Текст книги "У жизни свои повороты. Рассказы, новеллы, новеллиты"

КРАСОТКА

Девушку Бог наградил красотой. Она знала об этом и носила её без устали каждый день. «Пусть смотрят, пусть любуются. Мне не жалко», – думала Анжелика, всякий раз появляясь на людях.

Бабушка, оформляя дарственную на дом, привела её к нотариусу. В просторном зале более тридцати человек ожидали своей очереди.

– Обычное дело: оформлять старую жизнь на новую, – подавая свои документы довольной жизнью начальнице, пошутила бабуля.

Закатив глаза вверх, Анжела попыталась включить свой мозговой компьютер, чтобы решить как вести себя в этой ситуации. Не получив никакой информации, от нечего делать, захлопала, как бабочка, тяжёлыми перекрашенными ресницами.

Вместо опущенных глаз, символа скромности и целомудрия, надменная улыбка приклеилась к её лицу. Глаза смотрели на окружающих и говорили: «Вот какая я красивая помазанница Божья, а вы… Смотрите на меня пока бесплатно, а то скоро уйду. А, возможно, уеду, если меня выберут Мисс красавицей планеты».

Она старалась заглянуть каждому присутствующему в зале в лицо, но почти никого не волновала её внешность. Уставшие пожилые люди знали наперёд, что станет с красавицей в дальнейшем. И свалившееся, как думала красотка, на их голову счастье лицезреть её, оказалось на самом деле никому не нужным.

На Анжелу зыркнул небритый старичок с явно выраженной мыслью: «Эх, где мои семнадцать лет?». За неимением других поклонников чернявая подарила ему свою улыбку. За так. Мол, бери, у меня этого добра много. Старичок проигнорировал подарок красавицы. А куда в его годы можно пристроить её презент.

Красотка стояла у окошка, упиваясь своей редкой внешностью. Вошедший в зал мужчина, сразу был атакован чарующим взглядом Анжелы. Но, к великому сожалению, он даже не заметил, как мается девчонка у окошка.

Её попросили дать паспорт для дальнейшего производства дела. На симпатичном лице появилась недовольная мина, говорившая, мол, если она взорвётся, то никому в зале несдобровать. Какая-то там конторская кнопка позволила себе отвлечь Анжелу от важного занятия: презентовать свою красоту. Оставшаяся без внимания, она вновь стала процеживать посетителей, которые были заняты собой, их занимали свои собственные проблемы и мысли.

«Потому они такие грустные, что не знают куда смотреть. А всего-то надо глянуть на меня и любоваться, глядеть и улыбаться при виде моей неповторимой внешности», – отчаянно перебирала свои редкие мысли красавица.

Любование собой – занятие не из лёгких, а если нет зрителей и аплодисментов, улыбок, то вдвойне тяжелее.

Красота – несчастна в одиночестве. Красота – сирота без обожателей. Выставлять красоту на показ – публичная казнь. Об этом надо помнить. Изящество не должно брызгать благолепием. Внешность тогда прелестна, когда стоит, потупив глаза.

Дарственная состоялась. Недовольная, словно её сняли с пьедестала, Анжела побрела к выходу. Всем стало легче дышать, все были счастливы, находясь в равных условиях.

ПЛУТОВКА

Родились они с разницей в пять дней. О существовании друг друга узнали только через три месяца. Случайно. Оказалось, что будущий кот жил в большом дворе, а будущая кошка – на меньшей территории. Та, у которой земли было меньше, стала приходить справлять кошачью нужду к соседу напротив. Тут они и познакомились.

Детство у любой живности почти одинаково: беззаботно-игривое. После материнского молока Настя спала в большом коридоре. Однажды, проснувшись и не застав рядом тёплую и заботливую мамку, она самовольно выбежала на дорогу. Тут её и прищучил большой жирный кот. От страха и боли она так завизжала, что переполошила всё живое в округе.

