Текст книги "Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого"

Глава 8

Хотя рядом вокзал и кто-то должен на него идти.

– Он не хочет брать деньги, – сказала, опять перебежав дорогу, Малышка на миллион, и без задней мысли, конечно, что с таким именем и фамилией у нее, у самой должны быть бабки. В том смысле, что дал на чай, а просят, извиняйте, на:

– С коньяком кофе.

– Прости, забыл, я сколь те дал-то?

– Что-с?

– Что-то голова кружится.

– К-как?

– Да-а, как будто не вчера родился, а давно, авось и пятьсот лет назад, а всё не терпится.

– Ты уж меня извини, мил хахаль, но определись сначала, чё те надо. В кабак попасть, закрытый, как после пожара, или трахнуть меня прямо сейчас, несмотря на то, что негде.

– Извини, я растерялся, щас решу окончательно. Нет, не могу чё-то.

– Хорошо, я скажу.

– Говори.

– Совместим приятное с очень полезным. Но для этого надо зайти всё-таки в это кабаре, где и станцуем сами.

Владимир пошарил еще раз по карманам и вынул, как будто нарочно для насмешки, золотой.

– Сколько там? – только и ляпнула беспросветная леди.

– Тут бы удивиться, милая, сначала, как все нормальные люди, а ты сразу:

– Чуть что и уже всё понимаешь.

– Пожалуйста, милый, не вынуждай меня, чтобы я вызвала на подмогу Кобылу.

– А ты кто? – решил отшутиться парень, чтобы не накликать еще большую беду, ибо:

– Пожалуйста, дорохгие гости, но не все же сразу, ась?

И догадался, что надо сменить рекогносцировку, ибо дело зашло слишком далеко, едва начавшись:

– Милая девочка хочет позвать на подмогу Кобылу, а если это точно была женщина, то ведь, кажется, она умерла.

Следовательно.

Следовательно, если покойники ходят с парадного входа, то мы зайдет с черного выхода, а чтобы запутать охрану:

– Подъедем туда на такси.

– Как ты умен, мил херц, как ты умен, и знаешь почему?

– Нет.

– И это правильно, ибо никогда не надо признаваться – особенно до начала игры на эти тити-мити, что у вас в наличии:

– Золото-о.

– Да, пожалуйста, верни мне эту десятку пока, чтобы перед таксистом я мог выглядеть богатым, по крайней мере, приличным человеком.

– Да, но мне жалко уже ее.

– Сейчас мне некогда шутить, прости.

– Нет, честно, ты забыл передать ее мне насовсем.

– Вот это очень правильно, ибо я дал ее тебе только подержать немного и по-светиться от счастья.

– У меня нет денег.

– Спасибо за ответ, но прошу еще раз повторить.

– У меня нет денег.

– Зачем ты их потеряла.

– Я их не теряла.

– Почему?

– Потому что в глаза не видела.

– Как?

– Я пошутила, у тебя в руках была пуговица, но вот от чего не знаю, как говорится, хоть убей.

Он посмотрел вниз.

– Нет, нет, она была большая.

– Где бывают большие пуговицы? – спросил Вова, и сам же ответил: – Только на зимнем пальто.

– Сейчас лето, милый, ты не угадал.

– Значит, эта десятка – не меньше – всё-таки была.

– Посмотри в башмаках.

– Я не Папа Карло, чтобы носить такие больше туфля с загнутыми носами, куда могут нечаянно попадать золотые пятерки, а уже десятки – тем не менее.

Они решили сначала сесть в такси, а там уж по ходу дела разобраться:

– Платить, или грохнуть таксиста. – Шутка:

– Просто можно было пригласить и его, пообещав двадцать семь рублей плана плюс рублей восемь на пару пузырей со сладким чаем.

Авось на Камамбер останется. Ибо в последнее время водка На первую букву алфавита так пахнет, что скоро можно привыкнуть отнимать часть питания у самой Волги.

– Пить бензин?

– Да.

– Разве от него пьянеют?

– Будем прикидываться, что как и от водки: зато жить стало веселей, хотя и с муторным привкусом.

– Что ты хочешь?

– Хочу мужа с хорошей работой, дом с тремя спальнями, белой лестницей внутри, машину, с откидывающимся верхом, и детей, мальчика и девочку. Именно в такой последовательности, сначала мальчик, потом девочка.

