Текст книги "Телефонист"

Глава 5

Марк проснулся, и ему тут же почудилось, будто в лицо светит яркая лампа. Он медленно приоткрыл один глаз. В сумраке спальни напротив кровати стояла босая Мила. Ее белые ступни торчали из-под ночнушки в мелкий цветочек, руки сжимали мохнатого плюшевого медведя. Из-под растрепанных черных волос на Марка смотрели два больших голубых глаза. Мила внимательно разглядывала его, будто диковинного жука.

Не желая становиться частью энтомологической коллекции, Марк приподнялся и посмотрел на часы на прикроватной тумбочке. Стрелки показывали два ночи. В спальне все выглядело по-прежнему: бельевой шкаф, кровать, стул с одеждой на спинке, приоткрытая дверь в кабинет. Только лишний предмет в центре комнаты – девочка с плюшевым медведем. «Почему Гектор не залаял?» – промелькнуло в голове Марка. Он сел, обернув одеяло вокруг туловища.

– Привет! – Марк изобразил доброжелательную мину. – Как ты здесь оказалась?

– Это не важно, – произнесла Мила грудным, неожиданно взрослым голосом. – Правильный вопрос: «Где мы все скоро окажемся?»

– Где? – Марк потер небритую щеку, пальцы коснулись шрама на губе.

– В царстве теней, – пожала плечами девочка.

Марк растерянно осмотрел комнату. Штора вздулась от сквозняка и замерла. Секундная стрелка на часах прилипла к цифре 3. Воздух уплотнился, стало трудно дышать.

– Откуда ты знаешь о тенях? – Марк до боли сжал кулаки, пытаясь избавиться от наваждения.

– Это неважно, – нахмурилась Мила. – Правда в том, что этому городу скоро конец. Твои действия, телефонист?

– Пока возможно, я буду делать свою работу, – помрачнел Марк.

– Твоя работа – обеспечивать связь. – Мила топнула босой ногой. – Курц блокирует каналы переходов, это разрушает Коммутатор.

– Что я могу сделать?! – Ощущение собственного бессилия подогревало в Марке злость.

– Ты, телефонист, – сощурилась девочка, – плохо знаешь свой Катехизис.

Марк зажмурился, тряхнул головой и резко открыл глаза. Он лежал на спине, укрытый одеялом. Мила Эдгард исчезла.

За окном затарахтел мотор, сквозь шторы пробился луч прожектора, по потолку и стене поползла тень от крестовины окна – по реке плыл патрульный катер. Марк помедлил минуту, собираясь с мыслями, встал и начал одеваться: все равно скоро на вызов.

* * *

«Когда рождается телефонист, появляется и его диспетчер», – наставляет Катехизис. Но не сказано, что диспетчер достает своего телефониста в любом месте, в любое время дня и ночи. Марк улыбнулся, вспомнив растерянное лицо Кристы, когда в ее засекреченной квартире раздался звонок и вежливый женский голос попросил передать Марку трубку. В ее утешение – телефонисты и сами знают о диспетчерах не так уж много. Диспетчер связывается с телефонистом после его инициации, и дальше как по накатанной: звонок, сообщение о месте и времени встречи, приметы клиента и тариф. И никаких лишних разговоров.

Марк вышел из дома еще затемно. Не включая света, пробрался к входной двери, но Гектор все равно проснулся, начал ластиться и заскулил, прося взять его с собой.

– Сторожи дом! – приказал ему Марк.

Пес понуро вернулся на подстилку в углу гостиной. В первые дни их знакомства он все норовил лечь на кровати вместе с Марком. Пришлось отвадить собаку от спальни. В остальном они сошлись характерами. Когда выдавался день без вызовов, Марк выгуливал Гектора вдоль портового причала. Кидал в реку палку, и пес бесстрашно сигал в воду, а потом мокрый гонялся за хозяином. У Марка появилась традиция ходить в гастроном и покупать потроха и кости. Кроме мяса Гектор ел еще кашу и хлеб. Марк садился обедать, и собака в своем углу тоже чем-нибудь хрустела. Впервые за много лет в доме появилось еще одно живое существо, и Марк неожиданно для себя обрадовался этому изменению в жизни.

