Текст книги "Невыдуманные истории из русской истории. Век девятнадцатый"

Или за Дунаем, или в Дунае

Едва ли не все войны России с Турцией традиционно начинались с форсирования Дуная. За десятилетия свой берег этой реки турки постарались превратить в неприступный рубеж. Со временем здесь возникли крепости Рущук, Силистрия, Никополь, Шумла, Браилов, Мачин и другие. Их главной задачей было воспрепятствовать переправе русской армии на болгарский берег. Кроме того, на Дунае была сосредоточена и немалая флотилия турецких боевых кораблей.

В 1877 году Россия в очередной раз решила заступиться за славянские народы, находившиеся под властью Османской империи. В апреле русские войска по согласованию с правительством Румынии перешли границу и начали концентрироваться на берегах Дуная.

Командующий турецкой Дунайской армией Абдул Керим-паша, показывая офицерам своего штаба открытую ладонь, уверял их, что скорее на ней отрастут волосы, чем русские смогут пересечь Дунай. Его английские советники так категоричны не были, но и они не сомневались, что русские окрасят воды реки своей кровью и что потери при переправе превысят 10–15 тысяч человек.

План наступления наших войск предполагал быстрое форсирование Дуная и стремительное наступление на Стамбул через Балканский хребет. Однако на руку противнику сыграла погода. Обычно река после половодья возвращалась в свои берега к маю, но из-за аномально большого количества выпавших в тот год осадков вода стала спадать только в июне. У неприятеля появился лишний месяц на совершенствование своей обороны.

После долгих размышлений форсировать реку было решено в районе румынской деревни Зимницы. Напротив неё на болгарском берегу находился городок Систово. Командование определило, что именно отсюда ближе всего до Балканских гор. Лёгкой переправа не предполагалась. Дополнительная трудность состояла в том, что румынский берег, где находились русские войска, был низким и болотистым, а противоположный, напротив, сухим и высоким. С прибрежных холмов, на которых размещались неприятельские позиции, прекрасно просматривался Дунай, ширина которого в этом месте превышала километр. Не просто было преодолеть и довольно сильное течение.

Русское командование сделало всё, чтобы дезинформировать неприятеля. Несколько дней наши батареи обстреливали турецкие крепости Рущук и Никополь, давая понять туркам, что именно здесь будет место будущей переправы. Демонстрировалось сосредоточение войск и подготовка плавсредств. В Зимнице же роты и батальоны прятались в оврагах, чтобы их не было заметно с турецкого берега. Все передвижения войск и подвоз материалов проводились только по ночам.

В первом эшелоне десанта шла 14-я дивизия под командованием генерала Михаила Драгомирова. В столице он слыл либералом и вольнодумцем. Драгомиров исповедовал суворовские принципы ведения боевых действий, считал, что главенствующая роль на войне принадлежит солдату, его воле, выучке и боевым качествам.

Он стремился избавить бойцов от царящей в армии муштры и занимался реальной боевой подготовкой. Офицерам же своим говорил: «Каждый солдат бережёт патроны. Господа офицеры! Ваши патроны – люди! Берегите их» В ночь перед переправой генерал обратился к своим подчинённым со словами: «Середины у нас нет и быть не может: мы должны все быть за Дунаем или в Дунае!» В ответ послышалось негромкое «ура».

Глубокой ночью без малейшего шума батальоны потянулись к берегу и стали грузиться на понтоны. Для маскировки бойцов одели в зимнюю чёрную форму. Приказы офицеры отдавали шёпотом. По расчётам командования, реку войска должны были преодолеть за час. Ещё час давался гребцам на обратный путь. Для успеха операции первому эшелону просто необходимо было продержаться эти два часа. Плацдарм они должны были удержать во что бы то ни стало. Теперь всё зависело от их стойкости.

Первую волну десанта турки прозевали. Русских они обнаружили только тогда, когда понтоны уже практически пересекли Дунай. Беспорядочный огонь неприятеля особого вреда не причинил. Первые два батальона успешно высадились и закрепились на небольшом участке берега. Но опомнился враг быстро. Поднятые по тревоге части спешно заняли заранее подготовленные укрепления и открыли плотный ружейный и орудийный огонь. Второй волне десанта досталось сполна. Пошёл на дно разбитый вражеским снарядом плот с двумя находившимися на нём орудиями. Пули разбивали древки вёсел, и солдаты гребли прикладами ружей. Воду из пробитых пулями бортов вычерпывали руками и сапогами, пробоины затыкали портянками. Некоторые из понтонов затонули. Ещё несколько лодок течение прибило к берегу прямо напротив вражеских позиций. Почти в упор их расстреляли залпами. Две наши роты погибли практически полностью. Позднее в телах погибших бойцов находили по несколько десятков пуль. Яростный бой шёл и на берегу.