– В любом случае ты этого не получила.

– Но у меня еще есть время. Он думает, что потерял что-то, – Елка указала полу накрашенным пальчиком.

– Бармен?

– Ноу, за столиком у бара парень ищет ногой зажигалку.

– Ее там нет?

– Зажигалка есть, он не знает, что курить здесь нельзя.

– Впервые слышу, что кто-то, кроме человека решает, может ли он курить.

– Ты не знаешь?! Но я почему-то знаю.

– И знаешь почему?

– Мы попали в разное время!

– Мне надо подумать.

– Ты подойдешь первая, попросишь меню и покажешь мне на пальцах, поняла что-нибудь, или:

– Нет.

– Нет, нужно, чтобы было: слова поняла, а до смысла надо доходить в туалете. Кстати надо проверить, какие здесь туалеты.

– Приспособлены для размышлений, или так только, как в поле: устал – значит можно заканчивать.

И она прочитала, это было даже не меню, не прейскурант, а:

– Карта Бара, – бармен улыбнулся так, что можно было подумать: он нашел ту дичь, которую давно мечтал подстрелить.

– Я даже не думала, что такие карты бывают, милый.

– Значит?

– Значит, я всё поняла, но ни о чем не подумала, – ответила леди так, что он понял:

– Это именно тот язык, с помощью которого можно проверять Ино: вызубренные параграфы не помогут, ибо сырыми к употреблению не пригодны:

– Их надо варить в башке – это очевидно, – резюмировала и девушка.

– Скорее всего, сама голова не может идентифицировать большинство поступающих в ее кастрюлю пельменей.

– Да, ты прав, по крайней мере, курицу от индейки отличить не удастся точно.

– Вот из ит, индейка?

– Ты никогда не пробовал?

– Нет. И знаешь почему? Здесь никогда не бывает Дня Благодарения.

Далее, он в 80-х, а она в 17-м. И осталось только выяснить, какого века.

Они дождались самого вечера и думали, что оставшиеся за последним столом ребята будут играть в карты. Малышка советовала уйти, но Вова ответил, что:

– Очень любопытно на что они будут играть.

– Ты их знаешь?

– Может быть, но пока не могу точно идентифицировать, кто из них, кто. Хотя понимаю, что весы на вопрос:

– Мы с вами где-то встречались, – определяют в пользу известности.

– Может быть, это тебе только кажется?

– Нет, нет, кажется наоборот.

Они просидели еще минут сорок за стойкой бара, но никто не появился. А именно:

– Бармен не пришел на работу, а толпа, сидевшая за последним столом, не вернулась из туалета.

– Ты уверен, что они пошли в туалет? – спросила Малышка.

– Им больше некуда идти. Дверь через ворота закрыта.

– Они могли выйти на улицу.

– Как?

– Через дверь.

– Через дверь, – повторил Вова.

Я почему-то думал, что мы здесь заперты, как там в Огнях Социализма, почти навеки.

Удивительно, честное слово, очень интересно, как они могли выйти без ключа? Выбили дверь?

– Им открыл сторож.

– Сторож? Он уже пришел на работу?

– Ну, если ресторан закрыт – значит, он приходил, пришел, а потом напился на халяву, и спит под столом администратора.

Они направились к вокзалу. По пути Вова сказал:

– Если Лева сегодня ночью работает – поедем в Москву.

– Куда?!

– Чему ты удивляешься?

– Это далеко.

– Почему далеко, если я думаю, что это близко, – прориторичил Владимир.

Они подошли к стоянке, но Левы не было.

– Хорошо, – подумал Вова, – мы поедем завтра, а сегодня зайдем в моё кафе.

Они прокатились, но денег расплатиться не было.

– У нас только золото, шеф, – сказала Малышка.

– Я сейчас принесу, – сказал Вова, и поднялся по ступенькам.

В кафе был бардак, про который он забыл и помнить:

– Вместо шести кусков шашлыка из вырезки на тарелке было только три, ибо повар – как уже ему было известно – брал себе один, а остальные расхватывали со сковороды официантки, как только он завершал свой процесс жарения – созревания. И однажды, стоя рядом – только что вошел в дверь – понял, что удержать их не удастся, как вампиров, уже запустивших свой механизм пищеварения весчей, однако:

– Себе подобных.