Закрыв за собой дверь, Марк перебрался через ров и пошел вдоль погруженного в темноту пирса. В предрассветной тишине мерно стрекотали сверчки. Воды видно не было. За бетонной кромкой, сколько хватало глаз, чернел бездонный провал. Лишь на другой стороне реки тусклыми точками поблескивали огни редких фонарей.

У складов Марк свернул к новым районам и вышел на окружную дорогу. Ежась от ночного холода, он побрел по разбитым бетонным плитам к горящему на столбе фонарю. Прошло минут двадцать, когда, наконец, послышался хриплый рев мотора. Из-за поворота показался длинный луч света, выхватил из темени придорожные кусты, сжался и тут же распался на два слепящих круга. Марк поднял руку. Машина быстро приближалась, и через минуту рядом с Марком, скрипя колодками, затормозил старенький грузовик.

В кабине воняло крепким дешевым табаком, по краю треснувшего лобового стекла тянулся ряд почерневших монеток, в углу приборной доски примостился пустой флакон ароматизатора. Марк прикрыл глаза, слушая нескончаемый монолог водилы. Крепкий мужик в кожаной куртке и кепке вцепился в обод руля. Он гнал машину на пределе скорости, чудом умудряясь объезжать дорожные выбоины. Лучи фар метались по дороге. Марка подбрасывало и болтало из стороны в сторону.

Водила перегонял машину из северного района, именуемого в народе Птичкой – из-за торчащей высотки, похожей на расправившего крылья сокола. До тех мест война не добралась, и жители разрушенных центральных и прибрежных районов недолюбливали северян за их благополучие и гонор. Те платили той же монетой.

– Не понимаю я вас, центральщиков! – тряс головой водила. – Семь лет с войны прошло, а до сих пор дороги нормальные сделать не можете.

– Наверное, – парировал Марк, – есть задачи поважнее.

– Знаем мы эти задачи, – оскалился водила. – Особая служба не тем занимается, чем нужно. Налоги подняли, а толку? Народ-то не стал жить лучше. Снова кормим Заречье и гоняемся за телефонистами и прочей швалью!

– А вам телефонисты что плохого сделали? – посмотрел на него Марк.

– Морочат людям голову ради денег. – Водила вывернул руль, машина вильнула, и Марк приложился затылком о заднюю стенку кабины. – Все мы когда-нибудь умрем, – не унимался водитель грузовика. – Потому нужно жить здесь и сейчас, рвать от жизни все, что можно, – он широко улыбнулся. – Любимая женщина, детишек полный дом – что еще нужно?

«Дети – это хорошо», – подумал Марк. Сам он не помнил, как это – жить семьей. Родных ему заменили Андрей Бенеш и Грегор, и обоих уже нет в живых. Марк почувствовал укол зависти к пышущему здоровьем и силой водиле.

– Смерть все отберет, – произнес он вслух.

– Да, отберет… – Водила помрачнел и замолк, но через минуту тряхнул головой и ухмыльнулся: – А не нужно мучиться пустыми вопросами. Вот что я тебе скажу.

Грузовик въехал в спальный район. За стеклом замелькали многоэтажки. Марк попросил притормозить на автобусной остановке и положил на приборную доску несколько купюр. Машина остановилась. Марк пожал водиле руку, открыл дверь и спрыгнул с подножки на землю.

– Будешь в наших краях – заходи, – водила пересел на место Марка и выглянул из открытой двери кабины. – Познакомлю с семьей. Зимой у нас много снега, снежки и горки. Есть у меня небольшая гостинка, где можно остановиться. И совсем за смешные деньги, – подмигнул он. Вытащил из бардачка огрызок газеты и на полях размашисто написал адрес.

