Текст книги "На задворках империи. Детские и юные годы Давида Ламма"

Ее муж, тридцатидевятилетний Анатолий Петрович Горбунов, квалифицированный рабочий, потерял один глаз на мебельной фабрике, где работал с юного возраста, и был освобожден от призыва. Кроме того, в детстве он также лишился одного из пальцев, упав с дерева. Анатолий Петрович был высоким, энергичным и спортивным человеком. Люди, которые не знали о его увечьях, намекали, что его место не в тылу, а в армии. И он, и его жена сделали все возможное, чтобы искренне помочь тем, кто страдал от невзгод войны.

Марья Петровна принадлежала к категории людей, всегда готовых помочь в беде. Во времена национальных кризисов, таких как революция и война, в Советском Союзе распространилась практика уплотнения, то есть «более компактного проживания», целью которой было превращение больших – в глазах властей – частных квартир в несколько коммунальных комнат. Первоначальным владельцам квартиры, как правило, разрешалось оставить одну или две комнаты для себя, в остальных комнатах их квартир размещали новых жителей. Коммунальные квартиры были в Советском Союзе не в новинку. Они стали нормой до войны, и такие квартиры все еще существуют во многих городах после падения советской системы в 1991 году. В одной из бывших частных квартир могло жить много семей. Подселение чужих семей в частные квартиры началось в 1919 году, когда Народный комиссариат РСФСР утвердил санитарные нормы жилья. Например, жилье в Москве было разделено на доли по десять квадратных метров (для взрослых или детей младше 2 лет) и пять «квадратов» на одного ребенка от двух до десяти лет. Однако в 1924 году, вне зависимости от возраста, была установлена единая норма в восемь квадратных метров.

В первые годы советской власти, а также позднее, городские советы активно создавали коммунальные квартиры, руководствуясь основным мотивом – «качественно уравнять жизнь рабочих и буржуазии».

Почти все мужчины-новобранцы из дворов того квартала, где жили Ламмы, сражались на войне. Марья Петровна, изначальная владелица квартиры, никогда не жаловалась на то, что ее просторную частную квартиру превратили в три коммунальные комнаты. Она искренне считала, что ее святой обязанностью было внести личный вклад в борьбу с фашизмом.

Комната семьи Иланы была очень маленькой, без каких-либо удобств, с одним окном, выходящим на террасу дома. В ее комнате были две узкие железные койки, маленький стол, один стул и небольшая металлическая ванна, которая служила для купания всех членов семьи. Внешняя терраса, окружавшая заднюю часть дома, была приятным продолжением маленькой комнатушки, в которой жили Ламмы. Для приготовления пищи все соседи использовали дровяные печи. Каждая семья отвечала за заготовку драгоценной древесины самостоятельно. Воду можно было брать из крана в середине двора. Для ночного освещения все использовали так называемую коптилку, примитивную масляную лампу: маленькую банку с фитилем в масле. Эта конструкция была известна с давних времен, когда не хватало света для чтения. После наступления темноты люди покидали свои комнаты, разогретые за день лучами южного солнца, и проводили время во дворе, разговаривали и пили чай. Керосиновые лампы считались роскошью, и те немногие, кто мог их себе позволить, выносили их на террасу или во двор, где стоял примитивный стол для игры в карты, домино или шахматы. Ночи на широте, где жили Ламмы, были темными, а огромное небо было освещено бесчисленными небесными светилами.

У жильцов и соседей Марьи Петровны была возможность слушать ее удивительно глубокий и сладкий голос. Она была особенно талантлива и артистична в исполнении старинных русских романсов и популярных песен, которые сопровождала игрой на гитаре. Илана и Виктор старались никогда не упускать шанс присутствовать на ее сольных вечерних концертах. Под влиянием ее голоса люди временно забывали о войне и невзгодах, которые навалились на них в последние месяцы и годы.

