Текст книги "Невыдуманные истории из русской истории. Век девятнадцатый"

О жарких объятиях императоров, а также о политике и экономике

После поражения под Фридландом коалиция государств, воюющих против наполеоновской Франции, стала разваливаться. Летом 1807 года французы вышли к реке Неман. На противоположном берегу стояли остатки русской и прусской армий. Несмотря на личную неприязнь, иного выхода, как заключить мир с Наполеоном, у императора Александра I просто не оставалось. По его приказанию с этой целью в лагерь французов отправился князь Лобанов-Ростовский. Кроме того, он передал французскому императору просьбу русского царя о личной встрече.

Император Франции Наполеон Бонапарт всячески хотел показать, что он желает не только мира с Россией, но и прочного союза. Встреча немедленно состоялась и была обставлена очень красиво. На середине Немана установили плот, на котором разбили большой шатёр. Оба императора уединились в нём и почти час беседовали с глазу на глаз. В конце встречи, уже на виду у своих приближённых, они демонстративно заключили друг друга в объятия. На следующий день Александр I присутствовал на торжественном смотре французской гвардии.

Ещё через несколько дней в городке Тильзит между государями был подписан мир, который стал именоваться по названию городка – Тильзитским. Этот договор вознёс Наполеона на вершину его славы. Россия признала все завоевания французского императора в Европе, где, впрочем, он и так уже хозяйничал практически безраздельно. Родственники Бонапарта стали правящими монархами ряда европейских государств. Теперь для осуществления своих амбициозных замыслов у Наполеона препятствий не оставалось вовсе.

А что же договор принёс России? На первый взгляд, всё тоже было прекрасно. В Европе наконец-то наступил мир, и у страны оказались развязаны руки для войны с Турцией, которой французы обязывалась больше не помогать. Но, несмотря на объявленную дружбу и заключённый двумя императорами наступательно-оборонительный союз, наша страна на своей границе получила во многом враждебное ей и зависимое от Франции новое государство – Герцогство Варшавское.

Однако хуже всего пришлось российской экономике. Ущерб, причинённый ей, не поддавался описанию. Страна была вынуждена соблюдать континентальную блокаду Британии и полностью отказаться от торговли со своим главным партнёром. Всем английским судам заход в русские порты теперь был запрещён. А на долю Великобритании приходилась львиная доля экспорта государства. Франция же в российских товарах практически не нуждалась. Несмотря на то, что договор не запрещал торговать с Англией через третьи страны, внешняя торговля России сократилась более чем в два раза. В результате серьёзно пострадали российские купцы и землевладельцы. Им просто некуда было девать лён, пеньку, зерно, лес, металл. Как следствие, значительно упали доходы в казну. Резко вверх скакнула инфляция.

В русском обществе Тильзитский мир практически сразу же восприняли как пощёчину своей стране и монарху и стали считать позором для России. Бонапарта же иначе как узурпатором почти никто не называл. В такой ситуации договор, заключённый на зыбкой поверхности воды, прочным, конечно, не оказался и длился всего пять лет. В начале 1812 года уже все понимали, что война между Россией и Францией неизбежна.

Ледовый поход

С завершением Северной войны (1700–1721 гг.) противостояние между Россией и Швецией не закончилось. Неугомонный сосед не смирился с потерей своих территорий. Войны между двумя государствами происходили и при императрице Елизавете Петровне, и в правление Екатерины II. Правда, всегда шведы в них терпели поражения. В царствование Александра I с Швецией началось новая война. Короля Густава IV её перспектива не пугала. Он сознательно шёл на обострение отношений. Ведь поддержку ему гарантировала Великобритания, обладавшая самым мощным в мире флотом и обещавшая выплачивать на военные расходы по 1 миллиону фунтов каждый месяц.