Наученная горьким опытом, Настя теперь быстро перебегала опасный участок, пролезала змеёй в щель под калиткой и устремляла свой девичий взгляд на большую зелёную лужайку. Там можно было поиграть и с бабочкой, и жука попробовать на зуб, и с завистью посмотреть на высокую яблоню, где иногда отдыхают воробьи, прилетающие в жаркую летнюю погоду на водопой к фонтану.

Девичьи заботы потянули Настю на рыхлую землю огорода. Принюхавшись, она выбрала местечко, отвечающее всем её внутренним требованиям, и аккуратно опустилась в позе суслика на мнимый унитаз.

Контролируя ситуацию, чтобы никто не подглядывал, молодая кошечка в конце своего туалета заметила соседа. Она слегка пригладила лапками серую шерсть на груди и на боках. Шурик выглянул из небольшого отверстия в сарайной двери. Все его биологические приборы: глаза, уши, усы подсказывали ему, что на дворе нормальная погода. Выйдя лениво на дорожку, котик потянулся, став на несколько сантиметров длиннее. Чёрно-чёрный окрас дополняли белые носочки, белый нагрудник и такого же цвета звёздочка на лбу.

Его тоже с утра привлекла мягкая земля огорода. Там молодые и встретились. Они смотрели друг на друга так, как смотрят дети в детском саду, сидящие одновременно на горшках. Детство есть детство. Оно, как и любовь, мелочей не замечает.

Освободившись от лишнего и ненужного груза, не сговариваясь, Настя и Шурик побежали на зелёную поляну, где цвели жёлтые одуванчики. Они то нюхали траву, то нападали друг на друга, то играли, прячась за фонтан, то просто кувыркались. В играх прошли весна, лето и большая часть осени.

К первым морозом Настя и Шурик заметно повзрослели. Иногда при встрече они пускали друг в друга свои острые коготки, но ненадолго и не со злостью. Дружба продолжалась. Котёнок к холодам стал большим котом, а серая с белой грудкой кошечка превратилась в элегантную девицу. Шурик по-прежнему жил в сарае. Там было одно преимущество: когда захочется можно выглянуть во двор. А вот ненаглядную Настю сердобольные хозяева пригласили жить к себе домой, чему она была бесконечно рада и ещё больше этим горда.

На улице пуржило, но после обеда стихло, и мороз усилился. Пролежав целую ночь в ящике на подстилке из шкурки кролика, Шурик решил прогуляться. Во дворе было пустынно. Закрытые по соседству куры изредка кудахтали. Дворовый пёс Гаврик, чувствуя приближение холода, эмбрионом свернулся в своей будке.

Молодая кровь взыграла, и Шурик побежал к знакомой калитке, оставляя на свежем снегу дорожку следов. Перебежав уличную дорогу, оказался у соседского дома. Подняв голову, увидел в окошке Настю. Глаза его, загоревшись, заблестели. Она сидела на внутреннем подоконнике в позе «вот тут я вся». Кошечка глянула на кота сверху вниз, словно видела его впервые. Шурик мяукнул на холодное приветствие: «Не заметила моей радости», – подумал сосед, удобно устраиваясь напротив окна.

Мороз крепчал. Шурика разрывали на части два желания: первое встретиться с соседкой, второе – убежать и лечь на мягкую подстилку. Первое пока возобладало над вторым и он, подняв голову, мяукнул второй раз, мол, привет, Настя, я пришёл. Ты что не узнаёшь меня? Она снова холодно посмотрела из тёплой комнаты на мёрзнущего кота. Тогда друг детства встал на задние лапы, а передними исполнил велосипед. В ответ соседка легла на бок и потянулась, потом зевнула и языком погладила свою красивую шёрстку.

Поморщившись, Шурик опустился на передние лапы. «Разговаривать через стекло очень трудно», – подумал он и, поджав хвост, задумался.

Чувствуя своё превосходство, Настя стала прихорашиваться, не обращая никакого внимания на кота. В конце своего демонстративного туалета она лапкой умылась и разлеглась по ту сторону окна.