С третьей волной десанта на плацдарм прибыл сам Драгомиров. Он сразу взял управление боем в свои руки. Постепенно русские стали выбивать турок с окружающих высот. Плацдарм расширялся. Утром к переправе присоединился пароход «Аннета» с двумя буксируемыми баржами. Переброска войск пошла быстрее. К трём часам дня наши бойцы вошли в Систово. От берега неприятель был отброшен полностью. Вскоре сапёры навели через Дунай наплавной мост. По нему русская армия двинулась на правый берег. Освобождение Болгарии началось.

Операция по форсированию Дуная в июне 1877 года явилась первым крупным сражением той войны. Ещё много десятилетий её изучали в военных академиях большинства европейских стран как пример успешного преодоления широкой водной преграды под сильным огнём врага с минимальными людскими потерями.

На Шипке всё спокойно

Русско-турецкая война, начавшаяся в 1875 году, пошла совсем не так, как планировало русское командование. После успешного форсирования Дуная и первых побед наши войска увязли под Плевной. Турки воспряли духом, стали готовиться к наступлению и начали выдвигаться к Шипкинскому перевалу. При его падении у турок появлялась возможность расчленить русскую армию и разбить её по частям.

Отряд генерала Николая Столетова, противостоящий туркам на Шипке, состоял всего из трёх батальонов пехоты, четырёх казачьих сотен и нескольких дружин болгарского ополчения. Шанцевого инструмента не было. Каменистую землю рыли тесаками, котелками и просто руками. К началу августа, когда гарнизон получил известие о приближении неприятеля, работы, конечно, были далеки от завершения. Тем не менее на военном совете, который собрал Столетов, было принято единодушное решение удерживать перевал любой ценой и дождаться прихода подкрепления.

Склоны Шипкинского перевала довольно крутые. Это облегчало его оборону весьма небольшими силами. Но из-за малочисленности отряда не были заняты господствующие над перевалом горы с востока и запада. А ещё во всей окружающей местности совершенно не было воды. Дорога же, по которой к позициям можно было подвезти продовольствие, воду и боеприпасы, проходила по узкому гребню горы и прекрасно простреливалась ружейным огнём.

Утром 9 августа штурм начался. Турецкий командующий Сулейман-паша поставил своим войскам задачу овладеть перевалом за сутки. Надеясь сломить сопротивление защитников, неприятель шёл напролом, не считаясь с потерями. В тот день турки предприняли 11 атак, но все они были отражены. Получив донесение о вражеском наступлении, командир 8-го корпуса генерал Фёдор Радецкий двинул на помощь защитникам резервы, но быстро прибыть к месту боя они не могли.

Практически не прекращаясь, штурм шёл три дня. Изнемогая от жары и жажды, защитники раз за разом отбивали неприятеля. Когда кончались патроны, бились врукопашную, сбрасывали на врага каменные глыбы. 11 августа наступил критический момент сражения. Атаки турок следовали непрерывно. Одно за другим замолкали русские орудия. Наши позиции были охвачены уже с трёх сторон. Бойцы и ополченцы гибли, но держались. Когда солдаты султана сумели просочиться в район перевязочного пункта, врач Вязенков повёл в бой своих раненых.

Казалось, что выстоять уже невозможно, но тут раздалось громкое «ура!» – пришла долгожданная помощь. Стрелки Радецкого подвое, а то и по трое неслись на казацких лошадях и сходу вступали в бой. Шипку удалось отстоять, но положение оставалось сложным. Турецкие войска по-прежнему обладали численным превосходством, а их позиции находились буквально в нескольких сотнях шагов от русских.