Небольшого пособия от государственного социального агентства, которое получала семья Иланы, было недостаточно для удовлетворения потребностей. Чтобы обеспечить семью, Илана начала работать на военном заводе, где изготовляли снаряды для фронта. Бюджет семьи был ничтожным, и почти все деньги расходовались на покупку продуктов. Когда Илана вышла на работу, а Виктор пошел в школу, заботу о Давиде взяли на себя соседи, главным образом, Марья Петровна и ее муж. Во второй половине дня, когда десятилетний Виктор приходил из школы, главной нянькой становился он. В таких обстоятельствах маленький Давид учился быть независимым и жить, полагаясь на свои собственные умственные и физические возможности. Он рос счастливым ребенком и почти никогда не болел; ему не требовалось практически ничего, кроме еды.

Возвращаясь с завода, Илана всегда занималась домашними делами. Вспоминая, из какого ужаса она смогла убежать со своими детьми и что ее муж постоянно находился между жизнью и смертью, она никогда не жаловалась. Часть времени, оставшегося от домашних дел, Илана проводила со своими детьми. Основными продуктами питания для семьи были различные виды каш. Никто не заботился и не беспокоился о сбалансированном питании, главной и единственной целью для людей в тот период было просто выжить. В таких обстоятельствах Илана и ее сыновья – особенно младший – никогда не страдали от плохого аппетита и никогда не отказывались от приглашения поесть.

Давид большую часть времени проводил на свежем воздухе: когда он просыпался, Илана уже уходила на завод. Она работала по много часов, и, несмотря на свои усилия, ей часто не хватало энергии, чтобы проводить время со своими детьми. Перед отъездом в школу Витя кормил Давида, а затем помещал его в тени дерева в небольшом манеже, оставляя его под присмотром Марьи Петровны и многочисленных жителей большого двора. С такой ограниченной заботой словесное общение Давида было недостаточным: первые три года жизни он использовал слова своего собственного изобретения; когда он хотел есть, то говорил «мне-мне», а вместо слова «ухо» говорил «лех», вместо «рот» произносил «пэ», вместо «нос» – «су». Хронический голод, изматывавший все население, особенно плачевно сказался на физическом развитии Давида.

Во время войны Наркомпрос (Народный комиссариат просвещения) снабжал население продовольственными карточками. Эти карточки были важны для выживания, и люди берегли их как зеницу ока. Продовольственные карточки выдавались на различные виды продуктов, такие как хлеб, растительное масло, картофель, сахар. У Виктора была возможность получать дополнительное питание в школе. Много лет спустя, когда братья стали взрослыми и между ними возникали споры, мать никогда не упускала возможности напомнить младшему брату, что в военное время старший брат приносил из школы пирожки с вареньем, с мясом или с ливером, и делился ими с Давидом. Хотя большую часть времени Давид проводил на солнечной улице, отсутствие жирорастворимых витаминов, особенно витамина D, в его по большей части углеводном питании приводило к тому, что у него развился рахит. По этой причине ходить он начал только когда ему исполнилось три года. Человеческие существа, особенно в юном возрасте, психологически очень пластичны и легко приспосабливаются к трудным жизненным условиям: первые три года жизни, ползая и общаясь на своем собственном языке, Давид все равно очень позитивно относился к жизни.

Местное мусульманское население любило обоих братьев. Следуя исламскому варианту библейской заповеди «плодитесь и размножайтесь», соседи-мусульмане много раз предлагали Илане усыновить одного или обоих сыновей за хорошее вознаграждение, обещая сделать из них мусульман. Такие предложения Илана отказывалась даже слушать, несмотря на жалкую нищету семьи и хронический голод. Она не продала бы своих детей ни за какие в мире деньги. После войны, когда ее дети выросли и причиняли ей какие-то мелкие неприятности, она полушутя напоминала им, кому они должны быть благодарны за то, что выжили во время войны.