Ещё целых полчаса Шурик терпел бесплатное кино. Вконец обозлившись, он сжался до тугой пружины и стрелой вспрыгнул на подоконник с уличной стороны. Не ожидая от него такой прыти, испуганная Настя отпрянула от окна и повалила на пол любимый цветок хозяйки.

Вечерело. Перед сном Шурик снова заглянул во двор к соседке. Там, возле освещённой входной двери, мяукала Настя, просясь в дом. «Вот так-то. Не будешь выпендриваться», – подумал сосед и засеменил в свой сарай.

В марте стало тепло. Это кошачий месяц. Дружба Насти и Шурика переросла в любовь.

РЫЖИК

В том году осень всем на диво красовалась долго. Но вот ночью ударил морозец – первенец зимы. А утром, при первых лучах солнца, деревья тихо и покорно сняли свои наряды. Листва осыпалась, очерчивая контуры своих крон. Стало грустно и немного тоскливо. Ноябрьский сад готовился к долгой спячке.

Вдруг взгляд зацепился за тёмно-жёлтый, с коричневыми полосками лист каштана. Он не висел обречённо, а торчал на ветке, показывая всем своим видом непокорный характер. Улыбнулся ему, поддерживая его стремление к жизни.

День выдался хлопотным, и к вечеру забыл о норовистом листике. Ложась спать, услышал за окном знакомую мелодию осеннего ветра. Его натиск то усиливался, то ослабевал.

На следующее утро мимоходом выглянул в окно, выходящее в сад. И о чудо! Одинокий непокладистый лист каштана ночной ветрогон не сорвал с материнской ветки. Он по-прежнему покачивался на ветру, пристраиваясь к его ритму. Ещё целый день ершистый жёлтый сорванец сопротивлялся судьбе и устоял.

Когда закат покорно последовал за солнцем на покой, невольно потянуло наведаться к ослушнику. Рыжик всё также крепко держался за ветку, и казалось, ничто не сломит его.

Ночью стихия вновь разбушевалась. Пуще того, пошёл снег с дождём. Уже засыпая, подумал: «Не устоит». Спал неспокойно. Снились наперебой картинки из книг о «Данко», вырвавшем своё сердце, чтоб осветить людям путь, о бесстрашном «Оводе», об Илье Муромце с мечом.

Утром проснулся рано. На душе – тревога и волнение. Не одеваясь, бросился к окну. И снова диво! Первый снег окрасил белым цветом всё вокруг. Чарующая осень уснула. А каштановый лист не сдался, он лишь слегка наклонился. Показалось, что ждёт кого-то.

Накинул куртку, и быстро – в сад. Шёл медленно, чтобы не спугнуть очарование, оставляя на белоснежной, не помятой простыне следы. Взгляд вцепился в неслуха – резной лист. И хотя было тихо, показалось, что он качнулся, приветствуя меня.

О, Боже! Никогда не думал, что стану переживать за судьбу простого листа. Но тут же поймал себя на мысли: «Он – не простой. Он – строптивый. Он никак все». Непокорливый заставил приглядеться к нему и зауважать. Каждый новый шаг сближал нас. В двух метрах остановился, вглядываясь в его коричневые струны-прожилки, ища в них душу…

Ненадолго выглянуло солнце и одним своим лучиком коснулось рыжика. Он закачался неестественно, словно прощаясь, и кружась, упал к моим ногам. Быстро нагнувшись, подхватил его рукой. Он не намок, в нём ещё теплилась жизнь. Жёлтая резная полузвёздочка закрыла ладонь. Прижав листик к груди, вошёл в дом. В кабинете нашёл на полке томик Пушкина, положил рыжика на страницу, где читались строки: «Октябрь уж наступил…»

Эта грустная история – всего лишь мгновенье осени, но оно всколыхнула душу.

ОЛОНА

– Бабушка Оша…

– Вижу, о чём просишь меня.

– А как это?

– Чувствую, Олона. Взрослеешь ты и хочешь узнать то, что тебе рано знать.

– А когда наступит пора?