Наступившая осень никаких перемен не принесла. Наш отряд сравнялся по численности с турецким, но вести активных боевых действий ещё не мог. А затем на перевал пришла зима. Большую часть своей армии Сулейман-паша отвёл к деревушке Шейново. Опасность внезапных атак почти миновала. Однако положение защитников Шипки это не улучшило. Сильные морозы сопровождались порывистым ветром, снежными буранами и метелями. Иногда часовых просто сносило в пропасти. Дров не было. Укрыться от ветра бойцам было негде. Началось знаменитое «сидение на Шипке». Русские бойцы умирали от холода и болезней, но каждое донесение Радецкого ограничивалось лишь фразой: «На Шипке всё спокойно».

Более четырёх месяцев Шипкинский перевал приковывал к себе значительные силы врага. В конце 1877 года турецкую армию наголову разгромили у Шейново. Кратчайший путь на Адрианополь и Стамбул теперь был открыт. Ну а само слово Шипка стало символом героизма русских и болгарских солдат, символом дружбы двух народов.

История одной картины

Несмотря на пристрастие к живописи, юного Васю Верещагина, как в большинстве российских дворянских семей, родители готовили к карьере военного. В возрасте девяти лет они отдали его в Морской кадетский корпус. Когда при выпуске в числе лучших гардемаринов его представили великому князю Константину Николаевичу, тот, довольный, обратился к юноше: «Проси чего хочешь». Отличник подал ему прошение об отставке. Военной карьере он всё-таки предпочёл стезю художника.

Затем последовала учёба в Императорской Академии художеств, занятия в Париже в мастерской Жана Леона Жерома, множество путешествий и возвращение в Петербург. В 1867 году молодого живописца пригласили в Туркестан в качестве военного художника. В Самарканд он прибыл буквально через несколько дней после взятия его русскими войсками. На улицах ещё виднелись следы крови, даже не всех убитых успели убрать.

Едва русский отряд покинул город и отправился к Бухаре, в Самарканде вспыхнуло восстание. Небольшой гарнизон укрылся в цитадели и больше недели отражал яростные атаки подданных бухарского эмира. Когда восставшим всё-таки удалось разбить ворота и ворваться в крепость, наши солдаты бросились в штыковую. Впереди с винтовкой наперевес бежал художник Василий Верещагин. Гарнизон выстоял, помощь пришла. Командующий русской армией генерал Кауфман снял свой орден Святого Георгия 4-й степени и лично прикрепил к груди живописца.

После возвращения из Средней Азии Верещагин написал серию картин, объединённых в Туркестанский цикл. О молодом мастере заговорили. Его творчество называли разящим. Он первым из русских художников-баталистов вышел за принятые тогда рамки. В его картинах не было ни торжественных маршей, ни красоты мундиров. Он не приукрашивал и не восхвалял сражения. Он изображал войну честно, без прикрас, с присущими ей ужасами и жестокостью.

Работа над Туркестанским циклом продолжилась в Мюнхене, куда художник уехал в 1871 году. Два года спустя выставка его картин с головокружительным успехом прошла в Лондоне, а ещё год спустя творения Верещагина увидел Санкт-Петербург. Здесь экспозиция произвела эффект разорвавшейся бомбы. Равнодушных не было. Но императору Александру II она не понравилась. Особенно он был возмущён картиной «Забытый». Ещё бы, ведь полотно не несло никакой идеологической нагрузки и на подвиги вдохновить не могло. До конца исполнивший свой долг солдат оказался просто забытым, не был предан земле, и к телу его слетелись стервятники.

Ни одну из картин художника для государственных музеев царь приобретать не пожелал. Вслед за этим началась истерика в прессе. Газеты кричали, что Верещагин возводит гнусный поклёп на русскую армию и на монархию. Живописца упрекали в пессимизме, упадничестве, искажении действительности и даже в государственной измене. В результате нервного срыва художник уничтожил несколько своих работ: «Окружили, преследуют», «У крепостной стены: "Вошли!"» и «Забытого». Сегодня представление об этой картине мы можем получить только по изготовленной до уничтожения литографии. Всмотритесь в неё!

Мысль о погибшем в бою и забытом солдате волновала Верещагина долго. Через несколько лет он написал на эту тему ещё одну картину, правда изображён на ней был уже не русский солдат, а рядовой британских экспедиционных войск. В 1887 году полотно экспонировалась на персональной выставке художника в Лондоне и имело там ошеломляющий успех.