Боевые действия долгое время шли с переменным успехом. Но к концу 1808 года русским войскам удалось занять территорию Финляндии, входившую тогда в состав Шведского королевства. Тем не менее вражеская армия разбитой себя не считала. Война грозила стать затяжной. Чтобы принудить неприятеля к сдаче, русское командование приняло решение перенести боевые действия на территорию самой Швеции. Но сделать это можно было только зимой, ведь летом на Балтике господствовал сильный шведско-британский флот. Так возникла идея рейда на шведскую столицу по льду Ботнического залива. План был неслыханным и аналогов в военной истории того времени не имел. Многие считали его безумным.

Операция готовилась в строжайшей тайне. Экспедиционный корпус был разделён на три отряда. Князь Багратион совершал марш через Аландские острова прямо на Стокгольм. Отряд Барклая де Толли наступал из финской Вазы через залив Кваркен на расположенный на шведском берегу город Умео. Здесь он должен был встретиться с отрядом графа Петра Шувалова, который двигался берегом Ботнического залива. В подготовке к рейду прошла вся зима, и 3 марта первые батальоны вступили на лёд. Перед началом похода командиры, не скрывая перед бойцами предстоящих трудностей, выразили уверенность, что «для русских солдат невозможного не существует».

Шведский гарнизон на Аландах был весьма внушительным и достигал 10 тысяч человек. Но благодаря неожиданности русские солдаты заняли архипелаг практически без боя. Возникли лишь редкие перестрелки. Успех был оглушительным. В плен попало свыше 2 тысяч неприятельских солдат, было захвачено 32 орудия и более 150 вмёрзших в лёд военных и гражданских судов.

Труднее пришлось корпусу Барклая де Толли. Если отряд Багратиона двигался от острова к острову, то здесь бойцы шли по ледяной пустыне. Температура опустилась ниже минус 20 градусов, дул сильный ветер. Солдаты, выбиваясь из сил, брели по колено в снегу, обходя или перебираясь через ледяные торосы. Так прошли почти 75 километров. В последний день марша заночевали на льду в 6 верстах от Умео. Неподалёку от малюсенького островка нашли два вмёрзших в лёд купеческих судна. Их разобрали на дрова, и бойцам удалось хоть немного согреться. А утром все уже были на шведском берегу. О сопротивлении враг даже и не помышлял.

Появление русских войск в Умео вызвало в Швеции настоящий переполох. Когда шведскому королю доложили о том, что русские уже в Швеции, он не поверил. «Как они могли добраться? Они что, научились летать по воздуху?» Придворные объяснили, что вражеские солдаты перешли Ботнический залив по льду. «Но это же невозможно», – в растерянности воскликнул монарх. В ответ он услышал: «Ваше величество, они это сделали!»

Война с Россией была крайне непопулярна среди шведской аристократии и в гвардии. В стране произошёл переворот, и Густава IV свергли с престола. Новое шведское правительство обратилось к Александру I с просьбой о перемирии. В сентябре 1809 года в городке Фридрихсгам был подписан мирный договор. Швеция уступала России Аландские острова, Финляндию и Лапландию. Война поставила заключительную точку в споре двух держав за Балтийское море. А в составе Российской империи появилась новая провинция – Великое княжество Финляндское.

Летучий корабль для Александра Первого

История человеческой цивилизации неразрывно связана с историей изобретений и открытий. Большинство из них пробивало себе дорогу совсем не просто. Чаще всего главным препятствием для внедрения в жизнь новых идей являлось финансирование, и за решением этой проблемы изобретатели обращались к сильным мира сего.

В 1811 году немецкий механик Франц Леппих обратился к Наполеону Бонапарту с проектом создания управляемого боевого воздушного шара. Французского императора эта идея не заинтересовала. Тем не менее он отдал приказ задержать инженера, чтобы тот не смог предложить своё изобретение противникам Франции. Приказ запоздал. Леппих уже успел скрыться в одном из германских государств, где вскоре обратился с аналогичным предложением к русскому послу в Штутгарте. В Петербург тут же ушла срочная депеша.