– Сама почувствуешь и даже увидишь.

– Странная ты, бабушка Оша. И почему не хочешь открыть мне тайну…

Прошла продолжительная полярная зима, и наступила весна.

– Бабушка Оша, у меня появилась кровь.

– Не бойся. Так надо, Олона. Вот ты и созрела. А завтра я расскажу тебе что-то.

– Не буду спать, чтобы скорей подошло утро.

– Спи, быстрей и незаметней пройдёт время.

Когда Олона проснулась, то в яранге витал запах варёного оленьего мяса.

– Встала, внучка?

– Уже открыла глаза. Мне какой-то сон непонятный приснился.

– Расскажешь его вечером. А сейчас – пища.

– А ты расскажешь…

– Сначала еда, Олона. Твои мысли быстрее оленей. Ешь.

Прибежав с улицы, нетерпеливая девчонка снова легла в тёплую постель из шкур. Бабушка Оша подала ей горячее мясо. Олона ела и вопросительно посмотрела на свою воспитательницу.

– Сейчас подойду, – ответила старая женщина на нетерпеливый взгляд из угла жилища.

– Я подожду. Вон сколько переждала.

– А теперь слушай. На нашей земле не всегда было так много снега и холодно. Когда-то здесь жили совсем другие люди. Они ходили по высокой траве среди удивительно красивых цветов. Они имели всё, кроме одного.

– Чего у них не было, бабушка Оша?

– Они не знали любви.

– А они улыбались, бабушка Оша?

– Не было у них семей, не было любви между собой. Вот они и не улыбались. И вот однажды сразу стало очень холодно. Всё живое погибло. Осталось лишь одно племя, от которого идёт наш род.

– А как появляется любовь, бабушка?

– Это сложно, внучка, объяснить.

– Может, я пойму. А?

– Ещё моя бабушка говорила мне так: когда энергии сердца и головы соединяются, то в человеке появляется душа. Когда душа поёт, тогда и появляется любовь.

– Ой, я теперь буду петь всегда. А где душа у людей?

– Этого никто не знает.

– А может…

– Душу человек чувствует, когда в ней есть любовь. Её не купишь за оленей, её нельзя подарить, нельзя украсть. Она живёт всегда.

– А у меня это будет?

– Будет. Обязательно будет. Прошу тебя, Олона, не торопись. А то в суете и не заметишь её прихода.

– Бабушка Оша, а когда жили те люди?

– Ты видела возле яранги лежат большие гладкие кости?

– Да.

– Это бивни мамонтов. Когда жили эти огромные лохматые животные, тогда и жили те люди. Погибли они, потому что жизнь без любви не имеет смысла.

РАЗНОЦВЕТНЫЕ ШАРЫ

Они прикоснулись друг к другу пылающими щёками.

– Люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– Я больше.

– Нет, я больше.

– Нет, я.

На виду у прохожих они поцеловались. Праздник Первомая светился на лицах людей. Музыка, цветы. И кругом – шары: разноцветные, пузатые шары.

– Зайдём в кафе, – предложил счастливый Григорий.

– Мне – лёгкий коктейль.

– А мне бокал шампанского. У нас сегодня с тобой, Анжела, такой особенный день. Надо отметить.

– Тогда и мне шампанского. А какой день, Гриша? – удивлённо спросила Анжела.

– У наших сердец сегодня праздник, радость. В них родилось счастье. Ты понимаешь меня?

– Понимаю и чувствую твою энергию. Она во всём моём теле.

– Правда? У меня какое-то особенное состояние. Я чист, как родниковая вода. Ничего не надо. Всё кругом хорошо: праздник и в душе, и в сердце.

На тихой улице, куда они вышли после кафе, её взгляд остановился на дереве, на котором болтались, пленённые ветром, оторвавшиеся воздушные шары. Их было много. Мальчишки пытались влезть на дерево и снять их. Получилось только у одного. Остальные подпрыгивали, протягивали руки, но безрезультатно. Влюблённые смотрели на это баловство и улыбались.

