– Их государство.

– Как говорится: мы говорим Партия, а в виду:

– Парк Юрского Периода – местного производства.

Поэтому. Поэтому, если не грохнуть Лиоза – всё равно ничего не получится.

– Он ключевая фигура в этом бизнесе? – спросил Ди, что переводится, как Два, а два это – НН. Поэтому здесь, дело шутками не закончится. Грохнут его все равно.

Тем более, что эпопея с масло закончилась полным его разлитием.

Кстати замечу для тех, кто не забыл, что в слове Аннушка:

– Два – Ди – НН – а зачем, если бы и с одним было ясно:

– Она тока ключница, и патологически никогда не сможет выйди замуж, не только за Лопахина, как будущего долларового миллиардера, но даже за Молчановского со всеми его Смоктуновскими в виде прислуги на его матчах со Сборной.

– Она у него, значится, в прислугах?

– Наоборот.

– Да? Тогда я ничего не понял, Верлиока.

– Ты сам сказал:

– Очевидно, что и у нее два: НН. NN – помните, как сказал Александр Сергеевич?

– Приедет и осудит?

– Более, намного более морфо-логично:

– Носы у всех станут намного длиннее и повиснут, как коромысла в дымном иво воздухе.