* * *

В середине жаркого среднеазиатского лета в Андижане, пока Илана была на работе, двухлетний Давид играл во дворе под присмотром своего старшего брата. Виктор был живо увлечен разговором со своим другом Арошкой. Разговор был настолько оживленным, что Виктор не заметил, как его младший брат энергично пополз по травянистой земле в поисках приключений. В то время как Витя витал где-то в облаках, Давид дополз до арыков, которые в Средней Азии широко используются для земледелия и озеленения. Он не обратил внимания на то, что уже был на краю арыка и в следующий момент упал. Оросительный канал был не слишком глубоким, но воды было достаточно, чтобы маленький ребенок мог утонуть. Отчаянно барахтаясь и периодически издавая громкие звуки, Давид беспомощно сражался за свою жизнь. У этой истории был бы печальный конец, если бы не местный узбек, мусульманин. К счастью для Давида, его спаситель проходил мимо и увидел маленького ребенка, сражающегося за свою жизнь. Он прыгнул в арык, вытащил ребенка из воды, взял его на руки, и убедившись, что ребенок жив и здоров, позвал Виктора, чтобы вернуть Давида под его не слишком пристальный надзор. Давид никогда не забывал, что обязан своей жизнью мусульманскому спасителю.

* * *

Еще один несчастный случай произошел с Давидом в один приятный теплый день. Он мирно играл в песочнице, когда заметил букашку с восемью ногами и кривым хвостом, нависавшим над спиной. Существо ползло перед ним на песке. Давид был слишком мал, чтобы знать, что не все букашки смешны и безопасны. Не колеблясь, он протянул руку, схватил существо и начал рассматривать его. Букашке, которая оказалась настоящим скорпионом, не понравилось такое невежливое обращение, и она ужалила бедного ребенка своим странным хвостом прямо в большой палец. Вскоре палец Давида покраснел, опух и воспалился. Малыш заплакал и пополз домой, где им занялась Илана. Никаких других симптомов не проявилось, но произошедшего было более чем достаточно, чтобы ограничить любопытство Давида по отношению к неизвестным ему представителям мира беспозвоночных. К счастью, у нашего героя проявились только локальные признаки и симптомы воздействия ядовитого жала.

Шкаф

После войны даже маленькие дети проводили большую часть времени на свежем воздухе без присмотра взрослых. Однажды трехлетний Давид играл с другими детьми в углу двора, в котором жила его семья, рядом с местом, куда соседи выбрасывали ненужную мебель. Сидя на корточках, он играл с другим малышом, который был на два года старше его. Неожиданно Давид услышал громкий крик «Берегись!», который издал отец ребенка, рядом с которым он сидел.

Этот отец заметил, что огромный шкаф, который стоял возле того места, где мирно играли дети, потерял равновесие и медленно, как будто колеблясь, начал клониться вперед. Затем он с оглушительным ударом рухнул на землю. Отец ребенка, на которого упал шкаф, и другие люди, которые были рядом, побежали поднять тяжелый предмет мебели. В ожидании худшего отец того малыша, который оказался под шкафом вместе с Давидом, дрожал мелкой дрожью. Его искаженное лицо побелело, как лист бумаги. Когда группе соседей удалось поднять шкаф, вместо ожидаемого ужасного зрелища перед ними предстали невредимые дети. Опять чудо: дети были спасены только потому, что старый предмет мебели был без дверей и полок. Когда он упал, то просто накрыл детей, как если бы это был большой зонт, не причинив им никакого вреда.

* * *

Все это время Илана не теряла надежды найти своего мужа. Центральное информационное бюро официально было открыто в 1942 году, как и было обещано ранее, вдали от зоны военных действий, в городе Бугуруслан Оренбургской области. Миллионы советских граждан отправляли по адресу Комсомольская улица, 6 страстные просьбы найти своих близких родственников. Илана пять раз подряд посылала свои запросы в эту организацию. Будущее Ламмов могло бы быть совершенно иным, если бы не существование этой уникальной организации. Однажды почтальон – очень уважаемый военными беженцами человек – постучал в дверь Иланы и протянул ей серый конверт из города Бугуруслан.