В начале 1812 года неизбежность войны России с Францией уже была очевидна, и императора Александра I увлекла возможность использования на поле боя «летучих батарей». Изобретателя и его подмастерьев тайно вывезли в Россию, где Леппих представил проект своего воздушного корабля, способного летать не только по ветру, но и вообще «туда, куда будет надобность». Предполагалось, что аппарат в форме рыбы длиной 57 и шириной до 16 метров будет иметь деревянный каркас и матерчатую оболочку, наполняемую водородом. К шару подвешивалась боевая лодка – гондола, в которой могло разместиться до 40–50 человек. Часть экипажа составляли гребцы, которые управляли специальными вёслами, придающими кораблю движение. Остальные сбрасывали бы на неприятеля пороховые фугасы и вели стрельбу ракетами. Чтобы аппарат имел угрожающий вид, оболочку шара предполагалось раскрасить «под осу». В течение всего трёх месяцев изобретатель обещал построить чуть ли не пятьдесят таких воздушных кораблей.

Идея была настолько хорошо аргументирована, что русский император даже не сомневался в успехе. Вскоре в Подмосковье на бывшей даче князя Репнина в Воронцово началась небывалая суета. Великолепные залы превратились в мастерские. Курировал постройку аппарата московский губернатор граф Ростопчин, который полагал, что изобретение сделает вообще бесполезным все войны.

Секретность работ соблюдалась неукоснительно. Прежде чем попасть в усадьбу, нужно было проехать несколько караулов. Даже работников, которые здесь трудились, наняли в Петербурге. Постепенно их число достигло ста человек. С расходами не считались. А война уже шла, и враг наступал. 10 августа нашими войсками был оставлен Смоленск. Несмотря на то, что изобретатель вместе со своими мастеровыми работали едва ли не сутками, завершить строительство всё не получалось.

После радужных надежд, как это часто бывает, наступило горькое разочарование. К концу августа смогли изготовить только уменьшенную модель аппарата. Но и она вместо предполагаемых пяти человек не смогла поднять даже двоих, а чтобы заполнить её оболочку водородом, ушло более трёх дней. Вёсла-крылья оказались слабыми, рессоры-пружины при взмахах не выдерживали нагрузки и лопались.

А по Москве, несмотря на всю секретность, ходили слухи, что скоро появится «еростат», на котором разместится полк солдат с пушками и прольёт на неприятеля настоящий «огненный дождь», дабы полностью его истребить. Накануне Бородинского сражения Кутузов даже запросил Ростопчина, когда боевые аэростаты можно ожидать в войсках. Ответа фельдмаршал так и не получил.

Незадолго до вступления Наполеона в Москву Леппиха отправили в Петербург, а большинство рабочих и детали машины эвакуировали в Нижний Новгород. В суматохе многое на подводы погрузить вообще не успели. Лодку-гондолу сожгли. В окрестностях Воронцова французы нашли её остатки, а также множество иных деталей и инструментов. Арестовали офицера и несколько ополченцев, нёсших охрану имения. Всех их объявили поджигателями Москвы и расстреляли.

После изгнания французов Франц Леппих продолжил работы над своим дирижаблем сначала в Нижнем Новгороде, а затем в Ораниенбауме. Начинать пришлось практически с нуля. Построили новую гондолу, попутно облегчив её конструкцию. Но положительного результата так и не добились. Старая оболочка от времени растрескалась и газ не держала, по-прежнему лопались пружины огромных вёсел-крыльев. Аппарат оторвался от земли лишь чуть более чем на 10 метров, а против ветра двигаться вообще не мог. В конце концов опыты прекратили. Леппих уехал в Европу, где намеревался встретиться с императором Александром I и убедить его продолжить финансирование. Однако царя-победителя проект больше не интересовал. В дальнейшем следы изобретателя затерялись в Австрии. Попытка вооружить русскую армию чудо-оружием провалилась. Сумма, потраченная на создание летучего корабля, была фантастической – более 320 тысяч рублей.