Марк взял бумажку.

– Меня Валентином звать. – Водила почесал нос и хлопнул дверью.

Машина взревела, заскрежетала передачей и рванула с места, обдав вонючим выхлопом. Марк поднял вслед руку, и водила мигнул ему аварийкой.

На улице заметно посветлело. Марк вдохнул полной грудью бодрящий утренний воздух, поправил на плече рюкзак и зашагал в сторону домов.

* * *

На этот раз в точке сбора Марка ждала девочка лет семнадцати. Рыжая, курносая, в бордовой ветровке и выцветших брюках из плотной парусины. Клиентка сиротливо стояла у ржавой водонапорной башни, грея дыханием озябшие пальцы. По земле стелился утренний туман, на траве, ветках и листьях деревьев блестела роса. Марк невольно залюбовался картиной, наслаждаясь окутавшей мир тишиной. Именно такие мгновения стоит останавливать и превращать в вечность – в прекрасную бусину янтаря с заключенной внутри Вселенной.

В глубине широко раскрытых карих девичьих глаз Марк безошибочно разглядел застарелую боль – темный ком из давней потери, недостатка материнской любви и равнодушия близких. Марк тряхнул головой от досады. Хочется быть врачом, дарующим исцеление всем, кто захочет, но у телефонистов в арсенале лишь горькое лекарство с непредсказуемым эффектом.

– Идем, – коротко кивнул Марк девочке.

Та робко улыбнулась и подошла ближе.

– Я – Лика. – Она протянула руку.

Марк поморщился. Телефонисты должны держать дистанцию с клиентами. Никаких имен и подробностей личной жизни. Как написано в Катехизисе, телефонист лишь инструмент Великого Коммутатора, безликий проводник к точке пробоя, он надевает маску безразличия и остается в памяти клиента блеклым пятном – человеком без лица и имени. Так Коммутатор оберегает своих слуг от лишнего внимания. Некоторые клиенты убеждены, что они в одиночку нашли точку пробоя. Но на Лику это, похоже, не распространялось.

– Это правда? – Она заглянула Марку в глаза. – Я действительно ей позвоню?

– Матери? – Он догадался, кому будет звонок.

Девочка кивнула.

– Да, – пожал плечами Марк. – Но нужно спешить.

Он уже чувствовал внутренний зуд и предвкушение предстоящей охоты за пробоем.

Солнце бледным шаром висело над горизонтом. Город начнет просыпаться только через час. Марк шагал по пустым притихшим улицам, утренний холод пробирался под одежду, заставляя двигаться быстрее. Лика едва поспевала за ним, стараясь держаться рядом. Он – ее поводырь по миру невидимого и неопределяемого. Любой переулок, двор, дом, подъезд может оказаться местом звонка.

Во дворах залаяла собака. Марк прикрыл глаза и вслушался в наполняющий пространство гул Коммутатора, вычленяя из белого шума шелест невидимых шестерней и реле. На границе сознания вспыхнула золотая искра, тонкая светящаяся нить прошла через грудь и потянулась между домов, указывая путь к точке пробоя. Марк ускорил шаг, почти побежал. Лика бросилась за ним.

Они промчались до конца улицы и остановились. Дальше начинался травянистый склон, а внизу широкой темной гладью текла река. Чувствовался запах близкой влаги. Зареченский берег едва проглядывал сквозь рваные клочья тумана. На середине реки кружили чайки – набирали высоту и пикировали в воду, спеша раздербанить поднявшийся к поверхности рыбий косяк. Солнце медленно разгоралось, наливаясь оранжевым. День обещал быть теплым.

Поникшая трава желтыми волнами спускалась к воде. Марк переступил через бордюр на узкую извилистую тропинку, ведущую вниз. Ноги скользили по крутому склону, Марк подал Лике руку, и она судорожно ухватилась за нее холодной, словно ледышка, ладонью.