Вздрогнув от волнения, Илана открыла конверт, вытащила письмо и узнала из него не только о том, что Самуил был жив и здоров, но и его почтовый адрес. Это был невероятный, поистине вулканический всплеск радости и счастья, которого мать семейства не испытывала с начала войны. Серый конверт, в котором содержалось письмо, стал памятным в семье Иланы.

В дополнение к радости от того, что ее муж и отец ее детей был найден живым и невредимым, добавилось еще и то, что теперь у Ламмов была возможность получать дополнительный паек для офицерских семей, что позволило семье перейти от полуголодного существования к более сытому. Вскоре все жители квартала прослышали невероятную новость о том, что нашелся муж Иланы. Со всех сторон шли люди, чтобы поздравить Илану с хорошими новостями. Главная надежда Иланы и Виктора теперь заключались в том, что их муж и отец выживет.

На следующий день, рано утром, Илана с детьми побежала в местное агентство и предоставила служащим письмо, которое получила из Бугуруслана. Благодаря письму семья Ламмов получила право на улучшенную финансовую и продовольственную помощь. Наконец, период полуголодного существования закончился: даже скромное дополнение к семейному бюджету означало, что семья выживет. Кроме того, офицер Ламм имел право ежемесячно отправлять семье деньги, а это означало, что семья Иланы наверняка выживет во время войны. Еще одним важным преимуществом было то, что Илана теперь могла позволить себе работать на один день меньше и проводить больше времени со своими детьми.

Медсестра рассказывает Давиду о Черном Острове

Вторая мировая война, как и следовало ожидать, очень сплотила людей, превратив общество в одну большую семью. Выживание семьи Иланы во время эвакуации из Молдовы в Узбекистан стало возможным благодаря многочисленным добрым делам многих неизвестных людей. Однако, как известно, ничто в этом мире не может быть совершенным.

Некоторые неприятные тенденции в обществе нельзя было искоренить даже во время суровых исторических событий. Таковым оказался упорный антисемитизм в Восточной Европе. Во время войны Виктор посещал среднюю школу для мальчиков в Андижане. Совместное образование было введено в Советском Союзе только в пятидесятые годы. По внешности Вити невозможно было определить, к какой этнической группе он принадлежал. Глядя на него, было невозможно разглядеть черты, которые антисемиты приписывают евреям. Кроме того, статус сына военнослужащего выделял его среди остальных учеников, благодаря чему в школу он был принят без излишних треволнений. Это приятное существование закончилось раз и навсегда в сентябре 1943 года, когда он стал учеником пятого класса.

В советской образовательной системе было обычной практикой проводить ежегодные медицинские осмотры непосредственно в школьных учреждениях. С этой целью школы посещали медицинские комиссии, состоявшие из врачей, медсестер и их помощников. В начале ноября такая комиссия заявилась в класс Виктора. Всех мальчиков вызывали в алфавитном порядке, поэтому Виктор Ламм был среди тех, кого рассматривали в середине списка. В ожидании медкомиссии, включавшей также осмотр половых органов, мальчики стояли рядом с врачами и медсестрами. Почти все дети военного времени были худенькими, как тростинки, с выступающими костями и угловатыми фигурами.

Очередь медленно двигалась, и вскоре подошел черед Виктора. Физическому осмотру каждого ученика предшествовало собеседование с одной из двух медсестер, которые задавали детям вопросы о семейной истории, аллергии и болезнях. Медсестра, которая опрашивала Виктора, была женщиной лет пятидесяти, с черными глазами, полными губами, темными волосами и добродушным выражением лица. Когда она посмотрела на имя и фамилию ученика, она широко распахнула глаза и пристально посмотрела на Виктора.

«Так тебя зовут Витя Ламм? Ах, ты ж, боже мой! Скажи мне, Витя, твои родители случаем не из Черного Острова? Маленький такой городок?» – спросила она, выразив живой интерес к делу. Когда Витя подтвердил ее слова, она еще более просияла.