Но почувствовал, к счастию, что злиться уже не может, как человек не являющийся директором – владельцем этого кафе, а наоборот, был:

– Конкурентом. – Но не успел он так подумать, как его вежливо спросили – попросили:

– Вы новый владелец кафе?

– Нет еще.

– Тогда вам сюда нельзя, – ответила маленькая шустрая официантка по имени, которое он забыл из-за его слишком большой распространенности.

Владимир вышел из Охотника Наслаждений, и вполне серьезно обратился к водителю такси:

– Сколько с вас? – переспросил таксист.

– Нет, мистер, я пока что спросил только, когда будет работать Лева.

– Лева, который работает на этой машине? – мужик хлопнул по наружной стороне своей красной двери.

– Да.

– Сегодня, мистер.

– Я вам не верю, но тем не менее, чувствую, что мне надо съездить в Москву.

– Вот из ит, Москау? Простите, сэр, шутка.

– Зачем?

– Я думал, вы пошутили, и я вас поддержал, а, как говорится, чего не скажешь в шутейном разговоре?

– Это вопрос? – вмешалась и маленькая леди, всё еще процветающая на заднем сиденье.

– Хорошо, – сказал таксист, посмотрев на часы, – поехали в Москву, – но только при одном условии.

– Каком? – спросил Вова.

А леди успела вставить:

– Имейте в виду, что я не продаюсь.

– Не продаюсь больше, или не продаюсь меньше? – возразил и таксист.

– Никогда, если быть абсолютно точной, – настояла на своем эта мадам.

– Дальше на метро, или тоже на такси? – спросила она уже на одном из популярных вокзалов, кажется, это был Курский, но лучше:

– Ярославский.

– Чем? Тем, что их два с третьим на подхвате.

Чтобы не заплутаться таксист уехал назад, как он сказал:

– От греха подальше, – ибо:

– И сам напьюсь с тобой ради нового знакомства, а утром мне меняться.

– Если что, мы пришлем тебе письмо, когда нас лучше забирать обратно, – сказала Елка в роли Малышки на миллион, ну, или: наоборот.

– У меня нет адреса, – ответил Лева.

– Почему?

– Нет, не потому, что жена подумает, я ушел в выходной день и опять, что называется: пьянствовать, а что как-то давно дал клятву: дома никогда не пить.

– Только на работе?

– Да, точнее, после. Ибо самый кайф совместить приятное с удовольствием: я сёдня весь день не пил, ибо знал: пить и дома, и на работе – тогда почки раньше времени отваляться. А я и так порой теряю голову. Нет, вот честно, иногда я думаю, что вот я уже на пенсии, ушел на нее раньше времени, как военный капитан в сорок пять лет, и сижу теперь почти за бесплатно на лавке у здания налоговой инспекции, не жалуясь на жизнь, ибо знаю:

– Пожалуюсь, опять сяду за руль, и в самый неподходящий момент потеряю сознание, что значит: ладно бы на стоянке у вокзала, а именно на крутом повороте, откуда обратно в жизнь – нет возврата!

Или тоже не легче, поеду опять с вами в Москау, и брошу машину у какого-нибудь подъезда, а сам с вами в пив-бар на Рязанке, сразу на его второй этаж, где бывают абсолютные телки, и знаешь, что самого хорошего в этой драме – комедии?

– Нет. Точнее, знаю: твою тачку никто не украдет.

– Наоборот, я буду даже рад, что забыл, где ее поставил.

– Это потому, что так устал ездить? – спросила Елка.

– Нет, пожалуй, нет, я больше рад тому, что эта красная тварь сама найдет меня обязательно.

– А если это Волга? – спросил и Владимир.

– Волгу бы не отдали.

– Или, наоборот, вообще побоялись взять.

Москва, как много в этом звуке, для сердца нашего слилось!

– Почему? – удивилась Елка, когда Лева, в конце концов, всё-таки уехал.

– Именно потому, что мы даже не подозреваем, скоро она превратится не просто в помойку, а в натуральное мусорное ведро, а.

– Да, милый, а все будут думать, что такого полного уничтожения надежды не бывает в принципе.

Они пили, пели, ели раков, и очень смеялись. Точнее:

– К счастью, здесь не пели, и не было раков, зато креветки были почти обязательны, и сухое болгарского – венгерское вино в недалеком магазине стоило три рубля. Это хорошее, а похуже и подешевле.