Через четверть часа они спустились к реке. Прозрачная вода с шуршанием накатывала на каменистый берег. Песчаное дно круто уходило на глубину и терялось за темной полосой ила. Марк потянул Лику к хлипким деревянным мосткам, прилаженным поверх торчащих из воды бетонных свай довоенного капитального причала. Рядом на слабых волнах покачивались несколько лодок. Номера на их облупленных бортах давно стерлись.

Из-за мостков навстречу гостям вышел лодочник, тощий старик в сапогах и прорезиненном дождевике. Редкие седые волосы, испещренное морщинами лицо, блеклые выцветшие глаза. Марк положил пару банкнот старику в ладонь. Лодочник удовлетворенно кивнул и указал на ближайшую лодку. Они прошли по мокрым доскам. Марк примостился на корме, Лика, поджав ноги, устроилась на носу. Старик опустил весла в воду и начал грести.

Скрипели уключины, под веслами за бортом плескалась вода. Солнце поднялось выше и превратилось в желтого слепящего ежа. Другой берег реки медленно, словно на фотопленке, проявился из белой туманной мути. Светящаяся нитка тянулась на вершину зеленеющего холма. Там уже набухала точка пробоя. Марк мысленно нащупал еще не оформившийся канал и вцепился в него, не давая створкам сомкнуться.

Нос лодки с шумом ударился о прибрежную гальку. Марк, ловя равновесие, спрыгнул у кромки воды и помог выбраться Лике. Они вдвоем добрались до подножия холма и поднялись по склону, петляя по узкой тропинке, едва различимой среди сочно-зеленой травы. Казалось, это место выпало из общего потока времени, и осень забыла о нем. Среди зеленых стеблей Марк даже заметил белые головки дикого клевера, расцветающего обычно в середине лета.

Марк уже бывал в этих местах, но тогда стояла морозная ночь, холм покрывал глубокий рыхлый снег, а на вершине в свете звезд блестел купол обсерватории. Марк и Андрей Бенеш в белых маскхалатах ползли вверх по склону, таща в рюкзаках по двадцать килограммов взрывчатки. Из обсерватории противник корректировал огонь по Левобережью. Оказалось, то, что придумывалось для мира, хорошо годится и для войны. Река кишела минами, корабли не могли подойти и расстрелять обсерваторию из орудий. Тогда к холму десантировали разведвзвод…

На вершине светило солнце, прохладный бриз нес с реки запах прелых водорослей, волнами раскачивалась густая зеленая трава. Марк забрался на самый гребень и втащил за собой Лику. Отсюда открывался широкий вид на Заречье. Тот же бетон, улицы и проспекты и такие же незалеченные раны разрушенных войной кварталов, как и в Левобережье. Только на крышах домов больше цветной черепицы, отчего зареченский берег сверху походил на лоскутное одеяло.

Марк привел Лику туда, где из травы, как зубы дракона, торчали останки обсерватории. В центре развалин, в метре над землей, призывно пульсировала точка пробоя. Марк снял с плеча рюкзак и вытащил кожаный шлемофон, купленный год назад на блошином рынке. Возможно, в этом шлеме бывалый вояка вел танк в атаку или же желторотый юнец драпал с поля боя. Теперь же шлем помогает в другом бою. Наушник и микрофон – вот оружие телефониста.

Марк протянул шлемофон Лике. Она покрутила его в руках и надела на голову, заправив под него рыжие пряди волос. Марк взял конец выходящего из шлемофона провода, воткнул в точку пробоя и тут же почувствовал, что вызов пошел и контакт установлен.

Лика широко раскрыла глаза, вслушиваясь в голос оператора, потом шепотом назвала имя. Марк отошел и сел на траву, глядя на зареченские кварталы. Город уже проснулся. По дорогам вереницами ехали миниатюрные авто, по тротуарам спешили муравьи-пешеходы. До холма долетали резкие нетерпеливые гудки, визг тормозов, выкрики рекламных громкоговорителей.