Беда в том, что медсестра была малость глуховата, что заставляло ее говорить неестественно громким голосом, настолько громким, что в классе было слышно каждое слово, которое она произнесла.

«Витенька, это невероятно, – воскликнула медсестра, воздев руки. – Ты не поверишь, но я из того же города, что и твои родители. Вероятно, ты знаешь, что Черный Остров находится рядом с городом Проскуров. Если ты сообщишь маме мое имя, Шмушкевич Бася Израилевна, она сразу же меня вспомнит. Моя семья жила на той же улице, где жила семья твоей матери Иланы Фихман, и наши семьи ходили в одну и ту же синагогу. Я хорошо помню вашего деда Льва. Он был шойхетом, и у него был замечательный голос. Он пел в синагоге и говорил на прекрасном идише! Ты не поверишь, я была на свадьбе твоих родителей вместе с моими. Ах, какая это была свадьба! Где же твой отец?»

«Он на фронте. Воюет с немцами», – смущенно ответил Виктор.

Тот злополучный разговор стал роковым для Виктора. Класс, который не пропустил ни слова из разговора между Виктором и медсестрой, узнал «ужасную правду» о том, что Виктор Ламм являлся представителем еврейского народа.

«Так ты еврей», – первое, что услышал Витя, вернувшись на свое место, от ученика с Западной Украины, который сидел с ним за одной партой.

«Подойди поближе ко мне и покажи свою голову, – добавил сосед сзади со злобной улыбкой. – Дай-ка мне взглянуть на твои маленькие рожки».

Некоторые ученики громко засмеялись вместе с ним.

С тех пор любой мог безнаказанно издеваться над Виктором, и пока он не окончил школу в конце войны, его пребывание там было отравлено постоянными напоминаниями о его принадлежности к повсеместно оскорбляемой этнической группе. Виктор был единственным евреем в классе. Конечно, не весь класс, а где-то менее четверти из них были вовлечены в издевательства над Витей, но те, кто активно участвовал, делали это ежедневно, с удовольствием и без последствий. По разным причинам школьники редко жалуются учителям; мысль о том, чтобы рассказать о происходящем кому-нибудь из своих учителей, никогда не приходила ему в голову. Откуда он мог знать, что учитель, которому он будет жаловаться, сам не испытывает тайной враждебности по отношению к евреям? Чтобы отбиваться от насмешек физически, тоже речи не было, поскольку его мучители намного превосходили его в силе. Единственной стратегией, которая ему оставалась, было спокойствие, позволявшее ему демонстрировать, что слова хулиганов его нисколько не задевают. Никто не знал, что творилось ежедневно в сердце Вити, как он страдал, когда унизительные слова напоминали ему о ничтожном гражданском положении ребенка, отец которого сражался на фронте.

* * *

Мы постепенно забываем те бесчисленные бытовые эпизоды, из которых состоит наша жизнь. Наши воспоминания похожи на вспышки, которые, как прожектор, выхватывают отдельные события, которые сознание навсегда запечатлело в нашей памяти. Эти воспоминания живут и умирают вместе с нами. Очевидно, что эпизоды нашей жизни, которые мы живо помним, имеют особое значение для нашей психики. Для посторонних они могут казаться чем-то незначительным, но в них наверняка есть нечто экстраординарное, раз уж они становятся частью нашей постоянной памяти.

