Текст книги "Однажды"

Я Кузя

Здравствуйте, я рыжий котёнок Кузя! А ещё я похож на подарок! Но, к сожалению, я дворовый, однако что-то во мне есть и породистого, потому что, я, как котенок даже на помойке, всем нравлюсь, только не берут к себе домой. «Ой, какой котёнок!» – радостно кричат. Но как только я хочу запрыгнуть им на руки, так сразу отмахиваются: «Брысь. Брысь отсюда!» Только ленивый не гонял меня и не шлёпал. Ах, эти странные люди! Научились ходить на двух лапах и возомнили из себя львов, а для меня эти двуногие, по сути, большие кожаные обезьяны: кривляются, корчат смешно рожицы и скалят зубы. Язык прикусишь, хочется огрызмяукнуться.

Вот если бы собаки говорили, у них бы не было друзей. А люди. Остры на язык. Они говорят, что он «их враг».

Мне не повезло, я родился осенью. Осенние котята в зиму не выживают, в русские морозы котовий век недолог. А я смышленый оказался, то на капоте грелся, то у маминого бока, пока она была жива, а то под батареей у дворника Кузякина. Дворник меня так и прозвал – Кузя. Вроде как его малыш, любил он меня сильно. Бывало так сожмёт, особенно. Когда выпивши, аж косточки хрустят. Такая сильная любовь «до гроба». Я каждый его порыв страсти боялся, как бы не придушил. Но помог один случай.

Как-то голодный брёл по холодным лужам возле супермаркета и присматривал местечко, где погреться. Только я запрыгнул на крутую машину, чтобы свернуться калачиком, как вдруг услышал сзади:

– Ах ты, красавец!

И грубые мужские руки двуногого хозяина подхватили меня и засунули на заднее сидение. Я испугался, он меня накажет: я уже описал его заднее колесо, потоптался и полежал на капоте его тачки, забирая градусы мотора. Но меня с привычного теплого капота привезли в большой просторный тёплый дом. Я действительно, сначала перепугался, но затем обрадовался, когда меня засунули в какой-то плетенный красивый «домик». Волосатый и огромный хозяин, вручая меня в корзиночке стройной светлой хозяйке, в её нежные руки, резко заявил:

– Жанна, мы с тобой расстаёмся. Забирай-ка ты вещи и возвращайся туда, откуда пришла. Вот тебе пушистого котёнка, чтобы не было одиноко! А я больше с тобой жить не хочу. Всё, надоело, разбегаемся.

Кругом начиналась соловьиная весна, а в расколотом доме запахло туманной осенью. Я всю их возню слышал, когда они «разбегались». Он орал, обвинял и обзывал. Что она не породистая, такая же дворняжка, как и эта кошка, то есть я, Кузя. Что она не может даже родить ему сына. Она швырнула в него кухонное полотенце, видно что-то готовила на кухне, просто молча взяла меня и закрыла за собой дверь. Ушла гордо, но красиво. В общем, выдворил он её с подарком на улицу. Но я успел справить свою маленькую нужду этому мужлану на его дорогущие туфли, пусть повоняет и подумает. Грубиян и жлоб, пожалел даже денег на породистую кошку, подумал я про себя, теперь будут знать, как с дворняжками связываться. И оставленную лужу придется ему самому убирать. А я буду защищать свою хозяйку, какая бы она хорошая – плохая ни была. Я хотел бы стать чьим-то счастьем.

– Что я ему плохого сделала? Вот сво… чь, – жаловалась в трубку телефона Жанна подружке и гладила меня, мурлыкающего у неё на коленях. – Мы с ним вместе начинали, блин, и оба были в 90-х нищие. Я этому козлу помогала бизнес наладить, во всем поддерживала. Отдала этой скотине лучшие годы, борщи готовила, пока он учился и богател. И что в итоге – дырка от бублика, осталась у разбитого корыта, ни с чем. На молодых его потянуло, пошёл он к едрёной бабушке. А приезжай-ка, дорогая моя подружка, в мою нору, раздавим «Коньячку» с горя, да накапаем слёз усталых полный фужер и выплеснем этому предателю в морду. Закатим пир на последние гроши, да на полную катушку.