Марк что было сил вцепился в канал, не давая ему закрыться. Пусть девочка поговорит подольше. Через четверть часа Марк выдохся и ослабил хватку. Он знал, что сейчас оператор произнесет: «До окончания сеанса две минуты», и девочка заторопится сказать в трубку самое важное. Наверное, это будет «Люблю» и «Никогда не забуду».

Канал схлопнулся, точка пробоя исчезла, словно ее и не было. Марк обернулся. Лика стояла на том же месте со шлемофоном на голове, шнур безвольно болтался у самой земли. По щекам девочки текли слезы. Марк подошел к ней, и она уткнулась лицом ему в грудь.

– Спасибо, – еле слышно прошептала Лика.

Марк снял шлем с ее головы и погладил рыжие локоны. «Сегодня все идет не по правилам», – подумалось ему.

– Можно будет еще ей позвонить? – Лика подняла на него глаза.

– Есть только один звонок, – покачал головой Марк.

– Я с ней когда-нибудь встречусь? – всхлипнула девочка.

– Те, кто ищут друг друга, рано или поздно встречаются. – Он грустно улыбнулся. – И я бы тоже хотел многих увидеть.

– Я всегда знала, что мама жива. – Лика вытерла ладонями слезы. – А в школе учат, что за смертью ничего нет.

– Люди ошибаются, – пожал плечами Марк. – Иначе они не были бы людьми. – Он взял Лику за руку: – Пошли, отвезу тебя обратно.

Лодочник ждал на том же месте. Старик улыбался: за утро он получил дневную выручку.

Марк помог Лике залезть в лодку. Снова мерно заскрипели уключины. Солнце забралось в зенит, просветив толщу воды до самого дна. Там, среди камней и ила, лениво шевеля хвостами, беззвучно скользили серебристые рыбины. После сеанса Марка, как обычно, потряхивало. Он зачерпнул рукой холодную воду и сполоснул лицо.

Обратная дорога показалась короче. Лодка причалила к деревянным мосткам. Марк и Лика поползли вверх по склону. Минут через сорок они устало добрели до водонапорной башни.

– Оплата, – Лика отдала свернутые в трубочку и замотанные резинкой банкноты.

Марк спрятал деньги, снял с плеча рюкзак и снова достал шлемофон. Повертел в руках, открутил шнур.

– На память, – Марк кинул шлемофон Лике.

Она поймала его и с улыбкой надела на голову.

– А это от меня. – Лика сняла со своей руки фиолетовый браслет с золотым орнаментом в виде плывущей змейки, подкрутила ремешок и протянула Марку. «Если нарушать правила, то все сразу», – вздохнул он и подставил кисть правой руки. Лика застегнула браслет у него на запястье.

Марк слегка оттолкнул девочку от себя, она развернулась и пошла к ближайшему дому. У подъезда ее ждало новенькое авто. Из его нутра вышел водитель в черном костюме с иголочки и фуражкой на голове. Он открыл дверь, Лика кивнула ему и забралась внутрь. Заурчал мотор, машина тронулась, свернула за угол и скрылась из вида.

Марк посмотрел на часы, поправил на плече рюкзак и зашагал к метро.

* * *

Гектор встретил хозяина радостным лаем. Марк потрепал пса по холке, снял с вешалки поводок и пристегнул его к ошейнику.

– Пойдем, – распахнул он дверь, – прогуляемся.

На пирсе собака порывалась играть.

– Ко мне! – крикнул Марк. – У нас сегодня дела, дружок.

Они миновали порт и двинулись дальше вдоль берега мимо ржавеющих остовов траулеров некогда мощного рыболовецкого флота. Вокруг визжали пилы, воняло карбидом и окалиной, суетливо бегали рабочие в серых робах.