Один из таких случаев произошел с Давидом, когда ему было всего три с половиной года. К тому времени он научился ходить и повсюду напрашивался с Виктором, куда бы тот ни шел. Однажды поздним вечером Виктор решил выйти на улицу, просто чтобы подышать свежим воздухом, и уступил стремлению Давида сопровождать его. Был теплый и темный среднеазиатский вечер, когда, держа своего брата за руку, Виктор шел по большому внутреннему двору дома, в котором обитала их семья, направляясь на свет небольшого костра, горевшего поодаль. Луна еще не поднялась, и бездонное небо, усеянное бесчисленными звездами, было очень высоко над головой. К тому времени, когда они подошли, костер уже догорал. Давид никогда раньше не видел костров. Он стоял рядом с умирающим огнем вместе с небольшой группой детей и был очарован, глядя на светящиеся и слегка мерцающие вспышки тлеющих кусков дерева. Один из мальчиков поднял сухую веточку с земли и поджег ее от мерцавшего пламени костра. Он держал веточку в руке, а тонкий язычок пламени трепетал на противоположном конце. Этот тонкий язычок огня постепенно угасал, и все, что теперь осталось от него – яркая сияющая точка. Тот же самый мальчик стал вращать веточку. Благодаря остаточному эффекту зрения движущаяся одиночная искра превращалась в магические калейдоскопические фигуры – круги, овалы, восьмерки и эллипсы. На фоне окружавшей их ночной темноты все это показалось Давиду несказанной красотой. Прошло несколько десятилетий, прежде чем Давид понял, что нечто большее навсегда запечатлелось в его детском сознании в тот момент. Это была не просто красота, которую познал в тот момент Давид. Более значимым было ощущение, что вот он, маленький ребенок, глядя на яркую искру на кончике ветки, мог видеть, что она имеет отношение к бесчисленным звездам, которые светят ему из космоса. Окружающий мир объединился в единое целое и стал принадлежать ему. Он стремился поделиться с Виктором своим открытием, но был слишком мал, чтобы добиться успеха в выражении сложных чувств; только и мог он сказать Вите, что два слова: «Здорово! Правда?»

Катушка для метания в цель

Чтобы увидеть удивительные вещи вокруг нас – нужно просто их искать. Иногда небольшое происшествие может показаться чем-то обыденным, но при более тщательном рассмотрении может открыться более глубокий смысл.

Дети, которым повезло жить в обеспеченных семьях, регулярно получают игрушки от своих родителей или опекунов, а те, которые живут в нищете, часто придумывают игрушки сами. Однажды Виктор принес домой из школы такую импровизированную самодельную игрушку. Она состояла из катушки из-под ниток с отверстием в центре. На одном конце этой катушки была закреплена резинка, которая превращала эту штуку в модифицированную рогатку. Благодаря резинке карандаш, оттянутый стрелком и выпущенный под ее напором, мог лететь вперед с приличной скоростью.

Однажды Давид заболел гриппом. Он лежал под одеялом на кровати с металлическими спинками. Его старший брат только что пришел из школы с импровизированной мини-рогаткой. В голове Виктора возникла «блестящая» идея: к задней спинке кровати он прикрепил шнурком небольшой флакон. Отверстие флакона было горизонтально повернуто к изголовью кровати. Затем он пригласил Давида принять участие в игре. По очереди они пытались попасть карандашом, выпущенным из такой рогатки, в отверстие флакона. Победителем становился тот, кто сможет попасть в цель. Принимая во внимание, что «устройство для стрельбы» было несовершенным, бутылка имела узкое отверстие, а расстояние до стрелка составляло более полутора метров, становилось ясно, что это была невыполнимая задача. Виктор выстрелил первым. Как легко можно догадаться, он промахнулся. Давид сказал брату, что попасть в бутылку невозможно, но Виктор сделал вид, что не слышал и безуспешно продолжал стрелять, пока ему это не наскучило. Затем он передал рогатку Давиду и предложил ему испытать удачу. Младший брат утверждал, что попасть в цель невозможно, но Виктор настаивал. Давид вложил карандаш в отверстие катушки, натянул резиновую ленту и выпустил карандаш. Ура! Произошло невозможное: с первой попытки карандаш благополучно попал внутрь флакона. Такой удачный выстрел может сделать только один раз в жизни.

«Поздравляю, Давид, – сказал Виктор. – Никогда не говори “никогда”. Всегда пытайся вновь и вновь, пока не достигнешь цели».

Помимо совета своего драгоценного брата, Давид почерпнул еще один важный жизненный урок: чудеса случаются.