Подружку долго уговаривать не пришлось. Прикатила уже через час, но без вкусностей. Терпеть не люблю, когда гости приходят с пустыми руками.

– Хочешь узнать мужика, разведись с ним, а если ему дать ещё власть и деньги, то тут-то его и понесёт по ухабам. Вот здесь эти козлы свою скрытую гниль-то и покажут, – только и успела вымолвить моя хозяйка, дальше все время трещала подруга. Поэтому, успокаивать пришлось наоборот, старшую подружку. Эгоистка. Всё о себе, всё для себя. Такая матершиница, я пытался закрыть свои ушки лапками, но всё равно подслушивал. Эта нахалка ещё и невнимательная, меня вроде бы и не замечает, и я тяпнул её за толстую попку. Она и не почувствовала, потому что у неё попа, как три Жанниных. А я намекал ей дать мне толстую колбаску – докторскую, но она знаков не понимала. Ах, так, у меня шерстка встала дыбом, и тогда я лапами стал гладить её мягкую ногу. И только тогда она громко завизжала, ну наконец, заметила:

– Ааа, мои новые колготки, – и дала мне такого пендаля, что я кубарем слетел с дивана. Почесала свою поцарапанную ногу и продолжала трещать:

– Ты представляешь, после того как мой «толстый кошелёк» меня беззащитную бросил, с… ка такой, я хотела выброситься из окна на зло этому козлу, и выпрыгнула с этажа, правда – цокольного. Но ты не повторяй моих ошибок. Запила, конечно. Меня закодировали в Германии, зашили в Австрии. А в России вернулась опять к жизни, здесь нельзя не пить. Вот теперь я почти не пью. Давай, милочка, ещё плеснём шампусика, отлакируем.

После …надцатого фужера они уже не обращали на меня, такого голодного, никакого внимания. А я так люблю селёдку под шубой (норковой), колбаску под диваном и ещё утянул сырок под столом, правда, он оказался с плесенью. Фу, гадость.

– Тебе надо родить ребёночка. Тогда я бы тебе нашила ползунков и разной детской одёжки. Помнишь, как мы с тобой мечтали создавать новые модели? – успела вставить несколько словечек Жанка.

«Что за дурь, вздумала рожать перед самым климаксом» – подумал я, стащив со стола кольцо колбасы. Сам себя не побалуешь, никто тебя не побалует.

– Да, можно бы родить, например, девочку. А то останешься одна. Некому за тобой и поухаживать будет. У меня такая фигурка, что беременность будет не заметна. Но от кого? Все мечты наши рухнули, – они посмотрели друг на друга и вдруг обе разревелись. Понятно, накопилось. Они ревели в четыре ручья.

Я к этому времени уже наелся и осмелился подойти к их бабьему водопаду, грозившему затопить соседей снизу. Обнял обеих разом, насколько хватило кошачьего размаха лап. Да хрен её поймет эту женскую логику из 55 томов, как Полное собрание сочинений вождя Ленина. Плюнь на ПеэСэС, лаской надо брать этих кошечек. Подруга меня опять грубовато отбросила. Нет, эта подружка моей Жанне не подходит, решил я. И дал предупредительный знак своей хозяйке, – весь съеденный обед переместился в туфель грубиянки, а в другой – сиканул. Но Жанна не увидела знака, а вот подруга заметила:

– Ах ты, рыжая креветка, плюшевый зассанец. Нагадил в мои дорогущие лабутены. Ну всё, как там тебя, Кузя, ты меня достал, Кузяха, – и она, такая маленькая, толстая, а бегала за мной как девочка, так дороги ей были её шузы. Поймала под столом. И давай меня шлёпать тапком больно. Жанна успела отобрать, прежде чем я стал бы похож на тряпочку.

– Жанка, отдай этого гадёныша в приют. Я – слабая женщина, но не потерплю такого срача: или я, или он? —эгоистично поставила подруга свой ультиматум.

– Не могу, это подарок! – твердо ответила нетрезвая хозяйка и прижала меня к груди.

– Ну, тогда, подружка моя, с таким энурезным котярой ты одна останешься. А теперь скажи, как я с такой вонью через весь город поеду? – Жанна разорилась на такси, и подруга, покачиваясь, выкатилась в ночь к жёлтым шашечкам.