– Бастурма есть?

– Вот ду ю сей?

– Я хотела спросить официанта, есть ли бастурма.

– Это очень плохо, – ответил Вова.

– Почему?

– Значит, ты здесь была.

– Да, спасибо тебе.

– Со мной?

– Да.

– Почему я этого почти не помню?

– Не знаю. Скорее всего, потому, что никогда не рассказывал об этом.

– Да, другие знают только то, что мы им не рассказываем.

– Нет, ты намекаешь мне, что я, практически, никогда не трахаю тебя?

– Да, ты думаешь о себе.

– Ты права, я боюсь этого подарка бога.

– Ты что имеешь в виду?

– Леди – это подарок Джентльмену, которого он прежде всего испугался.

Далее, на первом этаже уже идет игра в трынку. Енот, Гусь, Черный и местный москвич Веня с одной стороны, и четверо бандитов против них.

– Хочешь, я здесь сниму для тебя комнату.

– Зачем? Или я буду здесь жить, а ты будешь приезжать ко мне в гости.

– Да, я хочу приезжать к тебе в гости.

– Но как к себе?

– Может быть.

– Не может быть, а да, – проверила она его намерения. – Нет, нет, я здесь не останусь.

Но вышло так, что туалет был только на первом этаже. Следовательно, кроме туалета там был и этот самый первый этаж. Где, однако, не только пели, пили, но и:

– Играли в карты.

– Где? – спросила она, как будто уже поняла, что здесь культурно, и в карты играть никто не будет

– Просто так никто, естественно, не будет, они играют на деньги.

– К счастью, у нас нет денег, – сказала она.

– Мы можем продать золотую десятку.

– Никто не поверит, что она настоящая.

– У меня есть триста рублей.

– Если проиграешь, нам не на что будет здесь жить.

– Ты умеешь петь?

– Нет.

– Надо найти, кто умеет.

И тут, как по велению самой судьбы на стол залезла леди в джинсах, похожая на саму Мэрилин Монро, в её обратной ипостаси:

– Трахаться тоже хочет, ну, – как говорится:

– А кто еще-то?

И вот без абсолютной почти надежды найти себе какого-нибудь Филипка, она запела голосом мало на кого похожим, песню, как пророчество всем Высоцким и Булатам:

– Я сегодня вам принес на могилу много роз.

– Это нехорошо, что тебе такие слова слышатся, – сказала Малышка.

– Она так поет.

– Нет, она поет, точь-в-точь, как Пуга.

– А именно?

– Ты сегодня не пришел, а меня изнасиловали твои друзья, и даже никто не постеснялся, а:

– Все без исключения.

Владимир растерялся, как будто никогда не знал об этом.

Она залезла на стол рядом с тем, где пела – странным образом, но Владимир почему-то подумал, именно:

– Певица Роз Мари.

– Этого не может быть! – негромко, но удивленно воскликнул он.

И видя, что после танца Певица Роз Мари липнет к нему заявил настырно:

– Давай.

Но за углом она чё-то вдруг заартачилась. Рукам волю дает, а чтобы:

– Всё по-настоящему, – нет, давай подождем.

И так с этой мыслью:

– Почему она хочет, и абсолютно точно: не стесняется, – тянет резину, – вернулся назад, а Певица Роз Мари виновато плелась сзади.

– Это не она, – сразу просто всё поняла Малышка, уже распивавшая пиво за столом рядом с тем, где играли в Трынку.

– Почему же всем сердцем, всей душой понимаю – это она.

– Певица Роз Мари?

– Почему нет, я не понимаю.

– Она на нее не похожа.

– Ну, не знаю.

– А именно?

– Не знаю, с чем ты сравниваешь.

– А ты?

– Я? Я сравниваю ее с картиной на стене.

– Здесь нет картин.

– Ты моя картина.

– Это, как телескоп?

– Пожалуй, ты права.

– Так ты гришь, что картина не похожа на первоисточник? – спросил игрок за соседним столом, а кто? – они не поняли.

– Это кому он сказал? – почему-то немного испуганно спросил Вова своих визави.

– Здесь только ты, милый, среди всех, между прочим, теоретик запрещенного искусства.

И он решил разрядить обстановку, пошутив:

– Так вы местные, что ли?

– Если бы, да, то я не против, – сказала и Малышка на миллион, вспомнив его обещание оставить ее здесь навсегда.