– А ты сможешь? – спросила она тихо.

– Кто, я? Сейчас увидишь.

Через мгновение, сидя на сучке, Григорий собирал шары в руку.

– Ещё, ещё! – кричала Анжела. – А теперь хватит, оставь другим потешиться.

Вдруг сухой сучок, служивший ему опорой, треснул, и Григорий, не успев сгруппироваться, рухнул спиной на землю. Глаза от боли закрылись. Он скрежетнул зубами, пытаясь быстро встать. Но резкая боль в пояснице пронзила его молодой организм.

– Ой, – закричал Григорий от боли.

– Что с тобой? Ты ушибся? Давай помогу тебе встать.

– Ой, – снова вырвалось у него из уст. – Что-то не так. Надо…

– Сейчас вызову «скорую».

В больницу Анжела пришла на следующий день. От врача узнала, что у Григория перелом позвоночника. А это…

Прошло время. На инвалидной коляске Гриша с матерью потихоньку и незаметно оказались на той улице, у того дерева.

– Постой, мама, отдохни здесь.

– Ты оглядись, сынок, а я схожу в магазин, что-нибудь куплю к ужину.

– Иди, иди. Не волнуйся, я тебя подожду.

На тихой улочке никто не спешил. Шли поодиночке и парами. Впереди замаячили влюблённые. Чем ближе они подходили, тем отчетливее он понимал, что это – Анжела. Неужели…

– О, Григорий, здравствуй.

– Здравствуй, Анжела, – волнуясь, ответил он.

– Познакомься. Это – мой муж.

– Василий, – протягивая руку, сказал незнакомец.

– Простите, мне надо ехать, – неожиданно сказал Григорий.

Подул ветер. Первые в жизни слезинки застыли в его глазах. А по улице бежала жизнерадостная детвора. В руках у них красовались разноцветные шары.

РЕДКАЯ ПРОФЕССИЯ

В кабинет службы занятости вошёл изысканно одетый мужчина.

– Здравствуйте.

– Добрый день. Воспользуйтесь стулом, если есть дело, – предложила хозяйка кабинета.

Вошедший сел.

– Что вас к нам привело?

– Ищу работу.

– Какую?

– По своей основной специальности.

– Вы что потеряли место? – Желая продлить разговор, спросила служащая.

– Вообще-то нет. Оно у меня пожизненно.

– Чем же мы можем вам помочь? Какая у вас профессия?

– У меня редкая специальность. Нас немного таких осталось специалистов.

– Очень интересно. Что же это за такая таинственная квалификация?

– Для меня обыденная. Она у меня с детства. Использую её редко, после чего сижу.

– Вы так таинственно говорите, что любого заинтересуете. Чтобы не ходить вокруг да около, давайте заполним анкету. Я же должна оформить документ и записать в графе вашу профессию. Как…

– Я – вор в законе. Сейчас без работы. Вы можете что-нибудь предложить мне?

– Вы – в-о-р, – после этого слова хозяйка кабинета поперхнулась.

Но интуиция подсказала ей точное решение: она бросила тревожный взгляд на свою дамскую сумочку. Схватив её, в один момент положила в открытый ящик. Затем, быстро встав, закрыла сейф и машинально хотела направить ключ в бюстгальтер. Однако, опомнившись, бросила его рядом с сумочкой.

– Чего вы испугались, девушка? Воры, а тем более в законе, – самые добродушные люди на земле. Они никогда не грабят простых граждан. Тем более таких красивых, как вы. Напрасно пугаетесь.

– Знаете, знаете, если и правда… Я даже не знаю, как вам сказать. Мы не устраиваем на работу лиц с вашей редкой специальностью. Ищите её сами. Вам видней, куда запустить руку.

– Я хорошо понимаю вас. Кто же будет устраивать частную жизнь вору в законе? На пропитание мы зарабатываем сами. Кстати, ваш сейф я открою без ключа с закрытыми глазами.