– Я тебя, Кузенька, никому не отдам, – нежно гладила теплая рука, и ласково убаюкивали её стихи, – «Мой котёнок рыжий-рыжий, Лёгонький, как пёрышко. Только я его увижу, Ярче светит солнышко». Ах ты моя лохмотушка.

Я, конечно, не подарок, но ей улыбнулся хвостом и заурчал, выражая свою любовь. А сущность человечью: «плохой – хороший», я чую шерсткой за версту. Хотел ещё набраться смелости, чтобы сказать Жанке, что это не я живу у неё, а она у меня.

На следующий день, после их пира я уже не рассчитывал даже на дешевые сосиски. Грыз пахучий мякиш тишины и остатки засохшего корма. В общем, денег кот наплакал. Прокутили девушки всё. Как говорится, в кошельке мышь повесилась, и написала: «В моей смерти прошу винить хозяйку этого портмоне!». Ну, ничего, намёк понял, выживем. В природе лучше всех растений выживает сорняк, а я и есть сорняк – дворовая кошка. Но Я – кавалер, не раскисать, со мной дама, ещё молодая, в теле, мозги у неё, правда, пошли набекрень. Я посмотрел в её заплаканные глаза и ткнулся в её ладошки своим мокрым носиком, лизнул язычком, вытер слёзы, словно платочком и замурлыкал. Надо её чем-то порадовать. Я поймал на чердаке мышь и довольный принёс к её ногам. Она испугалась, взвизгнула, но что-то у неё в мозгу щёлкнуло, и она с надеждой в душе побежала к компьютеру. Взялась за мышку и надолго прилипла к экрану.

– Есть, нашла, – радостно закричала она, в её рыжих глазах блеснул лучик надежды. – Мы с тобой, Кузенька, спасены. У меня будет работа.

– Мяу, мама, – радостно вторил я. Если Жанна меня кормит, значит она моя большая мама, а я её ребенок.

Мама начала меня тискать и целовать. Я гордо выдержал эту бабскую эмоцию, вытер её слюни, поднял мордочку – тоже на что-то гожусь. Я понял, как мужчина, то есть как самец, буду давать ей знаки. Она с утра уходила на работу, а я, весь нечёсаный валялся без задних лап у ящика и смотрел передачи, набирался опыта. Какие смешные законы принимают эти люди. Как по ним вообще можно жить? Но в конце передачи написано «Lex est lex», Закон есть закон! Написано, я на всё это напИсал бы. Хорошо, что кошек эти правила не касаются.

Из ящика я также понял, что если у моей хозяйки в голове полно «тараканов», то с мужиками будут проблемы. Я слышал, как психолог по ящику говорил: «Когда изменяется женщина, меняется и отношение мужчины к ней». И я начал ловить в доме тараканов и сгребать их в кучу перед ней. Она, кажется, начала понимать. И перед работой чем то пшикала на голову и волосы. Я только подумал: «Зря она дихлофос переводит».

А на крыше я слышал от старого кота, что ни один кот не вступает в отношения c кошкой, у которой проблем больше, чем у тебя. Потому что «яд» от этих тараканов находится в их головах, а не в наших. И пока их количество будет разительно превалировать над нашими, то любой мужчина, то есть кот, будет уходить от неё. Странные отношения у людей, просто «качели». Почему-то люди в одну воду не могут войти дважды. А в один лоток можно войти хоть трижды.

А вообще-то, я – нормальный хитрый кот. Ни одна собака не умеет добиваться своего, а я умею. Если долго смотреть на хозяйку и истошно орать, то можно увидеть, как она идёт насыпать в миску корм. Почему жрать так хочется именно по ночам? Но внутренний мир кота находится в холодильнике, который ночью не работает. Она думает, что я не знаю, где хозяйка прячет колбасу! А ещё, надо добиваться от хозяйки почесухи за ушами мягко, но настойчиво, а сеанс чесания заканчивать неожиданно, уходить гордо, потому что «а чего это она пристаёт? Когда хозяйка на меня фунт внимания, сидит с книжкой, то можно легко отвлечь её от чтения, непринуждённо повиснув на дорогой тоненькой занавеске. Начинается игра: кто кого. Она почему-то думает, что в пустой коробке ничего нет – идиотка. В ней есть Я – кот. Иногда я ей немного ускоряю планы по хозяйству: каждый уважающий себя кот должен помогать хозяйке менять постельное бельё.