Однако для Владимира было уже почти абсолютно ясно, они нашли его и здесь.

– Ты никого не узнаешь? – спросил он.

– Черный здесь, – ответила Малышка.

– Я назову второго, – сказала Певица Роз Мари – если считать, что это была точно она, а не ее мираж – картина.

– Забыла? – спросил Вова.

– Щас, щас, я могу вспомнить. Это Веня.

– Из этой, как её?

– Нет, это другой, с Химии, – добавила Певица Роз Мари, взглянув для убедительности на стену, что на ней читает лично ей неведомую информации о прошлом.

– Значит, остальные – это Гусь и Черный, и более того:

– Гусь сегодня пиратор.

– Это конец.

– Почему, у него не все дома?

– Будем надеяться, что мы попали в паузу. И запомни: если позовет зайти за бар, и уже тем более в туалет – ни за что не ходи.

– Это ты кому говоришь?

– В принципе обеим, ибо у него в глазах в любой момент может начать двоиться, а то и троиться.

И точно, Гусь прошел раз мимо, два, вспоминая, где видел эту тройную эманацию, потом сел к ним, налил себе из графина, с собой припертого, пива, выпил, предложил:

– Не хотят ли и они ишшо? – в том смысле, что, наверно, уже напоролись, но всё равно, как Человек Культурный, предлагаю испить и мово.

Певица Роз Мари, как обладающая и местной не только эманацией, но и квартирой, правда с двумя сестрами и матерью, кажется еще и с отцом, ответила от души просто и ясно:

– Мистер, прошу вас пройти взад.

– Рипит ит, плииз, – промычал он, но они так и поняли: понимать язык местных клакеров не намерен.

– Да, – подтвердил Гусь, – мне здесь никто не указка.

– Да?

– Да, каждый, кто мне указал на что-то или на кого-то сам и будет это жрать.

– Прошу прощенья, мистер, что я такого не так ляпнула? – спросила Певица Роз Мари. И угадала:

– Ничего абсолютно не помнит. – Но сие заклинание прозвучало для Гуся наоборот, как Зов Предков:

– Я тебя люблю, следовательно, будешь моей Шахерезадой.

– Я совершенно не пользуюсь моим задом, – ляпнула, несмотря на то, что ни о чем не думала, эта леди с непонятным уклоном. Но не думаю, что даже при большом желании ее можно одеть, как советовал Эрнест Хемингуэй:

– Приличным мужиком с графскими замашками. – Или наоборот, в:

– Графиню, с большой, однако шляпой на самый лоб цвета темной зелени, а бант на шее, значит, тоже темное, но бордо. Так сказать:

– Тореадор тореадоров.

После того, как Гуся угостили без предложения, просто налили, как всем по полстакана Какой-то белой долины, он сказал:

– Ты будешь сегодня моей графиней, – скажешь, кого сегодня я буду здесь загонять под стол, или по твоему хотению варить на кухне вместо креветок.

Далее, Гусь приносит Графиню, как он признал:

– Ей она и является, – в жертву, но испугался, что это здесь слишком некультурно, и дал объявление в газету, что продает ее за небольшое вознаграждение, как:

– Болонку.

Но это произошло на третий день, после того, как выяснилось, когда они тоже пришли в бар, и сели почти за тот же самый стол.

Никто из бригады полупьяного Гуся не играл. Кроме Енота, оказавшегося самым хитрым, как будто и у него деньги кончились, но он занял у жены местного Вени, которая работала официанткой в другом ресторане, и дала Еноту, без сомнения именно два раза:

– Денег в том числе.

Веня потихоньку попивавший здесь же – хотя и уезжал только на один день, чтобы отметиться:

– А не сбежал ли ты, мил человек, с Химии? – ужаснулся, когда смог сосчитать, как Енот проиграл уже при нем 300 рублей, из чего следовало, как понял и Вова:

– Жена Вени могла и дальше не ждать его из этой полу-тюрьмы.

Енот, без сомнения, посещал ее не раз до этого, несмотря на то, что квартира была однокомнатная и в ней жила чья-то из них еще и мать.

– Можно сделать вывод, – сказал Вова одной из своих сотрудниц – скорее всего той, с которой приехал, так как чувствовал Графиня с голосом Ал Пуги удаляется от него, как по тоннелю, похожему, однако, на:

– Преисподнюю, – но всё-таки ближе, ближе.