Художник, ненавидевший войну, погиб на войне. В 1904 году он приехал в Порт-Артур и вместе с эскадрой адмирала Макарова на броненосце «Петропавловск» вышел в море. Флагман подорвался на мине и затонул. Спасти удалось немногих. Ни художника, ни адмирала среди них не оказалось.

Эксперимент ценою в жизнь

Глубокой осенью 1891 года на Главном артиллерийском полигоне под Санкт-Петербургом прогремел сильный взрыв. Казалось бы, что в этом необычного? Ведь территория по определению предназначалась для испытаний орудий и боеприпасов к ним. Но на этот раз произошла трагедия. При снаряжении снаряда новым взрывчатым веществом – мелинитом погиб штабс-капитан Семён Васильевич Панпушко и трое помогавших ему солдат. Сегодня фамилия этого офицера в России практически забыта. Но благодаря именно таким людям, полностью посвятившим себя науке и нередко отдававшим во имя неё свою жизнь, появляются изобретения, делаются открытия, движется вперёд технический прогресс.

Воспитанник кадетского корпуса и артиллерийского училища, Панпушко с юности увлёкся химией. В числе лучших он закончил Михайловскую артиллерийскую академию. А увлечение химией переросло в изучение различных взрывчатых веществ. Панпушко быстро стал признанным специалистом в этой отрасли и в 35 лет уже преподавал в Академии технологию взрывчатых веществ.

Ещё в середине XIX века стало понятно, что дымный порох: смесь древесного угля, серы и селитры, – более пятисот лет царивший на полях сражений, свои возможности исчерпал. Поиском новой взрывчатки занимались химики многих стран, в том числе и России. Но открыть вещество, способное взрываться, совсем не значит создать боевой снаряд. Так случилось с тринитрофенолом. Во Франции и России эту взрывчатку называли мелинитом. Способность его к детонации открыли в 1873 году, а вот с производством боеприпасов дело застопорилось. На артиллерийских полигонах творилось что-то совершенно непонятное. То мелинитовые снаряды вели себя совершенно безупречно, то взрывались в стволах орудий или даже в зарядных ящиках, убивая и калеча расчёты.

Первыми проблему относительной безопасности мелинита решили французы. За ними наладили производство таких боеприпасов англичане. А вот Россия отставала. Разгадать секрет вызвался Панпушко. Сознавая опасность экспериментов, все самые ответственные операции он проводил собственноручно. И вот случилась беда.

Трагическая гибель Панпушко потрясла друзей и сослуживцев. Они решили увековечить его память установкой скромного монумента. Из казны денег не отпустили. Тогда объявили сбор средств среди населения. Деньги собирали долгих 10 лет. Открытие состоялось в 1901 году. На пьедестале в обрамлении четырёх артиллерийских снарядов, соединённых цепями, стоял бронзовый бюст офицера, выполненный скульптором И. Шредером.

После гибели Панпушко работы над мелинитом в России прекратили. А вскоре грянула Русско-японская война, и наши солдаты в ужасе стали произносить слово «шимоза». Так называли взрывчатку, которой были начинены вражеские снаряды. Их мощные разрывы, сопровождаемые огненной вспышкой, оглушительным грохотом, столбом дыма и поднятой землёй с сотнями разлетающихся осколков, казались бойцам чем-то сверхъестественным. У русских же полевых орудий снаряды были не фугасного действия, а шрапнельные.

В Петербург доставили несколько трофеев. Химики быстро разобрались, что ничего необычного и сверхъестественного в японской взрывчатке нет. Это обыкновенный мелинит. К тому времени учёные уже знали, что он вступает в реакцию с металлическим корпусом снаряда, и это может привести к незапланированному взрыву. Для предохранения от такого взаимодействия японцы оклеивали взрывчатку вощёной бумагой, оборачивали оловянной фольгой, затем снова бумагой и только после вставляли в снаряд.

В 1905 году мелинитовые снаряды для полевых орудий удалось наконец разработать и запустить в производство. Но на фронт они не попали. К тому времени война уже была проиграна.

В 1937 году памятник Панпушко на Ржевском полигоне уничтожили, ведь он был царским офицером. Двадцать лет спустя монумент восстановили, но уже без бюста героя. На постаменте стоит гаубичный снаряд, на корпусе которого размещён небольшой портрет человека, отдавшего свою жизнь во имя науки.