С появлением работы у хозяйки, у меня появилось много вкусняшек. Больше всего я любил подушечки, хрустящие снаружи с нежной начинкой внутри. А за печень курицы с мясом индейки с ароматом мяты можно и душу продать. Нямс, лапочки оближешь! Ещё мне Жанна шила модельную одёжку. Я в ней был первым котом на крыше. А я ей в ответ приносил самые лучшие цветы с балконов. Это ей давало такое святое вдохновение, что она сама расцветала, как орхидея. И прижимала, и ходила по комнате нюхала вожделенно. А я не мог понять: трава она и есть трава. Но раз уж ей нравилось, я продолжал общипывать ближайшие балконы как альпинист, без репшнура и страховки.

Я ещё больше полюбил свою добрую хозяюшку. Ходил за ней по пятам, босым пятам, как и она сама. Что за страсть – ходить голой по квартире?! Я тоже не железный, мурчал ей в ухо, тёрся о бедро, чесался об её ножки. Она, конечно мягкая, тёплая, и как её такую мог бросить муж. Где у него мозги были. Ей бы хорошего мужика. Мужик объявился. Это я понял из беседы с подружкой по разговорной трубке:

– Он мой начальник. Проходу мне не даёт. Набивается в гости. Да вот только, блин, есть проблемка, как попадается нормальный мужик, так обязательно уже занят. Он женат. – Как только Жанна положила трубку. Я тут же подскочил, задрал над телефоном заднюю лапу, и… она успела выхватить из под «брандспойта» свою говорливую вещь:

– Да, поняла я, поняла. Не буду с ним встречаться. Знаю: «На чужом несчастье, своё не построишь», – и грустно ушла на кухню заесть эмоцию сладеньким. Да, мужик ей срочно нужен, а не то глупостей натворит, потом не расхлебать нам и вдвоём.

Так же подумал её бывший муж. Лёгок, на помине. Припёрся. С пустыми руками, вот жлоб. Соскучился. Если бы не было жлобов, то какая бы замечательная жизнь наступила. Всем бы всего хватило – и кошкам, и людям. А он ещё и возмущался молодыми девками, которые якобы ничего не соображают, а хотят получить всё. И не успел я сообразить, что к чему, как он своими крепкими лапищами сгрёб мою, не успевшую застегнуть халатик, Жаннушку, и силой утащил в спальню. Плоть у мужика слаба, заиграла. Ещё и закрылся, гад. Я не знаю, что за «мышинная возня» у них была там, но я в ярости разодрал когтями всю его одежду, обсикал ботинки, кепку, портфель, чем нанёс непоправимый ущерб имиджу этого франта. В общем, я злой, показал ему свой характер и кто в доме хозяин. Поэтому, когда муж, который объелся груш, бежал из спальни в одних трусах, а вслед летело все, что попадало под Жанкины горячие ручки, то я, в порыве ревности, прыгнул на него сзади и повис передними лапами на сползающихся по волосатым ногам трусах в горошек. Он в ужасе выбежал в общий коридор, прикрыв остатками одежды своё естество, и буквально скатился вниз по лестнице.

– Дранная кошка, – выкрикнул он на последок, то ли мне, то ли ей. И двери захлопнулись за ним навсегда. Ощущение, как будто вывалился скелет из шкафа жизни. После, даже замок сменили. Странно как-то у людей: еще вчера казалось, что все было: – уютное жилье, крепкая семья, любовь, а сегодня все стало ложью и пустотой. Может у него села чувственная батарейка. Мне не понять людей с их переменчивой любовью. У меня стабильно – в марте кошки. Я уже вырос. Стал рыжим и пушистым, как говорит хозяйка, настоящий кобель. Это она от того, что прихожу уставшим под утро, весна, март на носу.