– Спасибо. Не пугайте меня, пожалуйста. У меня и так поджилки трясутся. Обойдусь без вашей помощи, товарищ вор в законе. Не надо. Я вам верю. То-то у вас руки холёные.

– Благодарю за комплемент.

– Пожалуйста, – всё ещё волнуясь, ответила девушка. – Впрочем, я не владею полной информацией. Поднимитесь на второй этаж к Ивану Ивановичу – начальнику. Может…

– Спасибо. Это уже кое-что. А в сейфе у вас денег нет. В сумочке – полторы тысячи.

– А откуда вы знаете? – растерянно спросила девушка.

– Так на второй этаж, говорите.

– Да…

– О! Сколько лет, сколько зим, – воскликнул начальник, увидев вошедшего посетителя. – Друг детства приехал.

– Привет, Ваня-Ванятка.

– Давно, давно не виделись.

– Я и сам понимаю. То гастроли, то выступления, то репетиции.

– Понимаю, понимаю тебя артиста. Теперь-то народным стал. Гордимся тобой, друг. Спасибо, что навестил.

ЦЕХОВАЯ КУРТИЗАНКА

Великий Бальзак познал существо человеческое. Особенно писатель слыл знатоком душ женщин, которым за тридцать. Недаром о таких говорят: «Бальзаковский возраст».

– Пойдёшь во второй цех, – сказали Фёдору в отделе кадров.

– А говорили, что месяц уйдёт на проверку, и только потом скажут: примут ли на военный завод.

– Таких проверять не надо. Ты – воин-десантник, участвовал в чехословацких событиях. Иди со спокойной душой. Там сейчас два новых заказа открываются. Рабочих рук не хватает.

Пройдя через небольшой первый цех, Фёдор оказался в большом зале производственного подразделения. Начальник посмотрел на листок-направление и сухо сказал:

– Заказ 20—23. Найдёшь мастера Чухлебова Сергея Николаевича. Он введёт тебя в курс дела.

– Вот твоё рабочее место. В инструментальном складе возьмёшь необходимый инструмент. А это чертёж детали, которую надо изготовить. Правда, наш заказ только формируется, и техпроцесс не успели подготовить. В техническом бюро девчата помогут тебе. Понятно?

– Будем осваиваться.

Цех представлял огромную площадку. В два ряда располагались слесарные столы, а между ними – различные станки и механизмы. Техбюро приютилось в самом его начале.

– Здравствуйте, мне к кому? – спросил Фёдор.

– Какой заказ? – поинтересовалась, оценивая его взглядом, девушка за тридцать.

– Заказ 20—23.

– Давай чертёж. Так, понятно. Я принесу, когда будет готово. А ты пока получи заготовки, – пояснила инженер и слегка улыбнулась.

– Тогда я пошёл.

– Новенький? – наклонившись к подруге, спросила Нина.

– Симпатичный, – сказала Люся, всматриваясь в чертёж детали.

Через час появилось голубое платье. Его обладательница положила на стол тоненькую папку.

– Готово. А тебя как зовут?

– Фёдор.

– А меня Людмила, – кокетливо добавила она. – Смотри на чертёж. Сначала заготовку необходимо согнуть, но перед этим не забудь снять заусенцы. Вон, там станок. Там и гибщик.

– А почему надо сначала согнуть? Мне же удобнее сверлить отверстие в не согнутых деталях.

– Видишь, на чертеже базовые размеры даны в согнутом виде. А если делать, как ты предлагаешь, то можешь не выдержать параметры допустимых отклонений. Короче. Гибщик, ввиду несовершенства станка, ошибается на два десятых миллиметра. Ты, из-за биения сверла, сместишься на одну десятую. В итоге – не впишешься в заготовку.

– Понятно.

– Приходи, что не ясно, подскажу.

– Хорошо.

– Через день, в пятницу, Людмила, держа в руках чужую папку, подошла к Фёдору и спросила:

– Как дела?

– Заканчиваю.