Был ли Франц Леппих шарлатаном, как позднее многие о нём говорили? Думается, вряд ли. Инженер просто опередил своё время. Нужны были новые технологии, новые материалы, да и летать против ветра при помощи гребных вёсел такой аппарат просто не мог. Современные учёные подсчитали: чтобы дирижабль Леппиха был действительно управляемым, потребовался бы двигатель мощностью более 100 лошадиных сил и воздушный винт, которые появились почти через 100 лет. Но сегодня можно уверенно сказать, что в зарождение военного воздухоплавания Россия честно внесла свою лепту.

И полководец, и дипломат

После того как на поле боя перестают грохотать пушки, войны, как правило, ещё не кончаются. Сражения теперь ведут дипломаты, и проходят они в тиши кабинетов и на международных конгрессах. Именно от этих людей зависит подписание мирного договора, его условия и насколько этот мир будет долгим и прочным.

Михаила Илларионовича Кутузова мы знаем как знаменитого полководца, благодаря которому во время Отечественной войны 1812 года была разбита и изгнана из России армия Наполеона. Но мало кто знает, что он обладал ещё и талантами выдающегося дипломата.

В 1806 году началась очередная русско-турецкая война. Боевые действия шли трудно. Вроде бы русская армия не терпела поражений, но и побед достойных также не наблюдалось. В Европе Наполеон громил коалиции противостоящих ему государств, в которые входила и Россия. Турки всё видели и понимали. Они подписывали перемирия, но боевые действия вскоре вспыхивали вновь. Заключая Тильзитский мир, по которому Франция развязывала России руки для войны с Оттоманской Портой, Наполеон втайне обещал султану не оставлять его без своей поддержки. Война затягивалась.

В 1811 году командующим Дунайской армией был назначен Кутузов. Мир России теперь был нужен как воздух. На западных границах империи стояли полки Великой армии. Силы неприятеля почти в два раза превышали силы русских. Но полководец понимал: склонить турок к миру можно, только одержав над ними решительную победу. Вскоре она последовала. Битва под Рущуком была классическим примером разгрома врага «не числом, а умением». Командующий Ахмет-паша, оставив свою армию, бежал с поля боя. Русские потеряли 500 бойцов, турки – 5 тысяч.

Затем последовало сражение под Слободзеей, в котором турецкая армия была наголову разбита и капитулировала. Начавшиеся мирные переговоры оказались не менее трудными, чем боевые действия. Россию на них представлял Кутузов. Полководец убедил султана, что надвигающаяся война России с Францией – это иллюзия, что Наполеон верен заветам Тильзитского мира и что, если Османская империя не подпишет мир, воевать ей придётся не только с русскими, но и с французами. Как удалось Михаилу Илларионовичу это сделать, узнать сегодня, наверное, уже невозможно. Но это случилось!

Гибели своей империи султан, конечно, не хотел. 16 мая 1812 года в Бухаресте двумя государствами был подписан мирный договор. Россия возвращала Турции все территории на Кавказе, «оружием завоёванные». В ответ Турция признавала за Россией территории Западной Грузии, владетели которой добровольно перешли в российское подданство. Таким образом, наша страна укрепляла свои позиции на Черноморском побережье Кавказа. Также мир обеспечивал внутреннее самоуправление Сербии и возможность России оказывать покровительство христианским подданным султана. Получала Россия и новые земли. Турки уступали ей часть Молдавского княжества с крепостями Хотин, Бендеры, Аккерман и Измаил. Граница между двумя государствами теперь стала проходить по реке Прут.

В Европе заключённый договор определили как дипломатический парадокс. Там вообще никто не мог понять, почему турки подписали неслыханно выгодный для России мир, когда именно русским, а не туркам было необходимо спешить с завершением войны. Особенно негодовал Наполеон – ведь Османская империя выходила из военно-политического союза с Францией.