Обычно утром, когда Жанна готовила завтрак, я требовал своей доли еды иногда довольно грубо: бился лбом об её голень. Она расставляла ноги, чтобы устоять от моих ударов лбом, тогда я протискивался между её голыми ногами, урча и потираясь о них, вызывая в ней даже некоторое весеннее волнение.

– А ты, Кузя, совсем не похож на дворняжку стал. Был гадким утёнком, а вырос то – племенным умным котом, Казимиром. Да, мудрость кошек несомненно высока. Надо бы узнать какой ты породы, Кузьма Казимирыч?

И мы пошли на выставку кошек, что на ВДНХ. Там я познакомился с такой же красивой рыжухой, как и я. Пока хозяйка узнавала породу у интеллигентного мужчины – хозяина моей новой знакомой, пока они общались, я успел эту породу уже приумножить, так сказать, заложил фундамент будущих отношений. Интеллигента звали Андрей. Она смеётся с ним, заигрывает, значит понравился. И тогда, я стал Жанне подавать знаки, чтобы она взяла его телефон. Андрей должен быть добрым, решил я, ведь он любит животных. Бери телефон или дай свой. Всё может быть, а вдруг им тоже надо будет улучшать породу, а заодно – гвоздь в доме прибить, да мусор вынести. Размечтался. Мне его кошка, как выяснилось, такой же персидской породы, как и я, тоже приглянулась. Вот бы нам всем вместе жить, было бы веселее. Первый выставочный день пока комом. Вот, блин, Жанна, ну что же ты?!

Жанне в 35 раз лет больше, чем мне, а приходится мне её учить жизни. Но это ещё ерунда. У нас опять случилась беда: Жанка чего-то там не дала своему начальнику, и он уволил её с работы без вкусняшек, то есть без пособия. Эти мужики везде ищут себе выгоду, не думают про нас, слабых и беззащитных. Хозяйку жалко – у неё всего одна жизнь, да и та какая-то дурацкая.

Но для меня главное, что есть Кто-то, ради Кого хочется жить и совершать подвиги. Я заставил своего креативного модельера взять всю нашитую на меня одёжку и опять идти на выставку кошек. Там мы встретили вновь Андрея. Он сразу повеселел и начал шутить:

– Ученные доказали, что если соединить человека с кошкой, то люди станут лучше, а кошки хуже. И если люди будут такими, как кошки, то мир быстро достигнет совершенства.

Какой он умный. Оказалось, что Андрей обслуживает эту выставку и ему очень понравилась смоделированная Жанной одежда. Да и сама модельер. Он, молодец, предложил Жанночке провести прямо здесь показ своих моделей, открыть модельное агентство и учиться этому ремеслу дальше. Новая коллекция Жанниных рисунков вмиг распухла. А мы с милой кошечкой – модели для показа. Супер – модели! Сидим на диете. Рацион обидно уменьшился, но я мясо приворовываю, а то как же, мужику без белков.

Теперь мы живем одной семьей. Все довольны. Мне, коту голубых кровей, не гоже по крышам шастать с дворовыми кошками, есть у меня своя подруга, и, есть кому на 8 марта котлетку вручить и стишок прочитать:

«Каждая жизнь это маленький мир, но не Подарок и не Сувенир… И мне не нужны хоромы. Я просто хочу жить ДОМА».

Мы – персы! Может быть потомки какого-нибудь Тамерлана. Жизнь, кажется, наладилась. Живем мы в просторном коттедже, лучше прежнего. И ждем все пополнения в семье: кошачьего и человечьего. «Семейный якорь» расширяется.

Звонила подружка. Как узнала, что Жанна счастлива, так слёзно попросила продать или, хотя бы на время, отдать ей меня, для обустройства своего личного счастья. «Какой эгоизьм. Только через мою рыжую тушку» – от возмущения я надулся как шар. А Жанна, молодец, ответила гордо и смело:

– Ты говорила нам, что останусь я одинокой из-за кота – не угадала, подружка, мы прорвались. Он мне счастье выпИсал и мечта наша сбылась. Моделирую одежду, правда, на кошечках. Но это лохматое счастье не продается, самой надо добыть! Дерзай. Будет и у тебя праздник.