– Фёдор, а ты, не дожидаясь, бери сразу вторую работу. Чертёж-то, наверняка, без техпроцесса. Пока будешь заканчивать первую, я подготовлю тебе фронт для следующего изделия.

– И правда, простоя не будет.

– Какой ты догадливый. А что ты делаешь в выходной?

– Обещал родителям приехать. Давно не был.

– Один день можно побыть у них, а второй…

– А второй провести в компании красивой девушки.

– А ты смышлёный. Давно из армии? – спросила она и открыла для отвода чужих глаз синюю папку.

– Месяц назад ещё ходил по плацу строевым шагом.

– Наверное, соскучился…

– По ласке?

– И по ней тоже.

– Понял. Я подумаю.

Фёдор, следуя совету наставницы, попросил у мастера ещё одну работу. Чертёж вновь оказался без нужного сопровождения. Когда положил папку на стол, Людмила накрыла своей рукой его руку.

После выходных, придя в цех пораньше, сдал свою первую готовую продукцию контролёру. Немного подумав, пошёл в курилку. Там слесари-сборщики обменивались новостями.

Когда подошёл к своему столу, его позвали:

– Твои детали проверила, ставлю в листе наряда «Принято». И вот тебе на память моя подпись.

– Вот спасибо, хорошо, – улыбнувшись, сказал Фёдор. – А теперь пойду за папочкой, что лежит в техбюро.

– Здравствуйте, Людмила Павловна. Мой заказ готов?

– Ой, сколько дел, зашиваюсь. Зайди попозже.

– Ладно. Значит маленькая месть, – догадался Фёдор. – Попрошу у мастера чертеж с техпроцессом. – Успокоил себя начинающий слесарь.

Ближе к обеду в цехе в бардовом платье появилась Людмила. С чертежом в руке прошла мимо Фёдора и остановилась около стола напротив, где копался тоже недавно демобилизованный парень. Встав спиной к Фёдору, начала что-то пояснять молодому слесарю.

Только к концу смены, подойдя к своему столу, он обнаружил на новых деталях серый картон. Развернув, обнаружил записку: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское».

– А кто рискует, тот ходит к врачу, – вслух сказал Фёдор.

Полгода дружили слесарь, что работал напротив Фёдора, и Людмила Павловна. Потом кто-то кому-то надоел, и она перенесла своё тело на параллельный поток верстаков.

– Шампанского хочешь? – вдруг раздался за спиной знакомый голос.

– О! Людмила Павловна. Вы в новом платье и вся из себя. Оно вам к лицу.

– А мог бы называть меня на «ты» и звать Людочкой.

– Я… – Фёдор хотел сказать, что не дерево выбирает птицу, а птица выбирает, где ей сесть. Но она быстро ушла, оставляя в своей душе надежду, а ему – аромат духов.

Два-три раза за смену Людмила с подругой проходили через большой цех, дразня мужиков. Они знали, какими глазами смотрят на их ноги представители сильного пола. После посещения дамского туалета ласточки возвращались в свой отдел.

Однажды в этом общественном туалете к Людмиле подошла высокая девушка в белом халате из соседнего цеха. Она схватила Павловну рукой за волосы и, сильно дёрнув, процедила:

– Смотри, цеховая куртизанка. Если будешь к моему мужу подкатывать, обрею налысо прямо в этом туалете.

Прошло два года, Фёдор ехал издалека на своей машине в родные края. Поравнявшись с автостанцией, сказал жене и дочке:

– Пойду, посмотрю. Может, кого из земляков подвезём.

– Давай. Место-то есть.

Фёдор вошёл в просторный зал ожидания. Огляделся, в надежде увидеть знакомые лица. И вдруг заметил Людмилу Павловну, стоявшую к нему боком. Красивая, как прежде, она мило разговаривала с молодым человеком.

«Ещё попадаются голавли в пасть щуки», – подумал Фёдор, выходя из автовокзала.

– Ну что? – поинтересовалась жена.

– Никого нет, рейсовый автобус недавно отошёл, – усаживаясь поудобнее, ответил он.