Победа Кутузова на дипломатическом фронте обеспечила безопасность на юго-западных рубежах России. Дунайская армия теперь могла быть переброшена к западным границам империи. До нашествия Наполеона оставался всего один месяц. Полководцу-дипломату предстояло совершить главное дело своей жизни.

Забытый герой забытой войны

В памяти многих поколений 1812 год прочно связывается со сражениями Отечественной войны и изгнанием из России Великой армии Наполеона. И мало кто знает, что в то же время продолжалось противостояние России с Персией, начавшееся ещё в 1804 году. Едва ли не все сражения той войны связаны с именем Петра Котляревского. В знаменитом рейде полковника Карягина (рассказ «Живой мост») молодой офицер командовал ротой, а пять лет спустя, в возрасте всего 29 лет, он был уже генералом.

Видя непростое положение России, ни на какие переговоры персы не шли. Прекрасно понимая, что шах уважает только силу, в середине декабря 1812 года Котляревский с небольшим отрядом, численность которого не достигала и двух тысяч человек, начал поход на Ленкорань – ключ к Талышинскому ханству, располагавшемуся тогда на территории современного Азербайджана. Гарнизон Ленкорани по численности превосходил отряд Котляревского вчетверо.

Предложение о сдаче персы отклонили. Обстрел крепости особого вреда неприятелю не принёс. Снаряды лёгких полевых пушек толстые стены, конечно, пробить не могли. От навесного огня персы прятались в укрытиях и блиндажах. Тяжёлых же осадных орудий у русских не было. Положение становилось критическим. Боеприпасы заканчивались. Отход по безводным степям грозил отряду гибелью. К тому же разведка сообщила, что на выручку крепости с крупными силами идёт сам Аббас-Мирза. Единственный выход Котляревский видел в штурме.

Он был назначен на новогоднюю ночь. Перед боем бойцам зачитали приказ командира: «Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остаётся более никакого способа покорить сию российскому оружию, как только силою штурма». А солдатам он честно сказал: «Нам должно взять крепость или умереть… Отбоя не слушать, его не будет!»

Задолго до рассвета в полной темноте и тишине колонны двинулись к крепости. Однако персы были начеку. Под шквальным огнём наши солдаты перебрались через ров и, приставив лестницы, полезли по шатким ступенькам. Навстречу им летели пули, картечь, гранаты, камни. Ряды штурмующих редели. К тому же в самом начале штурма погибли почти все офицеры, как всегда шедшие в первых рядах.

Тогда бойцов повёл сам генерал. Несмотря на ранение в ногу, он выхватил шпагу и стал взбираться на стену. Как часто бывает, ход боя изменил случай. Несколько гренадер наверху сумели захватить неприятельскую пушку. Они быстро развернули её и ударили по подбегавшим персам картечью. Враг отхлынул. Вскоре жестокая рукопашная схватка шла уже внутри цитадели. Выдержать русскую штыковую удавалось мало кому. Под стенами Ленкорани погибло почти две трети отряда, но крепость была взята. Потеря Ленкорани заставила персидского шаха пойти на мирные переговоры, и в октябре 1813 года между Россией и Персией был подписан Гюлистанский мир.

Своего командира солдаты нашли, только когда стали разбирать тела погибших. К простреленной ноге добавились две страшные раны в голову. У Котляревского была раздроблена верхняя челюсть и вытек правый глаз. К удивлению многих, стараниями полкового врача он остался в живых, но последствия страшных ран заставили офицера выйти в отставку. Он умер в Феодосии в 1851 году. Незадолго до смерти Котляревский познакомился с Иваном Айвазовским, и прославленный художник написал его портрет.

После смерти генерал Котляревский был навечно зачислен в списки Грузинского гренадерского полка. Каждый день на вечерней поверке фельдфебель первой роты первого батальона выкрикивал: «Генерал от инфантерии Пётр Степанович Котляревский». В ответ правофланговый солдат произносил: «Умер в 1851 году геройской смертью от сорока ран, полученных им в сражениях за Царя и Отечество». Традиция эта сохранялась до 1918 года.