Бусидо

В вагоне пахло потом и жареной курицей. Старенький поезд дальнего следования извивался вдоль белоголовых отрогов Тянь-Шаньского хребта и трясся так, что казалось, вот-вот развалится. Но состав, как ползучая киргизская кляча, уверенно тащил меня в шумную Москву после репортажа о горячих боях погранотряда с наркоконтрабандистами.

Я лежал на своей нижней полке, забронированной для прессы, в первом купе плацкарты, листал книги о восточных единоборствах и постоянно зевал. Здесь на высокогорье, где кругом чистый разреженный воздух, постоянно хочется спать. Но, так как я с детства увлекался борьбой, зачитывался каратэ, кодексом самураев, то своим увлечением гнал туман назойливой сонливости. Пытался понять и по-своему ответить на вопрос: «Как они жили? Зачем умирали?»

Я выглянул в окно: альпийские луга на фоне гор, да высохшие соленые озера и суслики, как колышки, торчат вдоль дорог. Киргизия – горно – степная страна, на востоке соседствует с Китаем, имеет один хребет на двоих. Поэтому восточные учения здесь в ходу.

Мне известны способы победы над другими, но я не знал главное, как победить себя. Я никак не могу согласиться с тем, что если человек не достиг цели и продолжает жить, он проявляет малодушие. Если же он не достиг цели, то должен умереть, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но ведь каждый нормальный человек пытается найти себе оправдание, чтобы не умирать. Я – журналист, мотающийся по горячим точкам, видавший много раз, как погибали на глазах, и не понимал…

И вдруг оказался очевидцем схватки маленького «японца» с тремя огромными грабителями в вагоне поезда из Бишкека в Москву.

Девяностые годы, из всех углов вылезла вся грязь, которая копилась в стране Советов годами, а может и столетиями…

Но сначала, мы с Ним оказались в одном купе. Мой сосед, невысокий чернявый мужчина, южной национальности, посматривал в окно, где паслись огромные стада животных на ржавых маковых полях. Он некоторое время молчал, присматривался к соседям, а потом сказал одну фразу, и мне стало ясно, что это необыкновенный человек, совсем не такой, как все, окружающие меня люди. Его одежда, манера держаться, взгляд, речь, всё выделялось из нашей серой жизни.

Я профессионально напрягся, собрал все свои университетские знания, попытался разговорить его. Но, всё, что узнал – это то, что он едет с южного города страны, где родился и жил ребёнком с матерью в женском лагере врагов народа. А теперь, навещал старых друзей, отдавал им долги, и вновь обратно в столицу по своим коммерческим делами. И это в лихие 90-е. Дел тогда было несчетное количество, попробуй, догадайся.

Внезапно в вагоне началось какое-то шевеление и потасовка. Трое грабителей выхватили сумку у богато одетой красивой женщины. Она беспомощно протягивала руки, умоляюще смотрела на всех. Баул с нехитрым добром, собранным, наверное, трудом всей жизни. Но все в страхе сидели по своим местам и только молча возмущались. Не меня же ограбили. Двое мужиков попытались отбить, но сильными ударами были брошены на деревянный пол вагона. У одного грабителя блеснуло в руке лезвие ножа.

Мой невысокий собеседник, неведомыми мне приёмами за несколько секунд повалил нападавших на пол, когда те попытались пробежать с добычей мимо него. При этом трость, на которую он опирался, превратилась в меч, самурайский меч-катана. Пока мы все пришли в себя, он уже куда-то исчез. Но я машинально успел снять его на фотоаппарат. Оставшиеся в вагоне мужчины связали лежащих, и дали показания сотрудникам правопорядка.

На станции дорожная милиция, выслушав описание короткого боя, сказала – это восточное, наверное, ученик пленных японцев, обучавших тогда здесь бусидо. Местные знали их всех поименно и уважали.

Тайна восточного учения повернула меня обратно на юг: пересел в поезд, но в другом направлении. Я был поражен и хотел узнать про бусидо как можно больше.

В городке я нашел лагерь, а в нём пожилую женщину, знавшую всё и обо всех.

Смотрительница по фото вспомнила того мальчугана, который превратился в моего необычного знакомого попутчика.