Гектор забеспокоился, Марк взял его за ошейник и потащил дальше. За кораблями начинался ничейный берег. Вдоль него тянулись старые ангары вперемежку с наскоро сколоченными деревянными лачугами. В них селились люди без определенных профессий, промышляющие спекуляцией, мелким разбоем и торговлей краденым. Особая служба устраивала облавы на ангары, но обычно безрезультатно. Местные обитатели исчезали еще до появления особистов.

Пройдя метров двести, Марк свернул в узкий проход между рядами покосившихся сараев и вышел к свежеокрашенному зеленой краской металлическому эллингу. Пара ржавых рельсов выходила из-под ворот и терялась в песке в нескольких метрах от воды.

Марк подошел к двери и громко постучал. Пришлось ждать минут пять, прежде чем внутри послышался невнятный шум и в воротах на уровне головы Марка распахнулось маленькое окошко, размером с ладонь. В темном проеме блеснули белки беспокойных глаз.

– Кто? – раздался хриплый возглас.

– Не узнал? – ухмыльнулся Марк.

– А… Маркус! – прохрипел голос. – Вспомнил, наконец, обо мне!

За воротами заскрежетало, дверь дернулась и открылась.

Внутри эллинг казался просторней, чем выглядел снаружи. Длинное, как стрелковый тир, помещение занимали металлические стеллажи. На них в беспорядке валялась всякая всячина: ручные и электрические швейные машинки, эмалированная посуда, разобранные телефонные аппараты, радиоприемники, детали авто и речных катеров, завернутые в промасленную бумагу. Воняло канифолью и машинным маслом.

Хозяин – лысеющий бородатый толстяк в заношенном цветастом халате – стиснул Марка в объятиях:

– Маркус, только вчера о тебе вспоминал, – прохрипел он, – а ты тут как тут! – Толстяк улыбнулся, показав два ряда белоснежных зубов. – Интернатские совсем меня забыли.

– Время неспокойное, Флавий. – Марк привязал поводок к металлической стойке. – У всех дела. Не так уж и просто к тебе выбраться.

Марк приходил сюда раз в год, чтобы пополнить запас телефонных артефактов. С Флавием они учились в одном классе, но после выпуска их пути разошлись. Марк переселился к Грегору, а Флавий подался на северные окраины Левобережья. Пересидел там войну, а когда наступило перемирие, привез в прибрежный район несколько грузовиков разнообразного скарба и развернул бизнес. Новая техника была в дефиците, запчасти взлетели в цене. Со временем Флавий разжился не только деньгами, но и связями.

– У тебя пополнение в семье? – Флавий кивнул на Гектора.

– Надо же что-то менять в жизни, – пожал плечами Марк.

– Кроме собаки никого себе не завел? – усмехнулся Флавий.

– У меня другой путь, – покачал головой Марк.

– Все так говорят. – Флавий зашаркал вдоль стеллажей и махнул рукой, приглашая идти за ним. – А потом, глядишь, фрак и фата, коляски с детьми. Какие твои годы! Найдешь свою кралю.

Они прошли до конца помещения. Флавий открыл еще одну дверь, и Марк шагнул в просторную комнату, увешанную коврами разных расцветок и орнаментов. С потолка свисала хрустальная люстра, озаряя помещение радужными бликами. В дальнем углу стоял широкий диван, рядом с ним примостился небольшой столик с кальянной колбой посредине.

Из боковой двери появилась старшая дочь Флавия – худенькая бледная девочка лет тринадцати в белом платьице и чепце на голове. Она несла круглый жестяной поднос, полный мисок с сушеными финиками и кешью. Флавий любил вкусно поесть и охотно принимал гостей.

Юная официантка поставила поднос рядом с кальяном и бесшумно выскользнула из комнаты. Марк снял плащ и бросил его на диван.

– Ух ты! – Брови Флавия поползли вверх. – Интересная у тебя вещица! – Он кивнул на фиолетовый браслет на запястье Марка.

– Это? – Марк покрутил кистью. – Подарила одна девушка.