«Стоять и умирать»

Ранним утром 12 июня 1812 года французская армия Наполеона Бонапарта перешла через Неман и вторглась в российские пределы. Русские войска, стоявшие на западной границе, помимо того что уступали неприятелю в численности, ещё и были разделены на две армии. Командовали ими Михаил Барклай де Толли и Пётр Багратион. Генералы прекрасно понимали, что дать неприятелю решительный бой можно, лишь собрав все силы в единый кулак. Наполеон же предполагал разбить русских порознь.

Обе армии отступали к Витебску. Здесь предполагалось их соединение. Первым к городу подошёл Барклай де Толли. Ожидая армию Багратиона, он собирался удерживать Витебск любой ценой. Однако французы путь сюда Багратиону уже перекрыли. Вскоре курьер доставил Барклаю де Толли донесение, что Вторая армия пробиться не может и вынуждена отходить к Смоленску.

Сражаться в одиночку практически со всей армией Наполеона Барклай де Толли справедливо посчитал гибельным. Он начал отводить войска, также взяв направление на Смоленск. Неожиданно командующему доложили, что французские разъезды обнаружены всего в трёх верстах от расположения русских. Теперь отходить надо было очень быстро. Ну а для того, чтобы задержать врага, нужен был генерал, «который дождался бы сил неприятельских, и они бы его не устрашили». Навстречу неприятелю был направлен 4-й пехотный корпус под командованием графа Александра Остермана-Толстого, усиленный несколькими полками кавалерии.

Русские и французы встретились у небольшой деревушки Островно. К тому времени наш отряд плотно оседлал единственную имеющуюся здесь дорогу. Обойти его было нельзя. И слева, и справа простиралась лесистая болотистая местность. У командующего французским авангардом маршала Мюрата пехоты не было. В атаку он пустил свою кавалерию. В то время для отражения таких атак существовал единственный проверенный способ: солдаты строилась в плотные квадраты – каре и ружейными залпами отражали приближающихся всадников. Правда, такое построение делало пехоту весьма уязвимой для вражеских пушек. И вскоре французы их подвезли.

Ядра и картечь неприятеля стали наносить нашим частям большой урон. Вместе со своими бойцами под вражеским огнём находился и Остерман-Толстой. Когда ему доложили, что полки несут большие потери, и спросили: «Что же теперь делать?», граф, прекрасно всё видевший сам, спокойно ответил: «А ничего, стоять и умирать!» Командир понимал, что как только каре рассыплется, его бойцы станут лёгкой добычей конников Мюрата. Так под яростным огнём позицию удерживали до самого вечера.

Вскоре подошло подкрепление. Бой под Островно длился три дня. Русский арьергард, как мог, продолжал создавать впечатление, что наша армия готовится к генеральному сражению и именно здесь оно и произойдёт. А в это время Барклай де Толли отводил свои части к Смоленску. В конце июля обе русские армии там соединились. Разбить их поодиночке Наполеону не удалось.

А дальше было ещё множество сражений, и везде Остерман-Толстой продолжал воодушевлять солдат личным примером. Он был контужен при Бородине, где защищал со своими бойцами батарею Раевского, и, несмотря на ранение, вскоре вернулся в строй. Он был ранен в плечо в сражении под Бауценом, но продолжал командовать, пока его не унесли с поля боя полумёртвого от потери крови. А в битве при Кульме неприятельское ядро оторвало генералу руку. Ампутацию делали прямо на поле боя под громкую барабанную дробь и солдатские песни. Граф не желал, чтобы подчинённые слышали его стоны.

Впоследствии известный скульптор Самуил Гальберг воплотил в мраморе этот эпизод из жизни прославленного воина в виде памятного надгробия. А фраза «Стоять и умирать», произнесённая Остерманом-Толстым при Островно, оказалась крылатой и стала символизировать стойкость русского солдата.