– Это Эмиль, сын Марии, жены испанского партизана, которого расстреляли, как врага народа, а её беременную сослали сюда. Здесь она и родила этого славного мальчишку. Мы его по очереди прикладывали к своей груди, всем хотелось почувствовать себя матерью. Но он смышленый сызмальства был, кусал нёбом сосок, соображал, что без молока, и выплевывал – весело вспоминала пожилая женщина. – Потом, когда ему было лет шесть, Эмильчика, как самого толкового, выделил один японец-ниндзя, и начал с ним заниматься, изображая из палки меч. Пленных Квантунской армии, после поражения в конце сороковых было много в городе. Они часто сидели на корточках и грелись на солнышке, как воробьи, весело поглядывая на наших играющих детишек.

Я их запомнила в заскорузлых сапогах, в тяжелых грязных куртках, с каплей на кончике носа – потели от жары и от работы, строили разрушенные войной дома. Ботинки у них были хорошие, так сняли наши охранники с них и себе надели.

А ещё, что Эмилька учудил, когда в четырнадцать лет сбежал на Кубу в трюме корабля, помогать отрядам Че Гевары сражаться за независимость. Он тогда уже знал иностранные языки и, в том числе, фарси. Семь дней голодным тайно плыл к острову свободы. Там его, конечно, поймали, и чекисты вернули домой. Но школу Эмилька закончил с золотой медалью, такой умный что ли был. Мы удивлялись, все медали были строго распределены между начальством – дочь прокурора, сын секретаря обкома, и вдруг – сын врага народа. Уличная шпана его боялась, он защищал слабых и девочек в обиду не давал, дрался как волчонок. А после школы он уехал поступать в Москву, на товарняке. Денег на билеты у мамы не было, не говоря уже про оплату его учебы. Но он поступил в юридический, где-то кем-то работал и вот вернулся. Отдавать всем свои долги, как он говорил. Все кто ему помогал, получили то, что хотели бы иметь в нашей бедной стране, вот и я получила ткань на новое платье. Шить себе буду, вспоминая его. А мечу своему он обучал в столице детей, так он нам рассказывал. И добавила, в степи и горах сотни дорог, но лишь одна твоя, и он её нашёл.

Я с интересом выслушал рассказ и помчался на поиски дальше, в столицу.

Бусидо переводится, как «Путь воина» – это кодекс самурая, его философия и свод важнейших правил, которые следует соблюдать настоящему мужчине.

В столице таких клубов, где летает самурайский дух, единицы. В одном месте, где проходят тренировки будущих воинов с мечом, мне сказали, что знали Эмиля. О нём легенды ходили, передавая новым поколениям кендо – это «Путь меча» на пути воина, то есть – вся техника работы с катана. Сегодня учение бусидо всё больше уходит в спортивную практику.

Всё у Него с обучением в столице начиналось так. Когда Эмиль дал объявление на обучение бусидо в рекламную газету «Из рук в руки», то лишь через две недели один отец привел к нему сына хулигана с безнадёжным видом. Прошло всего десяток дней, как родители уже заметили изменения в поведении двенадцатилетнего мальчика: он навел порядок в своей комнате, стал лучше учиться и вприпрыжку бежал на занятия с мечом. Отец рассказал о сыне друзьям и тут начался бум: в школе бусидо не хватало мест. Тогда Эмиль поднял взнос до ста долларов. Всё равно шли.

Он часто читал своим ученикам свои стихи и стихи классиков. Он это делал красиво, умел прочесть с выражением.

Все его ученики достигли высоких постов в госслужбе и бизнесе, стали банкирами и коммерсантами. Учение дисциплинировало и вырабатывало упорство, волю, умение идти вперед. Воин, описанный бусидо – это не профессия, а образ жизни, который означает жить в каждый момент, достойно и честно. Десять врагов не совладают с одержимым человеком. Здравый смысл не совершит подобного. Нужно стать безумным и одержимым, когда идёшь к цели. Успех будет при достижении наивысшего уровня гармонии тела и духа. И это не только когда противостоим противнику, но и в любом деле.

Все виды боевых искусств, считал наш «японец», сводятся к тому, чтобы защитить женщину, мать, родину. Спасти, защитить красоту, а красота спасет мир. И снова читал: «Умей мечтать, не став рабом мечтанья, и мыслить, мысли не обожествив; равно встречай успех и поруганье, не забывая, что их голос лжив».