Что и означало:

– Певица Роз Мари будет принесена в жертву.

– Когда? – спросила Малышка.

– Скорее всего, сегодня, может быть, завтра.

– Почему ты так уверен?

– Читал завтрашнюю газету.

– Смешно, милый, но не очень.

Тем не менее, Вова оказался прав. Как только Енот проиграл весь потайной запас жены Вени, он встал, и прежде чем покинуть это побоище:

– Он играл один, а против него трое, хотя думали: мы каждый за себя:

– Я пойду за деньгами, никуда не уходите. – Гусь попросил у самого богатого здесь официанта – боксера с высшим образованием – хотя бы сто писят рублей.

– Какой залог? – вежливо осведомился Валера, боксер. Ибо отказывать здесь не привыкли по причине:

– Всегда приносили в залог только одну понятную всем весчь: золото, в виде его кольца счастья.

– Нет, сэр, покажу фокус, который вы не отгадаете.

– Если, да? – решил подстраховаться Валера.

– Отдам тебе моего человека в работу на месяц.

Никто не понял этого оправдания, но все равно лучше, чем ничего, если хочется заработать на халяву.

Гусь завел Певицу Роз Мари на кухню, где дымились от предвкушения счастья креветки, что их скоро съедят и эта хренопасия, наконец-то, закончится для них навсегда.

И вышел в изумленный зал с белой болонкой по кличке – имени:

– Звонок.

– Звонок, Звонок! – закричал Вова, как будто увидел своего долго разыскиваемого родственника. И он подошел к нему, лизнул руку и сел рядом.

Гусь был не против, ибо увидел правду:

– Рты разинуты у всех заинтересованных лиц, и не только.

Валера дошел до того, что не только переломал все кухонные принадлежности, но и вылил все креветки на пол, не исключая и крупных гигантов, которые шли по четверной цене:

– 4 р за тарелку. – Впрочем, за эту цену их клали больше, так как Прейскурант не предусматривал деления на братьев наших меньших – также.

– Нет! – радостно ответил он пятидесяти хомо сапиенсам, которые стояли с раскрытыми от надежды ртами – остальные пятьдесят сидели, так как объясняли всем убежденно:

– Мы не верим в чудо абсолютно.

И, похоже, даже был рад, что имеет полное право считать себя участником этого церемониала:

– Принесения в жертву человека, – чтобы на выходе получилась приятная душе и ее сердцу собака с лаем, как звонок, сорвавшийся с цепи при виде телеграммы:

– Мы победили, – что значит:

– Не верит, собака!

А, впрочем, авось, это и есть настоящий, природный голос:

– Счастья.

Гусь сел со ста рублями, а пятьдесят отдал подруге Владимира Малышке, чтобы не отдавала ему сегодня.

– Завтра на них сыграю, если мои подданные не согласятся подчиниться сегодня.

Все посмеялись, но Малышка попросила Вову уйти.

– Вместе?

– Конечно, вместе.

– Куда?

– Пойдем в кино.

– Про летчика?

– Про летчика, только у меня нет билета.

– Это хорошо, потому что у меня нет денег.

– У тебя есть деньги.

– Я не понимаю, что это значит? – удивился Владимир.

– Думаю, понимаешь.

– Ага, ты хочешь, чтобы я проиграл эти пятьдесят рублей, и вернулся назад в город за заначкой?

– Да. Точнее, может быть.

– Я проверил уже все места, больше ничего нет. Ибо это справедливо: я забыл, где золото, а, следовательно, по мелочам бумажным, никто не предоставит мне информации.

Или, ты считаешь, я должен поехать и найти золото? Только ради того, чтобы пойти с тобой в кино?

– Не обязательно, сыграй.

– Да, не дадут они уйти с выигрышем!

– Договорись.

– Не помогут никакие договора.

– Я училась на медсестру некоторое время – могу сделать тебе укол, как будто ты получил удар током, и день или два не сможешь им проиграть свой выигрыш.

– Это только ради того, чтобы сходить с тобой в кино?

– Причина это, или следствие уже не имеет значения – важен только результат.

– Надо подумать.

– Или ты надеешься, что я смогу отобрать у Гуся место, занятое им не по праву? – добавил он.

– Временное – тоже временно существует, как постоянное, – опять начал он тянуть резину.