Дядя-папа

Родители Давида писали друг другу, по крайней мере, два или три раза в неделю. Спустя много лет дети Иланы и Самуила сдали переписку своих родителей в архив Исследовательского института идиша (ИИИ) в Нью-Йорке. Эта коллекция интересна не только своим содержанием, но и графическим дизайном конвертов, в которые были вложены письма.

Самуил едва успел увидеть своего младшего сына после его рождения, и у него еще не успела проявиться к нему сильная родительская привязанность, в своих письмах он в основном выражал свою озабоченность по поводу Виктора, а не Давида. Илана выразила свое негодование по поводу такого отношения, и в конце концов, Самуил извинился перед ней за то, что игнорировал существование младшего ребенка. Что касается Давида, он интуитивно очень сильно нуждался в отце. Это иногда приводило к забавным эпизодам: в Андижане, если какой-нибудь приличный человек смотрел на него, Давид сразу же обращался к нему как к «папе». Позже, когда Давид заметил, что предполагаемые «папы» протестуют против такого обращения – чтобы обезопасить себя – он стал называть таких «кандидатов на отцовство» «дядя-папа».

Чрезвычайно важное событие произошло в семье Ламмов в середине 1944 года, когда Самуил пришел с фронта на недельную побывку. В это время Виктору было двенадцать, а Давиду три года. Илана и Виктор были вне себя от радости, когда увидели своего мужа и отца в военной форме с орденами и медалями. Давид был также очень рад услышать от матери, что наконец перед ним был его настоящий отец. Это не помешало ему назвать Самуила по инерции «дядей-папой». В конце концов, Самуил горячо запротестовал против такого странного обращения. Давид делал все возможное, чтобы впредь называть Самуила папой, но у него не всегда получалось.

* * *

Среди других событий, связанных с побывкой Самуила, было одно незабываемое, которое превратило Давида из гусенички в ходунка. Для достижения такого результата Самуил купил на рынке фунтик красной вишни. До его приезда семья Ламмов не могла себе этого позволить: вишни были слишком дороги для их жалкого бюджета. Самуил сходил на рынок и купил фунтик с вишнями на свое офицерское пособие. Держа тарелку, полную ягод, он показал ее Давиду, который был на другой стороне террасы. Вскоре Давид начал ползти к приманке, а затем – интуитивно – возможно, чтобы увеличить скорость, он встал и в первый раз в жизни не просто пошел, а побежал к отцу. Все собравшиеся на террасе аплодировали большому достижению в жизни Давида: из четвероногого он стал двуногим ребенком.

На третий день этого чудесного превращения вся семья сидела на террасе, когда отец Давида внес в задание небольшие изменения и попросил малыша пойти в ближайший магазин фруктов и купить там персики. Персики в Узбекистане обладают не только великолепным вкусом, но еще и уникальным ароматом. Давид послушно потопал в магазин на своих маленьких ножках, крепко зажав в кулачке мелочь. Он волновался, потому что никогда раньше ничего не покупал и – в то же время – он гордился тем, что его отец доверил ему такое важное дело. В магазине он увидел замечательные красно-желтые персики, покрытые мягкой и пушистой красно-желтой кожицей. Они лежали на почетном месте прилавка небольшой горкой, излучавшей волны чарующего аромата.

Впервые в жизни Давид нерешительно подошел к прилавку в роли клиента и попросил продавца – симпатичного узбекского мусульманина – продать ему персики за монеты, которые доверительно протянул ему. Он столкнулся с необычным продавцом; это был продавец, который действительно любил детей. Давид понял это сразу, когда ощутил обожание и теплоту любви, которую излучали его большие черные глаза.

Никто не совершенен, а особенно дети. После короткой побывки Самуил ушел на фронт, и Давид начал забывать о своем настоящем отце. Его жажда видеть в жизни отца вернулась с новой силой, и через месяц или даже меньше он возобновил поиски, снова награждая любого проявляющего дружелюбие человека титулом «дядя-папа».