Прошло много лет. Путь длиною в жизнь одного поколения. Лет пятнадцать. Я продолжал поиск ответов на самопознание и развитие личности.

Как-то летом я отдыхал на юге у моря. Прохлада летнего вечера в приморском городе собирает всякий люд на променад на широкой тропе освещенной набережной. Среди гуляющей разношерстной толпы выделялся один невысокий мужчина лет шестидесяти в ярко-синей модной одежде с тростью. Он шёл быстро, с ним все здоровались, кто-то из женщин, не сдерживая эмоций, пытался подойти познакомиться, но наш щёголь шёл, не останавливаясь, вежливо кивая головой.

Вокруг меня зашептали: вот он – генерал, легенда города, у него более сотни костюмов… Я сразу узнал своего пропавшего героя и всем внутренним миром ринулся к нему.

– Вы меня помните? Я – журналист, мы ехали в одном купе из Бишкека…

Он моментально кивнул, улыбнулся и назначил встречу на завтра у памятника Пушкину. Я был счастлив: наконец-то я нашел его, и у меня к нему накопилось множество вопросов. Наконец-то я смогу завершить неоконченную повесть. С нетерпением дождался утра, надел самый лучший свой наряд и отправился к своему «самураю».

Эмиль встретил меня как старого друга, несмотря на свое высокое положение. Как всегда, он неотразим, в каком-то черном восточном костюме. На галстучном платке сверкала брошь с камнем. Шляпа и туфли также были того цвета. В руках трость и на безымянном пальце – гранатовый перстень.

Он сначала расспросил меня, а затем повёл на набережную. Я все время пытался задать ему свои вопросы, но это было сделать просто невозможно. Его постоянно отвлекали прохожие – то приветствовали, то пытались заговорить с ним, а то и сфотографироваться. Он заметил мою нервозность и предложил зайти к нему домой. Сказать, что я был на седьмом небе, это значит ничего не сказать.

Двухкомнатная квартира походила на музей картин с обнаженными женщинами и всевозможными статуэтками. Вокруг летал самурайский дух, с рыцарством, мужеством и красотой. В красном углу висело снаряжение бойца кендо – шлем, кираса, котэ, юбка и зачехлённые три меча разного размера.

Он искусно извлек меч из ножен и в одно мгновение разрезал пополам падающий мишень-листок острым лезвием клинка настоящей катаны, длиной примерно метр. При этом Эмиль громко выкрикнул «Кияй», что я от неожиданности вздрогнул.

– Лихо вы тогда в поезде дали отпор тем грабителям. Как это у вас так здорово получается?! – вставил я комплимент, наводя его на продолжение темы.

– Тогда я был молодой. Ещё мог бы и вслепую, с завязанными глазами сражаться против трёх. Сейчас уже не тот, – он ударился в воспоминания. – Как-то на Востоке в одной из стран попал в переделку и долго скрывался без связи. Так досталось всем, особенно матушке, когда к ней приходили из органов. Я даже стихи написал об этом:

– Мать, твой сын тебе писал?

– Писал, и я люблю его как прежде.

– Мать, а может он бежал?

– Значит, так было надо, он мой как прежде.

– Мать, твой сын погиб на войне в огне или в тюрьме!?

– Он жив, я чувствую его как прежде.

– Запутала ты нас, старая, скажи, в какой он тьме?

– Он мой, как прежде, он во мне.

Эмиль читал с таким выражением и паузами, что у меня невольно навернулась слеза, и перехватило дыхание.

– Ух, – перевёл я дух. – Сильно написано!

– Я всегда писал стихи, несколько сборников издал, – вспоминал он. – Особенно после того, как познакомился с сестрой Сергея Есенина: она жила в Средней Азии в ссылке. Как-нибудь почитаю. Книжечек не осталось, всё раздал друзьям, но кое-что помню.

Эмиль в свою бытность объездил много стран Ближнего Востока. Везде у него были влиятельные друзья, с помощью которых он мог решать задачи высокого уровня. С ним считались и советовались. Дарили ему дорогие подарки, квартиры, поместья. Он поработал даже в ООН.