– Вот! – Флавий прищурился и затряс у лица пальцем. – Значит, ты не безнадежен.

Они уселись на диван. Флавий раскурил кальян. Комната наполнилась сладким ароматным дымом. Подобный ритуал Марк проходил каждый раз, когда бывал в этом доме. Открылась дверь, и снова появилась дочка Флавия. Теперь в руках у нее был поднос с посудой и огромным, литра на три, заварочником. Девочка расставила по столу пиалы, подняла чайник и принялась разливать в них бордовый травяной напиток.

Марк взял пиалу двумя руками и отпил. Крепкий чай слегка вязал язык.

– Много наших видел? – Флавий положил кальянную трубку на стол.

– Интернатских? – переспросил Марк. – Почти никого, – помотал он головой.

– А я вот продолжаю вести списки.

Флавий потянулся, залез рукой под диванные подушки и вытащил пухлую тетрадь. Углы ее истрепались, на картонной обложке отчетливо проступали жирные пятна и круглые следы от чашек. Марк уже видел этот «гроссбух». В нем Флавий со школьных лет вел летопись жизни в интернате.

Флавий раскрыл тетрадь и положил ее на стол. Со своего места Марк разглядел пожелтевшие страницы, плотно исписанные убористым почерком.

– За полгода пятеро наших погибли. – Флавий ткнул пальцем в тетрадь. – Из выпуска нас осталось всего десять человек.

Марк потер щеку. В интернате одновременно училось около тысячи детей, по два класса в каждой параллели – плюс-минус восемьдесят. У большинства судьба сложилась схоже. Не знавшие реальной жизни и привыкшие к постоянной борьбе за выживание, подростки рано или поздно имели проблемы с законом, а некоторые и вовсе увязли в криминале. В первый же год после выпуска пятеро попали в тюрьму, двое погибли в бандитских разборках. Потом началась война, и интернатских сразу призвали. Их жизни ценились меньше остальных. Флавий единственный, кому удалось избежать мобилизации. За три года боев погибла половина выпуска.

В послевоенное время ничего не изменилось. Каждый год Флавий вносил новые фамилии в список погибших.

– Давай помянем наших. – Он наклонился и вытащил из-под стола полулитровую бутылку коньяка и пару стопок из толстого стекла.

– Нет настроения, – скривился Марк.

– Как знаешь. – Флавий налил в обе стопки и по очереди опрокинул их в себя. – Ух! – затряс он толстым подбородком и потянулся к кешью. Лицо его сразу побагровело.

– Я к тебе вот по какому делу, – нахмурился Марк. – Можешь узнать у местных, как выйти на банду Саула? Деньги у меня есть. – Он вытащил Ликин рулончик.

– Что тебе от него нужно? – всплеснул руками Флавий. – Поверь, с ним лучше не связываться.

– Так сложилось, придется с ним встретиться, – скривился Марк. – У него мой друг.

Флавий откинулся на подушки и уставился на Марка. В минуту лицо его преобразилось. Вместо добродушного увальня теперь на Марка смотрел собравшийся прыгнуть хищник.

– Ладно. – Флавий снова подсел к столу. – Что ты знаешь о золотой змейке?

– Что?

– Вот этой, – кивнул Флавий на правую кисть Марка.

– А… – Марк поднял руку к глазам. – Ты про браслет?

– Ага, – Флавий поманил его пальцем: – Дай-ка его сюда.

Марк снял Ликин подарок и отдал Флавию.

– Да, – вгляделся тот в орнамент. – Юркая золотая змейка на фиолетовом фоне. Ни о чем тебе не говорит?

– Что-то похожее было на шевронах разведроты, – усмехнулся Марк.

– А еще это символ воров, – кивнул Флавий. – Змейка изгибается пять раз по числу районов, которые крышует Саул, – осклабился он, снова показав белоснежные зубы. – Этот браслет я видел дважды: на руке Саула и у его дочери.